Итак, мы продолжали трястись и ехать в жаркую ночь. Мои мысли окутывало теплое жужжание автобуса. Быть жнецом не так уж и плохо. Ты ешь. Ты спишь. Ты получаешь виски по очень умеренной цене. Тебе говорят, что делать, и ты делаешь, и все идет довольно стабильно и предсказуемо. Тебе незачем думать о завтрашнем дне. Тебе не о чем заботиться, если бутылка бренди под рукой. Ты катишься по своей наклонной плоскости и находишься в маленьком волшебном мирке, который виски создает вокруг тебя, и стены алкоголя окружают тебя со всех сторон. Внутри нихприятная анестезия. Внутри него также грязь, пыль и дискомфорт. Мне необходимо побритьсящетина неприятно зудела. Но мне было как-то все равно. В маленьком мирке мне это не нужно.
Через некоторое время автобус снова замедлил ход. Мы въезжали в ярко освещенную чистую территорию контрольной станции, и сигнал светофора горел красным, поэтому я догадался, что Комус держит дороги под своим контролем в поисках кого-то или чего-то. Или же он просто хотел провести опрос общественного мнения. С Комусом никогда не знаешь наверняка. Автобус встал в очередь. Я надеялся, что моей бутылки хватит надолго.
Кто-то крикнул:
Всем выйти из автобуса и построиться. Следуйте за охранником.
Я положил бутылку обратно в карман и зашаркал прочь вместе с остальными. Если я буду вести себя спокойно, то состояние блаженства от выпитого сохранится надолго. Это помогало мне отгородиться от действительности. Когда очередь остановилась, я огляделся.
Здание контрольно-пропускного пункта было большим, ярко освещенным и бросалось в глаза своей помпезностью. Оно, вероятно, было построено в период расцвета правления Рэйлипримерно пятнадцать лет назад, когда впервые появилась мода на вычурность и показную роскошь. Я видел еще более красивые здания, чем это, с более эффектным остеклением и куда более значительными гербами Рэйли в форме щита с монограммой ЭР в неоновом мерцающем обрамлении. Если буквы ЭР просто подразумевают ЭНДРЮ РЭЙЛИ, то это никак не может сделать человека величественнее, чем он есть на самом деле, не так ли?
Свет, отражаемый от цветного остекления окон станции, причудливо освещал шоссе голубым, желтым и фиолетовым цветами, а от входа бил ослепительно белый, ясный свет прожектора и освещал автомобили, в которых охранники продолжали допросы пассажиров. Приглушенная танцевальная музыка оркестра доносилась из какого-то далекого помещения внутри контрольного пункта. Иногда из динамиков, тоже расположенных где-то внутри, через звуки музыки прорывался металлический властный голос Комуса, настоятельно дающий указания из Центра своей далекой подчиненной контрольной станции, на которой находился сейчас я.
На стоянке рядом со станцией находилась пара больших придорожных рекламных плакатов. Надо было видеть, как на них, освещенных разноцветной гаммой от витражей станции, выглядели два или три «Фольксвагена Жука». Назойливая реклама демонстрировала их сногсшибательную проходимость, и у человека, понимающего в машинах, это, как минимум, вызывало снисходительную усмешку. Получалось, что эти малюсенькие монстры могут проехать туда, где застрянет танк. И они, по причине своей легкости, могут пройти даже по траве, почти не оставляя следов. Текст рекламы был изложен с такой ноткой безапелляционности, что не оставлял камня на камне от возражений предполагаемых противников.
Из верхнего помещения послышались оживленные переговоры, прерываемые радиопомехами. Мне почудился рокот винтов приближающегося вертолета, тяжелый гул, который давил на слух. Комус следит за каждой группой нарушителей закона с вертолета, и поэтому, если даже ты попытаешься пересечь страну тайными путямитвоя затея обречена на провал, если только преследователям не поступит сигнал отбоя от Комуса. Мысленно я наблюдал за ситуацией со стороны. Я заставил себя забраться чуть выше вертолетов и смотрел, как их кроваво-красные спины покачиваются под светом звезд. Я смотрел на них сверху вниз, а винтокрылые машины наблюдали за всем происходящим на земле, и во всем этом наблюдался какой-то невидимый порядок. Все шло своим чередом. Все было предсказуемо. Чувство защищенности и неприкасаемости окружало меня в моем маленьком мирке, парящем высоко в воздухе.
Пока я был погружен в свои мысли, на дороге появился «Жук» и въехал в лужу разноцветного света рядом со станцией. Из машины вышел парень в красном безупречном пальто и вошел в здание контрольного пункта. Я подумывал о том, чтобы тайком отхлебнуть еще из заветной бутылки.
Потом меня позвали по имени.
Я почувствовал, как мои нервы напряглись, но не ответил. Я просто стоял, слегка покачиваясь от выпитого.
Говард Рохан. Шаг вперед.
Все головы обернулись в мою сторону. Я шагнул вперед. Вдоль построенных пассажиров прохаживался аккуратный и властный охранник в красной форме. Он оглядел меня с ног до головы, внимательно рассматривая мои выцветшие джинсы, пыль, щетину на подбородке. Он даже принюхался к моему дыханию.
Хорошо,сказал он.Следуй за мной, Рохан.
Внутри помещения станции все казалось очень ярким и оживленным. Охранник подвел меня к стойке с имитацией мраморной столешницы, сделанной из какого-то синтетического материала.
Мы нашли Рохана, сэр,доложил он человеку за мраморным столом.
Его начальник взял мое удостоверение личности и стал внимательно его рассматривать. Он вертел его между пальцами взад и вперед бессчетное количество раз. От этих движений пластик аж потрескивал. Наконец он выдавил из себя:
Думаю, ты можешь забрать этого бродягу. Так будет быстрее.
Он проштамповал пластиковое удостоверение и протянул его охраннику вместе с моей фотографией, затем продолжил:
Срочнона скоростном самолете,проговорил он.Приоритет высший. Но сначала надо откатать его пальцы.
Мы прошли в другую комнату, где у меня сняли отпечатки пальцев и отсканировали сетчатку глаза. Мне показалось, что я схожу с ума. Я чувствовал, как во мне закипает гнев и мне трудно контролировать свое состояние. Они вторглись в ту часть моей прошлой жизни, о которой я пытался забыть, заплатив такую цену, что мне становилось тошно от одной мысли об этом. Я будто бы снова отрешился от всего и погрузился в то особое состояние забытья, в котором мне было комфортно. Мне здесь нравилось. Я не видел причин, по которым бы меня можно было вернуть к действительности. Но у них были полномочия на это. Я не сомневался. Я решил смириться и приберечь свои эмоции для более значимого чиновника, который может принимать решения. Эти парни просто выполняли приказы. Поэтому я делал то, что мне говорили, не более того. Я позволил безропотно снять с себя отпечатки пальцев. Мой взгляд ни на чем не фокусировался, когда они сканировали узор сетчатки. Потом они осмотрели меня, как животное, а я отрешился от всего происходящего, старательно сдерживая гнев, чтобы он не вырвался наружу и не навлек на меня неприятности.
Думаешь, мы должны сначала привести его в надлежащий вид?спросил кто-то.
Он им нужен немедленно,ответил кто-то еще.
Я просто стоял, тихо дышал и даже не удивлялся. Конечно, они совершали какую-то ошибку. Им нужен был какой-то другой Говард Рохан. (С моими отпечатками пальцев и сетчаткой? Не берите в голову. Это должен быть какой-то другой Рохан...)
Меня провели в самолет и усадили в мягкое кресло. Я расслабленно откинулся назад и закрыл глаза. Когда я открыл их, в иллюминаторах проплывали огни аэродрома. Мы сели в обычный самолет, а не в реактивный, так что, вероятно, лететь нам не так далеко. Я чувствовал, что мой желудок сжался, когда мы взлетели. Я достал бутылку и отхлебнул еще. Мой охранник беспокойно посмотрел на меня, но никак не отреагировал. У него были четкие инструкции. А меня не волновало, что он думает.
Я вместе с сопровождающими сидел в хвосте самолета, между нами и другими пассажирами находилось несколько рядов кресел. С сарказмом я подумал, мои вши и блохи не смогут заразить никого, когда демонстративно почесался. Экран телевизора в передней части самолета демонстрировал комедию, снятую в паршивое время. Раньше я думал, что и сам неплохо играю в комедии. Я долгое время играл главную роль в комедии Шекспира, которую они снимали в 94-м, и, надо признаться, неважно играл... Но имя гениального автора привлекло много зрителей. Миранда всегда говорила...
Не бери в голову. Не думай о Миранде.
Но, возвращаясь к действительности, здесь, в пахнущем свежестью и мягко гудящем самолете, в цветастых плюшевых креслах, можно ли не думать о Миранде? Видит бог, я мало думал и заботился о ней, когда она была жива. Может быть, она бы не умерла, если бы я более внимательно относился к ней, когда она пыталась поговорить со мной. Если бы я больше думал о ней как о женщине, а не как о красивой марионетке, чтобы заставить ее играть на сцене так, как мне хотелось бы.
Не думай о Миранде.
Неожиданно отражение моего лица в иллюминаторе привлекло внимание. Мне показалось, что я летел вне самолета без всяких усилий, не отставая от него. Сквозь мое изображение просвечивали звезды. Я сосредоточился на этом и попытался думать о чем угодно, только не о Миранде. Но ничего не выходило. Привязчивая мысль о том последнем дне неотвратимо преследовала меня, возвращаясь снова и снова. Я ничего не мог с собой поделать.
Забавно, как быстро работает память. Не успел я поднести бутылку ко рту, как тот последний день и та последняя ночь пронеслись в моей голове. Так бывало уже не раз, когда картинки пережитого сливались в единое целое, такое ясное и совершенное, как будто бы события произошли только что.
Говорят, что в минуты смертельной опасности вся жизнь проносится перед глазами человека. И вот сейчас, пока виски текло по моему горлу, тот день снова пролетел в сознании, возвратившись к изношенной канаве (к забытому мной прошлому, которое я три года пытался удалить, как будто его и не существовало вовсе в памяти).
Сцена за кулисами в лучшем и новейшем в Нью-Йорке театре Эндрю Рэйли. На нейперсонажи, актеры и вся съемочная труппа, которая делает постановку «Прекрасной мечтательницы» для повторного показа. В главных ролях, конечно же, Говард и Миранда Рохан. Главный геройсам Рохан, муж и режиссер, но Миранды почему-то нет рядом. Занавес поднимается над Роханом, и на сцену обрушивается гром безумных аплодисментов, которым мог бы позавидовать сам Станиславский.
Миранды не было на сцене. Ее все ищут. Дублерша с надеждой репетирует, в то время как поиски становятся все более и более отчаянными. Не повезло. Миранда отсутствовала на утренних встречах, на утреннем спектакле, на репетиции, на вечернем спектакле. Рохан продолжал выпивать немереное количество спиртного, слишком оглушенный, чтобы чувствовать свое состояние. Рохан хватается за выпивку каждый раз, когда уходит со сцены.
Конец... Телефонный звонок сразу после занавеса второго акта. Полиция нашла...их. Их? Кого их? Должно быть, произошла какая-то ошибка. Что должно было случиться с Мирандой, чтобы она могла позволить себе пропустить два спектакля подряд, не сказав мне ни слова? Я совсем забыл про пьесу. Я не вышел на последнем акте. Это явсегда-все-доводящий-до-конца Рохан. Конечно, ты сводишь себя и весь актерский состав с ума, пытаясь достичь совершенства, но бросаешь все это и оставляешь аудиторию негодующе гудеть. Ты становишься просто мужем, отчаявшимся и сбитым с толку, когда приходит такое известие. Наверное, я никогда не был так хорош как актер и режиссер в том спектакле.
На самом деле я действительно забыл о последнем акте. Я бросил все на наших дублеров и оглушенный, не обращая внимания на сплетни и перешептывания среди актеров, прошел к полицейской машине. Автомобиль взвыл сиреной и понесся к устью реки Гудзонк месту аварии, в которой погибли они оба. В душе у меня звучала такая же сирена, только во много раз сильнее... Миранда и ее любовник. Человек, о котором я никогда не слышал.
Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли я когда-нибудь задумывался над тем, что могло беспокоить Миранду? Настоящую Миранду. Я слишком мало уделял ей внимания, и знал ли я ее такой, какой она была? Проживая тот день снова и снова, в памяти всплывали случаи, когда она была угрюмой и замкнутой, моменты, когда мне казалось, что она вот-вот скажет что-тоно она молчала. Потому что я был занят и озабочен только театральной и киношной жизнью. Потому что никогда не было времени для отдыха между постановками и съемками, которые полностью заполняли мое сознание. Теперь я припоминаю, сколько раз она чуть было не сказала мне... что-то. Но она слишком долго откладывала.
