Песнь о Сибранде - Погожева Ольга Олеговна 5 стр.


 Олан как?  безжалостно прервал жалобные возлияния я, берясь за топор.

Сын дёрнул плечом.

 Кричал сильно. Теперь в стену смотрит.

Кольнуло сердце ржавой иглой. Шевельнулось в животе склизкое, тошнотворное. Скрыла борода заходившие под кожей желваки

И медленно, как натягиваемая тетива, просочился внутрь прохладный воздух.

 Зови Назара,  выдохнув, велел я.  Помогать станете.

Помощь мне не требовалась, но присутствие детей скрашивало чёрные мысли. Не раз и не два выбегал из дому Илиан, крутился рядом без дела, то слушая братьев, то ластясь ко мне; против обыкновения, не гнал прочь среднего, отдавая болезненную любовь с лихвой. Просил тем самым прощения за вынужденную разлуку, за внимание, которым обделял старших детей после рождения младшего, за излишнюю строгость

День пролетел незаметно, и сделал я куда меньше работы, чем собирался. Дров нарубил едва ли не на седмицу, мясо засолил, корму курам да козам заготовилбольше ничего не успел. Проклятая дверь скрипнула, напоминая о себе, как только я вошёл в дом, и Октавия тут же набросилась на меня с громогласными упрёками:

 Что на ужин нейдёшь? Обед пропустил! Даром я тут кручусь, похлёбку куховарю? Да только не льстись зазря: не ради тебя на такие жертвы иду! А ну, славные воины, бегом за стол! Да куда, куда с руками-то?! Вон, в корыте-то ополосните!

В другой раз я бы не смолчал: дивную серебряную миску, из которой умывались по утрам, я привёз с собой из столицы после одного из военных походов. Орла радовалась доброму металлу, как дитя

Но я был слишком подавлен, чтобы возражать свояченице. Пока старшие сыновья, гомоня, мыли руки и рассаживались, я тихо опустился на колени рядом с младшим, сидевшим на шкурах у тёплого очага. Рядом с Оланом лежали самодельные игрушкинаследие от уже выросших детейно сын не проявлял интереса ни к одной из них.

 Его я покормила,  глянув в нашу сторону, сказала Октавия.  Молока выпил цельный стакан, хлебом закусил, даже мяса вяленого пососал немного. А ты говоришьплохо ест! У меня и не такие отъедались!..

Я взял Олана на руки, прижал к себе, проводя пальцем по нежному личику. Сын вскинул к потолку голубые глаза и вновь уткнулся взглядом в пол. И вновь накатила лютая тоска, вгрызлась кровавыми клыками в искромсанное сердце.

Всё же я нашёл силы оторвать сына от себя, поцеловав на прощание, и вложить в безвольную ручку крохотный деревянный молоток. Слабые пальчики тут же разжались, и бесполезная игрушка упала обратно на шкуры.

 и сидит уже хорошо,  продолжала бодрую речь Октавия.  Пойдёт, непременно пойдёт, Белый Орёл! Вот увидишь

 Прекрати,  не выдержал я. Поднялся на ноги, подходя к столу, встал у своего места.  Довольно пустых надежд. И речи твои добрыене помогают.

Свояченица обозлилась, но я уже кивнул Илиану, и средний начал чтение положенных перед едой молитв. Вот только я, как ни старался, вникнуть в их смысл не мог.

Вечер пролетел слишком быстро. Я всё не отпускал от себя сыновей, будто не на несколько дней шёл, а расставался на долгие годы, и лишь когда Назар, прислонившись ко мне, уснул на скамье, я отпустил детей на ночной сон.

Октавия от моей кровати решительно отказалась, заверив, что успеет ещё там бока отлежать, покуда я заезжих магов развлекать буду, и я не стал ей перечить. Улёгся рядом с уже посапывавшим Оланом и провалился в сон почти тут же, даже не разобравшись, как и где устроилась Октавия.

Ночь прошла беспокойно: проснулся и раскричался младший, старшие дети то и дело вставали по нужде, и лишь ближе к рассвету я уснул крепким сном, который прервала бесцеремонная свояченица.

 Вставай, Орёл,  громко шепнула она мне в самое ухо.  И исчезни из дому поскорее. Не нужны тебе слёзы да сопли перед дорогой

Я оделся быстро, приняв во внимание правоту родственницы. Походные мешки уже ждали у конюшни, так что всё добро, что я имел при себе, выходя из дому, было на мне: амулет Великого Духа, с которым не расставался уже двадцать лет, доспех поверх тёплой одежды, трофейный двуручник, лук и колчан со стрелами.

