«Кажется, я не заболел! Совсем! И сердце»
Было легко дышать. И сердце не чувствовалось в груди. Будто его там и нет.
Вот такая странная получилась свобода. С мокрыми брюками (Дмитрий Иванович и сам удивился тому, как легко и спокойно сиделось ему в мутной луже у корней старой яблони), с курткой в бурых пятнах.
«У меня всё хорошо. Я не простудился. Нет кашля и горло не болит. И жить вот так, под дождями и падающими листьями, я могу ещё долго, очень долго. Дня три, наверное. Это целая жизнь! Длинная жизнь, если хорошенько подумать. Если представить себе эти три или, скажем, четыре дняодин на один с собой и альбомом. Можно понять, наконец, для чего он мне нужен, этот альбом. Можно увидеть те удивительные разноцветные пятна, линии, фигуры, что появляются в ночном небе, стоит только глянуть на него, на его липкую, затягивающую взгляд темноту. Можно нарисовать Чёрт, вот фломастеры свои я не взял! Нет, нет, нельзя возвращаться, нельзя. Надо раздобыть Найти где-нибудь Да, найти. Только вот надо встать. Ноги затекли, но это ничего. Не страшно. Я обязательно найду Мне нужны краски»
Дмитрий Иванович вытянул руку, схватился за ветку, как за единственную опору (не опираться же руками о скользкий ствол), потянул её на себя (мелкие брызги потоком хлынули на голову и плечи, и ватные остатки сна мигом улетели прочь) и, покряхтев и простонав с полминуты, медленно поднялся.
Необыкновенным был для него этот вечер! Он и сам удивлялся тому, как покладисто ведёт себя обычно капризный его организм (впрочем, крутить баранку да тянуть токосъёмники троллейбуса за канаты тоже не сахар, особенно зимой, но чтобы вот так, в холоде и мокротеи хорошо, хорошо!), и ещё больше удивлялся тому, как легко относится он, не молодой уж и, вроде бы, не глупый и не легкомысленный (хотя, насчёт последнегокак посмотреть!) мужик к странному (если не безумному) своему поступку и насколько же мало беспокоит его (да нет, не беспокоит вообще!) грядущая непременно тяжёлая и бесприютная жизнь (вот скажем, что есть-то завтра? на сегодняшнем пиве, хоть, говорят, и калорийное оно, а далеко не уйдёшь), жизнь, которую он, возможно, сам сегодня изрядно и сократил.
«А и хер с ним!»решил Дмитрий Иванович.
И подумал, что, наверное, сказать надо что-то другое, более возвышенное и романтичное.
«Это как его умру в погоне за мечтой?»
Нет, такая фраза ему не понравилась.
Какая там мечта?
Последняя мечта (о собственном арбузе, выращенном самолично в дачной теплице) умерла года три назад. С арбузом ничего вышло. То ли климат не подошёл, то ли семена на рассаду выковырял он не из того арбуза.
А больше мечтать было не о чем.
Все остальные мечты исполнились.
«Умру в обнимку с альбомом И люди узнают»
Нет. Ни черта они не узнают. Альбом бросят в мусорный контейнер. А его (нет, уже только тело его) повезут в морг на опознание. И Тамарка, наконец, вздохнёт и скажет: «Так я и знала!»
В общем, теперь можно просто жить.
И понять, наконец, какого же чёрта появляются в небе эти проклятые пятна!
Извиняюсь, сказал непонятно кому Дмитрий Иванович. Пиво назад просится
Он обошёл яблоневый ствол, встал так, чтобы не видели его из окон ближнего дома (хотя и темень на дворе и свет от фонарей до школьного двора и сада едва доходит, но кто ж его знает? и неловко как-то, на виду), зажал подбородком пакет с альбомом, подрагивающими от подступившего ночного холода пальцами расстегнул ширинку и щедро полил яблоню, давшую ему приют от дождя.
И услышал:
Нехорошо, мужик. Нехорошо Смущаешь ты меня очень! Не знаю даже, что о тебе и сказать.
Дмитрий Иванович едва не выронил от неожиданности пакет, но чудом всё-таки удержал. Застегнул поспешно ширинку и, обернувшись, увидел низенького, кривобокого мужичка (такого же мокрого, как и он сам не иначе, как тоже из бродяг)
«Чёрт! с запоздалым беспокойством подумал Дмитрий Иванович. Я же бродяга теперь!»
Бомжом он даже в мыслях побоялся себя назвать.