Фотографы еще не добрались до места происшествия, когда мы подъехали на полицейской машине. Я видел ее такой, какой ее нашли. Она лежала, наполовину высунувшись из разбитой машины, и кроме раны на затылке, на ней не было никаких повреждений. Она была одета в японское кимоно, которого я никогда в жизни не видел. Как они очутились в этом месте, из какой незнакомой квартиры они ушли, куда направлялисья так и не узнал.
Она была прекрасна. Она всегда выглядела очень эффектно. И даже теперь, когда жизнь покинула ее, она лежала на склоне холма в своем цветастом кимоно, как будто художник-портретист так расположил ее, чтобы запечатлеть ее красоту в лучшем виде. Даже мертвой, кимоно ей очень шло. Казалось, что призрак Миранды остановился, оглянулся и лег, чтобы поправить яркий шелк, желая, чтобы она выглядела более эффектно.
Удалось ли полицейским узнать, кто был любовником Миранды? Полагаю, что да. Но я не уверен. Теперь это не имело значения. Просто незнакомец, который не имел особого значения в этом мире ни для кого, кроме, возможно, Миранды. Я и сейчас даже не могу вспомнить, как он выглядел.
Что я помню, так это то, что стоял там и гадал, когда Миранда приняла решение, которое привело ее к трагической развязке. Это мог быть любой из тех моментов, когда она была на грани того, чтобы сказать что-то мне, а я был так занят, чтобы выслушать ее.
Я помню только горечь от того, что не мог ничего исправить, что я мог бы спасти... Мог бы спасти ее... Но не спас. И другого шанса уже не никогда не будет. Затем занавес воспоминаний опустился.
Занавес так больше никогда и не поднялся.
Вы видите, как быстро воспоминания проходят сквозь сознание? Вы можете вспомнить все в мгновение ока. С того момента, как выпивка обожгла мне горло, и до того, как она начала расползаться по стенкам желудка, прошла как будто целая вечность.
Я допил остатки своей бутылки в два глотка. Кажется, достаточно. Рохан, стоявший на травянистом берегу над Мирандой, и Рохан, легко плывший за иллюминатором самолета, и Рохан внутри, на глубоком плюшевом сиденье,все это слилось воедино. Все они одновременно угасли.
Глава 3
Я проснулся в постели.
Я был трезв и чувствовал себя ужасно. Меня окружала слишком явная действительность, и мне снова была необходима выпивка, чтобы отгородиться от всего мира своими жужжащими стенами. Комната была обычной спальней, но с элементами роскоши. Я сел, и все тело задрожало. Голова кружилась, а внутренний локтевой изгиб болел в том месте, где под кожей проходит вена. Какая-то инъекция? Я ничего не мог вспомнить, но сон, который я только что видел, беспокойно волновал меня в глубине сознания, настаивая на том, что это важно. Я попытался вспомнить.
Кажется, все население Соединенных Штатов трясло меня за плечо и говорило, что они в смертельной опасности. Вспомнил президента Рэйли, и он сказал мне, что никогда не хотел, чтобы до этого дошло, и после его смерти будут глобальные изменения. Нет, в конце концов это был просто человек в красной униформе, который сказал, что его зовут Комус. Он собирался покончить с собой, если я не стану ему помогать. Он планировал использовать... Что это было?
Антик.
Это я хорошо помнил. Он мне сказал, чтобы я ехал в Калифорнию, где должен буду обязательно найти мистера Харреса. Я обязан буду передать некоторые сведения кому-то, чье имя я вообще не расслышал. А еще он посоветовал мне собирать фигурки лебедей. Даже во сне я понимал абсурдность этих видений. Я послал его куда подальше.
Но он был настойчив. Хриплым шепотом, который щекотал ухо, он поведал мне длинную и запутанную историю о том, каким важным человеком я когда-то был, и о том, какие большие дела еще могут ждать меня в будущем, если только я... но тут в дело вмешался иррациональный кошмар. Меня пугало то, что я должен был сделать. Я понимал, что если последую его советам, вся ситуация в стране окажется нестабильной. Он сказал, что мне не нужно думать об этом, но ему нужна помощь, чтобы покончить с собой из-за какого-то поступка. И не забыть про лебедей.