Расскажите мне, что вам известно, попросил Казарей чуть слышным шепотом.
Он старый, ответила я.
Насколько старый?
Никто не знает, сказала Адрана.
Хороший ответ. И к тому же правильный. Черепа находили во время Шестого и Седьмого Заселений, но кто бы их ни оставил, он побывал в наших краях гораздо раньше. Морфологически они не соответствуют ни одному виду пришельцев, о которых нам известно: ни ползунам, ни жалохвостам, ни клыкачам. Некоторые так называемые спецы думают, что черепа принадлежат костякам или жукоглазам, но я достаточно навидался тех и других, чтобы понимать это не так. Сам я предполагаю, что разумники, которым принадлежали эти кости, умерли задолго до того, как люди научились ходить. Черепа здесь оставили какие-то другие пришельцы, и они использовали их совершенно так же, как мы, в качестве своеобразного трещальника.
Мы вглядывались в тайны черепа, стоя по разные стороны.
Он не пустой, сказала Адрана. Внутри есть маленькие огоньки, которые то вспыхивают, то гаснут.
Какой бы разум ни обретался в этом черепе, объяснил Казарей, он давно исчез. Серого вещества, мозговой ткани совсем нет. Если вообще что-то такое в нем раньше было. Но механизм, который существовал в том мозгу, остался. Мигальная начинка по-прежнему мигает. Что-то происходит. Что именно мы не знаем. Он пытается восстановить контакт с себе подобными? Послать сигналы домой, в ту часть Вихря, откуда они пришли? Поет бесконечную песню смерти? Понятия не имею, и лучше не зацикливаться на этом. Важно то, что мы можем сделать с этими мерцающими узорами. Мы можем запечатлевать на них наши собственные послания, использовать их в качестве несущих сигналов. Он кивнул на оборудование, развешанное по стенам, аккуратное, чистое и организованное. Вот для чего все эти приборы. И работа чтеца костей заключается в том, чтобы отправлять и получать вложенные сообщения. Череп не будет работать с первым встречным. Бывают дни, когда и у меня ничего не получается. Но у вас лампы светятся как надо. Готовы попробовать?
Я уже собиралась ответить, но Адрана меня опередила:
Да.
Позади тебя. Аппарат, прицепленный к стене. Надень его на голову.
Это было тонкое металлическое приспособление, нечто среднее между короной и пыточным устройством. Она закрепила его на голове, поправила волосы, чтобы не мешали. Пара металлических муфт закрывала ее уши, и еще было что-то вроде забрала, которое можно было надвинуть на глаза.
И ты тоже, Арафура.
Я отцепила собственный аппарат и надела его на голову не так красиво, как это получилось у Адраны.
Это нейронный мост. Ничто из этого оборудования не работает без моста. Чтобы разговаривать с черепом, нужно соответствовать тому, чего он от тебя ждет. Сообщения приходят почти подсознательно все равно что уловить едва слышный шепот, принесенный ветром. Мост это фокусирующее устройство, усилитель.
Ничего не чувствую, сказала я.
Ты еще не подключена. Вытяни контактный провод, подключенный к мосту. Размотай его полностью.
Провод представлял собой изолированную катушку, подсоединенную к левой стороне моста. На конце у него было небольшое утолщение.
Провод можно подключить к любому из щупов на черепе или подсоединиться к какому-нибудь другому проводу. Главное действовать с осторожностью. Обычно одного соединения достаточно, но можно подключиться к нескольким контактным зонам, если надо отследить слабый сигнал. На стене есть разветвитель.
Адрана была смелее меня, но даже она не решалась сделать последний шаг и подключиться. Я разделяла ее опасения. В моей голове вертелась упрямая мысль о том, что, как только контакт состоится, я испытаю некий психический толчок, вроде удара током.
Еще я думала про Гарваль, привязанную к кровати.
Все в порядке, мягко проговорил Казарей. Просто сделайте это. В первый раз никто не получает острые ощущения в полном объеме. То, что случилось с Гарваль Он покачал головой, прогоняя какую-то мысль. Вам повезет, если хоть что-то услышите, даже если у вас есть талант.
Я выбрала щуп возле открытой глазницы и вставила провод. Не желая быть второй, Адрана подключилась почти в ту же секунду. Череп слегка подпрыгнул на пружинах, но уже через несколько мгновений движение прекратилось.
Мы посмотрели друг на друга сквозь него, проверяя, кто же из нас первой ощутит всплеск острой боли, свидетельствующий о контакте.
Когда у вас будет побольше опыта, когда вы запомните расположение щупов, вам будет удобнее работать в темноте. А теперь опустошите разум. Пусть ваши чувства успокоятся. Я буду хранить молчание.
Ничего не происходило.
Я понимала, что задерживать дыхание бессмысленно да мне и не удалось бы терпеть так долго, но в остальном попыталась успокоиться, выкинуть из головы все мысли, превратиться в комнату с открытой дверью.
Я сделала единственное, что сумела придумать, стала ждать.
Адрана тоже ждала. Мы обе глядели вниз, но время от времени, не в силах сдержаться, посматривали друг на друга, проверяя, как идут дела. Раз или два наши взгляды встретились; мы почувствовали себя очень глупо и поспешно отвернулись, но стремление посмотреть друг на друга снова нарастало, и в конце концов так мы и поступали.
Через пару минут я решила зажмуриться и не обращать внимания на то, что Адрана могла последовать моему примеру.
Казарей присутствовал, но не издавал ни звука, не делал замечаний. И по-прежнему ничего не происходило: я не слышала ни шепота на ветру, ни даже намека на сам ветер. Только тишину; и в моей голове постепенно обрисовывалась абсурдная идея о том, что ничего не получается и вполне может не получиться.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Казарей заговорил:
Отключитесь. Попробуйте другие щупы, ближе к основанию.
Мы сделали, как он предложил, на этот раз побеспокоив череп гораздо меньше, выдергивая и снова вставляя провода.
Я по-прежнему ничего не чувствовала. Но чтобы продемонстрировать решимость, парила в невесомости с закрытыми глазами, желая, чтобы нечто хоть что-нибудь вошло в мою голову.
Кажется начала Адрана.
И замолчала.
Ты ощутила контакт? спросил Казарей.
Даже не знаю. Может, ничего и не было. Оно появилось и исчезло, как будто кто-то стоял позади меня на протяжении секунды. Какое-то холодное присутствие.
На первом сеансе лучше не увлекаться чтением. Чем больше желаешь контакта, тем вероятнее, что ты его придумаешь.
Подавленная, я сняла с головы нейронный мост, привела в порядок волосы там, где они примялись.
Может, она ошиблась насчет нас, Казарей?
Когда я начинал, просидел здесь три недели, прежде чем поймал хоть проблеск сигнала. Череп штука своенравная. Он должен был сперва ко мне привыкнуть и лишь потом захотел поговорить.
Адрана освободилась от нейронного моста. Мы отключились от черепа и повесили мосты на их положенные места на стене.
Думаю, в следующий раз повезет больше, сказала я.
Удача не имеет с этим ничего общего, возразил Казарей. Я по лампам вижу, что способности у вас есть ошибки быть не может. Вы все преодолеете, и эти кости обязательно заговорят. Затем он подошел к стене и взял один мост для себя. Обычно лучше работать в одиночку. Но можете посмотреть, если хотите.
Я думала, тебе становится все сложнее с этим справляться, заметила Адрана.
Так и есть.
Казарей надел мост, поправил, чтобы штуковина плотно легла на его светлые локоны, и, размотав контактный провод, вставил его в несколько щупов подряд. От сосредоточенности его лицо превратилось в маску, но через некоторое время он слегка расслабился, еле заметно кивнул и вполголоса произнес:
Слышу. Сегодня он слабый, так что не переживайте из-за того, что у вас ничего не получилось. Потом чтец начал бормотать. Его глаза были открыты, но начали закатываться под веки. Мы улавливали слова, фразы, но смысла в них не было. У процессий в Солнечных Краях через две орбиты от Разрыва Дарган. Ауспиции предвещают открытие Жемчужины Сундабара. «Огненная ведьма» спустила паруса вблизи Аузара требуется помощь. Глаз Ведзы закроется через восемь дней восемь часов.
И тому подобное. Он бормотал вот так две или три минуты, прежде чем его взгляд снова сделался осмысленным, как у человека, который пробудился от спокойного сна. Он поднял руки к нейронному мосту:
Вы меня слышали?
Да, ответили мы.
Я не всегда запоминаю все. А многое не стоит запоминать это просто шум, который и не нужно пересказывать капитану Ракамору.
А то, что было в этот раз? спросила я.
Слышали, как я говорил об ауспициях? Это полезные знания. Разведданные. Кто-то что-то знает о том, где и когда откроется шарльер и как надолго. Обладающий таким знанием может организовать экспедицию или испортить ее кому-нибудь другому.
Тогда зачем ими делиться? спросила Адрана.
А это не нарочно. Казарей отсоединился от черепа и повесил нейронный мост на стену. Мы, как правило, действуем в одиночку, но можем иногда помогать другим кораблям, если они в прошлом оказывали капитану какую-нибудь услугу. Но есть корабли, которые постоянно работают вместе. Ими руководят правительства или частные картели. И им надо общаться, чтобы координировать свои усилия. Трещальник для этого подходит, но он медленный, сообщения легко перехватить, и сигналы не всегда проходят через все Собрание, в особенности если Старое Солнце устраивает шторм. Сверхсеть так мы называем систему черепов намного, намного быстрее, ее трудно заглушить, и сигнал почти не ослабевает.
Но ты его только что подслушал, заметила я.
Берут особым образом подобранные черепа, пары считывателей и помещают на разные корабли. Но если ты хорош если у тебя достаточно опыта и очень чувствительный череп, вроде этого, тогда можно уловить отголосок шепота. Казарей скромно пожал плечами. Ну, с моих слов кажется, что это просто.
Я улыбнулась:
Да не особенно.
Ты сказал, что сигнал трудно заглушить, проговорила Адрана. Но не сказал, что это невозможно. А что для этого нужно сделать с черепом?
Ее вопрос прозвучал достаточно невинно. Однако что-то омрачило лицо Казарея, когда он нам ответил:
Ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться.
Глава 4
Мне доводилось бывать в более крупных и величественных библиотеках, чем у Ракамора, но я могу с уверенностью сказать, что никогда не была в библиотеке на корабле или в такой, где полки имели бы столь изогнутые, стремительные очертания и было бы столь много странных и старых книг. Она располагалась в передней части «Монетты», в комнате, соединявшейся с его личным камбузом и каютой, и у меня сложилось впечатление, что Ракамор любил ее больше всех прочих мест на борту.
Теперь, когда мы под парусами, тебе будет легче, сказал он, вставая и упираясь ботинком в поручень под нижней полкой. Он все еще был в белой рубашке и кожаном жилете, но распустил волосы так, что они черным веером рассыпались по шее и плечам. Мы идем в два раза быстрее, чем на ионной тяге, так что у внутреннего уха меньше причин для беспокойства. Должен признаться, я всегда испытываю некоторое волнение, пока мы не поднимаем паруса.
А паруса понесут нас до самого шарльера, капитан?
Более или менее. Он устремил на меня внимательный взгляд. Ты хоть представляешь себе, как мы перемещаемся в пространстве?
Солнечный ветер дует в паруса. Паруса двигают корабль. Прямо как лодку по воде.
Он улыбнулся:
Ну, не совсем. В некоторых мирах есть маленькие моря, и люди плавают по ним, я знаю. Но это не то же самое, что солнечное плавание. Лодка может плыть против ветра, но мы не можем нет никакой другой среды, против которой мы могли бы двигаться, подобно тому как киль лодки взаимодействует с водой. Так что мы не можем лавировать, в морском смысле. Но мы можем использовать орбитальную механику в своих интересах. Мы находимся в гравитационном колодце, и это означает, что у нас есть угловой момент, с которым можно поиграть. С помощью парусов можно наращивать или сбавлять скорость нашего движения вокруг Старого Солнца, наклоняя их так и этак, значит, при должном терпении мы можем перемещаться между орбитами. Терпеть приходится почти всегда. А на случай спешки есть ионный двигатель. Паруса также могут служить в качестве коллекторов энергии у них есть как отражающая поверхность, так и поглощающая, и Хиртшал может поворачивать к Солнцу ту или другую. Нет такой части Собрания, до которой мы не могли бы добраться за два года плавания, а многие миры от нас в неделях или месяцах пути некоторые даже ближе.
Сколько таких миров вы видели, капитан?
