Мое имя Кровь,объявил человек.Я осматриваю это имущество. Я уже осмотрел сад и все, что в нем, но другие здания закрыты. Я бы хотел, чтобы ты провела меня по ним и показала мне все.
Я не могу впустить вас в нашу киновию,твердо сказала майтера Мрамор.И я не могу разрешить вам войти одному в дом авгура. Но я буду счастлива показать вам наш мантейон и палеструпри условии, что у вас есть веская причина желать увидеть их.
Красное лицо Крови стало еще краснее.
Я проверяю состояние зданий. Судя по тому, что я уже видел, над ними надо как следует поработать.
Майтера Мрамор кивнула:
Боюсь, вы совершенно правы, хотя мы делаем все, что в наших силах. Патера Шелк чинит крышу мантейона. Это самое срочное. Правда ли
Киновияэто маленький дом на Серебряной улице?прервал ее Кровь.
Она кивнула.
Дом авгураэто там, где сходятся Солнечная и Серебряная улицы? Маленький треугольный дом в западной части сада?
Совершенно верно. Правда ли, что все имущество выставлено на продажу? Об этом говорят некоторые из детей.
Кровь странно поглядел на нее:
Майтера Роза слышала об этом?
Я думаю, что до нее дошел слух, если вы это имеете в виду. Но я не говорила с ней на эту тему.
Кровь кивнул, небольшой наклон головы, быть может он сам не заметил его.
Я не сказал этого вашему светловолосому мяснику. Он выглядит как тип, от которого можно ждать одних неприятностей. Но ты можешь сказать майтере Роза, что слух справедлив, слышишь? Скажи ей, сив, что здание уже продано. Продано мне.
«Нам придется уехать до того, как пойдет снег,подумала майтера Мрамор, слыша в тоне Крови свое будущее и будущее их всех.Уехать до начала зимы и жить где-нибудь в другом месте, там, где Солнечная улица будет только воспоминанием».
Благословенный снег охладит ее бедра. Она представила себе, как мирно сидит, а у нее на коленях только что выпавший снег.
Скажи ей мое имя,добавил Кровь.
Глава втораяЖертвоприношение
Как и в каждый день недели, за исключением сцилладня, «от полудня до мгновения, когда солнце станет тоньше некуда» рынок был переполнен. Сюда, для продажи или обмена, стекались все продукты, которые выращивались на полях и в садах Вайрона: батат, аррорут, горный картофель; обычный лук, зеленый лук и лук-порей; кабачкижелтые, оранжевые, красные и белые; солнцелюбивая спаржа; бобы, черные как ночь или пятнистые, как гончие; жеруха, с которой еще текла вода пересыхающих речушек, впадающих в озеро Лимна; салат-латук и сотни сортов зеленых суккулентов; жгучие перцы; пшеница, пшено, рис и ячмень; кукурузажелтая, белая, голубая и красная, переполнявшая мешки, корзины и глиняные горшки,хотя патера Шелк с неудовольствием отметил, что цены были выше, чем он когда-либо видел, и во многих малорослых початках отсутствовали зерна.
Несмотря на засуху, здесь были финики и виноград, апельсины и лимоны, горох, папайи, гранаты и маленькие красные бананы; ангелика, иссоп, лакричник, кервель, кардамон, анис, базилик, мандрагора, огуречник, душица, коровяк, петрушка, камнеломка и множество других растений.
Здесь парфюмеры размахивали высокими веерами из раскрашенной пампасной травы, распространяя в перегретом воздухе ароматы, соответствующие каждому мыслимому женскому имени; а там эти ароматы соперничали с вкусными запахами жарящегося мяса и булькающего рагу, а также вонью от животных, людей и испражнений тех и других. Здесь говяжьи бока и целые свиные туши свисали с жестоко выглядящих крюков из кованого железа; а там (когда Шелк повернул налево, в поисках тех, кто продает живых животных и птиц) предлагали богатый урожай озера: рыб с разинутыми ртами, серебряными боками и выпученными глазами; мидий; извивающихся угрей; раздражительных черных раков с клешнями как клещи, с рубиновыми глазами и жирными хвостами, более длинными, чем человеческая рука; спокойных серых гусей и уток, богато одетых в коричневое, зеленое и черное; и еще редких странно-голубых речных птиц, которых называют чирками. Раскладные столы и толстые многоцветные одеяла, разложенные на вытоптанной неровной земле, содержали браслеты и декоративные булавки, сверкающие кольца и ниспадающие ожерелья, элегантные мечи и прямые обоюдоострые кинжалы с рукоятками из редкой древесины или раскрашенной кожи; а еще молоты, секиры, колуны и молотки.
Быстро проложив дорогу через толпу, главным образом благодаря росту, немалой силе и сану авгура, Шелк задержался понаблюдать, как нервная зеленая обезьянка предсказывает судьбу за биткарту и как ткачиха соединяет восемь или девять ниток, завязывая десятитысячный узел в ковре; ему показалось, что ее руки работали независимо от пустого маленького лица.
И все это время, пока он стоял, глазея, или проталкивался через толпу, Шелк заглядывал глубоко в глаза тех, кто пришел купить или продать; он пытался заглянуть в их сердца, напоминая себе (когда такие подсказки были необходимы), что Пас дорожит каждым из них. Великий Пас, который понимает намного больше обычного человека, считает эту увядшую домохозяйку с корзиной в руке более ценной, чем любую статуэтку, вырезанную из слоновой кости; а этот угрюмый рябой мальчик (так Шелк подумал о нем, хотя тот был всего на год-два моложе его), готовый схватить медную серьгу или яйцо, стоит больше, чем все товары, которые все такие мальчики надеются украсть. Пас построил виток для Людей, а не создал мужчин, женщин и детей для витка.
Найди сегодня!крикнуло полдюжины голосов практически одновременно по доброй воле Певучей Молпы (или случайно, без конца повторяя одно и то же). Следуя на звук, Шелк обнаружил, что нашел продавцов, которых искал. Стреноженные олени становились на дыбы и вырывались, их кроткие коричневые глаза были дикими от страха; огромная змея поднимала плоскую злобную голову и шипела, как чайник на плите; живые лососи плескались в мрачных резервуарах со стеклянной передней стенкой; свиньи хрюкали, барашки блеяли, цыплята пронзительно пищали, беспорядочно толкущиеся в загоне козы глазели на проходящих мимо с любопытством и острым подозрением. Есть ли здесь кто-нибудь, кто будет достойным благодарственным подношением Внешнему? Этому одинокому непонятному богу, загадочному, милосердному и суровому, чьим компаньоном он был, казалось, меньше, чем мгновение, и дольше, чем век? Шелк застыл на краю бурлящей толпы, прижав ногу к неочищенным шестам, ограждавшим коз; он обыскал все хранилище пыльных знаний, так тяжело приобретенных в схоле за восемь лет, и ничего не нашел.
На другой стороне загона с козами хорошо заметный молодой ослик бродил по кругу, меняя направление каждый раз, когда его владелец хлопал в ладоши, и кланялся (передняя нога вытянута вперед, широкий лоб в пыли), когда тот свистел. Такое отлично обученное животное, подумал Шелк, будет великолепной жертвой любому богу; но ослик стоит карт тридцать, а не три.
Жирный бык, который напоминал состоятельно выглядящего человека по имени Кровь, вполне мог получить три карты Крови, но только после долгого горячего спора. Многие авгуры выбирали таких жертв, когда могли: то, что оставалось после жертвоприношения, могло обеспечить кухню палестры по меньшей мере на неделю, накормить майтеру Роза, майтеру Мята и его, а также многих воспитанников, но Шелк не мог поверить, что такое раздувшееся, откормленное в стойле животное, как бы роскошно оно ни было, может понравиться богу; да и он сам не часто баловал себя едой такого рода.
Ягнятаабсолютно черные для Мрачного Тартара, Рокового Гиеракса и Беспощадной Фэа, чисто белые для оставшихся Девятибыли жертвами, которые чаще всего упоминались в Хресмологических Писаниях, но он уже пожертвовал несколько таких ягнят и не привлек божественного внимания к Священному Окну. Разве будет такой ягненокили даже целое стадо ягнят, потому что с картами Крови он мог приобрести немалых размеров стадодостойной благодарностью занавешенному вуалью неподкупному богу, который сегодня оказал ему такую милость?
А вот эта собакоголовая обезьяна, наученная освещать путь хозяину факелом или фонарем и защищать его (согласно неграмотно написанной афише) от разбойников и убийц, стоит по меньшей мере столько же, сколько осел. Покачав головой, Шелк прошел мимо.
Летунвозможно тот же самыйбезмятежно проплыл над головой, на этот раз его широкие просвечивающие крылья были отчетливо видны, тело казалось темным крестом на фоне темнеющей полосы солнца. Дородный бородатый человек рядом с Шелком потряс кулаком, и несколько человек прошептали проклятия.
Никто никогда не хочет дождя,философски заметил самый ближний из продавцов животных,но все хотят жрать.
Шелк согласно кивнул:
Боги насмехаются над нами, сын мой, или по меньшей мере так написано. Удивительно, что они не смеются во весь голос.
Как ты думаешь, патера, они действительно шпионят за нами, как трезвонит Аюнтамьенто? Или они приносят дождь? Дождь и бури, так обычно говорил мой старый отец, а раньше его отец. Я заметил, что это довольно часто подтверждается. Лорд Пас должен знать, что мы можем использовать некоторые из этих дней.
Я действительно не знаю,признался Шелк.Я видел одного около полудня, но дождя еще нет. А если он шпион, то что этот летун может увидеть такого, что не может увидеть любой приезжий?
Ничего такого не знаю.Продавец сплюнул.Предполагается, что он должен принести дождь, патера. Давай надеяться, что на этот раз сработает. Ищешь хорошую жертву, а?
Должно быть, лицо Шелка выдало его удивление, потому что продавец усмехнулся, показав сломанный передний зуб.
Я знаю тебя, патера,старый мантейон на Солнечной улице. Но сегодня ты прошел мимо загона для овец. Похоже, тебя они не устраивают.
Шелк постарался остаться равнодушным:
Я узнаю нужное мне животное, как только увижу его.
Конечно узнаешьдай мне показать тебе мое.Продавец поднял грязный палец.Нет, погоди. Дай-ка мне спросить тебя. Я не шибко много знаю, патера, но разве не ребеноксамое лучшее жертвоприношение? Самый лучший дар, который человек или даже целый город может сделать богам? Величайший и высочайший?
Шелк пожал плечами:
Так написано, хотя на памяти живых ни одна такая жертва здесь не предлагалась. Я не верю, что могу сделать это сам, и в любом случае это против закона.
Прям в точку!Продавец, как заговорщик, осторожно оглянулся.А что самое близкое к ребенку? И на правильной стороне закона? Что это такое, я тебя спрашиваю, патера,ты и я головастые взрослые мужики, а не какая-нибудь мелюзга, которую половина этих породистых самок на Палатине нагуляла на стороне? Катахрест, верно?
И продавец жестом фокусника запустил руку под грязную красную скатерть, покрывавшую его стол, и вытащил маленькую проволочную клетку с оранжево-белым катахрестом. Шелк не был знатоком этих животных, но ему показалось, что этот еще котенок.
Продавец наклонился вперед и понизил голос до хриплого шепота:
Краденый, патера. Краденый, иначе я бы не смог продать его даже тебе заОн облизал губы, его беспокойный взгляд оценил выцветшую черную сутану Шелка и задержался на его лице.Всего за шесть маленьких карт. Он говорит. Иногда он ходит на задних ногах и достает своими маленькими лапками еду. Как настоящий ребенок. Увидишь.
Глядя в расплавленные синие глаза катахреста (длинные зрачки ночного животного быстро сузились под светом солнца), Шелк почти поверил ему.
Продавец попробовал пальцем кончик ножа с длинным лезвием.
Ты помнишь его, верно, Клещ? Тогда тебе лучше говорить, когда я прикажу тебе, и не пытаться удрать, когда я отдам тебя.
Шелк покачал головой.
Продавец, даже если и увидел жест, предпочел его не заметить.
Скажи дом. Давай, говори для почтенного авгура, Клещ. Скажи дом!Он ткнул несчастного маленького катахреста кончиком ножа.Дом! Скажи это!
Не имеет значения,устало сказал Шелк.Я не собираюсь покупать его.
Он будет прекрасной жертвой, патера,самой прекрасной, какую ты можешь достать, в рамках закона. Какую цену я назвал тебе? Семь карт, верно? Тогда я скажу тебе кое-что. Я сделаю тебе шесть, но только сегодня. Ровно шесть карт, потому что я слышал о тебе много хорошего и надеюсь в будущем заключить с тобой еще не одну сделку.
Шелк опять покачал головой.
Я тебе говорил, что Клещ краденый? Я это знаю, и, поверь мне, я надавил на парня, который это сделал, иначе мне бы пришлось заплатить за Клеща вдвое дороже. Сказал, что настучу прыгунам и все такое.
Не имеет значения,сказал Шелк.
А теперь я разрешаю тебе украсть его у меня. Пять карт, патера. Ты можешь,скажи что-нибудь, ты, мелкий урод,ты можешь пройти через весь рынок, если хочешь, и если ты найдешь прекрасного катахреста, вроде этого, и дешевле, принеси его сюда и я подгоню цену. Пять карт, вот что мы скажем. Тебе не удастся даже коснуться чегой-нибудь наполовину такого хорошего за пять карт. Уверяю тебя, а ведь ячеловек слова. Спроси кого хошь.
Нет, сын мой.
Мне очень нужны деньги, патера. Похоже, я не должен тебе это говорить, но я скажу. Человек должен иметь деньги на покупку животных, поэтому он взял кое-что продать, посекуха?Он опять заговорил, так тихо, что Шелк с трудом его слышал.Я вложил свои в несколько холодных делишек. Понял, патера? Только они разогрелись и стали горячими раньше, чем я сумел вернуть бабки. Так что вот, что я тебе скажупять карт, причем одна из них в долг. Четыре на стол, прямо сейчас. И одна карта потом, когда я увижу тебя; надеюсь, я буду здесь в молпадень, который сразу после сцилладня, патера.
Нет,повторил Шелк.
Спиц,отчетливо сказал маленький катахрест.Гажь спиц, ты, блох пчёл.
Не называй меня плохим человеком.Узкое лезвие скользнуло в проволочную клетку, и продавец ткнул кончиком ножа в крошечный розовый нос катахреста.Почтенного авгура не интересует никакая глупая птица, ты, маленький блохастый сосунок.Он с надеждой посмотрел на Шелка.Или интересует, а, патера? У меня есть и говорящая птица. Естественно, она не выглядит в точности, как ребенок. Но она хорошо говоритценное животное.
Шелк заколебался.
Печень блох спиц,злобно сказал ему катахрест, схватившись за сетку своей клетки.Взад!Он потряс сетку коготкамичерными и острыми, как булавки,появившимися на кончиках его белых лапок.Блох спиц!повторил он.Блох клёв!
В последний раз бог говорил через Священное Окно старого мантейона на Солнечной улице задолго до того, как Шелк родился, и слова катахреста были предзнаменованием, вне всякого сомнения: такие пророческие фразы боги вставляют временами в самый банальный разговор при помощи способов, которые ни одно простое человеческое существо не может даже надеяться понять.
Спокойно, как только мог, Шелк сказал:
Давай, покажи мне твою говорящую птицу. Поскольку я здесь, я вполне могу посмотреть на нее.Он взглянул на сузившееся солнце, как если бы собирался уходить.Но вскоре мне надо возвращаться.
Это ночная клушица, патера,сказал ему продавец.Единственная ночная клушица, которую я приобрел в этом году.Тут же из-под стола появилась клетка. Птица, замкнутая в ней, оказалась большой и блестяще-черной, с ярко-красными ногами и пучком розовых перьев на горле; «блох клёв» из предсказания катахреста оказался сердитым багровым клювом, длинным и острым.
Она говорит?спросил Шелк, хотя уже решил купить птицу, говорит она или нет.
Они все говорят, патера,уверил его продавец,все ночные клушицы. Видишь ли, они учатся друг от друга там, где живут, в болотах вокруг Палустрии. У меня и раньше было несколько штук, но эта говорит лучше, чем большинство из них, судя по тому, что я слышал.
Шелк внимательно изучил птицу. То, что маленький оранжево-белый катахрест мог говорить, было весьма ожидаемо: несмотря на мех, он, на самом деле, очень напоминал ребенка. Но в этой унылой птице не было ничего такого. Скорее она походила на большую ворону.
Кто-то научил первого из них говорить еще во времена короткого солнца,объяснил продавец.Во всяком случае, так говорится в истории, которую о них рассказывают. Мне-то кажется, что он устал слушать его тарабарщину и позволил ему уйтиили, могет быть, дал улететь, поскольку у них есть для этого клевые крылья,и тот почапал домой и научил остальных. Я купил его у одного охотника на птиц, который пришел с юга. В последний фэадень, неделю назад. Отдал за него карту.