После скотопромышленника по очереди рассказывали диковинные историй все остальные участники этого безусловно чрезвычайно занятного по обстановке и обстоятельствам собеседования.
Наконец, остался только один тихонький, скромно одетый господин лет сорока.
Поверьте, джентльмены, сказал он, я никуда не годный рассказчик, да и вообще сейчас я целиком охвачен мыслями о том замечательном бизнесов, к которому я собирался немедленно приступить, как только получу из банка весь мой остаток вклада. Видите ли, продолжал он, я хочу на эти деньги купить какую-нибудь ферму, если только мне удастся найти свободную ферму, и заняться разведением молочного скота, если только я найду людей, которые согласятся мне продать коров
В зале сразу стало тихо. На будущего фермера посмотрели с таким выражением, как смотрят на грузовик, случайно ворвавшийся в молитвенное баптистское собрание. Кое-кто высказал предположение, что это, вероятно, тот самый сумасшедший, который вчера сбежал из городской лечебницы.
Вы это серьезно? спросили хором будущего фермера сразу несколько человек. Вы серьезно собираетесь покупать ферму и коров? Вы серьезно надеетесь получать от этого доход, достаточный для прожития? Но ведь на это так же нелепо рассчитывать, как на то, что Бриллиантовый Джонни, очистивший только что кассу этого банка, вернул бы обратно все взятое им оттуда
И как раз в эту минуту за окном послышался приближающийся гул мощного автомобильного мотора. Потом хлопнула входная дверь, и в зал вошел Бриллиантовый Джонни, а за ним трое незнакомцев в масках и с чемоданами в руках. Не глядя на удивленных участников беседы, они подошли к кассе, раскрыли чемоданы и, не спеша, но и не мешкая, переложили все содержимое чемоданов обратно в монументальную кассу банкирского дома Пирпонт Фью и Сын.
Когда все было кончено, Бриллиантовый Джонни повернулся к оцепеневшим от изумления собеседникам и явно смущенным голосом произнес:
Согласитесь сами, джентльмены, мне нет никакого расчета забирать акции фирм, обанкротившихся или собирающихся в ближайшее время вылететь в трубу, и фермерские закладные, за которые никакой нормальный человек не-будет платить дороже, чем за оберточную бумагу. Хорошо еще, что я заметил это в пути. С вашей стороны, сэр, обратился он укоризненно к старшему кассиру, было явно недобросовестно не сказать мне об этом в момент моего визита. Неужели у вас нет ничего более ценного? Ну, банкнот каких-нибудь, что ли?
Мне казалось, сэр, что вы не были особенно настроены беседовать со мной, не без злорадства сказал старший кассир, Что же касается банкнот, то ваш оставшийся здесь помощник не захотел уделить нескольких минут для переговоров по телефону с артельщиком федерального банка, который должен был их сюда привезти для расплаты с присутствующими здесь джентльменами.
Бриллиантовый Джонни посмотрел на своего неудачливого помощника таким многообещающим взглядом, что даже рыжему клерку стало страшно.
После этого Бриллиантовый Джонни произнес перед всеми собравшимися небольшую речь. Он указал на то, как часто самые прекрасно организованные мероприятия его фирмы вылетают в трубу из-за всякого рода случайностей, вроде сегодняшних.
Вот вы думаете, продолжал он изливать свою душу перед слушателями, вот вы думаете, нам, бандитам, легко жить, а, между тем, учтите, какие поистине грабительские налоги я должен: платить государству, прямо хоть бросай специальность. Видит бог, сказал он, мы не хотели трогать ничего, кроме кассы банка, но по воле божьей в кассе не оказалось в этот момент ни копейки денег и поэтому он, Бриллиантовый Джонни, надеется, что бог простит ему, если он попросит уважаемых джентльменов, знакомству с которыми он искренне рад, отдать ему, исключительно для оправдания расходов, связанных с его неудачной банковской операцией, свои бумажники, конечно, со всем содержимым.
И Бриллиантовый Джонни, извинившись еще раз перед собравшимися, предложил своим молодцам обыскать всех присутствующих.
Через пять минут в третий и последний, раз за окном послышался шум машины Бриллиантового Джонни.
Ежедневное ура господу богу
Когда вдове майора колониальной службы почтенной мистрисс Вайолет Уошберн пришлось совсем туго, она позволила себе побеспокоить самого господа бога.
