Врач, видимо, раздражённый нерешительностью и медлительностью гостя, махнул рукой сильнее и застонал от боли.
Великий, он подойдёт, забормотал Фёдор.
И заметался по подвалу, собирая разбросанные тряпки, снова складывая из них подобие ложа.
Дмитрий Иванович остановился в шаге от врача и замер, совершенно не представляя, что же делать дальше. Он стоял и слушал невнятное бормотание снующего по подвалу Фёдора и тяжёлое дыхание врача. И чувствовал, враз истончавшей кожей чувствовал (не мог видеть, потому что опустил глаза и смотрел лишь на пол), что странный врач буквально буравит его застывшими, недвижными глазами. Будто вгоняя два холодных стальных сверла под кожу.
«Вот сразу было понятноне так здесь всё, совсем не так. Какая уж помощь? Не убил бы»
На третьей минуте молчания Дмитрий Иванович откашлялся и только захотел что-то сказать
«Меня пригласили»
Помогу, прохрипел врач. Я видел тебя Насквозь?
Это что? переспросил неуверенно Дмитрий Иванович. Метафора такая?
Какие ты слова мудрые знаешь!
Врач улыбнулся и почему-то погрозил Дмитрий Ивановичу длинным указательным пальцем с чёрным обкусанным ногтем.
А я вот таких слов не знаю
Врач вздохнул и совершенно неожиданно сорвался на крик:
Какая, на хрен, метафора?! Издеваешься, гад?! Я тебя насквозь вижу, в самом прямом смысленасквозь. Всё твоё дерьмо, всю харкоту и мокроту твою, все твои болячкинасквозь, насквозь, насквозь!
Дмитрий Иванович отшатнулся и вытер со лба проступивший ледяной пот.
«Точнолечить пора! Его! Свихнулся, ясно же видносвихнулся в подвале своём. Ещё быв такой грязи жить и неухоженности»
Стой! решительно скомандовал подвальный врач и вытянул вперёд правую руку, развернув её ладонью к изрядно перепуганному Дмитрий Ивановичу.
Что? осипшим голосом спросил Дмитрий Иванович и с каким-то странным чувством (смесью страха и облегчения) ощутил тёплую, длинную волну, что в один миг прошла по его телу от пяток до макушки.
«Лечит, шепнул Фёдор, незаметно подобравшись сзади к Дмитрию Ивановичу. Точно говорюлечит»
Диагноз ясен!
Голос подвального врача стал вдруг звонким и чистым, слова он бросал отрывисто и быстро, будто входил в особое, самому ему неподвластное состояние и потому боялся утратить контроль за собственной речью.
Лечить! Лечить! Три минутыне больше! Мне ясно, где прячется боль. Я знаю, где она! Найдено место!
Он остановился на секунду и тут же выдал, уверенно и чётко:
Воспаление синей полусферы пятого желудочка сознания Аткамы!
Воистину! завопил Фёдор и упал на колени.
«Да у меня нет такого, мысленно ответил Дмитрий Иванович. И сознания такого нет»
И тут же почувствовал, как вслед за первой, тёплой волной, пошла втораякороткая и жгуче-огненная.
Будто языки пламени мгновенно лизнули кожу и тут же отступили прочь.
«Но ведь действует! возразил ему непонятно откуда появившийся и дотоле ни разу ещё не звучавший (низкий почти до баса) и как будто даже не ему принадлежащий внутренний голос. Не всё ли тебе равно, как он это называет? Не всё ли тебе равно, что он при этом делает? Да и откуда тебе знать, что нет у тебя синей полусферы? Может быть, и есть? Есть, но только ты об этом ничего не знаешь, потому что не объяснили тебе в своё время, не рассказали правду о твоём теле. А на самом деле там есть такое! О, такое!»
Дмитрий Иванович услышал сбивчивое, свистящее бормотание. Он увидел, что лицо врача стало вдруг наливаться травянисто-зелёным, густеющим цветом, кожа на щеках как будто вздулась пузырями, губы кривились в быстром, лихорадочном шёпоте:
«Свет выше чем дом Каждый человек имеет пять сознаний: сознание Ленгусадля своего мира цвет егоземлистый, глинистый, травяной, облачный, солнечный наслаждение, отчёт, ответ, страх, радость, цветы, дорога, дом, дерево, луч, смех, свет Сознание Мернесадля угадывания брошенной кости, цвет егозакат, тучи над крышами, капли на лету, иногдасеребро предупреждение, предугадывание, предсказание Сознание Аткамыдля созерцания небес цвет егоглаза над нами, чаша, полночь без исхода звёзды слетаются к фонарям, вода льётся через края водопадов, цветочные крылья, кожа, нектар, стихающий ветер, потрескивают мачты, терракота, песчаные города, режется мрамор, смыкаются своды, бирюза в доломитовой чаше, пьётся легкий янтарь
Сознание Энгочёрный ход недостижимо, непредставимо не дано! Нет цвета, нет ничего Только ничего, и кто можетвидеть, ощутить, вдохнуть, статьтот уходит чёрным ходом, ни вверх, ни вниз, ни в сторону, ни назад, ни вперёд. Уходит истинно туда, куда уходит. Не более того, но и не менее того! Не дано, но возможно!
