Однако я знала себя, и потому оперлась на чувства и желания, которым я была подвластна или от которых страдала, не в силах избавиться. Я приподняла ладонь, медленно, боясь спугнуть, поднесла ее к лицу Итиды:
- Мой отец пытал меня и от него я тоже получила шрамы, пострашней твоих. Убить не смогла, но смерти желала всем сердцем. В поступках ты храбрее и решительней, я признаю это как свое поражение. Мы не соперницы, твоя правда, а союзницы - обе талантливы, каждая в своем, обе красивы, но я Миракулум нужна как заклинательница, а не как женщина. Этой избранницей станешь ты.
Итида вспыхнула счастьем, и не сразу заметила, что мои пальцы, став рубиновыми от жара, касаются шрама. Рубец я легким движением счистила, как окалину с металла, как прилипший воск. Кожа разгладилась, стяжка исчезла.
- Подарок в знак дружбы. И я буду считать тебя лучшей своей подругой, если ты еще хоть раз сыграешь мне и вдоволь накормишь мороженым.
Девушка догадалась не сразу. Распахнула глаза, почувствовав перемены в ощущениях, и метнулась к зеркалу в ванной. Засмеялась и заплакала, не обратив внимания на то, что обводка глаз зачернила ей слезы.
Так минул день. Я выходила из особняка, гуляла по городу, выглядывала - не сопровождает ли охрана, они же сторожа из Полутени, но никого не заметила. Я ждала прихода Рихтера, но он так и не появился, не забрал меня для новых испытаний. Да и будут ли они?
Итида исполнила просьбу. Вечером, отдав долг Полутени в общении за ужином, увела наверх, на высокий чердак особняка, что был обставлен не хуже комнат. Принесла гитару, приказала подать десерт - не только мороженое, но и новое для меня лакомство: кремовая паста с дроблеными орехами и кусочками фруктов. Можно было есть то одно, то другое, а можно и вместе.
Моя память часто отправляла в прошлое, все время цепляясь за мелочи нового времени, и хваталась за все, как потерпевший за доску обшивки в шторм - лишь бы выплыть. Так и теперь, - кусочек лакомства, аккуратно нарезанный на дольки брусок, отнес меня в замок Раомс, на маленькую кухню, где лесничая готовила еду пленникам и залепляла кашей комки ценной пищи. То мяса, то вот схожих с этим - меда, орехов и сухих фруктов.
Знала ли я тогда, в тяжелый и решающий для себя день, что буду вспоминать об этом с улыбкой грусти через несколько лет, через несколько веков после?
- Что сыграть?
- Сыграй чувство вины, Итида...
Как же я раскаивалась... Я на самом деле предательница, - дала Аверсу клятву, что впредь не расстанемся и невзгоды пройдем плечом к плечу, и нарушила ее. Да, нас развел Миракулум, но ведь после я сама поддалась обиде и сбежала. Ускользнула прямо из рук, желая причинить любимому человеку боль в отместку за то, что усомнился во мне!
Эта размолвка - маленькая, и великого не порушит: едва увидимся, как окажемся в объятиях друг друга. Но последняя встреча и ее исход еле заметной занозой сидели в сердце. Мне вновь хотелось унестись к Аверсу, вновь оказаться как можно ближе, и, самое нестерпимое, - рассказать все!
Я думала над тем, в чем должно помочь Рихтеру, предавалась чувствам смятенным и слабым, понимая - как мне хочется в эти минуты не быть одной, и трезвила себя пониманием - нельзя. Поддамся, и, едва предстану перед оружейником, как долгожданное счастье вырвется словами, а тайны выдавать - нельзя. Никак! В ушах так и стояло объяснение Миракулум, что Аверс превратится в зверя с одним слепым инстинктом - защищать меня и ребенка. А так быть не должно. Я не знала всего, что ждало впереди, возможно, опять жертва или борьба, оружейнику нужен трезвый ум, не замутненный чувствами.
Где он сейчас?Рвется ли его сердце ко мне с той же силой, что и мое - к нему?
Итида играла глубоко и чутко. Струны под пальцами пели о чувстве покаяния, наполняясь не только им. В музыку вплелись и тоска, и светлая грусть, и надежда на прощение.
- Из глубин огня, из глубин земли, из глубин родниковых вод...
- Что?
Сбилась девушка, а я чуть очнулась.
- Прости, Итида.
Продолжать играть не стала, а отложила инструмент, сев в широком кресле удобно и расслабленно. Спросила так, словно ей интуиция подсказала о моем источнике печали:
- А все-таки, где же твоя свита, Рыс? Ты мне так и не ответила тогда. Где твои телохранитель и паж?
- В дороге.
- Поругалась с любовником?
- Аверс мой муж. - Призналась, растроганная музыкой и смягченная в обороне собственных тайн. - Между нами мир.
- Ого...
- У меня тоже есть к тебе вопрос любопытства, ответишь? Опиши Алхимика - каким он пришел к тебе в день, когда наградил даром проводника? Ты видела его лишь однажды?
Итида одарила меня тяжелым взглядом, потом сменила позу, привстав и рыская в складках юбки, пока не нашла искомого - вытащила из потайного кармашка маленькую плоскую фляжку. Посмотрелась в ее слабое отражение, еще раз тронула гладкую кожу у глаза, и лишь потом открыла крышечку:
- Один раз. Мне шестнадцать едва исполнилось и в больницу я попала после побоев, когда отец прознал, что я пила спиртное на своем дне рождения. Миракулум пришел прямо в палату, и вначале я приняла его за врача, хотя ни специальной одежды на нем не было, ни служебного значка с именем. Даже не помню, о чем он меня спрашивал, так я на него пялилась во все глаза - истинный бог, красив, мускулист, язык подвешен, и смотрит прямо в самую душу. Потом вникла в то, что говорил. А как взял за руку и змея укусила... господи, рехнулась. Меня коснулся другой мир. И я изменилась.
- Итида, а это он сам сказал тебе, что готовится к перерождению?
- Да. И сказал, что ждет женщину, которая ему в этом поможет. А еще... такие странные слова - "и обнимет меня, и прижмет к груди"... Помню слово в слово.
- Именно так?
Я еще не поняла, чего испугалась. Но холодок уже погладил мне сердце темным предчувствием.
- Он сказал, как должен пройти ритуал?
- А что тут знать? - Девушка хмыкнула. - Миракулум поменяется с переселенцем, как все переселенцы поменялись с теми, кто здесь путешествовал. Я отправлю Красдема в жизнь Алхимика, и пока тот спит, проткну Миракулум сердце. Черный дым, обмен, он просыпается в новой жизни, а Крас уже не просыпается никогда... жалко все-таки зверя. Теперь мне кажется, что погорячилась. Но с другой стороны, он бы не согласился меня отдать колдуну в спутницы, он ревнив.
Я покинула кресло, поставила на столик рядом плошку мороженого, которое все это время держала в руках, и беспокойно прошлась по свободному пространству чердака. Волнение охватило сильнее, и было страшно услышать нечто большее, что подпитало бы пустое подозрение... но пустое ли?
- Ты чего, Крыса?
- Что еще ты помнишь из его слов? Прошу, это очень важно.
- Что-то мне не нравится, как ты задергалась. Что происходит?
- Хочу сверить то, что он сказал тебе, с тем, что он сказал мне. Не солгал ли Змеиный Алхимик одной из нас?
- Ты шутишь?
Итида сделала два глотка и нахмурилась. Молчала долго, вспоминая, думая, взвешивая, что говорить, а что нет, - о причинах я могла лишь догадываться, - но потом ответила:
- Он обещал, что я останусь единственной женщиной проводником, ни до, ни после он меня не одарил и не одарит этим другую. Я - избранная. Сказал, что жизни ему отведено восемьсот восемьдесят восемь лет, и этот срок истекает. Говорил о тебе: женщина из прошлого, знающая языки и должная помочь с переходом... подожди, сейчас точно вспомню... - Она прикрыла глаза. - "И обнимет меня, и прижмет к груди, взяв на руки вес бытия, та, что морем целит, та, что ветром летит, та, в ком сила живого огня"... сказать тебе, Крыса, сколько я изгрызла ноготков от зависти? Ну, а что он тебе говорил?
- Стихов не было... И я думала, что с меня довольно лишь прочитать нужное заклинание в круге его знака. Но... Прижать к груди?.. Взять на руки?..
У меня подкосились ноги от ужаса вспыхнувшей мысли! Все слова Рихтера могли обернуться черной истиной и столь же черной ложью! Неужели Миракулум собирался перерождаться во мне, заняв место в моей утробе, заменив душу ребенка на свою? И все испытания, через какие пришлось проходить, лишь подготовка тела к возможности выносить и родить Черного Колдуна. Напитать магией, чтобы удержать магию?
- Крыса, ты чего? В обморок собралась?
- Нет...
Из-за внезапной слабости я припала на подлокотник кресла, и вцепилась в его спинку, чтобы не опрокинуться.
Рихтер мог не солгать, что послал на скорую смерть ради спасения наших жизней, - моей, Аверса и едва зачатого ребенка, но не утаил ли он и иной причины? Он знал, что я выдержала силу магического вихря и его истинный облик, что я познала язык, знал, что смогла на нем говорить - все знаки к тому, что я подхожу и выдержу!Прижать к груди, взять на руки...О, боги! Я не стану ему матерью!
Итида вцепилась мне в плечи и тряхнула, зло и требовательно:
- Что за тайна? О чем подумала? Говори немедленно, иначе я не побоюсь твоего огня и глаза выцарапаю!
Я разомкнула губы, сжала горло, и сказала не своим голосом:
- Никогда! Никогда тебе не возродиться, Миракулум!
- Ты что шипишь, ненормальная! Что за язык?
Итида ругнулась, отпустила меня поспешно, словно обнаружила в руках змею. Я не упала в кресло, снова встала на ноги, но почувствовала слабость - весь дом вздрогнул. Как живой организм, коротко трепыхнулся и замер вновь в крепости своих стен...
И в темных углах чердака, сразу со многих сторон раздался голос:
- Разве я тебе больше не друг, госпожа Крыса?
- Рих!..
Но внезапно, змея с груди холодным жгутом метнулась к шее и обернулась вокруг. Я почувствовала движение ее рисунка, она не придушила, но заставила замолчать. Я больше ни звука не могла из себя выдавить.
Миракулум показался из тени и медленно подошел ко мне и девушке. Итида упала на колени, склонив голову и воздев к нему руки, а тот посмотрел на меня и приложил палец к губам. Ее коснулся мягко, на миг положив ладонь на волосы, и сказал:
- Готовь ритуал, избранница, время пришло.
Она онемела тоже. Я увидела, когда та поднялась, как по лицу катились слезы и алые губы дрожали, но ее молчание было от чувств и волнения, а не от магических пут. Итида кивнула и кинулась к лестнице вниз.
- Замкнутый круг, Рыс, - ты не могла не раскрыть своего положения, этой тайны больше не утаить, и, как я и объяснял раньше, оборачиваешься зверем, которым движет одно - инстинкт выживания и защиты потомства. Но это и к лучшему, это то, что мне нужно. Нам нужно. Я не в обиде.
Даже вдохнуть я не могла больше, чем того требовалось. Ни слова, ни крика, ни стона не исходило вовне, и тело все целиком стало послушным воле колдуна, откликаясь моему разуму только ощущениями и иллюзией независимости. Я хотела бежать прочь, но спокойно стояла. Хотела замотать головой, хоть так проявив несогласие своего плена, но шея не поворачивалась. Я ощущала, что в душе нарастали гнев и сила для борьбы, но сердце не наполнялось тем самым огнем, а билось холодно.
- Какие глаза! Сейчас выжгут... - Рихтер заулыбался и чуть отвернулся, скрывая необъяснимую радость.
От студента ничего не осталось. Миракулум - красивый, высокий мужчина, с черными волосами и глазами, образом не походил ни на кого. Нельзя его было назвать никем по положению или ремеслу, ни старым, ни молодым, ни простым, ни неприступным в своей гордыне, - безлик. И в тоже время притягательно величественен и человечен.
- Спускайся. Я тебя ненадолго оставлю, чтобы обеспечить присутствие Аверса и Берта на ритуале, заберу их с места назначенной встречи. И вернусь.
Послушалась. Никакая сила не двигала моими ногами и руками, я словно бы добровольно шагнула к лестнице и стала спускаться. Итида уже царила ураганом в своей Полутени, и все, кто был в доме, стекались наружу - в сад, на ходу одеваясь в свои особые одежды и опоясываясь ножнами. Все вооружены клинками, все с непокрытой головой и свободной шеей, даже короткие воротники не закрывали знака.
- Госпожа Мираклиида!
Барон Анариз подал мне руку, учтиво поклонившись и задержавшись. Я приняла сопровождение, кивнула ответ, и вышла из дома.
Глава семнадцатая
Таков итог?
Такова моя судьба, едва почувствовав настоящую свободу, оказаться в самом худшем из возможных пленений - тела и воли? Едва испробовав вкус силы, - стать добровольно безропотной?Едва познав полноту счастья любить, быть любимой и зародить воплощение этого чувства в новой жизни, как тут же принести все в жертву?
Таков итог?
Никто по моему хладнокровию не догадывался о буре, что разворачивалась в душе, и о том, как я взывала к богам! Взывала к внутренним силам собственного сердца, решившего предать и оставаться простым в биении.Я стояла у круга порушенного фонтана и наблюдала, как гаснет дом, как вокруг широкой площадки устанавливают большие плошки на треногах, с разведенным живым огнем, как приводят Красдема.
Разбойник ступал ровным шагом, держался отстраненно, словно не замечая, не думая и не понимая, - зачем его сюда привели. Да и как - не привели, а проводили. Никаких пут на нем не было, и клинка у горла никто не держал. Он поверил мне, послушался, подыгрывал... Не знаю, какую участь Миракулум уготовил ему, может быть и не тронет, но я с горечью поняла, что Крас пленник не магии, а своего собственного честного слова. Когда он шел мимо, не удержался, чтобы не взглянуть мне в лицо. Его рыжие брови чуть-чуть шевельнулись, выдав реакцию, и вдруг это маленькое движение подарило надежду: Крас заметил что-то по глазам! Вертикальная морщина на лбу разбойника обозначилась, и так и не сошла, он еще и еще искоса бросал на меня взгляд, увы, не понимая, что же его вдруг так озадачивает.
Но никто больше, ни один из переселенцев, ни сама Итида, вышедшая в роскошном пурпурном плаще, ничего не замечали. Мое надменное молчание воспринималось как должное, моя замершая фигура - как погружение в себя и нежелание суетиться. Никому не было дела даже до того, что на холоде я стояла в одном тонком платье. Никто из-за высокого ворота не видел и змеи, закольцевавшей мне шею. Я выдыхала парок тепла, держала руки вдоль тела, и ждала.
Полутень выстроилась в круг. Людей оказалось втрое больше прежнего, - даже самые низшие звенья ордена покинули дом и встали на равных.
- Призывай... - Шепнула Итида, подойдя. - Все готово. Как только Миракулум появится, я возьму Краса за руку и отправлю...
У девушки дрожал голос, дрожали пальцы, она вся казалась пылающей в великолепном наряде и подъеме духа. Из нее изливалось торжество. И из собравшихся - тоже. Ощутимо, кожей, от каждого - исходило незримое предвкушение и нетерпение.
- Не молчи. Давай, действуй.
Что я могла?..
Долгая тишина успела накинуть тень тревоги на всех, но ожидание не продлилось на нескончаемые минуты. Поземка черного дыма, тонкая, но заметная на заиндевелых плитах, потянулась за спинами круга, за огнем, облизнув металлические подставки. Вначале я увидела Люнтберта - он вырисовался, соткался из воздуха, растерянно озираясь на людей и тут же улыбнувшись мне, едва увидел. За ним появился Аверс, а рядом с Аверсом - Рихтер. Алхимик забрал их не с улицы, - без сумок и теплой одежды, выкрал из поезда или из комнат, - но ни тот, ни другой холода словно и не ощущали.
- Сюда.
Миракулум показал рукой, куда обоим надлежит встать, но Берт замешкался, а оружейник шагнул не в нужную сторону, а ко мне. Я увидела его сдержанную улыбку, такую узнаваемую по дрогнувшим уголкам, увидела взгляд - полный ожидания этой встречи, но Рихтер положил руку ему на плечо:
- Стой... Потом, Аверс.
Итида припала в подобии реверанса, Полутень склонилась, Аверс и Берт отступили туда, куда было указано, и один лишь Красдем заколебался, не зная, что следует делать ему. Я мельком посмотрела на разбойника, отметив, что хмурится он все сильнее, и смотрит на меня с каждым мигом все с большим и большим недоумением. Поза его стала напряженной, а пальцы поджались в кулаки.Он все еще играл в смирение, но интуиция уже нашептывала его звериной натуре предостережение.
Моя единственная надежда - глаза! Ничто во мне не может говорить, ничто не может выдать истинного урагана, в котором уже рвались незримым вихрем чувства ужаса, отчаянья, борьбы и гнева. Я перевела взгляд на Аверса, и поклялась, что ни одна сила мира, даже магическая, не заставит меня отвести от него взгляда.
- Ты просил испытания, красный демон. - Рихтер обратился к Красдему. - Многие получали чуму Миракулум, не зная об этом, многие, успев понять и устрашась ее. Ты забавно запомнился тем, что самоуверенно просил тебя заразить, не сомневаясь, что пройдешь ее и проснешься. Поразительно нагло. Сейчас ты знаешь, что стоишь здесь в качестве жертвы мне, и не борешься... Из-за нее? Крыса зачаровала тебя?
По Полутени прошел ропоток - Рихтер менялся в облике. Я на него не смотрела, но поняла по тому потемневшему силуэту, что попадал мне в поле зрения, как Миракулум преображается. Менялся и голос.
- А ты, юный рыцарь? Человек, не знавший ничего о магических силах своего совершенного в логике мира, вдруг встал на путь битвы с этой магией, лишь бы освободить любимую? Приятное исключение из людей нового времени - неустрашим и умен. Благороден настолько, что не держишь зла на мнимого Тавиара и не винишь Крысу за то, что та заняла не свое место. Она тоже зачаровала тебя?