Господи, сказала она, подобрав юбки и осторожно опустившись на колени, господи, я настоятельно прошу вас обратить свое внимание на бедственное положение, в коем я и мой Джекки пребываем по неисповедимой милости вашей. Мне страшно бы не хотелось затруднять вас, господи, но мне уже второй месяц но на что покупать для Джекки куриные котлеты и молоко. И вот мой Джекки чахнет на моих глазах
Пообещав богу напоследок быть верной дочерью святой епископальной церкви, мистрисс Уошберн поднялась с коврика и стала ждать появления ангела.
В лучшем случаебогу было некогда. Что касается автора, то он лично склоняется к тому мнению, что бога вообще нет и что раз нет бога, то смешно и бессмысленно ждать ангелов.
Во всяком случае, вместо ангела в двери коттеджа достойной вдовы постучался Тодди Стоддарт. Он постучался в субботу утром, приветливый и пестрый, как райская птицанастоящая столичная штучка.
Мистрисс Вайолет полуоткрыла дверь и увидела незнакомого молодого человека. Удостоверившись в отсутствии у него малейших признаков крыльев, она посмотрела на него с отвращением, как на жабу, и попыталась захлопнуть двери.
Если бы это ей удалось, печальная участь неминуемо постигла бы крошку Джекки, да и судьба вдовы Уошберн и Тодди Стоддарта оставляла бы желать много лучшего.
Но Тэдди, которому после, вчерашнего разговора с редактором нечего было терять, нагло просунул свою руку со шляпой к приоткрытые двери и как ни в чем не бывало церемонно отрекомендовался:
Теодор Стоддарт из «Ежедневного ура господу богу.» Пришел поговорить с вами о горькой участи вашего Джекки. Неправда ли, чудесная погода?
Не дожидаясь ответа, Тэдди молниеносно извлек из футляра фотографический аппарат и немедленно запечатлел на пленке трогательный и не лишенный приятности образ безутешной вдовы.
Должен был получиться очень эффектный снимок. Печальная, нестарая еще женщина в белоснежном переднике, стоящая на пороге своего бережно охраняемого гнездышка, Нуждающаяся, но благородная леди.
Затем Тэдди заснял мистрисс Уошберн последовательно в прихожей у вешалки, в столовой у буфета, на кухни около плиты и, наконец, крупным планомв маленькой, но чистенькой гостиной в тот высокочувствительный момент, когда безутешная вдова, по специальному заказу Тэдди, с тоской взирала на поясной портрет своего бравого покойника.
Оставалось заснять крошку Джекки. Узнав, где он находится, Стоддарт попытался направиться туда, держа наготове свой фотоаппарат. Но мистрисс чрезвычайно смутилась. Она пролепетала нечто настолько нечленораздельное, что только опытное ухо бывалого репортера могло уяснить, что Джекки сейчас, кажется, спит, и его может сильно испугать вид незнакомого человека.
Нельзя сказать, чтобы достойная вдова говорила неправду. Но разволновалась она отнюдь не потому, что Джекки угрожал испуг. Нервность Джек данном случае была бы только лишь подтверждением того, что в его жилах течет изысканная голубая кровь.
Истинная причина смущения мистрисс Уошберн лежала в том, что ей было стыдно за убогость постельных принадлежностей Джекки. И его одеяло и матрасик, и подушечка, несмотря на их чрезвычайную опрятность, говорило о долгих часах, проведенных вдовой над их изготовлением и многократной починкой.
Поэтому мистрисс Уошберн, попросила у Тэдди извинения, скрылась на мгновение в соседнюю комнату и возвратилась, нежно прижимая к своей груди чахлое тельце Джекки. Джекки испуганно смотрел на чужого джентельмена и нервно дрожал. Вдова ласково гладила его курчавую головку
Через полчаса Тэдди шумно ворвался в кабинет главного редактора «Ежедневного ура», но, встретив его ледяной взгляд, съежился и смиренно подошел к широкому редакторскому столу. По бокам стола ласкали взор два просторных и мягких кресла, но вот уже больше месяца, как мистер Квикли, главный редактор «Ежедневного ура», не приглашает репортера Стоддарта присесть. И нужно отдать мистеру Квикли справедливость, он имел все основания сердиться на своего неудачливого сотрудника.
