Да, ответил один из людей в маске.
Скорее всего, это те ребята, которые напали на нас в квартире, шепнул Ручкин Монахову. А голос их главаря мне подозрительно знаком. Где же я его слышал?
Ну тогда побеседуем, произнёс главарь и повернулся лицом к журналисту.
Ручкину только и оставалось открыть рот от удивления.
Вы? произнёс он.
Я. Ну здравствуйте, Пётр Алексеевич. Рад вас видеть в добром здравии. Я же обещал, что мы ещё свидимся.
Это был Семёнов.
Захар Аркадьевич? только и смог произнести журналист.
Да я, я! Не ожидали? Правда, теперь мы поменялись местами. Теперь я, так сказать, на коне.
Но как?
Вам правда интересно? Ну что же, расскажу. Пять лет назад, когда земля в Красном Богатыре стала красной и вокруг посёлка начали строить стену, ко мне пришли двое мужчин. Я думаю, вы сами догадаетесь, из какой они были организации. Им необходим был человек, который бы сообщал им нужную информацию обо всём, что будет происходить в посёлке.
Проще говоря, стучать, перебил Ручкин.
Ну почему же сразу стучать? Просто сообщать им нужную информацию. Ведь по решению верхов никто из посторонних в селе жить не мог, а свой человек им позарез нужен был. Вот я и сообщал им, конечно, только то, что выгодно было мне.
И что же взамен?
Через несколько лет они обещали разрешить мне покинуть красную землю вместе с моей семьёй. Ну, этот срок и пришёл. Конечно, этому событию поспособствовал учинённый вами переворот, так как оставаться мне там стало небезопасно. Так что через десять дней с момента вашего отъезда красную землю покинул и я.
А семья ваша?
Любаша с Настенькой в Москве.
А зять?
А-а-а, гнилой человек оказался, произнёс Захар Аркадьевич, махнув рукой. С Зинкой спутался. Настенька, конечно, переживала, но ничего, найдём ей нового жениха. Так смешно было, когда Фрол гонялся за Сашкой по всему посёлку.
Семёнов закатился громким смехом, видимо, вспомнив этот момент.
А как же Фрол, он разве не ваша семья? Он где?
А что Фрол? Он жив, здоров, у него есть руки и ноги. Он там же, где и был, на красной земле. И на том пусть скажет спасибо, я и так для него в своё время много чего сделал.
Было видно, что этот момент Семёнову неприятен.
Тебе, наверное, интересно, почему ты здесь? продолжил бывший глава Красного Богатыря. Дело в том, что у тебя кое-что есть, что нужно мне. Тебе, может быть, хочется знать, откуда у меня эта информация?
Захар Аркадьевич сделал театральную паузу.
Анна Серафимовна сказала.
Это неправда, возразил журналист. Она даже мне толком ничего не сказала.
А мне сказала. Но обо всём по порядку, видно было, что Семёнов смаковал каждую фразу. Сижу, значит, в доме у батюшки, или прячусь, тут как посмотреть, гляжу, Анна Серафимовна выходит из церкви. Я хотел просто поговорить. И знаете, что я узнал?
Что? напрягся Ручкин.
Оказывается, есть такой кинжал, в лезвие которого вделан элемент копья Лонгина. Я думаю, вы, господа, кивнув на историка и журналиста, не меньше меня знаете, какие возможности оно даёт. Но не меньшие силы даёт и этот кинжал. У кинжала есть хранитель, который бережёт его от людей, пытающихся завладеть им в корыстных целях, ну, таких, как я. Предыдущим хранителем была Анна Серафимовна. Бывает же, подполковник КГБ и хранитель. Теперь хранитель вы, Пётр Алексеевич.
Она не могла вам этого рассказать, стиснув зубы, проговорил Ручкин.
Она и не хотела, произнёс довольный Семёнов. Но у меня была волшебная таблеточка, заботливо спрятанная в подкладку брюк. Эту таблеточку мне в своё время дали люди, на которых я работал. Ну так, на всякий случай, мало ли кого разговорить. Анна Серафимовна, конечно, не хотела её глотать, но тут мне пришлось немного применить физической силы. Знаете, Пётр Алексеевич, не люблю бить женщин, особенно пожилых. Но жизньштука не простая.
Журналист напрягся, готовый броситься на Семёнова в любой момент.
Вы, наверное, догадываетесь, что это за таблетка. У спецслужб, оказывается, богатый арсенал. Есть сыворотки правды, есть таблетки правды, и наверняка есть много чего ещё. А знаете, что самое печальное, Пётр Алексеевич?
Что? спросил Ручкин на выдохе, боясь услышать ответ.
У пожилых и слабых здоровьем людей эта таблетка через несколько часов вызывает остановку сердца.
С диким рёвом Пётр Алексеевич бросился на Семёнова, несмотря на связанные руки. Люди в масках не дали ему завершить этот бросок, сбив с ног. Ручкин лежал на полу, тяжело дыша, и смотрел на Захара Аркадьевича.
Захар Аркадьевич ликовал. Это был его звёздный час.
Местьблюдо, которое подаётся холодным, произнёс Семёнов, улыбаясь. А теперь скажите-ка мне, товарищ журналист, где кинжал? Это ваш единственный способ остаться в живых.
Вы всё равно не сможете к нему прикоснуться, ответил Пётр Алексеевич.
А я и не собираюсь. Чтобы им обладать, не обязательно его трогать. Ну так где?
Потерял.
Пётр Алексеевич, ни к чему это геройство. Таблеток волшебных у меня больше нет, но есть множество других способов заставить вас говорить. Мне, признаться, не очень нравится вид крови, так что давайте не будем тратить моё время и ваше здоровье.
Ручкин молчал.
Ну хорошо, произнёс Семёнов. Я вижу, вечер перестаёт быть томным. Сегодня я никуда не спешу, и до утра я совершенно свободен.
С этими словами он достал из кармана секатор, пощёлкал им в воздухе и произнёс:
Начнём с пальцев, Пётр Алексеевич. Неудобно будет, наверное, писать статьи, имея неполный набор на руках.
Журналист дёрнулся.
Захар Аркадьевич постоял, подумал, а потом решил:
А начну-ка я, пожалуй, с вашего приятеля, а вас оставлю на десерт. Вы точно хорошо подумали, Пётр Алексеевич?
Мне вам нечего сказать, не очень уверенно произнёс Ручкин.
Ну что ж.
Семёнов кивнул в сторону испуганного Монахова. Двое в масках крепко схватили его, держа правую руку вытянутой. Захар Аркадьевич подошёл к историку, взял его мизинец в руку, вставил его между лезвиями, посмотрел на журналиста и сжал рукоятки. Геннадий Викторович истошно закричал, кровь брызнула на одежду Захара Аркадьевича. Ручкин закрыл глаза.
Эй, ты что делаешь? закричал Токарев, до этого мирно наблюдавший.
А что такое? спросил Семёнов, пощёлкав секатором в воздухе.
Ты на хрена ему палец отрезал?
Тебя что-то не устраивает? злобно спросил бывший мэр.
Мы договаривались только попугать, ты не говорил, что будет кровь.
А ты хочешь чистеньким из всего этого выйти и бабки за просто так получить?
Так и режь журналиста, зачем Гену-то?
А что, жалко стало друга, которого ты предал?
Это наши с ним дела, но о том, что ты Гену будешь калечить, мы не договаривались. Режь журналиста.
Ты мне ещё поуказывай, что делать. Не нравится смотреть, выйди вон.
Кровь с ладони стекала по рукаву Монахова, капая на пол. Историк плакал. Семёнов схватил следующий палец и вставил меду лезвиями.
Я сказал, остановись! прокричал Максим.
Захар Аркадьевич повернул голову и увидел дуло пистолета, которое смотрело прямо на него.
Ты что, сявка? произнёс мэр, обращаясь к Максиму.
Отпусти его, решительно произнёс бизнесмен, крепко сжимая рукоятку пистолета.
Семёнов отпустил руку историка, люди в масках тоже перестали его держать. Монахов рухнул на пол, зажимая рану другой рукой. Бандиты достали оружие и навели его на Токарева.
Поиграем? усмехнувшись, спросил Захар Аркадьевич, медленно подходя к бизнесмену. Опусти пистолет и отдай его мне. Или стреляй.
Максим трясущимися руками сжал крепче пистолет. Ствол ходил вверх, вниз, но по-прежнему был направлен на мэра. Он понимал, что пути назад уже нет, но изменить ничего не мог. И давать заднюю уже было поздно.
Стой, предпринял последнюю попытку Токарев.