мужичка вида весьма потёртого, не то в чёрном, не то в коричневом (пожалуй, в коричневом) расползающемся от ветхости свитере, который насквозь пропитался водой и балахоном свисал чуть не до колен.
Мужичок замахал руками и стал похож на хлопающую крыльями мокрую ворону, отчаянно пытающуюся взлететь (скажем, на берёзу там же есть гнездо), но по слабости и старости летать разучившуюся и только прыгающую уморительно и бессильно на месте.
Вот так! Вот так! забормотал мужичок.
Вы это напрасно, заявил Дмитрий Иванович (а альбом убрал за спину ну так, на всякий случай). Напрасно вы так! Я специально за дерево зашёл, чтобы народ не смущать. Я же понимаюсюда и окна выходят, да и дети могут быть во дворе. Я всё понимаю А вы вот хороши! Вы-то хуже себя ведёте. Подкрадываетесь со спины. Пугаете, можно сказать, фразами всякими неожиданными. А у меня сердце слабое, между прочим! Меня с маршрута, между прочим, два раза снимали, потому как давление подскакивало и грудь болела. А вы меня пугаете! А если опять что заболит? Тогда как?
Болит?! с какой-то странной радостью воскликнул мужичок.
И протянул руку:
Фёдор меня зовут.
Запах от мужичка шёл гнилой, отвратный, и ладонь его воды (кроме дождевой) не знала явно уж много недель (а, может, и месяцев), но Дмитрий Иванович был человек деликатный и руку пожал.
И подумал при этом, что и сам недели через две (если не повезёт легко и быстро через те самые тричетыре дня) станет таким же, грязны и зловонным.
Так что, в конце концов, надо бы и привыкать.
А меня Дмитрий
«Иванович», мысленно добавил он.
Но вслух не сказал. По имени, так по имени. К чему тогда отчество?
Больной, говоришь? задумчиво пробормотал мужичок. Это очень даже хорошо
«Что ты тут хорошего нашёл?»удивился и отчасти обиделся Дмитрий Иванович.
Мужичок, сгорбившись и внушительно посапывая, обошёл не спеша Дмитрий Ивановича, и, остановившись у него за спиной, ткнул пальцем в пакет с альбомом.
А это что такое?
«Не твоё дело!»подумал Дмитрий Иванович.
Рисунки, ответил он.
Рисунки? радостно переспросил мужичок.
И, мелко засеменив ногами, забежал перед Дмитрием Ивановичем.
И воскликнул:
Вот ведь радость с небес пришла! С самого неба! Из глубин космических!
«А Тамарка-то всю жизнь говорит, что япсих, подумал Дмитрий Иванович. На этого шизика лучше бы посмотрела!»
Мужичок размашисто перекрестился и тут же, словно испугавшись чего-то, втянул голову в плечи и воровато огляделся по сторонам.
Это я нечаянно, нечаянно забормотал он.
Потом придвинулся ближе к Дмитрию Ивановичу и прошептал ему в самое ухо:
Я врача знаю
Осёкся, опять посмотрел по сторонам
«Чего это он тут конспирацию развёл?»удивился Дмитрий Иванович.
Хорошего врача. Целитель, одно слово! Народный умелец! продолжал мужичок.
Это Дмитрию Ивановичу не слишком понравилось. Полечиться, конечно, не мешало (кто знает, быть может, и приступы удушья, и боль в груди прошли лишь на время, пока воздух чистый и свежий а коли завтра вернётся прежняя жара и пыль поднимется над пересохшей землёйвсё начнётся по новой а таквдруг есть шанс прожить подольше, чем эти самые четыре дня?).
Но народным умельцам Дмитрий Иванович не доверял!
А чего сам у умельца своего не лечишься? спросил недоверчиво Фёдора Дмитрий Иванович. На тебя, друг сердешный, смотреть больно и тяжко. И грустно на душе становится. Вонь изо рта. Зубы, смотрю, искрошились. Кожа вся в прыщах каких-то Да и цвет у неё Грязь какая-то
А местамиговно подсохшее, смущённое поправил его мужичок. Здоровье-то тут при чём? Это здоровью совсем не угрожает.
И вообщезапах жуткий, продолжал наседать на мужичка Дмитрий Иванович. И ты ещё врача мне нашёл? Спасибо, конечно, да не верится что-то. Уж пойми правильно
И тут Дмитрий Иванович (глотнув неудачно туманного и холодного уже воздуха) резко, отрывисто закашлял. Кашель был неприятный, долгий, с хрипом.
Дмитрий Иванович осторожно постучал себя по груди, стараясь успокоить лёгкие.
Вот, заметил Фёдор. Точно говорюврач тебе нужен.
А чего
Дмитрий Иванович уронил пакет с альбомом и он упал мужичку прямо под ноги.
Чего меня не лечит? переспросил мужичок и быстро глянул, скосив глаза, на пакет. А потому, что недостоин я лечения. Никак исправиться не могу, отказаться от дурных привычек. Он, врач этот, так и сказал: «Видишь ты, Фёдор, лишь то, чего нет. И не видишь того, что есть. Со зрением у тебя, Фёдор, проблемы. А зрение я не лечу» А что у тебя в пакете?
Ничего особенного, ответил Дмитрий Иванович и быстро поднял альбом. Так, рисунки всякие
«Чего это болтаю? удивлённо спросил сам себя Дмитрий Иванович. Это-то я зачем сказал?»
Рисунки? переспросил Фёдор.
И глаза его на мгновение вспыхнули странными, лихорадочными, по-кошачьи зеленоватыми огоньками.
«Он, допустим, не себе, подумал Дмитрий Иванович. А я-то в себе? Тоже ведь, если разобраться, сдвинулся окончательно Да так, что и дороги назад, пожалуй, нет. Может, мне теперь только с такими вот ненормальными и жить? В конце концов, с нормальными мне всегда плохо было».
Рисункиэто хорошо, авторитетно заявил Фёдор. Ты и представить себе не можешь, как это хорошо! Врач очень рисунки любит. Прямо обмирает весь! Бывало, просит меня: «Нарисуй мне, Фёдор, чего-нибудь».
А я рисовать-то и не умею! с отчаянием в голосе произнёс Фёдор и махнул рукой. Вот беда-то какая Не умею!
А чего врач твой сам себе чего-нибудь не нарисует? спросил Дмитрий Иванович. Если рисунки любит?
Он рисует как-то неопределённо ответил Фёдор. Да вот выходит всё Не понять мне А он говорит, что это от климата непонимание такое.
От климата? удивился Дмитрий Иванович.
От него, подтвердил Фёдор. Говорит, что климат у нас плохой, потому мы все тёмные и понять ничего не может. А ещёкошек много. Они отвлекают от великой миссии
Мужичок осёкся и высунул изо рта прикушенный кончик языка. Похоже было, что он только что проболтался о чём-то важном, что Дмитрию Ивановичу знать было совсем не положено, и теперь горько о том сожалел.
«Да врач-то, похоже, не простой, отметил мысленно Дмитрий Иванович. Такой же бродяга На помойке, небось, целитель живёт. И, смотри ж ты, запугал его как! Что он ему такого нарассказывал?»
В общем, с трудом справившись с нахлынувшим страхом, произнёс Фёдор, чудесный он! Чудесный! И рисунки вот очень любит
Фёдор снова глянул на альбом и сглотнул слюну.
Он тебе поможет! Обязательно!
Ты чего это? иронично спросил Дмитрий Иванович. На приём, что ли, приглашаешь? Лечиться?
Ага, охотно подтвердил Фёдор. Оно самое! Лечиться! Что у тебя болит?
Разное, не слишком определённо ответил Дмитрий Иванович. Лёгкие, как видишь, не в порядке. И сердце сегодня прихватывало. У меня в жару всегда с сердцем нелады.
Пошли! решительно сказал Фёдор. Он поможет! Непременно поможет! Я ведь
Фёдор снова перешёл на шёпот.
Когда он меня нашёлсовсем ведь умирал. А теперькак огурчик. Вот у школы под навесом сегодня от дождя прятался, да ветер, зараза, и туда воды нагнал. Промок весьи ничего! Хоть бы что! Ты не смотри, что я вонючий да грязный. Здоровье у менябыки обзавидуются.
Зимой на снегу могу спать! Голым! перешёл на крик Фёдор.
И уже тихо спросил:
Веришь?
Нет, ответил Дмитрий Иванович. Это невозможно. По физическим причинам!
Возможно! уверенно заявил Фёдор. У него своя физика
И с величайшим уважением и почтением в голосе повторил:
У Него! Своя! Физика!
«Глупость, конечно, подумал Дмитрий Иванович. А, с другой стороны, отчего не сходить? Податься-то всё равно некуда С другой стороны, может, это действительно врач какой? Скажем, был терапевтом в клинике, да случилось что-то нехорошее в жизнион и стал бродягой. Всякое ведь случается Теперь вот фёдоров всяких лечит Интересно, как? Неужели у него от прошлой жизни лекарства остались?»