И ещё одно сознание дано. Сознание человекадля сознания человека, сознание для сознания себя, или поддержания процесса сознания себя, или обмана дающих сознание. Цвет егопыль, молотая мука, стриженные волосы, сплюнутые слова, высохшая слюна, свернувшаяся кровь, сделанное дело, несделанное дело, выдохнутый воздух, свернувшееся молоко, кухонная раковина, занавески на проволоке, гудрон на дороге, крыши раскатанным рубероидом, полдень сном, полночь провалом, руки ощупью, шорох, шероховатость, неровно, царапает, пощипывает, горло
Я всё вижу. Я всё чувствую. Я знаю, сколько сознаний дано каждому, сколько проявлено. Из восьми глаз каждого человека можно увидеть только три, я вижу все восемь»
Шёпот прервался.
Врач опустил глаза. Сидел неподвижно, дышал тяжело и быстро, так что лёгкие, будто до срока изношенные, хрипели и посвистывали.
«А чего же он себя не подлечит?»вновь спросил себя мысленно потрясённый лечебным сеансом Дмитрий Иванович, чувствуя, что его-то лёгкие теперь дышат легко и спокойно, не выталкивая уже воздух тугими комками.
Ну как? спросил Фёдор и подмигнул. Каково? Я вот тоже сначала так себе всяко думал В общем, и нехорошо иногда думал
Дмитрий Иванович кивнул («как же, понимаю») и покашлял, не осталось ли в лёгких прилипчивой серой слизи.
Ни раздражения, ни першения в горленичего.
Лёгкие словно промыли от накопившейся грязи. Прямо сейчас, вот здесь, в этом подвале, вот этот калекапромыл, вымыл, избавил Нет, как же
Невозможно!
«Но действует», повторил внушительно всё тот же голос.
А потом, продолжал Фёдор, и сам увидел. Вернее, почувствовал. Это ведь не медицина какая, прости господи, это самое действенное средство. Оно сразу чувствуется
Дмитрий Иванович стоял, разводил руками и глупо улыбался.
В общем, спасибо вам Полегчало, ничего не скажу Конечно, да Не знаю, прямо, что и сказать
Врач посмотрел на него. Пристально, будто пытаясь понять, вправду ли так доволен лечением этот непонятно откуда взявшийся пациент.
Лампочка в подвале качнулась под потянувшим сыростью сквозняком и Дмитрию Ивановичу показалось, что лицо врача закрылось лёгкой тенью, будто подёрнулось тонкой плёнкой пенициллиновой плесени.
Оранжевый цвет, так ярко проступавший на коже его ещё совсем недавно, исчез без следа.
Странно всё это было, но Дмитрий Иванович на всякие разные странности внимания уже не обращал.
Имя? прохрипел врач, с трудом разлепив губы.
Пожалуй, ещё минут десять назад Дмитрий Иванович и не подумал бы сообщать этому подвальному сидельцу в грязном комбинезоне своё имя. Даже, пожалуй, и не стал бы вступать с ним в подобный откровенный разговор.
Но теперь, после лечения
Савёлов я, Дмитрий Иванович. Вот, пригласили
Это я уже понял, врач поднял руку, прерывая Дмитрия Ивановича.
И показал пальцем куда-то в пол.
Здешний житель?
Чего? не понял Дмитрий Иванович.
Фёдор снова засуетился, зашуршал, зашелестел какими-то, невесть откуда, из каких подвальных тайников взявшимися газетами и картонками, которые он начал усиленно подпихивать Дмитрию Ивановичу под самые ноги.
Ты это зашептал Фёдор, искательно заглядывая Дмитрию Ивановичу в глаза, на ходу приглаживая подсохшие свои, вставшие уже дыбом, вороньим гнездом торчащие волосы, и подмигивая при том сразу обоими глазами, ты это садись давай присаживайся. Я вот, газеток нанёс, картоночек Мягонькие газетки, жёлтенькие. Сам сушил, в хорошем месте хранил, у трубы. Труба-то тёплая, вот газетки и просушились. Хорошо просушились, да распушилисьпрямо пух гагачий. Попе-то самая радость будет на таких сидеть
Зачем? несколько обескуражено спросил Дмитрий Ивановочи.
Врач снова ткнул пальцем куда-то вниз, уже более нетерпеливо.
«Сесть предлагает, догадался, наконец, Дмитрий Иванович. А вот Фёдор-то этот сразу всё понял Давно с ним общается, с целителем этим. Всё на лету ловит, не иначе!»
Садись, давай, сказал Фёдор и легонько потянул Дмитрия Ивановича за брюки. У него разговор к тебе Это ведь честь-то какая! Ты, друг дорогой, и сам понять не можешь, какая это честь тебе сейчас оказана! Ты это потом только поймёшь, если
Что это за «если» и что за этим «если» должно последоватьФёдор не пояснил. Он подпихнул ногой газетную кучку, не то разравнивая, не то приминая газеты, потом подбежал к врачу (тот успел уже опустить руку и сидел в прежней неподвижности) и шепнул, быстро показав пальцем на альбом, который Дмитрий Иванович прижимал к животу:
А он ещё и рисовать умеет! Великая вещь! Великая, что и говорить! Вот ведь гостя какого дорогого я привёл!
Врач протянул руку и резким движением оттолкнул надоедливого своего помощника. Потом, подождав, пока Дмитрий Иванович, неловко подогнув ноги, присядет, наконец, на газеты, сказал:
Ты не ответил на вопрос, Савёлов Дмитрий Иванович. Здешний житель?
Не понял я, робко прошептал Дмитрий Иванович и беспокойно заёрзал на зашуршавших газетах.
И даже посмотрел по сторонам, будто искал поддержки в странном этом разговоре у каких-то невидимых, но вполне благоразумных собеседников, что вполне могли бы стоять рядом и сочувственно подмигивать бедному Дмитрия Ивановичу, связавшемуся с беспутным бродягой и вынужденному находить объяснения таким вот непонятным вопросам.
Вы это, нашёл, наконец, подходящий ответ Дмитрий Иванович, вы меня Дмитрием называйте Так-то проще А то официальноя не привык. ВыДмитрием Мне так проще А вас как, простите, звать? А то вы не представились, а мне к вам обращаться как-то надо и неловко
Здешний житель? упрямо повторил врач, начисто проигнорировав его последнюю фразу. Этого мира житель?
Этого, этого! подал Фёдор голос из самого дальнего и тёмного подвального угла, в который он заполз сразу же как сотворил подстилку из газет.
Заткнись, мразь! выкрикнул врач и, резко подавшись вперёд, схватил Дмитрия Ивановича за штаны.
Говори, рисуешь?!
«Близко я к нему сел, с тоской подумал Дмитрий Иванович. Вот ведь достал-таки!»
Рисую, печально кивнул Дмитрий Иванович.
Пой, Дмитрий, захрипел врач и отпустил штанину, с трудом разжав скрюченные судорогой пальцы.
И, застонав, откинулся к стене.
Пой, Дмитрий Танцуй, Дмитрий А нассы-ка мне на голову, радость небесная Дай посмотреть!
Что?
Дай! повторил врач. Рисунки Дай! Я Пришелец! Я Пришелец! Слышал? Слышал обо мне? Дай! Мне! Сейчас нужно, сейчас же! О, дай, дай мне!
Он задрожал, протянул руки вперёд, он тянулся к альбому, хватал пальцами воздухтак, словно нашёл, наконец, что-то очень, очень для него важное, без чего никак не мог теперь уже жить.
Веки его задрожали, глаза сжались в чёрные щёлочкито ли от боли, то ли от нетерпения и желания во что бы то ни стало схватить этот заветный альбом с рисунками.
Да что это вы? испуганно прошептал Дмитрий Иванович и инстинктивно откинулся назад, поражённый напором лекаря. Зачем это вам? Это же так, ерунда форменная. Там и смотреть нечего. Нечего там смотреть, это я точно вам говорю. И о пришельцах я ничего не слышал, я вообще никакими пришельцами не интересуюсь. Напрасно вы так заволновались, мне это совсем не интересно
Фёдор незаметно подполз к Дмитрию Ивановичу на четвереньках и шепнул в самое уже:
Дай
Что?! вскрикнул от неожиданности Дмитрий Иванович и закрутил головой.
Ты? Ты что подползаешь так? Ты специально напугать хочешь? Специально меня напугать хотите?
Дмитрий Иванович попытался встать, но Фёдор с силой надавил ему на плечи и заорал, заглушаю уже не кричащего, а отчаянно верещащего Пришельца:
Дай!!! Да-а-а-а-а!!! А-а-а-а-а-а!!!
Подавись, прошептал Дмитрий Иванович и бросил Пришельцу пакет с альбомом.