Семёнов сделал ещё один шаг. В замкнутом пространстве оглушительно прогремел выстрел, и журналист увидел, как на лбу Захара Аркадьевича образовалась дыра и он рухнул, как подкошенный. Спустя доли секунды раздались одновременно ещё два выстрела. На груди Максима образовались два кровавых пятна, и он упал вслед за мэром. Повисла тишина. Воздух в помещении наполнился запахом сгоревшего пороха.
Что делать будем? спросил один бандит у другого.
Валить их надо и уходить отсюда, ответил другой, кивнув на Ручкина с Монаховым.
Подождите, прервал их журналист. Не надо нас убивать, вы же слышали про кинжал, я скажу вам, где он.
Ну и где? спросил человек в маске, с хриплым низким голосом.
Тот, кто будет обладать кинжалом, получит силу. Он не материальная ценность, это нечто другое.
Это ты к чему? спросил тот же бандит.
А к тому, что кинжалом может обладать только один человек. А его смогу передать только одному из вас. У него может быть только один хранитель, вы же сами слышали, что говорил Семёнов.
Ты говори где, а мы уж разберёмся, как поделить, произнёс другой бандит.
Без проблем, но только тот, кому я передам его первым, получит силу и второй уже никогда не сможет отнять его.
Расчёт Петра Алексеевича был прост и откровенно очевиден. Но он рассчитывал на не очень большой умственный потенциал бандитов и на экстренность ситуации.
Пашка, что ты его слушаешь-то? крикнул человек в маске, с высоким голосом.
Ты зачем меня по имени назвал? ответил другой.
Не кипятись, заберём кинжал и поделим его по-братски.
Владеть им может только один, подливал масла в огонь Ручкин.
Да что ты его слушаешь, Паша, давай завалим его к чертям.
Прости, Серёг.
Раздался выстрел. Тело бандита упало рядом с журналистом. Пётр Алексеевич слегка отшатнулся от трупа. Очень неприятно, когда рядом с тобой падают мёртвые люди, пускай и плохие. Но внутри он ликовал. Число врагов внезапно сократилось с четырёх до одного.
А теперь говори, где кинжал, произнёс бандит, снимая маску с лица. И помни, у тебя только одна попытка.
И тут журналист понял, что настало время говорить правду. Тянуть дальше было слишком опасно.
В пиццерии. В туалете, в бачке. Когда Гена звонил Максиму, я вышел в туалет и там его спрятал.
Бандит посмотрел на часыдвадцать два десять.
До которого часа кафе работает?
До двенадцати.
Успеем. Поехали.
А Гена?
Геннадий Викторович лежал на полу и зажимал текущую по руке кровь. Глаза его были стеклянными. Он был в шоке. Не каждый день ему приходилось видеть тройное убийство.
Он нам не нужен, ответил человек с хриплым голосом и навёл на него оружие.
Стой, не убивай его.
У тебя одна попытка назвать причину, по которой я не должен этого делать.
Мозг Петра Алексеевича начал лихорадочно соображать. Надо было во что бы то ни стало сохранить жизнь Монахову. Несмотря на произошедшие события и стрессовую ситуацию, мозг журналиста работал отчётливо. Пытаясь выжать из него максимум, Ручкин принялся искать выход. И сделать это было необходимо в ближайшие секунды. Но, похоже, это был его предел. На ум ничего спасительного не приходило.
Два заложника лучше, чем один, предпринял слабую попытку журналист. До кафе надо ещё добраться, а потом уйти оттуда.
Плохая попытка, ответил бандит. Затем подумал немного и произнёс:
Ладно, уговорил.
Глава четвёртаяИрония судьбы
Автомобиль в наши дни уже давно не роскошь, а средство передвижения. Для некоторыхдаже необходимость. Автомобильэто маленький мир, в котором течёт своя жизнь. Задумывались ли вы когда-нибудь, что происходит в едущей впереди вас машине? А что в той, что сзади? А в той, что только что вас обогнала наглым образом? Кто-то едет на работу, кто-то с работы, кто-то на свидание, кто-то в магазин. В какой-то машине муж ругается с женой, агрессивно доказывая свою правоту и не обращая внимания на дорогу. Вон в той белой молодая девушка поёт песни и счастье светится в её глазах. В соседнем правом ряду, в грязном микроавтобусе, усталый водитель одной рукой держит руль, другой пирожок, периодически от него откусывая. В припаркованной возле магазина красной малолитражке мирно дремлет пожилой мужчина. В каждом салоне течёт своя жизнь, происходят свои счастливые и грустные моменты.
Чёрный внедорожник Токарева под управлением бандита, которого, видимо, зовут Павел, повернул на проспект Ленина. Внутри этого автомобиля текла своя жизнь, возможно, для некоторых её пассажиров подходили к концу её последние часы. Ручкин и Монахов сидели на заднем сиденье, связанные по рукам и ногам. Геннадий Викторович потихоньку приходил в себя, кровь остановилась, но боль не проходила. Именно она и держала его в этой реальности, хотя очень хотелось забыться, закрыть глаза, а открыв, осознать, что это всего лишь страшный сон. Пётр Алексеевич старательно придумывал план дальнейших событий, просчитывая варианты. Перспективы пока что были неутешительные.
Резво стартанув со светофора, внедорожник ушёл вперед, оставив поток машин позади. Вот уже показались очертания кафе. Бандит ловко выкрутил руль и аккуратно припарковал машину. Время было двадцать три ноль-ноль. Час до закрытия.
Значит, так, подал голос Павел, заглушив двигатель, журналиста я развязываю, и он идёт со мной. Ты, историк, сидишь здесь тихо, двери я закрою. Если кто-то из вас захочет поиграть в героев, застрелю без раздумий, мне терять нечего.
Бандит взял из машины небольшую спортивную сумку, освободил Ручкина, и они двинулись в сторону пиццерии. Пётр Алексеевич шёл впереди, растирая затёкшие запястья, следом шёл Павел.
Народу в зале сидело немного. Была занята всего пара столов. За одним из них сидели парень с девушкой, пили кофе и о чём-то мило беседовали. За другимдвое мужчин, от души напившись пива, расплачивались по счёту и собирались уходить. Пётр Алексеевич и Павел сели за столик, который ближе всего был к туалету. Заказав у тут же подошедшего официанта чай, бандит пристально осмотрел помещение кафе, проверил пистолет в кармане, сняв его с предохранителя, и скомандовал Ручкину:
Ну что, пошли?
Не будет странным, что двое мужчин заходят в одну кабинку? как мог, оттягивал неприятный момент журналист.
Будет странным, если ты сейчас получишь пулю в лоб, последовал ответ.
Они встали и проследовали в сторону уборной. Сначала зашёл Пётр Алексеевич, затем Павел.
Доставай, произнёс бандит, закрыв дверь на замок и достав пистолет.
Ручкин наклонился к унитазу, отодвинул крышку сливного бачка, погрузил руку в холодную воду и достал мокрый кинжал. С него каплями стекала вода.
Держи, произнёс журналист, протягивая артефакт бандиту.
За дурака меня принимаешь? спросил, ухмыляясь, Павел. Затем открыл сумку и произнёс:
Сюда клади.
Ручкину ничего не осталось, как подчиниться.
Вышли из туалета они в обратном порядке.
А ваш заказ? спросил официант вслед уходящим мужчинам.
Много чая пить вредно, можно в гриб превратиться, ответил Павел, сунув ошарашенному официанту деньги.
Выйдя из кафе, Павел запихнул журналиста на заднее сиденье, а сам сел за руль, бросив сумку на пассажирское место.
Что теперь? спросил Ручкин, наблюдая, как бандит выруливает с парковки.
Не знаю, пока не придумал.
А куда едем?
За город, а там решим.
План Павла был прост, выехать за город, избавиться от историка с журналистом, бросить машину, потом добраться до вокзала и в Москву. Понимал это и Пётр Алексеевич. В этот раз бандит его не связал, и поэтому у него была полная свобода действий. Но вот что делать? Сидел он сзади переднего пассажирского сиденья. Тянуться к водителю и нападать было крайне неудобно. К тому же бандит был крупной комплекции, а Ручкин особыми боевыми навыками не обладал. Охлаждал пыл ещё и пистолет, который лежал рядом с сумкой. Пётр Алексеевич решил пока не торопить события, дождаться момента наверняка. А там будь что будет.
Что притихли-то? спросил бандит, остановившись на светофоре.
В ответ ему была тишина. Ручкин обдумывал варианты спасения, а Монахов, казалось, совсем ушёл в себя.
Эй, историк, окликнул его Павел, расскажи какую-нибудь историю.
Какую? очнулся вышедший из прострации Геннадий Викторович.
Да плевать, любую. А то скучно, как на поминках.
Так я же не писатель, чтобы истории рассказывать, возмутился Монахов.
Лучше быть плохим рассказчиком, но живым. Чем гордым историком, но мёртвым. Намёк понял? спросил бандит, настроение у него было хорошее.