Пошли! решился Дмитрий Иванович. Посмотрим целителя твоего чудесного Идти-то недалеко?
Трубы загудели торжественно, задрожали в предвкушении праздника.
Водяной поток с грохотом обрушился вниз, в преисподнюю, и, стихая, с дальним тающим шелестом волн унёсся прочь, в неведомые, неизученные им пока ещё дали загадочной планеты.
«Что-то случится».
С ним никто не выходит на связь. Рация вышла из строя.
Он так давно в этом мире. На стальных боках рациизелёная плесень.
Пока с ним нектарон неуязвим. Один глоток возвращает молодость, со вторым глотком приходит необыкновенная, всесокрушающая сила, третий глоток делает невидимым, четвёртый позволяет проникать в мысли (о, грязные, безумные мыслишки!) аборигенов, пятыйдарит способности к левитации, шестойпозволяет проходить сквозь стены, седьмойоткрывает двери в пространства Большого круга, восьмой
Вот только нектар не восстанавливает повреждённые ткани.
Пора в путь.
«О чём это я?»
Боги, милостивые владыки неба!
Местный мерзавец, жулик и вор, и, к сожалению, до сей поры единственный его помощник и последователь (и проклятие этого мира!), пытался вчера похитить бутылку с чудесным нектаром, но был пойман с поличным В свалке, увы, нектар пролился и бутыль опустела едва не до донышка.
Он поднял бутылку, посмотрел на свет тусклой лампы сквозь пыльное зелёное стекло.
Плохо На этой планете даже зрение начинает отказывать! Ничего не разберёшь.
Он потряс бутылку и прислушался к слабому плеску.
Ну что ж, похоже, похоже на пару-то глотков наберётся.
Значитвсесокрушающая сила! Она очень скоро ему пригодится. Надо ведь готовить новый нектар. На этот размного, очень много. И беречь от местного! Беречь!
А если нектара будет многоможно ещё раз попробовать (да, на том самом, восьмом глотке!) выйти во Внешний Мир и полететь (полететь, наконец! демоны раздери в клочки грязный этот мирок, в котором он впустую потратил едва ли не треть своей жизни!), полететь к родной планете, в красно-сине-зелёном тумане открывшихся Коридоров обгоняя таких как он отчаянных странников бесконечно далёких от этой скучной планетки миров, странников, как и он удостоенных Судьбою волшебного Восьмого Глотка.
Лететь мимо покорно открывающихся ему дверей Тайных Входов, насквозь прошивая разноцветные призрачные тела звёзд, проносясь мимо сияющих гигантских облаков галактик, сквозь туманы Вселенной, сквозь черноту безвременьяк точке исхода, к затерянному, занесённому звёздами окну, откуда льётся тихо и ровно красный свет давно потерянного им дома.
И окно откроется, и распахнутся двери, и красное сияние полдня согреет его, облакани к чему, он устал, жёлтая трава к Сезону Снов, вернулся, и никогда не покидал, поймите правильно хорошо хорошо
Надо только остановить Время. Не забыть остановить его, иначе с разгона оно опрокинет его, захватит, потащит за собой. И вернувшийся странник, мгновенно состарившись, рассыплется в прах на пороге родного дома.
Синхронизация Как она делается?
Да помогут небесные владыки вспомнить! Да откликнутся они на мольбу!
Надо только набрать нектара на восемь глотков. Выцедить его из мешка.
Ик выходу!
Но надо быть осторожней Не то получится, как в прошлый раз
Проклятый абориген! Тупое существо! Этого мерзавца совершенно ничему невозможно научить. Конечно, иногда он полезен. Иногдаочень полезен. Иногдапросто незаменим (да и кем его можно заменить? он ведь единственный, кто не боится необычной внешности его, Пришельца).
Но ведь сколько пакостей и подлостей приходится от него терпеть! И как же тяжело сносить примитивные (и потомуособенно тяжелые) его оскорбления! И как ужасна и непроходима глупость этого существа!
Хотя он и говорит, что занимает высокое положение среди аборигенов и пользуется их величайшим уважением, но такой хозяин, даже при всей его влиятельности, а потому и полезности, совершенно нетерпим.
Это он на прошлом цикле перемещения подмешал исходящую из тела зловонную жидкость, содержащую аммиак, в чудесный нектар (ну невозможно в здешней атмосфере провести анализ нектара по запаху!) и тем самым сорвал Переход.
Ведь объяснял он аборигену, не раз объясняламмиак вреден для нектара. Он непредсказуемым образом изменяет его свойства.