Да, пока не поздно, сразу же внутренне согласился я. А то такого наворотят
Правильно. Как старшая, подумай, как это сделать, и проведи, распорядился я.
А что тут думать? хмыкнула Варвара. Мама водила меня на такие занятия в прошлый поток. Кое-что помню.
И по вопросам пола?
По ним в первую очередь. Улыбка у Варвары вышла сардонической. Я такая же была, взмахом подбородка она указала на самых младших, при этом самых любопытных и неуемных.
Неслышно выплыла из окружающего небытия Антонинанереальная, словно тень отца Гамлета. Ладони прикрывали самое необходимое, которого при ее богатырском сложении имелось немало. Напористый взор быстро нашел меня:
Я оставила доспехи следующим дозорным, пусть пользуются, пока их одежда сушится.
Правильно, одобрил я.
Глаза Антонины сузились, немаленькое тело выпрямилось.
«И все?» как бы сказала она.
Ты молодец, прибавил я. Нашла лучшее решение. Так держать.
Тяжело быть командиром. Нужно думать даже о подобной ерунде.
Антонина чуть расслабилась, но не присела к костру со всеми. Донесся ее суровый голос, как бы обвинявший собравшихся во всех грехах:
Говорят, я многое пропустила.
Не многое, но кое-что, признала Варвара.
Не верю, без обиняков заявила Антонина. Клара сказала, что я полжизни потеряла. Полжизни для меня не кое-что, а намного больше.
Я понял, что пока вопрос не закроется, покоя не будет.
Что предлагаешь?
Тоже хочу полетать, сказала Антонина с видом оскорбленной справедливости и добавила в свое оправдание: Как все.
Заметив мой настрой решить проблему, Варвара начала подниматься. Я остановил ее нажимом на плечо:
Не надо, отдыхай. Справлюсь. И повернулся к Антонине: Пошли.
Я шагнул первым, чтобы не видеть провожавших глаз, и при вставании инстинктивно прикрыл ладонями лишнее. Не совсем, конечно же, лишнее, но в нынешнем окружении. Недавняя дозорная с удовольствием отправилась следомнаверстывать упущенную половину жизни, а по возможности, в чем я нисколько не сомневался, урвать что-то и для второй половины. А то и для третьей. Для женской логики такое тоже считается нормальнымполовин у женщин может быть столько, сколько необходимо.
Вода в озере выглядела жидким льдом.
Брр. Снова лезть в холод не хотелось.
Надо. Ежась, я ступил в обдавшую обмораживающим пламенем жижу. Антонина стойко двигалась следом. Мы зашли на самую глубину, по пояс. Глубже здесь не бывает, если самому не выкопать.
Окрестные деревья чернели и бросали на берег страшные тени. Ночь обнимала, как скволыга свой сейф со сбережениями, захапущими лапами стремясь ухватить также все остальное, до чего сможет дотянуться, но мы с царевной ей не давалисьвода блестела, и мы немного видели друг друга. Рост спутницы равнялся моему. В плечах и бицепсах мы тоже были одинаковы. Разница в том, что в местах, где у меня бугрилось, у Антонины пышно округлялось. А чем ниже, тем больше я проигрывал в мягкости и выигрывал в стройности. Ниже талии разница получалась разительной.
Антонина приблизилась и застыла гипсовой статуей, не в силах вымолвить ни слова, ни полслова. Ее взгляд не знал, куда деваться, руки не знали, что делать. Она вроде бы собиралась их отдернуть, набравшись смелости, но снова вцеплялась в смятую плоть. Сквозь пальцы подымавшимся тестом выпирала белая магма. Кусочки темных окружностей подглядывали из сведенных судорогой ладоней. Напряжение от нашей разнополости росло, как чужие дети.
Я собрался принять ногу царевны для прыжка, но она оказалась не готова. Или не поняла, почему мои кисти скрестились и выдвинулись вперед. Разъедаемая нерешительностью, Антонина опускала лицо все ниже.
Хочешь, покатаю по воде? предложил я.
Как на катере? Ее ресницы удивленно вскинулись.
Лучше. Ложись.
На уровне разбежавшихся волн я выставил перед собой руки кверху ладонями.
Сюда? насторожилась Антонина.
Из-под густых бровей сквозило напряжением. На плечах подрагивалиот озноба? ярко-желтые волосы, в темноте казавшиеся рассыпавшимся промокшим сеном.