Привязав сумки да меч к седлу, выехал за ворота, и хорошо протоптанной тропой миновал дом соседки. В крошечном окне горел свет: Тьяра не спала. Я тряхнул поводьями, чтобы проехать знакомые ворота поскорее, и расслабился лишь, добравшись до кузницы: отсюда меня видеть не могли ни домашние, ни добрая соседка.

Зато здесь хватало иных взглядовнастороженных, недоверчивых, откровенно хмурых. Магом я, конечно, не был, но за долгие годы изучил нравы односельчан, как собственные, а потому и мысли их почти наяву слышал: «недаром не доверяли поначалу», «чужаком был, чужаком остался», «приняли, обласкали, а он», «уж кто-кто, но Сибранд», «видимо, сманили нашего старосту альды и брутты, ещё в годы службы при легионе»

Знал я лучше многих нрав наших ло-хельмцев, и понимания не ждал. Зла не держал тоже: отойдут, одумаются, догадаются, что не предатель я, не перебежчик, и что причин для ненависти к магам у меня куда больше, чем у них

Колдуны ждали меня за околицей, как и договаривались. При моём приближении ходившая по тропе в нетерпении Деметра поджала тонкие губы и вскочила в седло, раздражённо поглядывая в мою сторону.

 Запаздываешь, староста! В Живых Ключах мы должны быть не позже конца седмицы, иначе

 Источник высохнет?  не сдержавшись, усмехнулся я, проезжая мимо.

 Кто тебе сказал?  тотчас вспыхнула колдунья. Резко обернулась, стрельнув взглядом в помощников, и тронула поводья, не дождавшись от них ответной реакции. Люсьен держался мастерски: ни один мускул не дрогнул на юном лице под строгим взглядом старшей из отряда.

 Да полно тебе, Деметра,  заурчал серебристый ручеёк девичьего голоса.  Не враг же он нам Верно, Сибранд?

Прекрасная Элла даже имя моё запомнила, хотя я не представлялся никому из них. В таверне каких только баек не наслушаешься. И про меня соседи судачили с большой охотой

И всё же ответом альдку я не удостоил. Повидал я, как некоторые из легионеров пленялись красотой серокожих красавиц, и как находили их наутро с распоротыми животами и развороченными кишками

 Мы срежем дорогу,  смилостивился над нервничавшей Деметрой я.  И будем в Ключах задолго до конца седмицы.

Дальше ехали молча: предрассветные заморозки заставляли ёжиться даже меня, не говоря уже о кутавшихся в свои плащи магов. Как держалась Эллаэнис, потерявшая много крови, я не знал, а оглядываться да проверять не хотел. Красива была проклятая нелюдь! До дрожи красива

Когда рассвело окончательно, и белый день упал на стонгардские горы, освещая все тропы и дороги сверкающими красками, маги чуть оживились.

 Богатая у вас земля,  заметил Люсьен, поравнявшись со мной. Въехав в небольшой лесок, коней пустили шагом: здесь снег оставался нетронутым и довольно глубоким.  Столько всего вокруг

Я помолчал, провожая взглядом вспорхнувшую на ветку красногрудую птицу. Великий Дух, неужели скоро весна? Всё не верится

 Да,  отозвался я наконец.  Наша землябогатая.

Люсьен обрадовался отклику, подъехал ближе, с интересом поглядывая на мой посеребренный двуручник под походными сумками.

 Откуда такое сокровище?  искренне восхитился он, когда разобрал альдские руны на клинке.  Произведение искусства, а не оружие! От такого и умереть не стыдно Трофей?

Я кивнул.

 А доспех зачем надел?  вновь не удержался Люсьен.  Ждёшь неприятностей от дороги? Собираешься нас защищать?

«Если вас убьют в пути, то всё зря»,  подумал я, но вслух ничего не сказал. Зачем пугать заезжих магов расплодившимися в последнее время волчьими стаями, летучими ящерами с горных вершин и прочими нежелательными встречами?

 А ты немногословен,  фыркнул молодой маг, внезапно развеселившись.  Слышал в деревне, ты многодетный вдовец. Что, так хотел от потомства сбежать, что согласился даже на сопровождение подлых колдунов?

«Что ты знаешь о потомстве и о подлости?»привычно подумал я. Будь Люсьен постарше, я бы, может, обозлился от неприятного вопроса. Но я видел перед собой юнца, который отпал от благословения Великого Духа и стал на путь Тёмного. Возможно, во мне сыграло развитое отцовское чувствоЛюсьен показался почти ребёнком, нуждавшемся во внимании и правильном воспитании. Да и внешность у мальца вполне располагающаячеловеческая, уж по крайней мере

 А я другое подметила,  вдруг подала из-за спины голос Деметра.  Говор у тебя, староста, не местный. Здешний ли ты вообще?