Мистер Квикли, произнес Тэдди, запинаясь, я, кажется, раскопал, наконец, настоящую сенсацию. Очень трогательная история. Целомудренная, глубоко верующая вдова выбивается из сил, чтобы прокормить куриными котлами своего умирающего крошку Джекки
Мистер Квикли посмотрел на Тэдди с непередаваемым презрением:
Я все больше убеждаюсь, Тэдди, что из вас получится такой же репортер, как факир из опереточной, хористки. И если вас не затруднит, вы можете сообщить это мое мнение вашему уважаемому отцу с тем, чтобы он вас использовал у себя в магазине. Мне почему-то кажется, что вы будете недурно развешивать перец.
Увидев расстроенное лицо Тэдди, еле сдерживавшего слезы обиды, мистер Квикли немного смягчился и добавил:
Ну, посудите сами, какая же это сенсация? Кого из наших читателей вы заинтересуете вашей чепуховой вдовой? В нашем городе тысячи не менее целомудренных и нуждающихся вдов, и у каждой из них по доброй полудюжине всяких сопливых Джекки и Лиззи, должен вам сообщить, вся эта орава, чрезвычайно рада, когда удается достать на обед пару картофелин. А выкуриные котлеты! Пусть ваша вдова кормит своего Джекки картошкой.
Но, мистер Квикли, Джекки не привык питаться картошкой, он ведь Тут Тэдди наклонился к главному редактору и что-то быстро и восторженно зашептал ему на ухо. По мере рассказа Тэдди суровое лицо мистера Квикли постепенно прояснялось и, когда Стоддарт закончил свои объяснения, редактор, немного подумав, сказал:
Ну, что ж, попробуем. Только вверните в свои писания побольше на счет христианского долга, любви к ближнему, насчет евангельской вдовицы. Помните, которая в свое время произвела форменный фурор своей лептой Вполне возможно, добавил он, улыбаясь, что из вас, Тэдди, все-таки получится толк.
Первые две полосы воскресного выпуска «Ежедневного ура» были целиком посвящены кропотливому описанию всех самых трогательных этапов борьбы мужественной вдовы за жизнь своего крошки Джекки. Нужно отдать должное Тэдди, осторожная похвала главного редактора придала его перу исключительную силу. А многочисленные фотографии мистрисс Уошберн и Джекки, равно как и бьющие прямо в сердце читателя цитаты из евангелия и самых популярных романов духовно-нравственного содержания превращали творение Тэдди Стоддарта в одно из самых трогательных произведений, когда-либо напечатанных на страницах «Ежедневного ура господу богу».
На другой день к мистрисс Уошберн один за другим постучались шестнадцать специальных корреспондентов самых влиятельных газет, и мистрисс Вайолет поняла, что черные дни остались позади.
С тех пор имена и фотографии вдовы Уошберн и Джекки запестрели на страницах почти всех газет и журналов страны. Коммунистические газеты и журналы, конечно, в счет не идут. Каждый день с утра и до позднего вечера в двери скромного коттеджа, заботливо построенного покойным майором, непрерывно стучались, вереницы растроганных сограждан вдовы Уошберн. Большинство их являлось читателями «Ежедневного ура», тираж которого в эти дни поднялся до совершенно астрономических цифр.
Читатели приходили, чтобы лично засвидетельствовать свой восторг по поводу подвига мистрисс Вайолет и полюбоваться крошкой Джекки. Лучше всех чувства читателей «Ежедневного ура», и это, конечно, было соответствующим образом отмечено на страницах газеты, выразил почтенный пожилой колбасник мистер Фредерик Шекер.
Ах, мистрисс Уошберн. сказал он, дружески пожимая руку достойной вдовы, у всех у нас имеются свои Джекки и, бог знает, сможем ли мы их всегда обеспечить куриными котлетами. Время сейчас такое смутное, такое тревожное! Я очень прошу вас, не стесняясь, принять, от меня скромную сумму, чтобы ваш Джекки мог жить в более или менее человеческих условиях.