Можешь отбросить формальности, Фура. Я же тебя сюда пригласил, верно? И все же он призадумался над ответом. Должно быть, меньше сотни. Значит, на каждый мир, где я побывал, приходится по меньшей мере две сотни, которые мне еще предстоит увидеть. И это лишь малая толика всех миров те немногие, которым мы дали имена и нашли способ на них жить. Он подозвал меня ближе. Ну вот. Мы уже говорили про «Книгу миров». Я думаю, это может тебя заинтересовать.
Было немного неловко оставаться с ним наедине. Адрана никогда не интересовалась книгами так сильно, как я, поэтому она задрала нос, стоило мне упомянуть о посещении его библиотеки. Я не увлеклась Ракамором, что бы она себе ни вообразила. Он был достаточно красив, но намного старше меня, и в нем было что-то чопорное и серьезное, что делало его похожим, скорее, на дядю или учителя. Не то чтобы я имела что-то против него, впрочем, в тот момент у меня было не много шансов узнать его по-настоящему. Но он был капитаном, а я новичком, и было правильно и логично вести себя робко и почтительно рядом с ним.
По правде говоря, что бы я ни думала о Ракаморе, в его книги я действительно влюбилась.
Они не могут быть настоящими. Их не может быть так много, таких разных, собранных в одном месте
В его ответе я уловила гордость.
Они настоящие. Все до единой.
Я пересчитала черные корешки, прочитала тонкие серебряные буквы, отметила постепенное изменение стиля письма от наклонного к прямому и обратно к наклонному. У него было двадцать изданий «Книги миров», гораздо более ранних, чем мне когда-либо приходилось видеть.
Протянув руку, я тут же отдернула ее, как будто собралась взять не тот нож из лежащих на столе.
Ракамор улыбнулся:
Смелее.
Самое раннее издание в потертом кожаном переплете показалось мне очень хрупким на ощупь. Том был тяжелый, хоть заметно уступал по количеству страниц экземпляру, который хранился у нас дома. Я принялась осторожно его листать, боясь оторвать какой-нибудь лист от переплета. Шрифт был старомодный, слова иной раз оказывались незнакомыми, а фразы архаичными, если я вообще могла понять их смысл. Еще мне померещилось, что во всей книге было меньше записей, но каждой отводилось гораздо больше места, чем в фолианте, который принадлежал нам.
Я поискала Мазариль, но его там не было.
Этой книге девятьсот лет, тихим, благоговейным тоном сказал Ракамор, как будто мог пробудить некоего призрака или духа, скрывающегося в фолианте, если бы заговорил слишком резко. В ней всего лишь пять тысяч записей. Число миров, занятых людьми, составляло примерно четверть от сегодняшнего. Предположительно, есть и более ранние издания чем они старше, тем реже встречаются, но мне такие никогда не попадались. Эти книги прослеживают нашу экспансию от единственной отправной точки постепенное распространение от мира к миру, поначалу медленное и трудное. Потом у нас это стало получаться лучше, мы ощутили уверенность, и число населенных миров перевалило далеко за десять тысяч. Он забрал у меня старое издание, положил обратно на полку и провел пальцем вдоль ряда корешков. Вот. Издание тысяча триста восемьдесят четвертого года. Четыреста пятнадцать лет назад. Капитан вытащил том, сдул с него пыль, погладил пальцем переплет и протянул мне. Гораздо больше страниц и меньше строк на запись. В тот период существовало семнадцать тысяч обитаемых миров, и скорость экспансии замедлялась. В Собрании, возможно, существуют пятьдесят миллионов потенциальных миров, но мы можем жить лишь на двадцати тысячах из них. Остальные распахнуты настежь ни дыхали, ни воды, и слишком сложно было бы их запечатать, чтобы доставить и то и другое, даже если бы мы этого захотели. Или наоборот, полностью закупорены не поймешь, как войти или выйти. Или в каком-то ином смысле враждебны для переселенцев служат местом обитания всяких плохих вещей, оставшихся после прошлых Заселений. Окутаны полями-шарльерами, которые мы не можем взломать и которые не демонстрируют признаков того, что откроются в ближайшее время. Вот в чем чудо и досада, Арафура: в нашем распоряжении пятьдесят миллионов призов, но мы не сможем узнать, что кроется внутри большинства из них, прежде чем наше время истечет.