Животом, подсказал я.
Антонина бегло оглянулась, но нас здесь никто не увидит. Наоборот, увидим мы, если на высокий берег выйдет кто-то подсвеченный далеким костром. А у нас для них будет темно.
Я принял на руки чуть развернувшееся, осторожно опустившееся создание, которое недоумевало, с какого дуба рухнуло, согласившись на авантюру. Мои ладони и запястья просели под навалившейся, жарко обтекшей густотой. Я и сам не понимал, как предложил такое. И кому! Из пятнадцати возможных, как в стрелковом тире, выбил самое едкое, язвительное, неприятное и морально скользкое. Словно жизнь медом казалась, и захотелось проблем. А может хотелось, но не проблем? Поздно думать.
Нет, думать никогда не поздно. Если вдуматься по-настоящему, то кажущееся провокацией происходящееэто вовсе не идиотский поступок, который нашептали гормоны. У меня появился шанс превратить тайного противника в возможного соратника. Ради такой цели можно постараться.
Приподними лицо. Расправь руки в стороны, ноги вытяни назад и представь, что летишь. Я начал медленно кружиться вокруг оси.
Привычно ожидавшие от окружающих некой пакости, окаменевшие мышцы в моих руках постепенно размягчались, застывший свинец плавился, растекался, становясь ватным, и превращался в пухневесомый, обманчивый, заманчивый.
Впервые такое чудо происходило со мной. Впервые мои руки в невыносимо интимной обстановке держали нагое тело другого человека, не испытывая к нему чувств родства или дружбы. Впервые доверчиво выставленная роскошь не убегала от взгляда, а терзала его невообразимой ранее близостью. В стае и с Томой я чувствовал себя по-другому: легко, раскованно, беззаботно. Здесь не было и быть не могло того отбрасывающего рамки приличий упоения свободой. Какие приличия в звериной стае?
Не было и недавнего будоражащего веселья прыжковой неразберихи, поразившей скоротечной открытостью и бесшабашной смелостью случившегося во тьме озера. Было другое. То, чего еще не было.
Чтобы не закружилась голова, я стал ходить вдоль озера. Тело горело. Мороз не обжигал, а нежно ласкался. Оставленные без крови мозги готовились треснуть выкипевшим котлом.
Антонина млела. Набегавшая волна взметала ее чувства. Глаза открылись во всю ширь, забыв об ироничности и вечной ехидности. Антонина слилась с миром. Мир принял ее. Мир оказался прекрасен.
Хорошо? спросил я.
Не то слово!
Перевернись.
Волна неловкости сотрясла и отступила, растворившись в раздирающих на части новых чувствах. Антонина перевернулась на спину. Дернувшиеся прикрыться руки медленно расправились, вновь превратившись в крылья. Глаза медленно закрылисьцаревна полностью доверилась мне. Иными словами, разрешила делать все, что посчитаю нужным.
Ландшафт безмятежно распростертого тела бил по глазам сильнее, чем молот по наковальне, выковывая что-то опасное. Мысли проникали сквозь кожу сотнями игл. Они плавили не справлявшийся с ситуацией мозг, вонзались тысячами кинжалов. Я баюкал разнежившуюся Антонину, кружа то в одну, то в другую сторону. Она почти научилась лежать на воде, будучи не в состоянии предположить, что такое возможно. То есть, что вода может быть другом. И вотпроизошло.
Чапа, ты волшебник! счастливо вышептала она в ночь.
Я остановился, и локти с напряжением согнулись, вынимая и приподнимая царевну над успокоившейся гладью.
Ой! вылетело у нее, когда мир качнулся, и в нем остались лишь две надежные опорымои руки. Открывшиеся глаза мелко моргнули, тело, вспомнившее о наготе, согнулось пополам, вздымая колени к груди, но моя хватка не ослабла, даже сделалась крепче.
Антонина оказалась у меня на руках, прижатая к груди.
Она пугливо замерла на полувздохе и медленно выдохнула. От былого сарказма не осталось следа. Язвительности и ехидству не нашлось места в чем-то новом, что возникло между нами. Царевна прислонилась ко мне всей ледяной поверхностью, обдавая знойно-морозной, до мурашек по коже, обволакивающей волной возбуждения. Анаконды рук оплели шею. Губы нашли свою цель, языки встретились и заплясали в шаманском танце. Неведомые образы плясали вокруг внутреннего костра. Били бубны. Летели искры. Дым ощущений застил глаза.
Это было безумно. Бездумно. Бездонно. Я дрожал. Антонина чувствовала мою дрожь и наслаждалась этой дрожью, которую вызвала сама. Колдовство момента породило ощущение чуда: простого, но небывалого. Абсолютная нереальность. Другой мир. Параллельная Вселенная. Непонятная, но прекрасная сказка.
Словно спрут поймал добычу. Уже не я держал Антонину, а она висела на мне, оплетя холодными влажными щупальцами, и мучимый впечатлениями фитилек неудержимо превращался в факел.
«Что ты делаешь?» вопросил меня мозг.
«Я? Я это Так, ничего», замялся застигнутый врасплох организм.
«Если это называется ничего, то яспинной!» обиделся и презрительно отвернулся мозг.
А теперьобещанный полет! объявил я и со всей силы кинул Антонину через себя.
Взгляд проводил переместившееся в жидкую среду твердо-мягкое тело. Громкий шлепок, океан брызги ошалелое, но безмерно довольное лицо с круглыми, как у тюленя, глазами вынырнуло из пучин.
Чапа, я летала! Нет, я летаю! Ликующая царевна вновь бросилась ко мне.
Требовательные губы опять нашли губы, сверкнув электрическим разрядом соприкосновения.
Все, проговорил я, отрывая от себя приятную на ощупь особу. Надо идти.
Неправда. Она встала столбом. Не надо.
Пора, переиначил я.
Лицо Антонины спряталось за гривой мокрых волос.
Если с Томой не сложится, прошептала она, делая шаг к сближению, станешь моим невестором?
О, как. Ну и денек.
Первым мужем? буркнул я, машинально отступая.
Очарование момента схлынуло опорожненным бачком в унитаз.
Потом и мужем, невинно согласилась Антонина.
Пышный силуэт вырисовывал передо мной емкие заманчивые перспективы. Флюидами влечения можно было наполнить еще одно озеро, а разыгравшаяся фантазия накрыла берег туманом-дурманом.
Прости. Я взял Антонину за руку и повел к берегу. На этот случай у меня очередь. Просили не занимать.
Вот так. Не получается у меня смешивать нужное с желанным, в самый неподходящий момент просыпается совесть и портит обе возможности. И что обидноименно она потом оказывается права, неоднократно обруганная и посланная в дальний пеший поход.
На подходе к костру, где сразу прекратились разговоры, я привычно прикрылся ладонью. Антонина, которую я так и вел за руку, даже не подумала о чем-то подобном. Опаляя окружающих аурой морозной влаги, она присела, молча втиснувшись в промежуток между Любавой и Александрой. Ученицы подвинулись и, поджав губки, отвернулись.
Не пора ли спать? объявил я.
Кто хотел спать, уже легли, остались неисправимые романтики, которые не желали тратить бесподобную ночь у костра на обычный сон.
Как хотите, сказал я, укладываясь с краю огромного лиственно-ветвяного лежака.
Благодаря его размерам сегодня не будет тесно. И холодно не будет, спасибо костру.
Замечательно. Я закрыл глаза.
«Или не замечательно?» попытался оспорить вредный организм, но я задушил глупые поползновения на корню.
Разбудили безумные ощущения. Царила ночь. Все уже спали. Почти все. Лежавшая ко мне спиной Варвара притерлась округлой мягкостью. Физиологический ответ ей передавался отлично, но, так и не ощутив радостного психологического, некого встречного движения, душевно-чувственного порыва, она грустно отодвинулась. Донесся вздох.
Причина во мне? донесся едва слышный шепот. Ты именно меня не хочешь?
Хочу, убито сообщил я. Но люблю другую.
Разве это мешает?
Категорически. Отвергает саму мысль.
А Антонина? Вы разве не
Не.
Но вас так долго не было.
Мыне, жестко повторил я. По той же причине. Любить можно разными местами. Я предпочитаю сердце.
Варвара ничего не сказала.
Обижаешься? Я с дружеским сочувствием пожал ее плечо. Не надо. Ты же ни при чем.
Варвара резко повернулась:
Вот это и обидно.
Помолчав, она глухо прибавила:
Прости, я не обижаюсь.
И, еще тише, практически неслышно:
Завидую.
Она закрыла глаза. И я закрыл. Надолго ли?
Глава 5
Тягучее давление внизу живота выпихнуло из убежища в ночь. Уже из охватившего мрака я заметил, как вслед за мной поднялся еще кто-то. Понятно, та же ерундистика, по-научномуфизиология. Долго в холодной воде сидели. Теперь набегаемся.
Чтобы не смущать «коллегу», пришлось отойти подальше. Я тщательно полил деревце. Первый же шаг обратно столкнул меня с подкараулившей ученицей.
Глаза-бусинки как у мышки. Жгучий взгляд. За впалыми щеками прячутся две нити мелких зубчиков, похожих на клыки неутоленной молодой вампирши. Крупный лоб выставлен чуть вперед, напоминая обиженного теленка, только хилого и тощенького.
Ефросинья? узнал я. Ты за мной следила?
Хочу поговорить.
Прикрывавшаяся, несмотря на тьму, руками, она нервно ждала ответа, словно от него зависела жизнь.
Я присел на корточки, сложив руки пониже живота, и кивком указал на место рядом. Опершись о землю, худенькая царевна опустилась на крепко сведенные колени, ее ступни поочередно вытянулись пальчиками назад, и весь вес переместился на выставившиеся кверху пятки. Даже проминаться было нечему. Тем не менее, тщедушное тельце гордо выпрямилось. Свободно ниспадающие каштановые с рыжиной локоны, во тьме просто черные, занавесили грудку.
В нашей семье есть тайна.
Интригующее начало.
Если тайна, то, может, не надо?
Ефросинья помотала головой. Завеса волос колыхнулась, но взгляд цепко держался меня:
Ты же из-за горы?
Ну
Мой дед тоже оттуда.
Холодная капля пробежала по позвоночнику.
Он жив? с мерзейшей надеждой на нехорошее поинтересовался я.
Конечно.
Душевный озноб усилился.
И что у вас в семье говорят о долине и ее людях?
Ефросинья скривила губки.
Ничего. Никогда ничего не рассказывали, даже требовали молчать о самом факте. А дед такой красивый. Самый сильный. Таких мужчин я больше не видела.
Мечтательный вздох унесся в небо.
Расскажи, как вы там жили, попросила Ефросинья.
Ну жили. Рыбу ели.
Это что?
Еда. Вкусная. Из большой воды добывается.
Ух ты! А свадьба во сколько зим?
Я опустил голову.
Очень рано.
Я уже могла бы?
Сколько ейлет пятнадцать-шестнадцать или так выглядит из-за худобы? Маленького роста, не по годам серьезная. Белокожее тело недоразвито до стороннего осознания владелицы как объекта искушения, но худые бедра и узкий тазне повод для хозяйки не воспринимать себя как равную взрослым особь. Перед глазами пролетели Люся, Миледа, Верана, Тирана
Думаю, да. Как раз в твоем возрасте делается выбор.
Что за выбор? насторожилась ночная собеседница.
Уходить ли во взрослую жизнь.
Решают сами?! Круто! А мальчики?
Тоже. Решают для себя, что уже взрослые, что готовы осуществлять права и нести обязанности. Они проходят определенное испытание, ивперед.
У девочек тоже испытание?
Я замешкался. Не рассказывать же о праве первой ночи у старого хрыча. С трудом, но придумалось, как не соврать ни в одном слове:
Им нужно определенное время отслужить во дворце.
Где?
В башне, поправился я с учетом местных реалий. В самой главной.
В крепости?
Точно, в крепости, но крепость в горах построена иначе, она расположена внутри одной из гор. Как только придут новенькие желающие повзрослетьможно выбирать мужей.
Сколько мужей у вас разрешено?
Наверное, не стоит сообщать всю правду.
Здешняя система мне нравится чуть больше.
А в невестории вас учат?
Нет. Все своим умом. На своих ошибках.
Как думаешьЕфросинья замялась, мы с тобой не родственники?
Не проясняет ли эта плюгавая пигалица насчет невесторства? А если взять и набиться в родню, сказав, что да, возможно? Помогу ли своей легенде?
Глупость. Выдам и себя, и нормально прожившего жизнь деда, сбежавшего из каменного века.
Вряд ли, уверенно заявил я. Из моей родни никто к вам раньше не попадал.
Отлично, царевна воодушевилась. Сейчас ты командир, а я подчиненная