 Не местный,  подтвердила Эллаэнис, продолжая обсуждение так, будто меня рядом не было.  Сикирийский диалект

 Верно,  с удивлением подтвердил Люсьен.  А я и не заметил Как так, староста?

Я помолчал, но затем всё же выговорил нехотя:

 Я вырос в Арретиум Артаксарте.

Люсьен присвистнул, с улыбкой обернулся к удивлённым спутницам:

 Слыхали, уважаемые коллеги? Из самого сердца Империи, из столицы! А вы говорили

О чём говорили заносчивые «коллеги», я так и не узнал: Люсьен вовремя умолк, а колдуньи перевели разговор в более безопасное русло.

 У нас уже давно весна,  вздохнула Эллаэнис, разглядывая унылые серые пейзажи заметённых подтаявшим снегом лесистых холмов.  Когда у вас оттепель, Сибранд?

Говорить не хотелось, но и промолчать я не мог.

 Скоро.

Люсьен отчего-то вновь развеселился, бросая лукавые взгляды через плечо.

 Коротко и ясно,  энергично кивнул парень, отчего его меховой капюшон едва не съехал.  Не привыкла к такому отсутствию внимания, Элла? Не по зубам тебе стонгардец?

Что ответила веселящемуся брутту юная альдка, я уже не слышал. Перегнувшись через седло, одним махом выхватил из ножен серебристый двуручник.

 Ты чего, староста, я же пошутил,  поразился Люсьен, глядя на меня расширившимися глазами.

Ответом ему послужил волчий вой и тихая ругань Деметры Иннары, первой увидевшей несущуюся на нас из пролеска стаю.

 Проклятье!  усмехнулся маг, тотчас взяв себя в руки.  Это ты собачек так испугался? Не бойся, староста, защитим

Эллаэнис вскрикнула первой, когда увидела наших стонгардских волков. Я спрыгнул у первого же дерева, закинув поводья на ветку: Ветер, хотя и боевой конь, мог от близости хищников рвануть с места в галоп, оставив хозяина разбираться с опасностью самому, а искать его мне уж точно не хотелось.

 Куда, староста!  заорал Люсьен, когда я ринулся вперёд.  Напролом!

 Нет!  крикнул я в ответ, не тратя слов попусту. Объяснять брутту очевидное, что их лошади, не лучшие клячи в нашей деревне, не смогут уйти от матёрых тварей, я тоже не стал. А стрелы на их толстые шкуры тратитьдело гиблое

Со свистом пронёсся мимо меня сверкающий шарколдуны сориентировались быстро. За ним ещё и ещё одинно и волки не испугались подготовленных гостей, пропускали магические заряды мимо себя, приближались яростными рывками.

Первого я разрубил в прыжке, на взлёте, выворачивая клинок из тяжёлой туши в тот же миг. Второй прыгнул мне на шею

Мельком оборачиваясь, видел магов, с пальцев которых срывались голубые разряды, зелёные всполохи и красные, как кровь, языки пламени. Элла, так и не слезшая с седла, держалась в стороне, зато Деметра с Люсьеном, последовав моему примеру, воевали далеко впереди своих коней.

Я сбросил с себя ещё двух тварей, очерчивая защитный круг длинным клинком. Двуручник описал дугу, расцарапав морды подобравшимся чересчур близко волкам, и в следующий миг опустился на шею самому нерасторопному из них.

Следующего я разрубил пополам, но кромка клинка застряла в позвоночнике, и выдернуть меч я не успел, а потому развернулся к прыгнувшему на меня волку безоружным. Поймал в полёте, вцепившись обеими руками в горло, и сжал, заставив клацнувшую пасть исказиться от боли. Шипы стальных перчаток завершили дело, порвав глотку. Тёмная кровь хлынула на грязный снег, и я разжал пальцы, позволив туше рухнуть вниз. Конвульсии зверя продолжались, но добить его, не выдернув клинка, я не мог. Последнего сделать снова не успел: подоспевший на подмогу собрату волк прыгнул, и я не успел перехватить его так же удачно: клыки-сабли сомкнулись вокруг руки.

Что-то крикнул со стороны Люсьен, но я не слушал: безжалостно и сосредоточенно я вколачивал собственный кулак всё дальше в глотку яростно бившемуся волку. Зверь бы и хотел, но теперь уже не мог вырватьсяа в следующий миг мои пальцы нащупали внутри горячее и пульсирующее.

