Они были в одном из немецких баров, пили настоящее баварское темное крепкое пиво и то и дело перебрасывались словами. Марш пробыл в армии еще не настолько долго, чтобы привыкнуть к тому, что он далеко от своей жены. Он постоянно ощущал одиночество и не был слишком уж разговорчивым. Но с Девенпортом особенно и не поговоришь. Этот здоровяк всегда казался где-то на расстоянии в полмиллиона километров и был холоден, как вершина Эвереста. Марш почти ничего не знал о нем, несмотря на то, что они все время были рядом.
Но затем мимо прошла немецкая девушка, похоже, из тех, кто раздобрел на диете из винегрета и пива. На вид ей было лет двадцать пять, и она могла бы быть симпатичной, если бы сбросила килограммов двадцать. Марш задумчиво поглядел на нее. На ее толстом, улыбчивым лице не было заметно никаких признаков интеллекта.
За ней прошла еще одна девушка, потом еще одна. Приятные пухлые девчонки, которые, казалось, только и делали, что питались печеньем.
Посмотри-ка на них,сказал Марш Девенпорту.Идут себе одна за другой, и все они одинаковые. Похожие друг на друга, как манекены на витрине. Черт побери, неужели я старею, раз меня тянет философствовать?И он сделал большой глоток темного немецкого пива.
Но Девенпорт смотрел на него с холодным, насмешливым лицом.
Возможно, они такие и есть,сказал он.
Что? Какие такие?
Манекены, как ты и сказал. Марионетки.
Марш недоуменно помотал головой.
О чем, черт побери, ты говоришь?
Это моя старая теория. То, что большинство людей в миреманекены, големы без собственной настоящей жизни. То, что живых людей очень мало, а остальная часть из нас просто игрушки. Игрушки, чтобы окружающий мир казался немного реальнее.
Внезапно по уличному кафе пронесся порыв холодного ветра. Марш вздрогнул.
Манекены? Марионетки?
Да. Почему бы и нет?
Конечно,сказал Марш,мы-то с тобой настоящие люди. Ведь иначе мы бы не говорили об этом так, как сейчас.
Девенпорт рассмеялся.
Не знаю как насчет тебя, но я-то настоящий.
Тогдашний разговор за пивом внезапно показался сейчас очень актуальным.
Мэрилин засуетилась на кухне, достала из холодильника две банки пива, открыла их, немного разбрызгав пивную пену (как всегда делала), аккуратно налила их в высокие стаканы, которые Марш купил года три назад.
Она выглядела совершенно настоящей.
Свежая улыбка, белые зубки, аккуратное маленькое личико и желто-каштановые волосы...
Настоящая?
Или просто работа умелого мастера марионеток?
Пот бисером покрыл лицо Марша.
Мэрилин,сказал он,когда я вошел, я... Я подумал... Ты как-то странно смотрела на меня.
Странно? Что ты имеешь в виду?
Она убрала со стола пустые банки из-под пива и поставила перед Маршем открытую новую.
Марш попытался подыскать нужные слова.
Я имею в виду... Ты выглядела какой-то... пустой. Словно пустое тело, которое кто-то повесил на вешалку, чтобы оно высохло. Мне даже показалось, что ты так простояла все эти два года, с тех пор как меня призвали в армию. Что ты просто тщательно сделанная игрушка для меня. Что ты вообще не настоящая, Мэрилин. Почти что не настоящая.
Она внимательно поглядела на него.
Фил, дай-ка свой лоб. Наверное, ты что-то подхватил, когда был за рубежом. Малярию или что-то такое, что повлияло на твои мозги.
Марш оттолкнул ее руку.
Возможно, я действительно спятил, подумал он. Или получил воспаление мозга. Нельзя же так говорить с женой спустя десять минут после того, как ты вернулся домой из Германии.
Но насмешливые слова Девенпорта острыми осколками впивались в него, утягивая назад, в тот ясный солнечный день в уличном кафе.
Марш отхлебнул пива.
Фил...
Что?
То, что ты сказал минуту назад. Ты ведь пошутил, не так ли? Это просто какая-то шутка, которую ты услышал за границей. Ну, об этой реальности.
О да, конечно. Конечно, детка. Не слушай меня. Я просто немного отвык от тебя, только и всего.
Но он при этом подумал: если среди нас очень мало настоящих людей и Мэрилин просто марионетка, значит, я могу включать и выключать ее всякий раз, когда мне нужно. Какая польза от игрушки, которую вы не можете включать и выключать?