Рисунки, радостно и довольно забормотал Пришелец и потряс пакет. Падай, падай, альбомчик. Падай, любезный.
Пришелец закашлялся, забрызгал слюной. Всхлипнул, потёр грудь и, подхватив выпавший альбом, отшвырнул пакет в сторону.
Он мокрый у тебя, ворчливо заметил Пришелец. Пакет мокрый у тебя. Почему?
Под дождь попал, смиренно объяснил ему Дмитрий Иванович.
Фёдор не убрался снова в свой угол, торчал теперь за спиной, шумно и мокро дышал в затылок. Это не нравилось, совсем не нравилось Дмитрию Ивановичу. Это было неприятно, так неприятно, что мурашки пробегали по спине. И чувствовалась явственной электрической дрожью исходящая от Фёдора постоянно нарастающая опасность.
Что-то нехорошее он задумал, нехорошее.
Вот так, сказал Пришелец, листая альбом.
Каждую страницу он рассматривал секунд пять, не больше. Но Дмитрий Иванович мог с уверенностью сказать, да что сказатьпоклясться мог, что Пришелец рассматривает страницы внимательно, не только рассматриваетзапоминает
«Как это Сканирует, что ли?»вспомнил Дмитрий Иванович мудрёное слово.
Рисункиразноцветные плывущие пятна с размытыми краями, поверх густо исчёрканные ломаными жёлто-зелёно-красно-лиловыми линиями, отражались в глазах Пришельца, за секунды отпечатывались в них. И после каждой пролистанной страницы угольные глаза на миг бледнели и вспыхивали острыми, серебристо-белыми огоньками.
Хорошо, сказал Пришелец. Хорошо
«Что там хорошего? недоумевал Дмитрий Иванович. Так, с красками вот вожусь Тамарка-то мазнёй это называла Да разве она понимает? Разве понимает?»
Хорошо, повторил Пришелец и закрыл блокнот.
Но вернул его, а положил рядом с собой. И даже ладонью прижал, словно боялся, что автор решится вдруги кинется отнимать.
А я что говорю? радостно заурчал Фёдор. Я ведь абы кого не приглашаю. Гость дорогой, чудесный гость. Такого лечить можно, и нужно даже!
Пришелец кивнул и кинул старое, истлевшее покрывало себе на ноги.
Мёрзну, пожаловался он.
Это бывает, заметил Дмитрий Иванович.
И подумал: «Ночь, должно быть, уже. Тамара волнуется Нехорошо как-то всё вышло, нехорошо. Такие дела»
Это было много лет назад, сказал Пришелец. Трудно понять, но ты сможешь. Тыособенный, теперь я точно это знаю. Не то, чтобы возлюблен властителями твоего мира Они, пожалуй, и не знают о тебе. Они вообще мало кого знают лично, разве только раз в тысячу лет пара-тройка ваших уходит на встречу. Остальныесами по себе. Но тебе кое-что дано. Хочешь ты этого или нет, осознаёшь ты это или нет, нравится тебе это или нет, но тебе дано. Не так много, но дано. Ваш мир скуп. Он редко даёт глаза. Он редко даёт человеку больше одного сознания. У тебя их два. Одното, что положено. И второето, что даёт возможность видеть. Ты можешь видеть. Поверь мне, это никому не интересно
«Верю», отчего-то сразу согласился Дмитрий Иванович.
Кроме тебя, продолжал Пришелец. Да ещё, пожалуй, меня. А знаешь, почему?
Дмитрий Иванович отрицательно помотал головой.
Потому, ответил Пришелец, что я видел твои рисунки. Только это были не рисунки. Это картины. Картины моего мира! Понимаешь? Моего мира! Небо моего мира! Небо моей планеты! Понимаешь ты это? Осознаёшь, что сотворил ты? И как, как ты, больной житель убого мира, смог увидеть такое? Как?!
Он провел пальцами по одному из рисунков (большое сине-лиловое пятно расползлось по листу, будто разбухшая грозовая туча), словно ощупью проверяя увиденное.
Да! выкрикнул он. Точно Помню
Дмитрий Иванович вздохнул и пробормотал, боязливо косясь на уткнувшегося ему лбом в плечо Фёдора:
Да я так С восьми лет, знаете ли Если того не раньше. Как то скарлатиной заболел. Тяжело было, температура высокая. Текло что-то изо рта, нехорошо было. И дышать тяжело. Казалось даже, что умру скоро. Хотелось чего-то Чтобы вместо комнаты, вместо обоев надоевших, бледно-жёлтых с серыми пятнами. Так обидно быловсё, что есть в жизни, так это только то, что окружает. А что окружает?