Мистер Шекер не был одинок в своем истинно христианском сострадании. В течение только первых двух недель мистрисс Уошберн получила, для Джекки получила для Джеккин от умиленных читателей газет тридцать шесть шелковых на гагачьем пуху одеял, сто восемьдесят восемь мягчайших, особо усовершенствованных матрасиков, две тысячи сто одиннадцать пуховых, богато расшитых нелиняющими шелковыми нитками подушечек, около двух километров гигиенической клеенки, пять тысяч шестьсот семьдесят два килограмма сладчайших, буквально тающих во рту сливочных галет и несколько тонн патентованного молочного порошка. Это, но считая многочисленных денежных переводов и направленного в «Ежедневное ура» директором крупнейшей в стране птицеторговой фермы «Буттль, Тейбл и сыновья» торжественного обещания ежедневно и до самого конца жизни Джекки бесплатно с доставкой на дом снабжать последнего курятиной самого лучшего качества.
И кроме всего этого тридцать восемь самых изысканных клубов страны, удостоверившись предварительно в том, что в жилах Джекки течет благородная голубая кровь, избрали его своим почетным членом, немедленно выслав ему соответствующие дипломы и медали для ношения на шее.
Что же касается самой мистрисс Уошберн, то ее горькой вдовьей жизни, по-видимому, наступил конец. За короткое время она получила от сорока трех обеспеченных и благородных майоров разных родов оружия письменные и устные предложения руки и сердца. Некоторое время она еще крепилась, верная памяти своего покойного мужа. Но когда в чудесный майский полдень ее, руки попросил, задыхаясь от жары и нежности, доблестный майор Реджинальд Брекфест, по которому мистрисс Вайолет сама долгое время тайком и тщетно вздыхала, ее нежное и любвеобильное сердце но выдержало.
Милый Джекки! сказала она, и слезы счастья потекли по ее улыбающемуся лицу, милый Джекки, ты ведь хочешь, чтобы я вышла замуж за мистера Брекфест? Да?
Джекки тихо тявкнул и одобрительно лизнул руку вдовы Уошберн. Большая медаль самого фешенебельного собачьего клуба, важно болтавшаяся на его новом роскошном ошейнике, обязывала его вести себя солидно. Вообще же говоря, Джекки был очень и очень рад. Он даже вильнул хвостом.
Печальная судьба Эйби Линкольна
Не так давно в одном из больших городов США произошло в высшей степени странное и необычное происшествие.
Постовой полицейский О'Брайен тотчас же позвонил своему начальству. Трубку взял дежурный инспектор.
Начальник, чертовская неприятность! сказал О'Брайен. Пропал памятник!.. Впервые за мои дежурства пропал памятник
Что за чушь?! Какой памятник? Как пропал? Когда?
Памятник старому Эйби Минут пять тому назад. Я только успел пропустить поток машин на Сорок третьей улице, поворачиваюсь; нет памятника!.. Какая-то чертовщина! Постамент на месте, а статую Линкольна словно ветром унесло..
Отверните свою пасть от трубки! произнес с отвращением инспектор, От телефонного провода так и разит в лицо винищем!
Я трезв, как фиалка! простонал в ответ несчастный полицейскийЯ готов пойти пол суд, если выпил за последние сутки хоть капельку спиртного.
Вы и так пойдете под суд! Если действительно у вас из-под носа свистнули бронзовую статую в добрые десять тонн весом, мне до слез жалко вашу семью.
Но, сэр, ведь это произошло в какие-нибудь дветри минуты Кто бы мог подумать, что
Вы бы могли подумать! Именно вы, черт вас подери, и должны были подумать! Правительству плевать на памятник Линкольну, раз он уже поставлен. В дальнейшем оно целиком полагается на полицию. И если памятник вдруг ни с того, ни с сего пропадает
Я полагаю, сэр
А мне совершенно неинтересно, что вы там полагаете! Уж не рассчитываете ли вы, что правительство поставит Линкольну новый памятник? Как бы не так! У президента имеются сейчас дела поважней, нежели вспоминать о Линкольне Так что, если вы
Пока шел этот драматический разговор, по улице Просперити медленно пробирался сквозь густую толпу прохожих высокий худощавый скуластый человек лет пятидесяти пяти, одетый по моде шестидесятых годов прошлого столетия. Его умное, энергичное и добродушное лицо с чисто выбритой верхней губой обрамляла небольшая бородка.
Он уже успел свернуть на Главную улицу, когда кто-то окликнул его:
Эй, дядя в цилиндре! Можно вас на минутку?
Линкольн оглянулся. К нему спешил на коротеньких ножках джентльмен выше средней упитанности. Догнав Линкольна, он окинул его с ног до головы оценивающим взглядом и пришел в неописуемое восхищение: