Никта - Георгий Старков 11 стр.

Проснулся он взмокшим, возбуждённым и совершенно несчастным. В следственном изоляторе было темно, но квадрат окошка высоко наверху поменял цвет с чёрного на глубокий синийзначит, рассвет был близок. Иван ворочался на койке, пытаясь заснуть снова, но это ему не удалось. В конце концов, он встал и принялся делать зарядку. Он занимался этим каждое утро, пока его не арестовали. Оказавшись в камере, Иван забросил это делобыло не до того; потрясение и отчаяние были слишком велики. Теперь же он свыкся со своим положением за недели допросов и разбирательств. Он приучил себя не думать слишком много сверх необходимогов серые дни заключения и бесконечных допросов можно было легко сойти с ума, если не держать в узде чувства и размышления.

Настало утро. Надзирательница с седыми волосами, собранными в тугой пучок на затылке, втолкнула через узкую щель в камеру железный поднос с завтраком: крохотная яичница, два куска хлеба и крепко заваренный чёрный чай без молока и сахара. Потом заглянула внутрь через круглое окно из пуленепробиваемого стекла на двери и сухо спросила:

 Жалобы есть?

 Нет,  Иван привычно покачал головой.

 Посуду вернёте через десять минут.

 Понятно.

Женщина пошла дальше по коридору, толкая перед собой тележку с расставленными подносами. Иван, поднося ко рту хлеб с куском яичницы, услышал, как она спрашивает у обитателя соседней камеры: «Жалобы есть?». Иван видел через стекло, когда его водили на допросы, что там сидит худощавый человек в годах, у которого с подбородка на шею тянулся широкий застарелый шрам. Больше он о нём ничего не знал. Переговариваться вслух в следственном изоляторе не разрешалось, а конструкция камер исключала возможность перестукиваться.

Вскоре надзирательница вернулась, и Иван отдал через ту же щель поднос с пустой посудой. Женщина на ходу бросила его на тележку и исчезла из виду. Громкий металлический звон подноса ещё пару секунд звенел в ушах у Ивана.

«Наверное, если поднос случайно ударится о её бедро, я услышу такой же звук,  вяло подумал Иван, усаживаясь на койку.  Да, она сама тоже наверняка сделана вся из железа. Может, даже не дышит. Интересно, а жена у неё есть? Неужели по возвращении домой она так же подходит к ней и спрашивает: «Жалобы есть?». Хотя о чём я, какая ещё жена у ходячей железяки».

Через час явилась конвоирша в форме. Иван, знакомый с правилами, встал, не дожидаясь открытия двери, и отвернулся к стене, держа руки за спиной. Конвоирша вошла и надела на него наручники.

 На допрос?  спросил Иван.

 Увидите.

Они прошли через длинный коридор, освещаемый зеленоватыми лампами и стали подниматься по лестнице вверх. Комнаты для допросов находились двумя этажами выше. Но когда Иван, поднявшись на два пролёта, машинально пошёл к двери входа на этаж, конвоирша резко толкнула его в спину:

 Куда?!

Удивлённому Ивану пришлось подняться ещё на два этажа. Когда они преодолевали последний пролёт, навстречу спустился лысый мужчина в очках. Повинуясь командам конвоирши, Иван отвернулся и прижался к стене лицом. Когда мужчина прошёл мимо, они продолжили подъём.

В итоге он оказался в небольшой комнате, освещаемой всего одной, но мощной лампой. Тут Иван раньше не бывал. Посредине комнаты стоял круглый пластмассовый столик и два пластмассовых же стула. Конвоирша усадила его на один из них, сняла наручники и, ничего не говоря, вышла. Потирая запястья, Иван осмотрелся вокруг, но не нашёл ничего, что помогло бы ему понять, куда он попал. Ему хотелось встать и пройтись по комнате, но что-то подсказывало, что лучше не ёрзать.

Через минуту в дверях появился невысокий человек в костюме с гибким полупрозрачным информером в руке. Судя по тому, как ладно лежал пиджак на его выдающемся пузе, костюм был сшит на заказ. Человек грузно опустился на стул напротив Ивана и стал молча изучать экран своего информера. Иван негромко кашлянул, но вошедший так и не поднял на него взгляда.

Две-три минуты прошли в молчании. Только потом, закончив читать, мужчина удовлетворённо кивнул сам себе и положил информер на стол.

 Что ж,  сказал он, откинувшись назад на спинку стула.  Гражданин Повышев Иван, как я понимаю?

 Да. А вы

 Рыков Владимир, государственный защитник. Мне поручено защищать вас сегодня на судебном заседании.

 Сегодня?  у Ивана ёкнуло сердце.

 Именно. Сейчас, значит, у нас десять часов ноль семь минут. Начало заседанияв двенадцать пятнадцать. Получается, у вас есть два часа на знакомство с обвинением.

 Два часа? Всего?  голова Ивана пошла кругом.

 По закону полагается девяносто минут. Тут написано, что вы студент. Вы ведь умеете читать?

 Конечно.

 Значит, никаких проблем. Я вас сейчас быстренько проконсультирую, мы выработаем основную линию защиты, потом я вас покину. В остаток времени до заседания вы можете знакомиться с материалами дела.

 Погодите, я думал, что мне дадут сначала прочитать материалы, и потом будут консультировать

Рыков вздохнул и сцепил пальцы:

 Дорогой мой подзащитный, вы думаете, я буду планировать свой рабочий день в зависимости от того, кто как быстро умеет читать? Вот потратите вы на чтение на десять минут больше, чем отведено, а мне чтосидеть тут и ждать? У меня очень жёсткий график. Таких, как вы, у меня много, а зарплата одна. Понимаете?

 Да-да,  Иван на мгновение зажмурился.  Просто всё это так стремительно

 А по-иному и быть не может. Упрощённая процедура, сами знаете.

Иван промолчал. Рыков кашлянул в кулак:

 Теперь к делу. Я тут быстренько прочитал ваше дело и хочу сказать, что оно довольно простое и прозрачное. Вас поймали с поличным при совершении противоправного деяния. Показания свидетелей имеются. На допросах вы сами признали свою вину, как и ваша, гм, соучастница

 Я с ней увижусь до суда?  перебил Иван адвоката.

 Исключено. Её дело выделено в отдельное производство.

 Значит, нас не будут судить вместе?

 Конечно.

 Но это неправильно!

 Может, по-вашему, вас стоило ещё и в одну камеру вместе селить, чтобы всё было правильно?  Рыков иронично вскинул брови.

 Послушайте меня, пожалуйста,  Иван заговорил быстро.  Марина ни в чём не виновата. Я это на допросах говорил и готов на суде подтвердить. Это я, всё я виноват. Я совратил её, пользовался тем, что она поддалась моему влиянию. Пусть её отпустят.

 Гражданка Филиппова уже подписала признание, так что ваши показания ничего не изменят. Естественно, вы стараетесь выгородить соучастницу, как и она вас. В подобных делах так обычно и бывает. Начни тут вам верить, так обвиняемых вовсе не останется. Именно поэтому дела о гетеросексуализме рассматриваются по упрощённой процедуре.

 Но как же так?  Иван сам не заметил, как его руки сжались в кулаки.  Это несправедливо! Это

Он осёкся.

 Погодите Вы говорите, что дело Марины отделили от моего. Откуда вы тогда знаете, что она подписала признание?

Он всмотрелся в глаза адвоката, но тот оставался невозмутимым.

 Её дело тоже у вас,  догадался Иван.  Вы защищаете её тоже, так?

 У государственного защитника всегда много дел,  пожал плечами Рыков.  Но мы отвлеклись, гражданин Повышев. Вернёмся к линии вашей защиты

 Нет-нет, я хочу знать, что будет с Мариной,  Иван подался вперёд.  Могу я ей как-то помочь? Что мне говорить на суде, чтобы ей смягчили приговор?

 Боюсь, помочь вы ей не можете.

 Да как  вдруг Ивана раскалённой спицей пронзила догадка.  Суд уже состоялся, да? Это вы хотите сказать?

Рыков демонстративно покосился на информер:

 Гражданин Повышев, у нас всё меньше и меньше времени. Я не буду ждать, когда вы успокоитесь. Как только моё время выйдет, я встану и уйду.

 Её оправдали? Или нет? Говорите же!  Иван готов был буквально броситься на Рыкова.  Вы должны знать, вы ведь её адвокат! Что с Мариной?

 Гражданин

 Я ни о чём не буду с вами говорить, пока вы не ответите на мой вопрос.

 Что за угрозы?  возмутился Рыков.  Вы считаете, вы мне больше нужны, или я вам?

Иван с трудом взял себя в руки. Руки дрожали, и он положил их на колени.

 Так-то лучше. Значит, о защите. Учитывая обстоятельства дела, хорошую характеристику из вашего института и то, что закон вы ранее не нарушали, я думаю, лучшим вариантом будет для вас во всём на суде признаться, раскаяться и показать себя с хорошей стороны. Как правило, в подобных случаях триумвират выказывает снисхождениевы не будете приговорены к реальному лишению свободы.

 То есть меня отпустят?

 Крайне вероятно. Небольшой условный срок, конечно, вы получите, но сохраните свободу. Ну и, само собой, вам придётся пройти процедуру химической кастрации.

 Кастрации,  тупо повторил Иван.

 Да вы не волнуйтесь. Никакого хирургического вмешательства, никаких болезненных операций. Просто курс приёма специальных препаратов. Общество не может рисковать и допустить рецидива вашей ситуации.

Иван хотел что-то сказать в ответ, но не смог отыскать нужные слова. В голове повисла звенящая пустота. Рыков тем временем продолжал:

 Это самый благоприятный для вас исход. Но если вы охарактеризуете себя отрицательно перед судьямибудете злостно отрицать доказанные факты, давать ложные показания, пытаясь отвести обвинение от соучастницы, вести себя неадекватно,  тогда, боюсь, вам не избежать лишения свободы и поражения в правах. Вкупе с той же кастрацией.

Он замолк, ожидая реакции Ивана.

 Значит вы просто говорите мне, что защищаться не надо?

 В случае такого явного дела, как у васда, это наилучшее поведение.

 То же самое вы и Марине сказали?  у Ивана потемнело в глазах.  Где она? Что они с ней сделали?!

 Я не имею права вам это сказать. Успокойтесь, гражданин.

 Нет уж, не успокоюсь!  он порывисто вскочил с места. Перепуганный адвокат отодвинулся назад вместе со стулом и поднял руки в защитном жесте.  Скажите мне немедленно, или я

Дверь распахнулась; в комнату вбежали два охранника. Ивану заломили руки за спину и силой усадили обратно на стул. Он пытался сопротивляться, но силы были неравныкаждый из охранников весил втрое больше него и выглядел как гора мускулов. Прекратив тщетные попытки вырваться, Иван крепко зажмурился и стал восстанавливать дыхание. Рыков что-то бормотал под носомон различил только одно слово: « развелось». Тяжелые руки охранников оставались на плечах Ивана, готовые снова скрутить его при малейших потугах взбрыкнуть.

 Ну что, подзащитный, пришли в себя?

Открыв глаза, Иван увидел, что государственный защитник с издевательской улыбкой рассматривает его, впрочем, по-прежнему боязливо прижимаясь к спинке стула.

 Да,  Иван не узнал собственный голос. Силы покинули его; он весь обмяк, будто тело пропустили через центрифугу.

 Хорошо,  Рыков взглянул на охранников.  Благодарю вас, можете выйти. Но это может повториться, так что глядите в оба на мониторы.

Когда дверь закрылась за охранниками, адвокат заговорил:

 Вот видите, гражданин Повышевсами же себе хуже делаете. Дёргаться не надо. Просто признайте вину, и скоро выйдете на свободу. Что насчёт кастрации, то это неприятно, но вы сами виновны в своих развратных склонностях. Кстати, после десяти лет, если не будет рецидива и других правонарушений, то у вас будет восстановлено право на внешний репродуктивный синтез, так что не бойтесь, что останетесь без детейэто не так.

Иван молчал, глядя в одну точку на столе. Рыков деловито поправил галстук, поднялся и подвинул информер в его сторону:

 Что ж, мне пора, время жмёт. У вас как раз осталось полтора часа на знакомство с обвинением, потом вас поведут на судебное заседание. Там и увидимся. А пока очень хорошо подумайте над моими словами. Вы человек молодой, вся жизнь у вас впереди. Не стоит её окончательно ломать из-за своего ослиного упрямства.

Оставшись один, Иван пару минут сидел без движения, а потом взялся за информер. На экране над текстом сменялись большие розовые цифры обратного отсчёта времени, отведённого на ознакомление с обвинением. Иван стал скользить взглядом по строкам, прокручивая текст вниз. Постановление о возбуждении уголовного дела, протоколы допросов свидетелей и подозреваемого, ссылки на доказательства Со всем этим Иван уже был знаком до тошноты, поэтому он пропустил большую часть текста и добрался сразу до обвинительного заключения:

Иван вспомнил, как он боялся, что кто-то догадается об их отношениях. Саму Марину, казалось, это вовсе не заботило: она свободно приходила к нему домой в любое время, не тревожась из-за того, что у соседей могут зародиться подозрения, а пару раз даже встречала его на выходе из института, чтобы прогуляться вместе. Марина была девушкой импульсивной и всегда делала то, что хотела в сей момент, не оглядываясь на мнение других. Может, именно это и Ивану так нравилось в ней. В очередной раз видя, как она, не скрываясь, машет ему рукой на улице, Иван чувствовал себя так, будто к его виску прижат холодный ствол пистолета. Ирония заключалась в том, что когда их наконец «застукали», то полностью была вина Ивана. Это он в тот вечер пригласил Марину к себе; это он поставил свой мультифон в беззвучный режим; это он, впустив Марину в квартиру, отключил все оповещения системы управления домом, чтобы их ничто не тревожило. И случилось то, что случилосьв тот вечер Ивана навестил его старший отец. Роковая случайность, которая не произошла бы в девятистах девяноста девяти случаях из тысячино она произошла. Пунктуальный отец звонил Ивану за час до визита, но не дозвонился. Приходя, он тщетно нажимал на кнопку звонкасистема управления домом подавляла сигналы. Решив, что Иван или спит, или сидит в наушниках, отец открыл дверь своим ключом. И вновь электронный сторожевой пёс, которого Иван заставил замолчать, не предупредил хозяина о вторжении. Отец, не найдя сына в гостиной и кухне, вошёл в спальню

Какие у него тогда были глаза! Иван содрогнулся, вспомнив то мгновение: ногти Марины вдруг больно впились ему в спину, и он оглянулся в панике. Отец стоял в дверях с приоткрытым ртом, и его левое веко дергалось, как бывало при сильном потрясении. Марина тут же прикрылась одеялом, а Иван лихорадочно натягивал на себя одежду и что-то говорил, говорил, говорил Что именноон сейчас и сам не помнил. Но уже тогда он знал, что отец заявит в полицию, и ничто не удержит его от этого шага. Приди к нему в тот вечер младший отец, более мягкий и отзывчивый, Иван, наверное, смог бы убедить его сохранить тайну. Отцы порой за ужином начинали споритьмладший осторожно говорил, что, если отбросить Ганимедов мор, который всё изменил, то союз мужчины и женщины является естественным и следует указке природы. Старший снисходительно отвечал, что если бы Бог желал, чтобы гетеросексуальные союзы и дальше оставались уделом людей, то Он не наслал бы на Землю болезньто был Его знак, Его перст, который указал человечеству верное направление. Разве не правда, вопрошал старший отец, поправляя очки, что с уходом в прошлое порочных разнополых отношений на Земле наступил расцвет науки и искусств? Разве не правда, что убийства и войны стали редки? Разве люди не перестали быть жертвами необузданной игры своих гормонов и наконец взялись за ум? Всё это доказывает, что новый порядок не в пример лучше старого. В конце концов, младший отец признавал поражение и виновато отмалчивался.

Да, приди в тот день к Ивану младший отец, всё могло бы быть иначе. Но пришёл старшийтот, кто всю жизнь вставал ровно по сигналу будильника: ни секундой раньше, ни секундой позже. Он заявил бы не только на Ивана, но и на себя, если бы вдруг какими-то судьбами в нём самом проснулось постыдное желание.

Иван склонился над информером, проговаривая про себя последние слова в обвинительном заключении: