Нет никакого лечения, подтвердил Чумак, уходят дети. Уходит будущее. А виноватывы. Вы, со своим «Чистым небом». И знаете это, обязаны знатьно не хотите даже выслушать
Да никто этого не знает я не может знать, потому что
Потому что, резко повысил голос Афанасий Михайлович, знать страшно. А не знатьудобно. Потому что вы не спасители-альтруисты, вы делаете _чистое небо_ для себя, только для себя, чтобы вам было сытно и приятно, потому что сразу поняли: вас гемосольвия не коснется. После вас ну хоть потопвам нужно, чтобы _при вас_ были чистое небо, уютная планета. Вы покупаете комфорт ценою детских жизнейи только поэтому не хотите одновременно посмотреть на формулу морской воды и формулу крови! Только поэтому не хотите сопоставить динамику гемосольвии и прирост мощностей диализаторов! Не хотите понять, что чем больше вы разжижаете море, тем прозрачнее становится кровь детей. Не хотите понять, что вы убийцы. Не хотите даже выслушать, пока вас не заставить, не взять за горло, не положить руку на термоядерный синтезатор, на стеллатор!
Нет, Чумак не попытался встать, не сделал ничего, что напоминало бы попытку перейти к активным действиям. Только говорил убежденно, с напором, и в каждое слово, казалось, вкладывая всю душу.
Но тем не менее это уже был язык логики, фактов и предположений, здесь можно и должно было оперировать категориями разума. Не дикое обвинение лично Сергея, а обвинение системы действий, всего того, что входило в программу «Чистого неба». Того, что составляло, по убеждению Острожко и миллионов землян, выход из экологического тупика. Выход, не затрагивающий достижения и завоевания технической цивилизации.
И хотя Сергей понимал, как неустойчив может быть баланс в сознании одержимого человека, и отметил, что Чумак проговорился-таки о своем намерении «взять за горло, положить руку на стеллатор», сказал он почти ласково:
Давайте разберемся спокойно, ладно? Разве можно в таком деле эмоциями, криком? Вы говоритесовпадают формула крови и формула морской воды. Точнее, вод пра-океана. Правильно. Жизнь зародилась в океане. Какой же быть крови? Это известно каждому школьнику. Но что с того? Связь-то давно оборвана, миллиарды лет тому, бог весть какие миллиарды! И многие из тех несчастных детей ни моря, ни океана в глаза не видели
Да, Сергей, все так, сказал Афанасий Михайлович ровным, «нормальным» тоном, и в глазах его померк недавний лихорадочный огонек, многие дети на моря, ни океана не видели. Равно как многие взрослые. Но связь существует. Не оборвалась, а продолжается. Ты знаешь, что суточные ритмы активности человека совпадают с ритмами приливов?
Да, подтвердил Острожко, ну и что? Естественно, человекчасть природы.
Только все время забываем об этом. Ведем себя, как
Разве нельзя в ее рамках, перебил Сергей, действовать? И если на то пошло, то мы в программе «Чистый воздух» даже не нарушаем глобального равновесия: все, что взято у океана, рано или поздно туда вернется
Ожил экран: нейрокомпьютер проверял функционирование систем поддержки режима. Сергей, искоса поглядывая на Афанасия Михайловича, проследил за цифрами, высвеченными на экране, и вновь повернулся к собеседнику.
Сколько прошло? Минут пять, не больше. А лицо Чумака заострилось, и когда он заговорил, то вновь почувствовалось, с каким трудом ему даются слова:
Если бы я знал точно Хотя и тогда мне пришлось бы _заставлять_ выслушать себя Но мне кажется, дело не просто в тех тысячах тонн твердого остатка, который извлекается из воды Изменения концентрации сами по себе, наверное, еще не все Мы берем у моря живую воду, а возвращаем мертвую.
Вы вспомнили сказку? мягко спросил Острожко.
Нет, не сказку. Ты, возможно, не в курсе Ионы в морской водене просто примесь, а узлы пространственных структур. А сам океан первооснова не потому только, что жизнь вышла из него; он залог, хранилище матриц всего сущего, Голографические матрицы формирования молекул ДНК И генов А в диализаторе все матрицы разрушаются
Да, да, я слышал об этих теориях, Сергею хотелось помочь собеседнику в разговоре, который стал казаться слишком тяжелым для Чумака.
Теория?.. Их много. А пока мы спорим и проверяем, гибнут дети Как всегда. По зонам, по территориям заболеваемость тем выше, чем больше установок и чем сильнее их влияние на состав воды. Здесь, в Причерноморье, особенно плохоморе застойное Впрочем, нам всегда с экологическими бедствиями свезло больше всех.
Может быть, перебил его Сергей, волнуясь тем больше, чем спокойнее становился Чумак, действительно существует такая корреляция: чем больше мощности диализаторов, тем больше заболеваний. Может быть, хотя нигде я таких публикаций не встречал Но почему Злообязательно в наших установках? Почему обязательно такая, чуть не мистическая, связь? Почему вдруг такие высокие технологии, как в диализаторах, окажутся опасными? Установки «Чистого неба»это же образец экологического совершенства! Металлы и солииз воды, с минимальными тепловыми загрязнениями, безо всяких отходов: воду после диализатора можно пить, она чище водопроводной!
А вы подумали, почти радостно вскричал Сергей, сворачивая на торный, на привычный путь рассуждении, что действительная корреляция происходит вовсе не с мощностями диализаторов, а с общим уровнем промышленного развития? Ведь чем выше развитие страны, тем больше они строят диализаторных установок? Ну почему обязательно такая связь? И кто в нее поверит?
Острожко кричал, и надвигался на неподвижного Афанасия Михайловича, и кажется, готов был наброситься на него, лишь бы заглушить, лишь бы не впустить в сознание правду, лишь бы не услышать то, что ближе, все неотвратимее, что вырвется, обязательно вырвется наружу
Я и сегодня был в садике тихо выговорил Чумак, Оксану не вернешь А как похожи У твоей Ганнуси бровиточно как у нее Я всех детей знаю Всех в нашем поселке
«Почему? спросил у себя Сергей, почему я не могу, не хочу поверить? Почему лишь на мгновение мне стало больно и страшно? На мгновение лишь стало невыносимо от мысли, что я, добросовестно выполняя все инструкции, обрекаю свою дочьи другихна гибель? Почему в следующее мгновение приказал себе _знать_, что с Ганнусей ничего не произойдет, что непременно все окажется лишь досадным происшествием во время ночной смены? И что если останется хоть одинпроцент незаболевшихГаннуся окажется среди них?»
А потом еще спросил у себя:
«Почему действовали по инструкции _исполнители_, почему разрабатывали инструкции те, кто некогда уставлял все страны чудовищными АЭС, кто приказывал лить на поля смертельные яды, кто возводил заводы, отравляющие все живое на тысячи верст окрест? Неужели не знали, что такое радиация, гербициды, кислотные дожди? Знали жеи заставили себя не думать, что придется расплачиваться».
Расплачиваться?
Волна озноба прошла по телу. Сергей качнулся в кресле и тут же выпрямился, пристально глядя на Афанасия Михайловича.
Тот сидел, расслабленно уронив руки, и смотрел с тоскою и мукой. Сергей быстро перехватил сухое запястьеесть пульс. Неровный, слабыйно есть.
Вы меня слышите, дядько Панас?
Ты же молчишь, тихо сказал Чумак, все вы молчите. И делаете
Надо вызвать врача. Вы не двигайтесь
Хочешь дешево отделаться? глаза Чумака по-прежнему были полузакрыты веками, но теперь в них угадывался холодок. А может, злость. Но все равно Сергею стало жаль этого человека, тяжело, быть можетсмертельно больного. Одержимого Конечно, Панасу Михайловичу выпало страшное: потерять единственную дочь и жену. Разве можно удивляться, что он потерял рассудок? Разве можно удивляться, что пришла к нему потребность остановить беду А беда в его пылающем разуме оказалась связана с Установкой Разве сам Сергей, случись вдруг такое
«Нет! поднялся из глубины сознания протест. Только не _такое_! Что угодностыд, суд, наказаниено только со мною, не с ними Только ради их благополучия, толькочтобы они поняли и простили».
Панас Михайлович, не думайте: я в самом деле хочу вам помочь. Вы серьезно больны
Афанасий Михайлович кивнул, но тут же, видимо, собравшись с силами, выпрямился и отчеканил:
Твоя дочь еще не больна. Может быть, еще успеем Ситуация должна быть еще обратимой. Понял?
Да, да, понял, кивнул Сергей, успокаивая Чумака, но я должен вам помочь
Себе помоги, бросил Афанасий Михайлович и резко высвободился, себе и дочери. Приготовься посмотреть ей в глаза, когда _начнется_
Нет! Этого никто не может знать! закричал Сергей.
Я знаю, с пророческой убежденностью сказал Афанасий Михайлович, будто загораясь изнутри. Я _шестерым_ предсказал. Всем шестерым в нашем поселке.
«Но в поселке было семь случаев гемосольвии!»хотел крикнуть Сергей, и вспомнил: _первой_ была Оксана, дочь Панаса Михайловича.
Несколько секунд они молчали, напряженно глядя друг на друга. А за широкими окнами светало, и уже можно было различить скалистый мыс, уходящий в море, белые барашки наката, извечно бьющего у берега. Скоро будут видны ленивые водовороты над водозаборником, далеко слева, и упругий водяной бугор далеко справа, там, где вырывается из невидимого жерла отработанная вода.
Рано или поздно все вернется в Океан, сказал Чумак _разумным_ голосом, только между «рано» и «поздно» лежит смерть.
Не в этом дело, отозвался Сергей, и собственные слова показались ему идущими издалека, мы можем и не знать, _отчего_, за какое действие приходится расплачиваться.
Те шестеро Я их предупреждал, заговорил Чумак, они поверили, да только что могли поделать? А Ковалевон мог, он на Установке работает, да не захотел. Было еще не поздноа не захотел поверить. А обратной дороги нет.
Глаза Чумака вдруг потускнели; он прервал себя на полуслове и забился вглубь кресла, будто старался отодвинуться от какой-то опасности. Воцарилась пауза, и в ней собственные мыслиможет, неожиданные, а может, закономерные, показались Острожко как бы звучащими:
«А с чего вообще я занервничал?»
Сергей внутренне _остыл_, и все мысли стали иными: спокойными, четкими, уравновешенными.
«Разве можно верить сумасшедшему на слово? Сходство формул крови больных с океанскою водою? Но _сходство_ было и раньше, до включения диализаторов. И сходствоне совпадение. Надо проверить. Сличить документально.
Корреляция распространения гемосольвии с мощностями Установок? Но это само по себе ничего еще не доказывает. Мало ли какие процессы укладываются в одинаковые графики. И совсем не исключено, что на самом деле корреляции нет, она существует, только в помутившемся сознании Чумака.
_Шестерым предсказал_? А предсказал ли в самом деле? А может, просто уверил себя, что так и думал, что предчувствовал, что знал заранее, а на самом деле это лишь послечувствие? Так ведь срабатывает зачастую даже здоровое сознание, а уж поврежденное
Если нет ничего, кроме горячечного бреда, и он, Острожко, станет посмешищем всего мира?
Но если
Стоп. Можно проверить. Прямо сейчас проверить одно из утверждений Чумака, быть может, самое важное»
Сергей подошел к пульту и поднял трубку городского телефона. Пробежал по клавишам, набирая запрос в справочной, а затем, считав ответ с мини-экранчика, набрал номер. Краем глаза он следил за Чумаком.
Афанасий Михайлович сидел неподвижно, как бы а беспамятстве. В трубке раздались длинные гудки. Еще не время для телефонных звонков, но Игорь Ковалев, институтский приятель, простит. И если он сейчас скажет, что не приходил к нему никакой дядько Панас, и сынишка здоров, то
Женя? сказал в трубку Сергей, прости, что не вовремя. Но мне надо срочно переговорить с Игорем, это Сергей Острожко
Наверное, пять минут Острожко сидел неподвижно, сжимая трубку во влажной ладони.
Мир рушился, раскалывался, и обломки падали на могилу Игоря Ковалева, покончившего жизнь самоубийством три часа назад, и на будущую могилку их Тарасика. Шестилетнего Тарасика, которому вчера поставили окончательный диагноз. Приговор. Гемосольвия.
«Все действующие знали в глубине души, что расплачиваться придется если придется, только другим. Что их самих ждут только награды, а все неприятностидругим, дальним. И можно вообще не задумываться, соблюдать Инструкции, не задумываться, прав ли ты и призовут ли когда к ответу тех, кто этим самые инструкции выдумал, кто указал такой путь. Быть исполнителем, быть до конца человеком, останавливать свой разум перед ненужными, невыгодными мыслями и догадками».
Смерть, смерть, вдруг забормотал Чумак, бледнея, роду человеческому погибель Ты должен Тебя послушают У нас только один шанс Может, простят
И замолк.
«Не простят», а «простит», промелькнуло у Сергея. Он встал и, не оглядываясь, подошел к главному пульту управления стеллатора.
Опытный оператор, один из самых лучших здесь, на Сарыче, он _подготовил схему_ всего за десять минут.
Критический режим. Еще одно переключениеи процесс станет необратимым. Только и радости, что всем будет возможность эвакуироваться: мощность нарастает неудержимо, но постепенно, пока наконец рукотворное солнце вырвется из-под земли
Стоя у пульта, Сергей пообещал:
Я заставлю себя выслушать. Ради спасения стеллатора мне дадут прямой эфир. Заставлю выслушать, заставлю отключить диализаторы, и если гемосольвия отступитникто не посмеет
Афанасий Михайлович сидел совершенно неподвижно, и от пульта, где находился Сергей, трудно было разобрать, он ли это или только пустая оболочка.
А в соседнем пустом зале уже раздались неторопливые шаги напарника.
Его надо остановить в дверях.
Остановить, и потребовать срочно (обязательно срочночтобы не успели пробиться к кабелям управления в нижних этажах) дать _прямой эфир_. И тогда сказать всему миру, что надо немедленно вывести все Установки, потому, что вся жизнь на Земле взаимосвязана, и покушение на Океан оборачивается трагедией
Выслушают? Исполнят? Может быть. Не исключено. И может быть, все, сказанное Чумаком, прозрение, догадка, и распространение гемосольвии действительно приостановится
А еслинет?
А если он, лично он, Сергей Острожко, принесет человечеству потерии не выявится никакая связь?
Если все взаимосвязано сложнее, намного сложнее, чем привыкли думать до сего времени?
А еще вероятнеевсе так, да только не хватит у человечества терпения, и Установки включатся раньше, чем проявится хоть какой-то заметный результат. Спад эпидемии.
И если даже все подтвердится, если во всем окажутся справедливы предвидениячто тогда? Снова заводы, карьеры, рудники, домны, снова кислотные дожди и погибельный дым над городами, снова задыхающиеся старики, больные матери, дети-мутанты?
Снова не будет хватать энергии и сырья, и вернутся голод, нищета, болезни? И быть может, погибнет людей больше, много больше, чем умирает от гемосольвии?
Шаги раздавались уже у самой двери.
«А если Ганнуся заболеет?
Одна-единственная, и я буду знать, что _виноват_? Виноват в том, что не поверил, не сделал все, что обязан, не использовал единственного шанса?»
Ручка двери повернулась
Гончие и сторожевые
Говорить в пустотудело обычное, ничего тревожного. Но если кажется, что Пустота тебя слушаетэто уже опасно. А если _отвечает_надо срочное врачу.
Пилоты не любят врачей, Олег Рубан отнюдь не составлял исключения. Даже Ли, своего многолетнего спутника, что называется испытанного боевого товарища, он любил только до тех пор, пока Ли выполнял, педантично и точно, функции штурмана, планетолога и собеседника. Но стоило Рубану пожаловаться или просто захандрить, как тут же у верного Ли появлялся профессиональный блеск в раскосых глазах, распахивался медицинский бокс-Диагност, или, в лучшем случае, смачно чавкали присоски стимуляторов, превращая Олега в нечто ежеподобное. Что и говорить, после этого физическое состояние улучшалось, зато надолго портились отношения.
Но жаловаться можно было только на недуги телесные. Что же касается всяких видений и впечатленийРубан категорически избегал любых упоминаний. Зарекся. С полгода тому, когда это _началось_ впервые, он рассказал другу Ли, что посещает его некое странное _ощущение_ - и в награду получил добрый месяц изощренных экзекуций. Хорошо хоть Ли не поделился информацией с кем не следует на Трансплутонеиначе куковать бы тогда пилоту-разведчику в тихом стационаре далеко от Земли, созерцая ленивые звезды сквозь купол.