Он некоторое время размышлял об этом, а Мэрилин унесла пустые пивные бокалы, вымыла их и убрала на столе. Она выглядела такой настоящей, прекрасной и желанной.
Он решил проверить это.
Мэрилин?
Да, Фил?
Остановись. Просто стой. Замри. Я выключаю тебя, как марионетку. Представь, что я еще не вернулся из армии. Представь, что ты все еще стоишь неподвижно тут, ожидая меня.
Он ожидал, что она презрительно рассмеется, или рассердится, или отреагирует как-то так, как отреагировала бы Мэрилин на такие странные слова. Но она не сделала ничего подобного.
Она замерла на месте.
Еще секунду назад она была Мэрилин, улыбалась, дышала, любовно глядела на него. А теперь она стояла, разинув рот, неподвижная, точно кукла, которую он увидел, когда вошел в дом, с открытыми, остекленевшими глазами, лишенная всякой жизни, индивидуальности и движения.
Он подошел к кукле, которая только что была его женой, и осторожно дотронулся до ее лба. Лоб был холодным. Теплота Мэрилин была просто частью иллюзии.
Иллюзия. Он почувствовал, как по всему его телу бежит холодок.
Очнись,хрипло сказал Марш.Проснись, Мэрилин. Разморозься.
И тут же словно повернули выключатель. Она очнулась, и жизнь снова потекла по ней.
Что ты сказал, Фил? Боюсь, я не вполне расслы...
Замри.
Она снова застыла. Замри, отомри. Щелк, щелк. Просто марионетка.
Марш подошел к окну и выглянул наружу. Был обычный бруклинский день, дети, пришедшие из школы домой, играли на улице в мяч, молодая мать качала ребенка, чтобы он заснул на теплом солнышке, полицейский на перекрестке управлял движением.
Он оглянулся на пустую Мэрилин и подумал о том, сколько в мире иллюзий, а сколько настоящих людей. И еще он подумал, как попал в этот кошмар.
Я был бы счастлив, если бы никогда не повстречал этого дьявола Девенпорта, с горечью подумал он. Это он внушил мне все эти мысли. Если бы не он, я был бы по-прежнему счастлив и любил бы Мэрилин. А также весь этот проклятый мир.
Почти не сознавая, что делает, он надел куртку, которая два года провисела в шкафу, прошел мимо застывшей Мэрилин, мимо брошенного на пол вещевого мешка и вышел на улицу. Мешок он не потрудился захватить с собой.
Он стал спускаться по лестнице, когда услышал какой-то скрип, и на перила второго этажа навалилась толстая фигура. Миссис Джованетти. Владелица дома.
Ее маленькие круглые глазки засияли, когда она увидела его.
Да ведь это мистер Марш! Вы же вроде бы должны были вернуться только в пятницу, я собиралась испечь для вас пирог...
Замри,сказал он.Выключись.
Миссис Джованетти, казалось, как-то погрузилась сама в себя и застыла странной глыбой на лестнице, точно мешок с картошкой. Дрожа, Марш обошел ее и пошел дальше. Как он жалел, что вернулся не в пятницу. Если бы он не поймал Мэрилин врасплох, ничего этого бы не произошло.
Он вышел на яркий солнечный свет. По пути ему попался мальчик с собакой. Мальчишке было лет восемь, и личико у него было грязное, а собакежесткошерстному терьерусовершенно не нравилось идти на поводке.
Эй, ребенок.
Да, мистер?
Я устал от тебя. Перестань быть живым.
И мальчик превратился в статую. Терьер тоже перестал рваться с поводка и застыл, вывалив из пасти язык.
Марш пошел дальше.
Мальчик посыльный тащил товары из лавкиего прыщавое лицо было взволнованным, очевидно, он боялся опоздать. Марш заморозил и его, лишив псевдожизни одним словом.
Полицейский, регулирующий движение на перекрестке, превратился в статую в синем мундире. Машины покорно остановились. Марш сошел с тротуара и подошел к водителю первого автомобиля.
Это был лысеющий человек лет пятидесяти. Он высунулся в открытое окно, и Марш заморозил его. Бьюик позади них начал гудеть, так что Маршу пришлось заморозить и его тоже.
Какой-то холод рос у него в груди, пока Марш шел по улице, направляясь к метро. Ноги его словно шагали сами, он понятия не имел, куда идет и зачем. Но он неустанно произносил слово, чтобы лишить жизни марионеток, которых встречал по дороге.
В газетном киоске на углу за стопками газет сидела старуха. Марш положил десять центов, взял газету и заморозил ее. Потом забрал свои десять центов. Новости в газете были самые обычные: кризисы и президентские заявления, дебаты в ООН и бейсбольные очки. Доджерс были на третьем месте и боролись за второе. Президент возвращался из отпуска, улыбающийся, загорелый, выглядевший бодрым.
Это что, тоже все игра?спросил вслух Марш.Игра только для меня? Только я здесь настоящий?
Он поглядел на дорогу.
В чем дело, мистер?спросил его водитель проезжающего мимо грузовика.У вас какие-то проблемы?
Марш заморозил и его.
Он шел все дальшечерез этот мир марионеток на ниточках, которые прыгали и разыгрывали для него драмы. При этом он думал о том, творится ли это во всем мире или только там, где он находится. Он был в Германии, смотрел на фрейлин и наливался баварским темным крепким пивом. И что, Германия теперь тоже застыла на месте, когда он переехал в Америку? Неужели во всем мире люди застывают всякий раз, когда он отворачивается?
Он не мог придумать, как это проверить.
Яединственный настоящий человек. Во всем проклятом мире.
Это было словно испытание на прочность.
Марш дошел до метро. Люди шли мимо и толкались, словно не знали, что он мог их остановить на ходу одним только словом или, возможно, мыслью, или даже кислым взглядом. Марш покопался в карманах и нахмурился, увидев, что у него нет жетонов. У кассы стояла очередь человек в десять-двенадцать.
Но теперь существовало и легкое решение. Он прошел вдоль очереди, заморозив всех. Кассир хмуро посмотрел на него.
Вы тоже можете застыть на месте,сказал Марш, протянул руку и взял жетон.
Он совершил кражу, но разве пятнадцать центов имеют теперь значение? Разве вообще хоть что-нибудь имеет значение?
Он подумал, что это все равно что идти через мир мыльных пузырей, которые трещат и лопаются по его команде.
К перрону подкатил переполненный поезд метро. Марш вошел внутрь и молча поехал в Манхэттен, слушая разговоры окружающих его людей, которые явно не предназначались ему. Он с горечью смотрел то на одно лицо, то на другое. За этими блестящими глазами, за этими лицами и улыбкаминичто, думал при этом он. Только пустота.
Поезд прибыл на Центральный вокзал. Марш вышел, обернулся, взглянул на поезд и сказал:
Я устал от вас всех. Остановитесь!
Голоса тут же смолкли. Марш пошел от поезда, думая о хвосте застывших людей, который он оставлял за собой, и зная, что ни один из них вообще не имеет никакого значения.
Забавно, думал он, как может измениться мир. Хороший, нормальный мир с симпатичной женой и домом в Бруклине и документами об увольнении из армии в кармане вдруг превратился в кукольное представление, в иллюзию. В мыльный пузырь.
Он вышел из метро на углу Мэдисон и 42-ой стрит. Кругом было оживленное движение, проработавшие весь день люди расходились по домам на ужин. Улицы были полны.
Марш сложил чашечкой руки и завопил, что было сил:
Все кто слышит меня, остановитесь! Я приказываю вам! Я!
И все замерло в радиусе двадцати шагов. Марш словно стоял в окружении статуй, которые только что были людьми.
Он прошел по 42-ой на запад, останавливая всех на своем пути. Вид самой оживленной улицы Нью-Йорка, затихшей, безжизненной, с замороженными в нелепых позах жителями, был потрясающим, почти что ужасным.
И зачем? Зачем все это было сделано?спросил он вслух.Это чтоя на самом деле единственный настоящий человек?
Таймс-сквер переполняли люди, тысячи людей, стремящихся ко входу в метро. Какой-то человек грубо расталкивал всех, устремляясь вперед. В руках у него был мегафон. Охваченный внезапным вдохновением, Марш заморозил его и выхватил мегафон из его оцепенелых рук.
На горле у Марша взбухли вены, когда он завопил команду тысячам людей на Таймс-сквер. И все остановились. Игрушки прекратили двигаться.
Все, кроме одного.
Марш стоял и чувствовал, как щека нервно подергивается. Какой-то высокий человек продолжал идти мимо групп замерших пешеходов, лицо его было мрачное, губы крепко стиснуты.
Это был Гарри Девенпорт. Марш опустил мегафон и ждал, пока Девенпорт подойдет к нему.
Послушай, Марш, немедленно прекрати! Ты же все разрушаешь! Я следовал за тобой от самого Бруклина. Ты вообще имеешь хоть малейшее понятие, сколько беспорядка создал?
Это твоя ошибка,обвиняющий тоном сказал Марш.Если бы ты держал свой рот на замке...
О, только не начинай снова!
Ну, так не дай мне! Если бы ты молчал, я никогда не узнал бы об этом! Прежде мир был хорошим. Он нравился мне. А теперь посмотри, что ты наделал!
А ты не мог бы опять включить всех, Марш? Это ведь не труднее, чем выключать.
Марш нахмурился, лицо у него было несчастное.
И ты думаешь, я могу жить с ними дальше, зная, что они все просто марионетки? Нет, Девенпорт. Я выключу все это проклятое кукольное представление.Он взмахнул руками, обводя весь Таймс-сквер.Весь мир будет таким же застывшим и мертвым, как Таймс-сквер. Черт побери, такого вообще не должно было произойти!
Но ведь это произошло из-за тебя,заявил Девенпорт.Ты не должен был так серьезно отнестись к моим словам.
Но я все же отнесся. А сейчас я выключу и тебя. Стоп! Застынь!
Марш замолчал и ждал. Но Девенпорт не стал застывать. Он продолжал мрачно хмуриться, дышать и мигать.
Странно, но ничего не получилось,сказал Марш.Ты первый, который не выполнил мою команду. А это значит, что ты такой же настоящий, как и я! Значит, я должен делить этот мир с тобой? И сколько нас таких, Девенпорт?
Девенпорт печально покачал головой.
Не больше десятка человек, Марш. Мы узнали о себе. Мы узнали об окружающих нас марионетках... И начали создавать их просто для развлечения. Мы не ожидали, что ты будешь настолько жестоким, когда узнаешь правду. Но твои действия были по-своему забавны. Хотя теперь они нам надоели.
И что? Что вы можете сделать, чтобы остановить меня?
Да много чего,очень печально сказал Девенпорт.Марш, есть разные уровни реальности. Самый низкий, который ты видишь вокруглюди без собственной жизни, которых можно включать и выключать по своему желанию. И еще есть те, кто действительно реален. Но, кроме того, есть третий вид, промежуточное звено, кого мы создаем для специальных действий. Такие, как ты. Но ты слишком уж увлекся своей работой. Мы не можем позволить тебе разрушить все, что мы создали.
Я? Да ты просто спятил!вспыхнул Марш.Я такой же настоящий, как ты, и...
Он так и не успел закончить предложение. С сожалением пожав плечами, Девенпорт произнес слова, которые выключили Марша.
Call me zombie! (Fantastic, 19578).
ВСЕ, ЧТО СЕРДЦЕ ПОЖЕЛАЕТ
Минутку,крикнул Говард Локридж, закрывая книгу, которую читал.Я уже иду.
Мгновение спустя проректор Макфлекнойского колледжа подошел к двери квартиры Локриджа. Прозвенел дверной звонок.
Локридж открыл дверь и впустил гостя.
Как мило с вашей стороны, что вы заглянули ко мне,сказал он.Приятно увидеть сочувствующее лицо, Лайонел.
Проректор стряхнул с обуви снег и выжидающе поглядел на Локриджа.
По правде говоря, Говард, у меня могут быть из-за этого неприятности,сказал он после паузы.Если старый Дэнсон когда-нибудь узнает, что я приезжал сюда...
На днях,прервал его Локридж,я наложу такие чары на Дэнсона, которые превратят его кровь в яблочное пюре, и вы будете управлять этим колледжем. Так что, на вашем месте, Лайонел, я бы думал только о приятном.
Локридж провел гостя в небольшую, уютно обставленную гостиную, являющуюся центром его трехкомнатной квартиры, и включил хай-фай проигрыватель. Хай-фай аппаратура было главным хобби Говарда Локриджа, дорогая аппаратура, которую ему собрал и подсоединил один из преподавателей электроники в колледже. Локридж, преподававший там английский язык, гордился ею, хотя понятия не имел, как она работает.
Он принес из кабинета пластинку и поставил ее на проигрыватель.
Пятый квартет Бартока,пояснил он.Хорошая, напряженная музыка, как раз подходящая для серьезного разговора.
Через несколько секунд неудобного молчания проректор спросил:
Это все ее работа, не так ли?
Что именно?
Вы подошли к двери, прежде чем я позвонил. Это одна из ваших новых способностей?
Локридж кивнул.
В общем-то, до сих пор это единственная способность,сказал он.Боюсь, что я весьма преувеличил, когда сделал объявление о своих способностях на встрече во вторник. Скажите мне,сказал он, наклонившись вперед,какое впечатление я произвел? Только будьте откровенны, Лайонел.
На лице у проректора выразилось недовольство.