В противном случае мы, возможно, не выполним задание.
Нет, говорю я. Инструктор и Черная Пушка смотрят на меня. Армия сильна, если бойцы действуют сообща. Мы наступаем вместе, мы отступаем вместе. Среди нас нет лишних, среди нас нет тех, кто важнее остальных. Я делаю паузу и смотрю прямо в глаза взбешенному Черной Пушке. В противном случае мы ничем не будем отличаться от крыс.
Хорошо, отзывается инструктор и тушит окурок. Значит, действуем сообща. Вперед.
Черная Пушка идет рядом со мной. Он понижает голос так, чтобы его слышал только я.
Жаль, что ты не скатился по плотине вместе с тем сопляком.
Я холодею.
Прежде чем уйти, Черная Пушка ухмыляется мне. Эта мерзкая улыбочка мне знакома: он ухмылялся так, когда советовал мне держаться подальше от Стручка, когда он раздавил крысенка, когда поднял Стручка над головой, когда вспарывал животы крысам.
В тот день, когда погиб Стручок, Черная Пушка был рядом с ним. Говорят, что Стручок сошел, чтобы сорвать редкое растение. Но ведь без очков он практически ничего не видел.
Зря я поверил их лживым речам.
Я смотрю в спину Черной Пушки, и в памяти одно воспоминание всплывает за другим. Это самый тяжелый марш-бросок в моей жизни.
Приготовиться к бою.
Слова инструктора выводят меня из задумчивости. Мы идем уже десять часов.
Единственный бой, который имеет значение, это бой между Черной Пушкой и мной.
Снова заря. Поле боягустой лес в долине. Склоны с обеих сторон крутые и голые. План инструктора прост: один отряд идет вперед и отрезает стае крыс путь отступления по долине. Другие отряды идут следом и убивают всех крыс, которых увидят. Игра окончена.
Я пробираюсь по лесу, чтобы присоединиться к отряду Черной Пушки. Плана у меня нет; я просто не хочу упускать его из виду. Лес густой, и видимость плохая. В воздухе висят какие-то голубые испарения. Черная Пушка идет быстро, задавая темп остальным. Мы, словно призраки, огибаем деревья, рассекаем туман.
Внезапно Черная Пушка останавливается. Мы смотрим туда, куда он показывает пальцем, и видим в нескольких метрах от нас крыс. Они расхаживают туда-сюда, но когда мы подходим поближе, крысы исчезают. Мы разворачиваемся и видим, что крысы по-прежнему всего в нескольких метрах.
Это повторяется еще несколько раз. Нам становится страшно.
Испарения сгущаются, приобретают странный запах. Пот стекает по моему лбу и обжигает глаза. Я крепко сжимаю копье, пытаясь не отстать от отряда, но мои ноги словно стали резиновыми. Паранойя вернулась. За мной наблюдают какие-то существа, прячущиеся в траве. Я слышу шепот.
Теперь я остался один. Вокруг меня лишь густой туман. Я поворачиваюсь кругом. Мне кажется, что повсюду меня подстерегают опасности. Я в отчаянии.
Внезапно раздается долгий, громкий вопль. Я бегу в том направлении, откуда он донесся, но ничего не вижу. Я чувствую, что позади меня бежит что-то большое. Еще один вопль. Затем я слышу скрежет металла, звук разрываемой на части плоти, тяжелое дыхание.
А затемтишина, абсолютная тишина.
Эта тварь у меня за спиной. Я чувствую ее горячий взгляд.
Я разворачиваюсь, и тварь прыгает на меня из тумана. Неокрыса размером с человека набрасывается на меня. Мое копье прижимает ее окровавленные лапы к груди; мы вцепляемся друг в друга и падаем на землю. Ее острые зубы щелкают рядом с моим ухом; из пасти крысы воняет так, что я задыхаюсь. Я хочу оттолкнуть ее ногами, но она прижала меня к земле.
Я беспомощно наблюдаю за тем, как когти приближаются к моей груди. Я рычу от ярости, но мой рык больше похож на громкий отчаянный вопль.
Холодная лапа разрывает мою форму. Я чувствую, как она прижимается к моей груди. Вдруг меня обжигает боль: когти раздирают кожу и мышцы, миллиметр за миллиметром продвигаясь к сердцу.
Я смотрю на нее. Крыса смеется. Ее губы складываются в жестокую ухмылку, так хорошо мне знакомую.
Бах! Вздрогнув, крыса озадаченно поворачивает голову, пытаясь найти источник звука. Собрав остатки сил, я отталкиваю ее лапы, а затем бью ее по голове копьем.
С глухим стуком она падает на землю.
За ней я вижу более крупную и высокую крысу. Она идет ко мне. В лапах у нее пистолет.
Я закрываю глаза.
* * *
Вечером сможете выпить, сказал инструктор по физподготовке и указал на коробки с пивом, стоящие рядом с кострищем.
А какой повод? радостно спросил Стручок и вытащил из большой миски куриную ногу.
Кажется, у кого-то сегодня день рождения.
Стручок на секунду замер, а затем снова впился зубами в куриную ногу. Мне показалось, что в свете костра я разглядел слезы в его глазах.
Инструктор, похоже, был в хорошем настроении.
Слушай, Стручок, сказал он, протягивая Стручку еще одно пиво, ты же Стрелец, значит, должен метко стрелять. Но ни в одну крысу ты не попал. Почему? Ты из другого ствола стреляешь, что ли?
Мы смеялись так, что у нас животы заболели. Таким инструктора мы еще не видели.
Именинник съел праздничную лапшу и загадал желание.
Что ты загадал? спросил инструктор.
Чтобы все мы побыстрее ушли в запас, вернулись домой, получили хорошую работу и смогли повидаться с родителями.
Все умолкли и подумали, что инструктор сейчас разозлится, но он со смехом захлопал в ладоши и сказал:
Отлично. Значит, родители не зря потратили на тебя деньги.
Все заговорили одновременно. Один сказал, что хочет заработать кучу денег и купить большой дом, другойчто мечтает переспать с красивой девушкой с каждого континента. Третий заявил, что хочет стать президентом.
Если ты будешь президентом, ответил кто-то, значит, мне придется стать главнокомандующим Млечного Пути.
Я заметил, что инструктор сидит с каким-то странным выражением лица.
А вы что загадали?
Инструктор пошевелил палкой в костре.
Я родом из бедной деревни. Все, кто родился там, тупые, и, в отличие от вас, учатся плохо. В юности я решил, что не хочу работать в поле или идти на заработки в город. Мне казалось, что все это бессмысленно. А потом кто-то сказал: «Иди в армию. Будешь защищать страну, а если хорошо себя покажешь, то вернешься домой героем и прославишь предков». Я всегда любил фильмы о войне и решил, что носить формуэто круто. Поэтому я пошел служить Бедные парни вроде меня умели только одноупорно работать. Я каждый день тренировался больше всех. Брался за любую работу, даже саму грязную. Если возникало опасное задание, я вызывался добровольцем. Ради чего? Я просто хотел получить возможность совершить подвиг на поле боя. Это был мой единственный шанс чего-то добиться в жизни, понимаете? Если бы я стал героем, то моя смерть не была бы напрасной.
Инструктор вздохнул и продолжил шевелить палкой в костре. Молчание затянулось.
Затем он поднял на нас взгляд и ухмыльнулся.
Что затихли? Зря я испортил вам настроение. Он отбросил палку. Чтобы вас повеселить, я спою вам песню. Она старая. Когда я впервые ее услышал, вы еще не родились.
Слуха у него не было, но зато пел с душой. В его глазах стояли слезы.
« У меня осталась лишь моя раковина. Помнишь старые добрые времена, когда мы радовались свободе и не боялись бурь? Всю жизнь мы верили, что изменим будущее, но кому это удалось?..»
Пока он пел, дрожащие тени от костра делали его похожим на героя, на великана. Когда он умолк, мы громко зааплодировали.
Я тебе вот что скажу, Стручок наклонился ко мне и глотнул из бутылки. Жизнь так похожа на сон.
* * *
Меня разбудил громкий шум двигателя.
Я открываю глаза и вижу инструктора по физподготовке. Его губы шевелятся, но я не слышу ни слова.
Я пытаюсь встать, но острая боль в груди заставляет меня лечь обратно. Над головойсводчатый металлический потолок. Затем весь мир начинает вибрировать и дрожать, и ощущение тяжести прижимает меня к полу. Я на борту вертолета.
Не двигайся, кричит инструктор, наклонившись к моему уху. Мы везем тебя в больницу.
В памяти всплывают обрывочные картины боя. Затем я вспоминаю то, что увидел, прежде чем потерять сознание.
Та пушка Это были вы?
Транквилизатор.
Я начинаю что-то понимать.
А что с Черной Пушкой?
Инструктор отвечает далеко не сразу.
У него тяжелая черепно-мозговая травма. Скорее всего, он до конца своих дней останется овощем.
Я вспоминаю ту ночь, когда я не мог заснуть. Вспоминаю Стручка, своих родителей и
Что вы видели? с тревогой спрашиваю я. Что вы видели на поле боя?
Не знаю, отвечает он и смотрит мне в глаза. Тебе, скорее всего, этого тоже лучше не знать.
Я обдумываю его слова. Если крысы научились с помощью химических веществ изменять наши ощущения, создавать иллюзии, которые заставляют нас убивать друг друга, значит, война еще долго не закончится. Я вспоминаю вопли и звук копий, вонзающихся в тело.
Смотри! инструктор приподнимает меня, чтобы я мог выглянуть в иллюминатор.
Крысы, миллионы крыс. Они идут по полям, лесам, холмам и деревням. Да, идут на двух ногах, выпрямившись, словно самая большая в мире группа туристов на экскурсии. Ручейки из крыс сливаются в реки, затем в огромные потоки, в моря. Шкурки разных цветов складываются в огромные рисунки. Я вижу, что у них есть чувство прекрасного.
Океан крыс колышется над высохшей, увядшей зимней землей, над одинаковыми, скучными постройками людей, словно поток новой жизненной силы, который медленно течет по вселенной.
Мы проиграли, говорю я.
Нет, мы победили, отвечает инструктор. Скоро увидишь.
Мы приземляемся на территории военного госпиталя. Меня, героя, встречают с букетами цветов, усаживают в кресло-каталку. Симпатичная медсестра везет меня в здание. Мне быстро оказывают помощь, а затем меня моют. Поток воды, стекающий с моего тела, долго не становится чистым. Затем мне приносят еду. Я ем так быстро, что меня начинает тошнить. Медсестра сочувственно похлопывает меня по плечу.
По телевизору в столовой показывают: «Чтобы устранить противоречия в сфере торговли, наша страна заключила предварительное соглашение с Западным альянсом. Стороны согласились, что оно выгодно для всех»
Затем начинается репортаж о массовой миграции крыс, которую я видел с вертолета.
Тринадцать месяцев наш народ вел героическую борьбу с грызунами, и теперь угроза наконец ликвидирована!
Камера перемещается к океану. Огромный разноцветный ковер медленно заходит в море, распадается на миллионы частиц, растворяется в воде.
Картинка увеличивается. Неокрысы похожи на солдат, которыми овладело боевое безумие. Они яростно нападают на все, что находится рядом. Больше нет ни воюющих сторон, ни организации, ни каких-либо намеков на стратегию и тактику. Каждая неокрыса сражается сама за себя, разрывает на части тела сородичей, кусает, отгрызает головы другим крысам. Такое чувство, словно невидимая рука щелкнула генетическим переключателем, и вместо уверенного движения к цивилизации крысы вернулись к самым примитивным инстинктам. Они бьются друг с другом, и ковер из них, содрогаясь, превращается в кровавую реку, которая течет в море.
Видишь? Я же говорил, замечает инструктор.
Но к этой победе мы никакого отношения не имеем. Все было запланировано с самого начала. Тот, кто организовал бегство неокрыс, также встроил в них программу, которая позволит избавиться от них, когда они выполнят свою задачу.
Ли Сяося была права. Стручок был прав. Инструктор тоже был прав. Все мы словно крысы, мыпросто пешки, камни, ничего не стоящие фишки, участвующие в Великой игре. Мы видим лишь несколько соседних клеток на доске и можем двигаться лишь в соответствии с правилами игры. Пушка с восьмой вертикали на пятую. Конь со второй вертикали на третью. Никто не знает, в чем смысл этих ходов, никто не знает, когда великая рука снимет нас с доски, одного за другим.
Но когда партия заканчивается, все жертвыкак среди нас, так и среди неокрысстановятся оправданными. Я снова вспоминаю Черную Пушку в лесу и вздрагиваю.
Никому не рассказывай о том, что видел, говорит инструктор.
Я знаюон имеет в виду религию крыс, ухмылку Черной Пушки, смерть Стручка. Все это не является частью официальной истории. Все это мы должны забыть.
Когда крысы пройдут мимо города? спрашиваю я у медсестры.
Где-то через полчаса. Их можно будет увидеть из парка рядом с госпиталем.
Я прошу ее отвезти меня туда. Хочу попрощаться с моим врагом, который никогда не существовал.
Лицзянские рыбы
Передо мной два кулака. От их тыльных сторон отражается яркий солнечный свет.
Левый или правый?
Мой палецмаленький, детскийнеуверенно указывает на левый кулак. Кулак разжимается. Пусто.
Кулаки исчезают и появляются снова.
Еще один шанс. Левый или правый?
Я показываю на тот, что справа.
Точно? Может, передумаешь?
Мой палец застывает в воздухе, движется влево, затем вправо, словно плывущая в воде рыба.
Окончательный ответ? Три два один
Мой палец останавливается на левом кулаке.
Кулак переворачивается, разжимается. На ярко освещенной ладони ничего нет.
* * *
Сон?
Я открываю глаза. Яркий белый солнечный свет режет глаза. Даже не знаю, сколько я уже проспал на этом дворике, построенном в стиле наси.
Мне давно уже не было так хорошо. Какое же тут офигительно синее небо. Я потягиваюсь, пока кости не начинают трещать.
За десять лет тут изменилось все, кроме неба.
Лицзян, я вернулся. На этот разбольным.
* * *
Двадцать четыре часа назад у меня было множество личностей: офисный трутень со строгим распорядком дня, владелец серого «Форда», будущий хозяин заплесневелой квартиры, спрятанной в одной из складок города, погрязший в долгах паразит и т. д.
А теперь я просто пациент, нуждающийся в реабилитации.
Во всем виноват проклятый обязательный медосмотр. На его последней страницеслова «ПНФР II (Психогенное нервное функциональное расстройство II)». Если перевести их на язык нормальных людей, то это значит, что у меня проблемы с головой и что я должен уйти в отпуск на две недели и подлечиться.
Покраснев от стыда, я спросил у босса, нельзя ли сделать для меня исключение. Я чувствовал, как взгляды всех, кто был в офисе, вонзаются в мою шею. Злорадство. Мои сослуживцы в восторге оттого, что любимчик босса в конце концов оказался обычным человекомслабым на голову, сломавшимся от стресса.
Я содрогнулся. Вот они, офисные интриги.
Думаешь, мне это нужно? медленно, размеренно заговорил босс. Я же должен оплатить тебе отпуск! В других компаниях люди не могут пройти реабилитацию, даже если она им нужна. Но по новым законам о труде мы обязаны это сделать. Ведь мынастоящая глобальная корпорация, мы должны подавать пример В общем, если тебе станет хуже, твоя болезнь превратится в нейросифилис, и тогда мы все заразимся. Так что лучше уйти сейчас, верно?
Опозоренный, я покинул кабинет босса и собрал свое добро со стола. Взгляды коллег я игнорировал. Смотрите, смотрите, нейросифилитики. Через две недели я вернусь, тогда и увидим, кто в конце года станет помощником менеджера.
В самолете я слушал храп сидевших рядом пассажиров, но сам заснуть не мог. Я уже больше месяца страдал от бессонницы. Если честно, то я много от чего страдалот расстройства желудка, забывчивости, головной боли, усталости, депрессии, потери либидо Возможно, мне в самом деле пора отдохнуть.
Я полистал рекламную брошюру. Фотографии достопримечательностей Лицзяна были такие красивые, что почти казались фейковыми.
Десять лет назад у меня ничего не было, и ничего меня не беспокоило. Десять лет назад Лицзян считался раем для тех, кто мечтал убраться подальше от цивилизации. (Или, проще говоря, именно в Лицзян приезжали юноши и девушки, считавшие себя «художниками», чтобы спать друг с другом.) Десять лет назад все свое добро я носил с собой (тогда у меня еще были кое-какие мышцы). Положив в карман карту, я бродил по Старому городу с утра до полуночи, заговаривал с каждой одинокой женщиной, а снотворным мне служили песни и алкоголь.
Теперь я вернулся. У меня есть машина, дом и вообще все, что должно быть у мужчины, в том числе проблемы с эрекцией и бессонница. Если счастье и время были бы осями координат, тогда, боюсь, кривая моей жизни уже преодолела бы максимум и неумолимо двигалась бы в направлении дна.