Должно быть, со стороны это выглядело ужасающе: я зарычал, рванув на себя утробу бьющегося в конвульсиях зверя, и выдернул руку тотчас, как ослабла хватка неумолимых клыков. Без доспеха я бы уже давно стал одноруким, но милостью Великого Духа всё обошлось. Окинув взглядом поле боя, заметил, что убежать не многим из волков удалось: больше двадцати туш осталось в сером, забрызганном тёмной кровью снегу.

 Ты безумец, староста!  поразилась Деметра, в то время как колдовской блеск в её глазах стремительно гас.  Он же мог тебя порвать!

 И это ваши волчата?  с пониманием кивнул на огромного зверя Люсьен.  Что же ты не предупредил? Удивить хотел?

Вместо ответа я взялся за рукоять двуручного меча, пытаясь выдернуть его из мёртвой туши.

 Будто не к тебе обращаются!  вспылила Деметра.  Слышишь, староста? Отчего не предупредил, что волки ваши величиной с медведей и свирепее во сто крат?

 Не все,  выдернув наконец двуручник из кости, проронил я.  Только эти, с горных вершин. Весна близится. Они голодные.

 Всем всё понятно?  обратился к спутницам Люсьен и сам же фыркнул.  Оголодали зверюги, только и всего! А ты ничего, староста!  вдруг обратился ко мне молодой маг.  Недаром говорят, что лучших воинов, чем стонгардцы, во всём мире не сыщешь!

 Чего не скажешь о бруттах,  буркнул себе под нос я, вытирая меч от крови.  Да и в магических искусствах первенство с альдами поделить не можете

Люсьен странным образом расслышал, но, против ожиданий, не обиделся.

 Сильные, выносливые, но слишком прямолинейные,  вынес вердикт молодой брутт, запрыгивая в седло.  Как собираетесь защитить свою богатую землю?

И рассмеялся мне в лицо, трогая поводья. За ним последовала так и не спешившаяся Эллаэнис, в то время как я унимал бешено бьющееся сердце. Челюсти будто судорогой свело; пальцы сжались сами собой на длинной рукояти трофейного меча. О том, как мы защищаем свою землю, не тебе, юнец, судить! Ты не первый маг, с кем свела судьбавот только остальным после встречи со мной не повезло больше! И таких, как я, воинов в Стонгарде и впрямь хватает

 Люсьен всегда неудачно шутит,  вдруг раздался позади почти незнакомый голос.  Не принимай близко. Он лёгкого нрава, любит колкие фразы, упивается своей силой Так часто бывает с молодыми и талантливымизабывают, что опыт порой сильнее врождённого дара. А уж последнего у Люсьена хватает,  задумчиво добавила Деметра.  Один из лучших адептов

Я не ответил, но колдунья вдруг положила руку мне на предплечье, останавливая на ходу. Ученики её уехали уже достаточно далеко, чтобы не слышать нас, но она всё равно сказала негромко, едва слышно:

 Ты славный воин, Сибранд, и я бы не отказалась от твоей помощи в случае нужды. Скажи, велика ли услуга, о которой ты говорил? Или за твой меч и защиту мы должны будем отблагодарить тебя отдельно?

 Я взялся вас вести до места,  помедлив, ответил я.  И приведуво что бы то ни стало. Я не наёмник, меч за деньги не предлагаю. А вот за услугу, коли выполните

 А если нет?  быстро задала следующий вопрос Деметра.  Если не сумеем?

 Тогда я сам приду к вам,  ответил уклончиво, запрыгивая в седло.  Если никто из вас не поможет.

Ответом мне послужил хмурый взгляд, обещавший долгие объяснения у вечернего костра. Я не возражал: рано или поздно с ведьмой придётся объясниться.

Привал устроили у подножия холмов, за которыми начиналась труднопроходимая горная тропа. Этим путём ло-хельмцы часто ходили в портовый город Кристар, и часть его была безопаснойдо малоприметной развилки, откуда я собирался вести магов вверх, прочь от побережья.

 Милое местечко,  заметил мимоходом Люсьен, когда мы завели коней под раскидистую крону огромного дерева.

На обледенелых ветках налипли снежные пласты пушистым куполом, и лошади оказались защищены от ветра и метели внутри удивительного шалаша. Я не один знал про это место: на покрытой мелким рассыпчатым снегом земле ещё оставались пучки сенаверный признак того, что многие спутники пережидали ночь под приветливым деревом.

Чуть поодаль, у скалистого склона, добрые люди оставили грубо сколоченные палатки. Шкура на них была плотной, не пропускавшей пробирающие ветра с вершин, и земля внутри оставалась почти чистой.

Назад Дальше