Питер ждал, что она скажет больше, но Алиша, похоже, на этом закончила.
Этой ночью ты назвала его человеком.
Она кивнула.
По крайней мере, он так выглядит, если не считать мелких отличий. Он чувствителен к свету, намного сильнее, чем я. Он никогда не спит или почти никогда. Предпочитает есть теплое. И
Она показала большим и указательным пальцами на резцы.
У него это.
Питер нахмурился.
Клыки?
Она кивнула.
Только вот эти два.
Он всегда такой был?
На самом деле, нет. Сначала он был точно такой же, как они все. Но что-то случилось, происшествие. Напав на кого-то, он упал в воду. Это было в самом начале, через несколько дней после того, как он вырвался из лаборатории Проекта НОЙ. Никто из нас не может плавать, и Фэннинг камнем пошел ко дну. Когда очнулся, лежал на берегу и выглядел уже так, как сейчас.
Она помолчала, прищурившись и глядя на него, будто ей пришла в голову неожиданная мысль.
С Эми случилось то же самое?
Что-то вроде.
Но ты мне не расскажешь.
Питер решил сменить тему:
Может ли вода изменить его Легион?
Фэннинг говорит, нет, только его.
Питер встал с койки. Закружилась голова. Ему действительно надо прилечь, хоть на несколько минут. Но важно не показать ей, насколько он изнуренстарая привычка, с тех дней, когда они вместе стояли в Страже, пытаясь показать себя лучше. Я так могу, а ты?
Прости меня за эти цепи.
Алиша подняла руки и оглядела их с безразличным выражением лица, будто чужие. Пожала плечами и уронила их на колени.
Забудь. Похоже, я тебе изрядно забот добавила.
Тебе что-то нужно? Еда, вода?
Теперь у меня несколько странная диета.
Питер понял, о чем речь.
Посмотрю, что могу сделать.
Молчание. Оба понимали всю неловкость ситуации.
Знаю, ты не хочешь мне верить, сказала Алиша. Черт, я бы и сама не поверила. Но я сказала тебе правду.
Питер ничего не ответил.
Мы были друзьями, Питер. Все эти годы ты был единственным человеком, на которого я могла положиться. Мы были друг за друга.
Да, были.
Скажи мне, что для тебя это еще что-то значит.
Он посмотрел на нее и вспомнил ту ночь, когда они прощались в гарнизоне в Колорадо много лет назадв ночь перед тем, как он отправился в горы с Эми. Какие они были молодые! Стояли у казармы, их пронизывал холодный ветер, и он так страстно любил Алишу, как никого в своей жизнини родителей, ни Тетушку, ни даже родного брата Тео, никого. Это было не любовью мужчины к женщине или брата к сестре, нечто более тонкое, будто заложенное в его сутьмощная, субатомная энергия, которой не было названия. Питер уже не мог вспомнить, что они тогда сказали друг другу, осталось только ощущение, будто следы на снегу. Это был один из тех моментов, когда ему еще казалось, что он может понять жизнь и ее смыслон был достаточно молод, чтобы верить, что такое возможно, и попытка вспомнить это пробудила в нем свежие чувства, яркие, будто и не прошло трех десятков лет с той ночи, холода, в котором его согревало спасительное тепло и свет отваги Алиши. Но потом он оставил эти воспоминания, и его сознание вернулось в настоящее. Остался лишь тяжкий груз печали в груди. Двести тысяч живых душ сгинули, и в центре всего этогоАлиша.
Да, сказал он. Значит. Но, боюсь, ничего не меняет.
Он три раза громко стукнул в дверь. Щелкнул замок, и появился охранник.
Не тупи, Питер. Фэннинг именно таков, как я сказала. Я не знаю, что ты планируешь, но не делай этого.
Благодарю, сказал Питер охраннику. Я закончил.
Алиша рванулась вперед, и зазвенела цепь, которой она была прикована к стене.
Черт побери, послушай меня! Это плохо, вступать в бой с ним!
Но он уже едва слышал ее слова, решительно шагая по коридору.
61
А теперь, моя Алиша, ты пребываешь среди них.
Откуда я это знаю? Я знаю это, как знаю все. Ямиллион сознаний, миллион историй жизни, миллион ищущих глаз. Я повсюду, моя Алиша, я приглядываю за тобой. Я приглядывал за тобой с самого начала, все оценивая, осмысливая. Не будет ли слишком сильным сказать, что я ощутил твое появление в тот день, когда ты родилась на светмокрый пищащий комок, чьи жилы уже наполняла горячая кровь протеста? Конечно же, невозможно, но выглядит именно так. Таковы хитрые пути провидениявсе кажется предопределенным и известным, и в прошлом, и в будущем.
Какой красивый выход ты устроила! С этим гордым заявлением, артистично, сколь властно ты вышла в свет города, предъявив свои требования! Как могли обитатели осажденной столицы не упасть в обморок от твоего очарования, подкрепленного драматизмом ситуации твоего появления? «Я Алиша Донадио, капитан Экспедиционного Отряда!» Прости, Алиша, эти вычурные слова, но у меня высокопарное настроение. С тех пор как великий Ахиллес стоял у стен могущественной Трои, в нашем фрагменте мироздания не видели подобных тебе. Без сомнения, в этих стенах свершаются великие переговоры. Дебаты, эдикты, угрозы и ответные угрозыобычное словесное фехтование в осажденном городе. Станем ли мы сражаться? Или мы сбежим? Честно, восхитительно, однакопрости меня за аналогиюэти споры имеют такое же отношение к исходу ситуации, как барахтанье к утоплению. Они лишь заставляют все случиться еще быстрее.
В твое отсутствие, Алиша, я, так сказать, брал с тебя пример. Ночь за ночью темнота манит меня, и мои ноги снова сами привели меня на улицы могущественного Готэма. Наконец-то в этой обители изгнания наступило лето. В ветвях щебечут птицы, деревья и цветы пускают по ветру свои половые клетки, новорожденные создания всякого рода делают свои первые неуверенные шаги в траве. (Прошлой ночью, вспомнив, как ты тревожилась о моих силах, я отведал в честь тебя помет из шести молодых кроликов.) Что же это за непоседливость во мне такая? Затерявшись мыслями среди манхэттенских лабиринтов из стекла, камня и стали, я чувствую себя ближе к тебе, но и кое-что еще: ощущение прошлого, настолько яркое и сильное, что это можно сравнить с галлюцинациями. Ведь, в конце концов, именно летом я отправился в Нью-Йорк на похороны моего друга Лучесси, и этот город впервые наложил на меня узы любви. Я закрываю глаза, и я там, с ней, с моей Лиз, эта женщина и это место неизгладимо отпечатались во мне. Назначенный час, встреча у часов, мы выходим наружу, в гущу людей, раннюю для этого времени суету; внезапное уединение в такси, потрескавшийся винил сиденья, ощущения миллионов тех, кто был тут до тебя; пыхтящая человеческая масса, запрудившая улицы и тротуары; нетерпеливое, бессмысленное бибиканье, завывание сирен, схожее с воплями мартовских котов; величественные башни городского центра, блестящие, сверкающие в уходящих лучах солнца; мое яркое, почти болезненное восприятие всего вокруг, поток неосмысляемой информации, идущий в мой мозг; и все это неотделимо, навсегда, от возлюбленной и вечной ее. Ее сверкающие, ласкаемые солнцем плечи. Тонкий женский аромат ее дыхания в закрытом пространстве такси. Ее бледное выразительное лицо, тронутое печатью смертности, ее близорукий взгляд, всегда вглядывающийся во все глубже, чем все остальные. Совершенство ее руки в моей, когда мы вместе шли по темным улицам, одни среди миллионов людей. Говорят, что в древности был лишь один пол; в этом благословенном состоянии и существовало человечество, пока боги в наказание не разделили каждого из нас на две половинки, жестокое деление клетки, из-за которого каждый из нас вечно скитается по миру в поисках другой половинки, чтобы снова стать целым.
Именно это я чувствовал, Алиша, держа ее за руку, будто я был единственным мужчиной во всем мире, нашедшим свою половину.
Поцеловала она меня той ночью, когда я спал, или мне это приснилось? А какая разница? Таков мой Нью-Йорк, каким он был когда-то для многих, поцелуй, о котором мечтаешь.
Все потеряно, все ушлотак же как в городе твоей любви, Алиша, городе твоей Роуз. Позвоните Фэннингу, написал мой друг Лучесси. Позвоните Фэннингу и скажите, что такова любовь, что любовь есть боль, что любовь уничтожает. Сколько часов он там провисел? Сколько дней и ночей протянула моя мать, утопая в море боли? И где же я был? Какие мы глупцы. Какие мы глупцы, смертные.
Итак, приближается час расплаты. К Богу вознесу я праведный упрек мой, ибо он жестоко манит всех нас любовью, будто яркой игрушкой над колыбелью младенца. Из ничего сотворил он этот мир скорби, и в ничто этот мир вернется.
Я знаю, что она здесь, сказала ты. По твоему голосу слышу.
А япо твоему, моя Алиша. Япо твоему.
62
В конце дорожки стояли двое солдат с висящими на плечах винтовками. Питер подошел, и они четко отдали честь и замерли.
Здесь все спокойно? спросил Питер.
Доктор Уилсон вошла не так давно.
Кто-нибудь еще?
Интересно, не приходил ли Гуннар. Или, быть может, Грир.
С того момента, как мы заступилинет.
Он поднимался на крыльцо, когда открылась дверь и вышла Сара с небольшой кожаной сумкой с инструментами. Они посмотрели друг другу в глаза, и Питер все понял. Он обнял ее, а потом сделал шаг назад.
Даже не знаю, что сказать, начал Питер.
Волосы Сары были мокрыми от пота и прилипли ко лбу. Глаза опухли и покраснели.
Мы все ее любили.
Спасибо тебе, Питер, ответила Сара, ровно, безо всяких эмоций. Это правда, насчет Алиши?
Он кивнул.
Что ты собираешься с ней делать?
Пока что не знаю. Она в тюрьме.
Сара ничего не сказала. И незачем было. Все было написано на ее лице. Мы ей верили, а теперь, гляди.
Как Эми? спросил Питер.
Сара тяжело вздохнула.
Можешь сам посмотреть. Здесь я несколько за пределами своих знаний, но, насколько я могу сказать, она в порядке. В порядке с человеческой точки зрения. Небольшое истощение, она очень слаба, но лихорадка прошла. Если бы ты привел ее сюда и не сказал мне, кто она такая, я бы сказала, что это идеально здоровая женщина двадцати с чем-то лет, только что сильно переболевшая гриппом. И пусть мне кто-нибудь объяснит, как такое возможно.
Питер максимально сжато пересказал то, что произошло. «Бергенсфьорд», видение Грира, трансформация Эми.
Что собираешься делать? спросила Сара.
Пока работаю над этим.
У Сары было ошеломленное лицо; смысл услышанного начал доходить до нее.
Наверное, мне стоит извиниться перед Майклом. Смешно думать о таком сейчас.
В семь тридцать у меня в кабинете собрание. Ты мне там понадобишься.
Я-то зачем?
Этому было множество причин, и он начал с самой простой.
Потому что ты участвовала в этом с самого начала.
А теперь участвую в конце, мрачно сказала Сара.
Будем надеяться, что нет.
Она немного помолчала.
Вчера в больницу женщина пришла рожать. Все только начиналось, мы могли ее домой отправить, но она и ее муж были у нас, когда сирена зазвучала. И где-то к трем часам ночи она надумала родить ребенка. Ребенка, посреди всего этого.
Сара пристально поглядела на Питера.
Знаешь, что я хотела ей сказать?
Он покачал головой.
Не стоит.
* * *
Дверь спальни была распахнута настежь, и Питер остановился на пороге. Занавески задернуты, пропуская в комнату лишь слабый желтоватый свет. Эми лежала на боку, закрыв глаза, расслабившись и подсунув руку под подушку. Он уже хотел уйти, когда ее глаза открылись.
Привет, очень тихо сказала она.
Ничего, спи дальше. Просто хотел тебя проведать.
Нет, останься.
Она обвела комнату сонным взглядом.
Который час?
Не знаю. Рано еще.
Сара приходила.
Знаю, встретил ее на пороге. Как себя чувствуешь?
Эми меланхолично нахмурилась.
Я не знаю.
Ее глаза вдруг расширились, будто ее мысль удивила ее саму.
Голодна?
Какое простое желание. Питер кивнул.
Посмотрю что-нибудь.
Он пошел на кухню и зажег керогаз, которым уже не один месяц не пользовался. Вышел наружу и сказал солдатам, что ему нужно. Умылся, пока ждал их. Когда они пришли с небольшой корзиной, керогаз уже прогрелся. Кефир, яйца, картошка, буханка плотного темного хлеба, джем из разных ягод в банке, запечатанной воском. Питер принялся за дело, радуясь, что эти мелкие заботы отвлекают его от остального. Обжарил картошку на чугунной сковороде, потом разбил в нее яйца, нарезал хлеб толстыми ломтями, намазал джемом. Когда он последний раз что-то готовил для другого? Наверное, для Калеба, когда тот еще мальчишкой был. Много лет назад.
Он поставил завтрак для Эми на поднос, налил в стакан кефира и отнес в спальню. Интересно, не уснула ли она снова, пока его не было; но она уже проснулась окончательно и сидела на кровати. Раздвинула занавески; похоже, свет ее уже так не раздражал. Увидев его, стоящего в дверях с подносом, будто официант, расплылась в улыбке.
Вау.
Питер поставил поднос ей на колени.
Повар из меня так себе.
Эми смотрела на еду, как заключенный, освобожденный из тюрьмы после долгих лет, проведенных там.
Даже не знаю, с чего начать. С картошки? Или хлеба?
Она решительно улыбнулась.
Нет, с кефира.
Выпила весь стакан и принялась за остальное, тыкая еду вилкой, будто вернувшийся с поля труженик.
Питер пододвинул к кровати стул.
Может, стоит помедленнее.
Она подняла взгляд.
А ты есть не собираешься? спросила она с набитым яичницей ртом.
Он тоже проголодался, но сейчас просто с удовольствием смотрел на нее.
Поем попозже.
Пошел на кухню, чтобы снова налить кефира ей в стакан, а когда вернулся, ее тарелка уже была пуста. Отдал Эми стакан, и она его выпила едва не залпом. На ее щеках начал появляться здоровый румянец.
Сядь рядом, сказала она.
Питер убрал поднос и примостился на краешке кровати. Эми вложила ладонь в его ладонь.
Я скучала по тебе, сказала она.
Настолько нереально сидеть здесь, разговаривать с ней.
Прости, что состарился.
О, думаю, меня тебе не переплюнуть.
Он едва не рассмеялся. Ему так много хотелось сказать и рассказать ей. Она точно такая, какая была в его снах, отличие только в коротких волосах. Ее глаза, ее теплая улыбка, звук ее голосавсе то же.
Каково там было, на корабле?
Она уронила голову и мягко провела большим пальцем по его запястью.
Одиноко. Странно. Но Луций обо мне позаботился.
Она снова поглядела на него.
Прости, Питер. Тебе не надо было знать этого.
Почему?
Потому, что я хотела, чтобы ты жил своей жизнью. Чтобы был счастлив. Слышала, Калеб тебя теперь папой называет. Рада за вас обоих.
Знаешь, он женился. Его жена Пим.
Пим, повторила Эми и улыбнулась.
У них сын родился. Назвали его Тео.
Она слегка сжала его руку.
Вот она, жизнь. Что еще тебе нужно для счастья? Скажи.
Ты, подумал он. Ты здесь, и я счастлив. Я каждую ночь был с тобой, с тех пор, как ты исчезла. Я целую жизнь с тобой прожил, Эми. Но он никак не мог облечь все это в слова.
Та ночь, в Айове, начал он. Это на самом деле было, так?
Я теперь уже ни в чем не уверена, что реально, что нет.
Я о том, что это произошло. Что это не было сном.
Эми кивнула.
Да.
Почему ты пришла ко мне?
Эми быстро отвела взгляд, будто ей было больно вспоминать это.
Я не уверена, что сама понимаю. Я была в смятении, превращение произошло так быстро. Возможно, мне не следовало этого делать. Тогда я так стыдилась того, чем стала.
Почему ты так думала?
Я была чудовищем, Питер.
Не для меня.
Их взгляды встретились. Ее ладонь стала горячей, но не от лихорадки; это было тепло жизни. Тысячу раз он держал ее так, и каждый раз, как первый.
Алиша в порядке? спросила Эми.
Да, она крепкая. Как ты хочешь, чтобы я поступил с ней?
Я не думаю, что мне это решать.
Нет. Но мне все равно нужно знать, что ты думаешь.
Для нее все это очень непросто. Она долгое время была с ним. Думаю, она очень многое нам не говорит.
Например?
Эми на мгновение задумалась, а потом мотнула головой.
Сложно сказать. Она очень опечалена. Но внутри ее будто закрытый сейф. Я не могу проникнуть внутрь.
Их взгляды снова встретились.
Ей нужно, чтобы ты верил ей, Питер. Яодна ее сторона, Фэннингдругая. А между намиты. На самом деле она пришла сюда именно к тебе. Ей нужно понять, кто она. Не только кто она, но и что она.
Так что она?
То же самое, что и всегда. Часть всего этого, часть нас. Ее семьяты, Питер. Ты был рядом с ней с самого начала. И ей нужно знать, что ты все так же рядом с ней.
Питер ощутил, что это чистая правда. Но знатьне то же самое, что поверить. В этом-то и беда, подумал он.