Нет. Я путешествую налегке.
Но та куртка, что вы купили вы должны её взять. Вы же замерзнете в пиджаке!
Нет. мэм. Не так уж сейчас и холодно.. Я хочу поблагодарить вас всех за вашу доброту. Я.он запнулся, потом взял себя в руки и продолжил,я вообще не знал, что бывают такие люди, как вы. ЯОн снова замолчат и больше уже ничего не мог выговорить.
Отец встал и пожал Роуну руку. Мама подошла и поцеловала его в щеку, потом быстро отвернулась.
Тебе еще причитается плата за неделю.сказал отец.Дай мне свой адрес, я перешлю деньги.
Я попросил перечислить их на твой счет.
Я не возьму!
Роун едва заметно улыбнулся.
Если не возьмешь, сделаешь богатых еще богаче.
Всс это время мы с Джули молча сидели на диване и не могли пошевелиться. Она очнулась первая: вскочила, подбежала к Роуну, обняла его крепко за шею. А следом за ней подбежал и я. Роун расцеловал нас обоих.
Ну, прощайте, ребята.
Джули заплакала. Янет. Почти. Роун быстро вышел из гостиной. Задняя дверь открылась, потом закрылась, и наступила тишина, в которой были слышны только всхлипывания Джули.
Я долго лежал в постели без сна, прислушиваясь к поездам. Всё ждал, что какойнибудь товарняк замедлит ход, но все они с грохотом проносились мимо. Пассажирские составы не останавливались в городе ночью, только по утрам. Сквозь сон я слышал их гудки и стук колес.
Я проснулся на рассвете, надел новое пальто и теплые боты. Было очень холодно. Я вышел во двор и начал искать следы Роунаони были четко видны в полусвете наступающего утра. Нет, он не пошел в сторону железнодорожных путей, он направился через поле в город. Примерно в ста метрах от дерева, под которым он когдато спал, следы заканчивались.
Я стоял на морозе, как истукан. Первые лучи солнца упали на землю. Было видно, что Роун остановился: следы отпечатались ступня к ступне. Возможно, некоторое время он просто стоял на месте. И еще мне показалось, что там, где он стоял, снег сперва подтаял, а потом замерз.
Я подумал, что он зачемто прыгнул вперед на метрполтора и продолжал идти. Но дальше был только белый нетронутый снег. Потом я решил, что он мог пойти назадпятясь задом и ступая в собственные следы. Но тогда он должен был гдето повернуть налево или направо, и я бы у видел это по ответвляющимся следам, а их не было. К тому же, зачем ему совершать такие нелепые поступки?
Получается, он просто исчез в ночи. Растворился в воздухе.
Я постоял у дерева еще немного и пошел домой. Маме я про следы ничего не рассказалпусть лучше думает, что Роун прыгнул в товарняк. Отцу и Джули я тоже ничего не сказал. Я спрятал эти странные следы в глубине моей памяти, и там они оставались все эти годы. И остались бы навсегда, если бы не латунный ящик, отрытый на вершине холма.
Сначала я взял в руки альбом. На первой странице была наклеена фотография удивительно красивой женщинымоей матери. Рядомфото милой маленькой девочки и мальчика со светлыми волосами. Под снимком материфотография высокого худощавого мужчины. Мой отец.
Я полистал альбом, там были фотографии мамы, меня и Джули, наш дом, амбар, заснеженные поля и высокий холм, на котором я сейчас стоял.
Под альбомом лежала открытка с красной индейкой, похожей на моржа. Помню, она кудато исчезла с кухонной стены. Я перевернул её и прочитал знакомые слова:
Я благодарна за:
Маму
Папу
Брата Тимоти
И Роуна
Еще я нашел пару носков, которые заштопала ему мама. Бритву, которую подарил ему отец. Записную книжкув ней не было ни одной записи, но между страниц лежали две пряди волос: одна каштановая, мягкая, как шелк, другаясветлая, цвета спелой пшеницы.
Должно быть, когда он только прибыл сюда, его ограбили. Я уверен, его не могли прислать в прошлое без специально отпечатанных денег. Потерянный, без гроша в кармане, он вынужден был прятаться под вагонами и ездить зайцем в товарняках. А потом ему пришлось ждать, пока петля, созданная им во времени, распрямится, и время, которое прошло в будущем, сравняется с тем временем, которое прошло в настоящем.
Наверное, если бы мы не приютили его, он бы умер с голоду.
А может, ему просто не разрешили ничего брать с собой в будущее. И его отправили в прошлое не просто так, а с определенной целью. А может, он просто должен был изучить, как жили люди в тридцатые годы двадцатого века. Армстронга, Олдрина и Коллинза тоже отправили на Луну только затем, чтобы изучить её.
Я посмотрел на фотоальбом и открытку, на бритву и штопаные носки. На записную книжку, которую все еще держал в руках.
В какой же холодный мир ты возвращался, Роун, если воспоминания о нас так дороги тебе?
Я аккуратно сложил все вещи в ящик в том же порядке, как они лежали, и закрыл крышку. Гдето внизу грохотал товарняк.
У вас в машине есть паяльник и припой?спросил я Симмса.
Хотите снова запаять ящик?
Я кивнул.
Симмс ничего не стал спрашивать.
Паяльника нет, но есть небольшая газовая горелка. Дик,обратился он к экскаваторщику,принеси, пожалуйста. горелку из машины. Она не тяжелая.
Дик принес горелку. Чак Блейн зажег её, и через пару минут крышка снова была запаяна. Симмс подозвал одного из рабочих:
Ларри, отнеси, пожалуйста, ящик вниз, к машине мистера Бентли.
Нет,сказал я и опустил ящик в землю, туда, где его нашли.
«Надеюсь, больше никто не потревожит тебя. Роун».
Потом я выпрямился и сказал:
Попросите, пожалуйста, бульдозериста похоронить его здесь.
Пер. Марии Литвиновой
КОМНАТА С ВИДОМ
Планета сияла и переливалась хрустальной причиной и следствием. Легкий звон стекла на летнем ветру навсегда воплотился в здешней архитектуре. Единственный отпрыск одинокой звезды, планета была мертва и необитаема.
Донант давно потерял счет времени. Сколько он уже идет? Час, может больше. На бесконечных сплошь застроенных улицах царило полное безвременье, а часы он забыл в корабле, прихватив в дорогу лишь компас. Впрочем, от компаса куда больше толку: стрелка ни на йоту не отклонялась от магнита в сердце корабля, с таким подспорьем не заблудишьсядаже в городе, занимающим всю планету.
Даже в мертвом городе.
Донант был картографом и по долгу службы частенько мотался по неизученным районам галактики, где цивилизации попадались редко, а городаи того реже. Впрочем, к ним он тоже привык. Знал как свои пять пальцев процветающие города равниныстолицы Марса и Венеры, коллективные постройки Земли. Но то были города с четкими границами, а не бесконечное сверкающее великолепие, простирающееся от моря до моря. Но главное отличиевокруг ни живой души
В глаза бросилось диковинное сооружение, разительно отличавшееся от других. Тоже вырезанное из цельного хрусталя, оно чемто приковывало внимание. Глядя на призму фасада, Донант решил, что усопший архитектор руководствовался больше эмоциями, нежели чертежами.
В полуденном свете фасад строения сиял и вспыхивал миллионами радуг. Острые линии образовывали застывший водопад из окон, балконов, карнизов и барельефов. Ослепительное, но на удивление пошлое зрелище.
У подножия водопада зиял треугольный вход без дверей. Поколебавшись, Донант поднялся по хрустальной лестнице и очутился в огромной зале. Вопреки ожиданиям, благоговейного восторга не испытал.
Сквозь призму стен сочился яркий свет, смешиваясь с падающими изпод купола бликами. В центре на квадратном пьедестале, окруженном бесчисленными рядами кресел, стояла высокая статуя. Вдоль кресел ярус за ярусом до самого купола поднимались балконы. Все вокругкресла, статуя, стены, купол,были из чистого хрусталя. Чистое, мертвое совершенство.
Зал советов, сообразил Донант. Очень похоже на зал советов.
Он двинулся по центральному проходу в сторону пьедестала. Дизайн кресел лишь подтверждал догадку, родившуюся в ходе вынужденной экскурсиикогдато город населяла раса гуманоидов, очень похожих на землян.
Пьедестал оказался трибуной и одновременно основанием статуи. Для пущего удобства ораторов в хрустальной платформе были вырублены ступени. Подниматься Донант не стал. Сказать ему было нечего, да и некому. Остановившись в конце прохода, запрокинул голову и стал разглядывать фигуру на постаменте.
Статуя изображала женщину, настоящую красавицу. При всей чужеродности ее красота завораживала. Миниатюрная, но очень женственная, с мелкими, безукоризненными чертами лица. На красавице была простая белая туника, открытые участки тела покрашенынет, скорее пропитаны,розоватозолотистым оттенком под цвет человеческой кожи. На секунду Донант даже забыл, что перед ним статуя.
Но особенно причудливой была поза. Правая рука изваяния грациозно застыла вдоль тела, левая держала на весу горизонтальную перекладину с привязанными к ней двумя чашами. Перекладина была чуть перекошена, одна чашаниже другой.
Весы, сообразил Донант. Примитивные весы.
Он вытянул шею, силясь заглянуть в чаши, но с такого близкого расстояния было не разобрать. Гонимый любопытством, Донант вернулся к выходу и повторил попытку. Но обзора все равно не хватало. Удалось различить лишь блеск хрусталя в одной чаше и чтото пронзительно зеленое в другой.
Отыскав лестницу, ведущую на балконы, он стал взбираться наверх, минуя ярус за ярусом, пока не добрался до самого купола. Теперь содержимое весов было как на ладони. В первой, перевешивающей, чаше лежал хрустальный куб, во второй, легкой, зеленый нож.
Именно любопытство вынудило Донанта приземлиться здесь. Исчезнувшие цивилизации не входили в его компетенцию. По крайней мере, официально. Но его всегда влекли тайны вымерших планет, а нынешняя влекла вдвойне. Безлюдный город, хрустальный куб и зеленый нож
Очутившись на улице, Донант вплотную занялся головоломкой. Планета явно необитаема, значит, ее жители либо переселились, либо погибли. Переселиться они могли только на другую звезду, посредством межгалактических полетов.
Впрочем, этот вариант отметался сразу. Чтобы додуматься до путешествия в космос, нужен толчок, некий краеугольный камень. Воображение зреет поэтапно. Без Луны, ставшей первым таким толчком, люди вряд ли решились бы лететь на Венеру и Марс, и уж тем более на Меркурий и Плутон. Не будь этих этапов, воображение замерло бы на ранней фазе развития, и человек никогда бы не преодолел расстояние в четыре световых года, отделявшее его от Альфы Центавра. Вместо этого он продолжал бы жить на Земле, строя все новые города, тратя энергию и ум не на развитие космический кораблей, а на совершенствование зданий и строительных материалов, чтобы, обретя совершенство, хоть както оправдать свое существование.
У этой планеты нет луны. Единственный отпрыск своего солнца, от ближайшей звезды ее отделяло расстояние в сорок один световой год. Значит, эмигрировать в космос местные не могли.
Тогда второй вариантвсе до единого вымерли, да так, что даже косточек не осталось.
Но почему?
Донант окинул взглядом сверкающие улицы, безукоризненные здания. Хрустальная брусчатка под ногами слегка вибрировала от рокота подземных агрегатов. Но вокругни души, не пылинки. Только закрытые двери и пустые окна.
В чем причина? Чума? Мировая скорбь? Упадок нравов?
Донант снова покачал головой.
Блуждая по хрустальному лабиринту, он забрел в другой квартал. Здания тут казались более функциональными с виду, но походили одно на другое как две капли воды, и стояли бок о бок, словно ряд красоток с одинаковым макияжем, одного размера бюстом и шаблонной улыбкой. Сразу от тротуара в каждый дом вела чуть утопленная в стену дверь с хрустальной решеткой.
Жилые дома, сообразил Донант. Ну или здешний аналог. Параллельно с этой мыслью возникла новая: если проблема не разрешима в целом, нужно сконцентрироваться на частностях. В данном случае, на конкретном доме.
Выбрав здание наобум, он шагнул к двери, но едва успел дотронуться до гладкой поверхности, створка отворилась сама собой, под потолком вспыхнули невидимые лампочки, освещая пустое фойе. Донант переступил через порог, и дверь сразу захлопнулась.
Обстановка внутри оказалась неброской и все из того же материала, что и сама планета. У стены на четырех тонких, как стебелек, ножках стоял голубой столик. Рядом несколько стульев в тон, и голубое облако кушетки.
На противоположной стеневертикальный ряд кнопок. Донант подошел и нажал нижнюю. Его догадка мигом подтвердилась: стена вертикально разъехалась на две части. Но вместо кабины лифта взору предстал длинный коридор со множеством дверей по бокам.
Донант нахмурился. Будучи человеком логичным, он всегда стремился к ясности вещей. Пока же планета представлялась начисто лишенной всякой логики, отыскать которую было необходимо, чтобы улететь отсюда со спокойной душой. Тем временем, створки бесшумно слились в идеально ровную стену.
Рассерженный, он ткнул в предпоследнюю кнопку. После секундной заминки половинки стены снова разъехались. Донант улыбнулся. Проблемы с логикой у него, а не у архитекторов. То, что он принял за обычное фойе, на самом деле оказалось фойелифтом.
Коридор второго этажа смотрелся братомблизнецом первого. Будучи человеком методичным, Донант решил начать исследование с цоколя, как того требовала методичность. Поэтому, когда створки захлопнулись, снова нажал на нижнюю кнопку, и уже через секунду стоял в нужном коридоре.
На минуту он замер, прислушиваясь. Ничего, лишь слабый рокот незримого оборудования. Двери чудного лифта опять слились в гладкую стену. Донант медленно двинулся вперед. Из невидимого источника сочился мягкий свет, казалось, он идет прямо из хрустальных перегородок.
У первой же двери Донант остановился. Створка была гладкой, точьвточь как входная, и практически сливалась со стеной. По логике, нужно лишь чуть подождать, и она сама откроется.
Но на сей раз ожидания не оправдались. Все правильно, хмыкнул про себя Донант. Это уличная дверь пускает всех без разбору, квартирная же настроена на бывших жильцов, их биоили эмоциональное поле. А вот посторонним, вроде него, вход запрещен.
Не колеблясь, Донант вытащил карманный автоген, настроил его на максимальную мощность, и стал вырезать кусок створки под свой рост. Хрусталь оказался на удивление прочным, но в итоге пал под яростным натиском белоголубого луча. По коридору поплыли кольца голубого дыма. Автоматически сработала вытяжка и вскоре дым рассеялся. Наконец, вырезанный кусок грохнулся на пол, стены в коридоре покрылись едко пахнущей влагой.
Донант протиснулся внутрь и очутился в просторной комнате с хорошей вентиляцией и добротной мебелью. Напротив двери помещалось большое овальное окно с видом на дворик. Все стулья в комнате были обращены в ту сторону. Но на самих стульях никто не сидел, в квартире и во дворике тоже никого.
Донант приблизился к окну и выглянул во дворик. Небольшое пространство было обнесено сплошной гладкой стеной, но не из хрусталя, как все в городе, а из металла, тусклого, до боли знакомого.
Свинец.
Донант опустил взгляд. Лужайка поросла неестественно зеленой травой. Слева виднелась клумба. В лучах яркого солнца головки невиданных цветов уныло пожухли. Прямо напротив окна красовалось дерево.
Донант не мог отвести от него глаз. Совершенно невиданное, не похожее на земные вязы и клены, оно гипнотизировало, приковало внимание иным своим качеством. Дерево было мертвым.
Две другие комнаты оказались крохотными и без окон. Из обстановкитолько овальные платформы с мягкой стеганой обивкой. Судя по всему, помещения служили спальней. И сновани пылинки, ни малейшего признака жизни.
Донант вернулся в коридор.
Чтото тут изменилось. Мгновение спустя он заметил, что вырезанная створка исчезла, а обугленная часть двери, где ее коснулась сварка, приобрела первоначальный цвет.
Прямо на его глазах дверь начала затягиваться, словно рана. И вскоре вновь приняла нетронутый вид, уничтожив все следы недавнего вандализма.
Самоисцеляющееся здание? Самоисцеляющийся город? Значит, разум ему тоже присущ. Строительный материал, несмотря на обманчивую внешность, не имел ничего общего с хрусталем. Скорее всего, сложный сплав, созданный вымершей расой. Сплав, обладающий терапевтическими свойствами, а кроме тогоосознанием разрушения.
Причем не только своего собственного. Уникальный состав реагировал на все, что угрожало его целостности. Теперь понятно, почему в мертвом уже много летесли не вековгороде царит столь безупречный порядок, а от прежних жителей не осталось ни следа.