Гоняться за князьями или принцами крови ей еще никогда не доводилось. Но предчувствия не обманывали. Еще один суицидник, потерявший веру в жизнь и желающий насладиться острыми ощущениями напоследок, дурной мальчишка с какой-нибудь его безнадежной любовью к простой девушке, отвергнувшей его, которую нельзя спасти, даже если забрать ее с собой на Корабли Спасения на восемнадцать лет скитаний.
Гелеспа бежала по высокому снегу, чувствуя, как разливается по венам привычная и прекрасная волна адреналина. Ее доза. Ее безумие и бесстрашие. (продолжение следует)
Фрагмент второй
Гильгамеш сидел в высоком медицинском кресле с привязанными к подлокотникам руками. Прямо над его головой мигал индикаторами стационарный робот-экзекутор. Четыре его руки-манипулятора были наизготове.
Слева и справа от кресла на белых многоэтажных этажерках стояло несколько странноватых, диковинных приборов, лежали инструменты, ампулы с препаратами для инъекций. Предстоял допрос. Отвратительный, как все, чем занимался Департамент Защиты Королевского Двора.
В комнате, кроме Его высочества, сидел еще один человек в белом, лоснящимся чистотой халате, по всей видимости, секретарь допроса. Гильгамеш эту рожу не видел никогда: лупоглазая физиономия все время облизывала свои бесформенные губы и что-то бормотала своему обручу связи.
Гильгамеш усмехнулся. Настроил свою мнемосенсорную маску и через пять секунд повторил эту самую рожу на своем лице, разумеется, смехотворно преувеличив все ее и без того «выдающиеся» параметры. Секретарь не сразу заметил эту издевательскую перемену в допрашиваемом, но когда заметилзаерзал на стуле, стал пожимать плечами и вести себя очень нервно. Наконец не выдержал:
Ваше высочество, сказал он, отчетливо краснея и потея на скулах. Я протестую! Пусть подсудимый немедленно прекратит свои мерзости!
Лобсанг Пуритрам, а он сидел рядом с рожей, как всегда полуприкрыв глаза, поигрывая длинной золотой тростью, постукивая ей по носкам черных лаковых туфель, проигнорировал обращение секретаря.
«Прекрасно, подумал Гильгамеш, я уже подсудимый! Быстро они все поворачивают»
Ваше высочество, менее уверенно повторил секретарь.
Лобсанг неожиданно для Гильгамеша сделал нечто удивительное: он замахнулся на секретаря тростью. Тот сжался, втянул голову в плечи и отодвинулся вместе со стулом не меньше чем на метр от регента.
Итак, Гильгамеш, меня интересует то, над чем ты работал последнее время и какие цели перед собой ставил. Лобсанг Пуритрам снова вернулся к своему занятию постукивания тростью по носкам туфель.
Вы уже знаете, Ваше высочество. Одной из главных целей моей работы было увеселение Их Величеств. Всегда и во всем я искал все мыслимые средства для этого. Уж такова моя планида.
Меня не интересует твой шутовской промысел! И уж поскольку Их Величества не пригласили тебя с собой в полет на Кораблях Спасения, значит, тебя, мягко говоря, приговорили к опале. По моим данным, тебя очень многие не любили при Дворе, а некоторые даже боялись
Боялись? Меня? Вы шутите. Боялись вас. Вашего Департамента, ваших натасканных псов, вашей изощренной политики. Вы явно путаете нас местами, Ваше высочество. А хотите побывать на моем месте прямо сейчас? Пусть мое предложение запротоколируют. Слышь, ты, крючконос, запиши на свой обруч. А хорошо вы его, Ваше высочество, осекли, я даже подумал, что приложитесь. Правильно, пусть знает, с кем разговаривает!
Ты уходишь от темы, Гильгамеш. Не начинай все сначала.
Хороший разговор можно продолжать до бесконечности. Когда я был в превосходной форме, я мог часами развлекать Их Величеств, часами напролет!
И подсыпал им при этом свои наркотики, я прав? Ты их испытывал на всем Дворе, а потом заносил результаты в секретные файлы, анализировал Снова испытывал, снова заносил Под личиной шута тебе многое удавалось. На кого ты работал, Гильгамеш? Ты готовил переворот? Чего ты добивался, отвечай!
Гильгамеш снял с лица надоевшую ему рожу лупоглазого секретаря, мысленно приказал маске запечатлеться в классической гримасе сатира.
Да, я готовил переворот, сказал он с нарочитой серьезностью. Я готовил переворот всех дурацких мозгов наподобие тех, что сидят в твоей черепушке, Лобсанг! О да, это была моя великая задумка. Никогда я еще не подбирался к цели так близко. Мой наркотик обладает божественным действием
Молчать, шут! регент взорвался в точности как и тогда в тронном зале. Трость его со свистом рассекла воздух.
В три быстрых шага он подошел к креслу робота-экзекутора. Извлек из кармана своего камзола запаянную ампулу с веществом изумрудного цвета. Гильгамеш узнал свой последний экспериментальный образец. Они изъяли это вещество из лаборатории. Его надежду, его последнюю надежду
Гильгамеш мысленно написал в памяти всю его длинную и сложную формулу. Он может синтезировать это вещество, если выберется отсюда. Ему стоило предвидеть такую развязку. Он потерял время. Ему все еще нравилось играть шута. Даже в пустом дворце. Блукать из покоев в покои, читать свои монологи, думать вслух. Глупая привычка обернулась против него. Он позволил им разоружить себя. Боже, как он ошибся! Ведь если они сейчас заставят его говорить правду, а это не сложно, наверное. Наверное Гильгамеш напрягся. Проклятые кожаные ремни, проклятые подлокотники, проклятое кресло! Хотя кое-что у него все-таки есть
Экзекутор! выкрикнул регент. Один из манипуляторов кресла-робота дернулся и подался вперед, словно хотел каким-то движением отдать честь Пуритраму. Экзекутор, повторил регент, помести эту ампулу в обойму инъектора и сделай укол нашему подопечному в вену. Включи все датчики, все биосканеры и регистрируй малейшие психические отклонения! Исполняй.
Экзекутор принялся исполнять приказ. Манипуляторы робота задвигались, как лапы громадного механического паука. Ровно через минуту тело Гильгамеша было опутано изрядным количеством разных проводов с присосками. Грудь, шея, голова, даже икры робот облепил микродатчиками, похожими на коралловые полипы. Вся верхняя одежда Гильгамеша, разрезанная ножницами, валялась на полу.
Маску не трогать! прошипел Гильгамеш. Она приращена к моим лицевым нервам, ублюдки!
Плевать мне на маску! Можешь изображать ей хоть собственный зад, шут! Ты, наверное, и это умеешь
Хочешь убедиться? Я доставлю тебе такое удовольствие!
Сначала я доставлю тебе другое! Экзекутор, укол!
Манипулятор был хирургически точен. Гильгамеш разжал кулак правой руки. Манипулятор с пистолетом-инъектором ушел в сторону и замер. Гильгамеш почувствовал жар и покалывание на спине. Сами того не ведая, они вооружили его
Точное название препарата, быстро заговорил он, по моей версии: нейроквантовый замедлитель времени. Испытывался четырнадцать раз. Наибольший и окончательный эффект я возлагал на пятнадцатую поправку. Была достигнута максимальная сцепка в компонентах и самосинтезирующихся цепях связей Я поздравляю себя, а заодно и человечество. Кроме того, я намерен как можно быстрей покинуть эти стены.
Гильгамеш посмотрел на Лобсанга и лупоглазого секретаря. Оба были неподвижны. Рука секретаря застыла в воздухе: он тянул ее к стакану воды, стоявшему на столе. Лобсанг Пуритрам, очевидно, стремился к повороту своего тела и что-то хотел сказать секретарю. Нижняя челюсть регента уплывала со скоростью миллиметр в час.
Гильгамеш усмехнулся внутренней усмешкой. Очевидно, слова его последнего признания пройдут мимо их ушей. Ничего не услышит и не зафиксирует также обруч связи и кресло-робот.
Гильгамеш отдал мысленный приказ маске, и та полностью, но уже без шаржевых искажений повторила лицо Лобсанга Пуритрама. Шут попробовал представить себе голосовые связки регента. С освобождением левого запястья возиться не пришлось. Никто об этом во Дворе не знал, но левая рука Гильгамеша уже давно была подобием его маски, точней говоря, левой руки до локтя в анатомическом смысле не существовало вовсесуществовал мнемосенсорный дублер, способный принимать любые формы: удлиняться, скручиваться, становиться, например, подобием ножа или шпаги
Гильгамеш встал с кресла, провода и «полипы» датчиков должны были полететь на пол, но их полет для восприятия напомнил мгновенное замерзание в воздухе.
Я учел этот эффект, сказал Гильгамеш, пробуя на звучание голос Лобсанга. Действия применившего препарат для него остаются обычными, впрочем, осмыслить психомоторику этого явления я пока затрудняюсь
С последними словами бывший королевский шут подошел к регенту и начал его раздевать: расстегнул камзолкамзол не снималсямешала трость. Гильгамеш вырвал трость и отбросилта, пролетев примерно с полметра, застыла в воздухе. С рубашкой было просто. Брюки вызвали проблемы, но ненадолго. Чуть подтолкнув регента, Гильгамеш дождался, пока ноги Его высочества оторвутся от пола и все тело начнет стремиться к падению. Брюки и туфли снялись легко. Пуритрам был коротышкой, но отнюдь не худым коротышкой.
Когда Гильгамеш стал облачаться в одежду Его высочества, выяснилось, что из брюк с золотыми лампасами получаются бриджи. Хотелось пить. Подойдя к столу, где сидел лупоглазый секретарь, Гильгамеш взял со стола стакан, выпил воду, опустив стакан у самого рта лупоглазого. Стакан «замерз» в воздухе. Гильгамеш снял обруч с головы секретаря и надел на свою. Не стоило все же оставлять им хоть какие-нибудь улики. Вспомнив еще об одном моменте, вернулся к роботу-экзекутору, вытащил из пистолета обойму с раздавленной ампулой. Оставалось только разобраться с дверью и, конечно же, со всеми остальными дверями Департамента. Как будет работать автоматика? Гильгамеш решил, что проблем с дверями не предвидится, но открывать все двери придется вручную. Такие же эффекты наблюдались и раньше, во время испытаний препаратов-предшественников.
Ровно через семь минут своего времени Лобсанг-Гильгамеш, правда, слегка подтянувшийся в росте, уже был на улице
О, как изменился окружающий мир! Как он должен будет измениться, когда препарат смогут применить все люди! Особенно в день, когда начнет сбываться проклятие Великого Приговора
Гильгамеш-Лобсанг чувствовал себя совершенно свободным. Ничто в мире не являлось для него препятствием. Даже Догорающее светило
***
Дети Чудесные дети, Терциния и Дарий. Они были созданы друг для друга, хотя, возможно, никогда об этом и не подозревали.
Гомер искренне симпатизировал им. Они не могли прекратить своих объятий, кажется, ни на минуту. Ни в рубке, ни в каютах, ни на «баке», ни в каких закутках прекрасного их корабля. Они извинялись перед ним, если он случайно заставал их целующихся, упоенных друг другом и свободой, так неожиданно ставшей для них реальной здесь на угнанном королевском фрегате. Их странная идиллия походила на ту, которую уже много лет переживал он с Гелеспой на Снежной Ладе, в горах Панчалиллы.
Разумеется, угнанный корабль уже был объявлен в розыск. Другое дело, что в нынешнее время никакая служба, в том числе и патрульная космическая, не работала со стопроцентной отдачей. Факт угона, будь то королевского, будь то республиканского корабля, не удивлял настолько, чтобы представить, как какой-нибудь, даже очень честолюбивый, военный капитан, сломя голову, пускается в погоню, на перехват угонщиков, с пеной в лопатках, рыскает по межпланетным маршрутным коридорам или же за их пределами.
Скорей всего такой капитан должен был бы оказаться этаким флегматичным охотником, не выползающим из пьяного угара, равнодушным к начальственным приказам служакой, вообразившим свое «неблагодарное» дело вершиной личной значимости И все равно, сколько бы «или» ни разделяло таких капитанов, совершенно не принимать во внимание их существование было бы ошибкой.
Согласно последней межпланетной конвенции, всех угонщиков кораблей автоматически приравнивали к пиратам и объявляли вне закона. Война с пиратами шла давно и совершенно безрезультатно. Пиратов в обоих Кругах системы поддерживали утильщики, скупавшие все на свете, от людей до кораблей.
Утильщики жили на терраформированной планете, красивой, экологически чистой и самой при том техногенной. Пираты охраняли утильщиков, но в душе презирали их за ростовщический дух и непомерное стяжательство. Цивилизованные республиканцы Независимых Астероидов недолюбливали Королевский Двор и, по некоторым сведениям, смотрели сквозь пальцы на пиратов, таскающих со Двора разное добро. Так строились отношения до Великого Приговора.
Великий Приговор внес беспрецедентную анархию во все конвенции. Власть, там, где она что-то значила, сейчас теряла смысл. Там, где всегда была абсурдом, приобретала вес и цену. Цена выражалась одним словомспасение. Сверхцена выражалась другим словами: спасение любым способом. Цену и сверхцену должны были назначать только монстры. Монстры понуждали себя охраняться от шакалов. И монстры, и шакалы пускали в ход все резервы
Поэтому, когда на третий день их полета-угона в капитанской рубке вспыхнул экран системной связи и вся троица увидела лицо незнакомого капитана из королевской патрульной службы, Дарий Скилур, перешучивающийся с любимой «пилотессой», вдруг посерьезнел, правда, всего на пару минут, пока патрульщик с банальной монотонностью зачитывал им их права:
У вас есть ровно двенадцать минут, чтобы обдумать свое положение и сдаться. Любое превышение этого срока, любой шаг вправо или влево будет расценен как отказ от ультиматума. В момент сдачи корабля и ареста вы имеете право хранить молчание. Любое сказанное вами слово, как и действие, будет использовано против вас. Угнанный вами фрегат класса «листригон» является собственностью Королевского Двора. Вы находитесь в зоне физического поражения и радиоперехвата используемых вами частот. Два наших корабля-перехватчика у вас по курсу. Сопротивление бесполезно. От себя лично добавлю следующее: адвоката вам назначено не будет, так же как и распознавателя останков в случае сами знаете каком
К черту случай! Дарий нажал кнопку принудительного отключения системной связи. Терциния, где мы находимся?
Мы у приграничной зоны Республики. Архипелаг бешеных рифов, если говорить точно. Шестьдесят восьмой кольцевой сектор.
У тебя есть идеи?
Ни одной стоящей! призналась Терциния.
А что вы скажете, господин Гомер?
Есть один трюк, который когда-то сотворил один знакомый мне друг-капитан Одиссей-Киклоп
И что же он придумал?
Снарядил шлюпки, набитые киберами, переодетыми в наши платья. Выключил двигатели нашей посудины. Вышел на связь и сказал, что сдает корабль. Попросил принять команду на борт перехватчика. Тому, естественно, понадобилось выйти из «режима тени». Опасаясь подвоха, они включили все свои «радиоуши» и стали прослушивать корабль Киклопа. Корабль, разумеется, был нем как рыба, и мы как мышини звука, ни стука, ни малейшего движения. Перехватчики сблизились и открыли шлюзы. А Одиссей-Киклоп взорвал управляемые мины на шлюпках с киберами. Словом, мы их корабли разгерметизировали и изрядно повредили, после чего спокойно ушли
Дарий присвистнул и возбужденно хлопнул себя по лбу.
Так вы были пиратом, господин Гомер?! Как я не догадался
Не пиратом, Дарий, Гомер покачал головой, скорей контрабандистом.
А что этому вашему Одиссею-Киклопу не было жаль тех несчастных киберов? спросила Терциния.
Конечно, было жаль. Поэтому-то он вынул из них все чипы индивидуальности и запер их в сундук, а в шлюпках сидели чистые механические идиоты. Когда мы достигли одного из спутников Пестрой Мары, Киклоп приобрел для чипов новехонькие куклы, то есть тела. Команда возродилась.
М-да! протянул Дарий Скилур. Этак можно в одиночку с одним только сундуком чипов путешествовать! Однако как поступить нам сейчас? У нас ведь нет киберов
У нас нет киберов, согласился Гомер, но у нас, как и тогда, есть двенадцать, верней, уже семь, минут на размышления Давайте вспомним о том, что нас объединило
Скорей не что, а «кто»! сказала Терциния, сжимая рукояти пилотского штурвала. И этим «кто» являетесь вы, Гомер. Почему я поверила вам еще тогда в ресторане? Почти поверила Кто вы, господин Гомер? Почему Дарий помогает вам, почему Сулла Мануситха приберег для вас столько свободы?