Но ведь никто больше не ушел! Пени с силой стукнул по сиденью. Ушел один Клайгер! Это, по-вашему, что-нибудь доказывает?
Что именно? Что он хотел сбежать к красным? Дон пожал плечами. Тогда что же его удерживает? Он уже сто раз мог с ними связаться, стоило только захотеть.
К чему это вы клоните? Пени начал терять терпение. Может, по-вашему, эти там уроды приставили мне к виску револьвер? Вы говорите, они согласны помочь, но на определенных условиях. Ха! Условия! Он сжал кулак. Неужели они не понимают, что страна на грани войны!
Они хотят как раз того, что мы, по нашим словам, пытаемся отстоять, сказал Дон. Они хотят толику свободы. Разве это такое уж наглое требование?
Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и снова увидел обитателей Дома Картрайта. Иные, по словам Мэлчина, провели там по двенадцать лет. Долгий срок.
Чересчур долгий для того, чтобы послушно оставаться подопытными кроликами, чьи таланты здесь взращивают, развивают и эксплуатируют. Но генерал даже не считает их людьми. Для него они«уроды», просто еще одно оружие, которое надо готовить к бою, а пока прятать и охранятьи уничтожить, если есть опасность, что оно попадет в руки врага.
Что? Он открыл глаза, вдруг сообразив, что генерал что-то ему говорит. Пени злобно сверкнул глазами.
А без их помощи вы не сможете его изловить?
Не знаю. Дон поджал губы, сдвинул густые брови, и взгляд у него стал отрешенный и сосредоточенный. Наверно, мы взялись за дело не с того конца. Вообразили, что нужно всего-навсего поймать беглеца, и упустили из виду, что беглец-то необыкновенный, вот у нас ничего и не вышло. В поступках Клайгера есть своя закономерность. Надо понять, почему он сбежал, и мы поймем, чего он добивается.
А разве не за этим вы ездили в Дом Картрайта? Пени даже не потрудился скрыть насмешку.
Да. И мне это удалось.
Но тогда
Он украл старинную вазу, сказал Дон. Поймите цельи вот вам ответ.
Макс Эрлмен лежал на постели и глядел в потолок.
В маленьком гостиничном номере было тепло, всюду разбросаны пожитки трех постояльцев. На стене кривовато висела большая карта города, сеть улиц утыкана разноцветными булавками. В сумерках смягчились резкие линии бетонных джунглей за окнами и даже кричащие огни реклам уже не так резали глаз.
Сидевший за столом Бронсон шевельнулся, и в нос Эрлмену ударил острый запах ружейного масла. Он закурил, чтобы прогнать эту вонь, и с отвращением поглядел на Бронсона.
Может, хватит? Макс ткнул сигаретой в сторону револьвера, который усердно чистил и собирал Бронсон.
В воздухе повисла струйка дыма. Бронсон и бровью не повел.
Что ты такое, Бронсон? Эрлмен рывком спустил ноги с постели, его трясло от злости. Ходишь, ешь, спишь, наверно, и говорить мог бы при желании, но человек ли ты?
Металлическое пощелкивание ни на миг не прекратилось, Бронсон вновь собрал свой револьвер. Сунул его в кобуру, молниеносно выхватил и вновь спрятал.
Эрлмен вскочил на ноги, его глубоко сидящие воспаленные глаза злобно сверкнули. Он обернулсяв комнату вошел Дон, лицо у него было усталое.
Ничего? Макс заранее знал ответ.
Дон покачал головой.
Никаких перемен. Дон пересек комнату, остановился перед картой на стене и стал изучать разноцветные булавки. Тут все помечено?
Все как есть. Эрлмен выпустил струю дыма прямо на карту. Если мне кто-нибудь скажет, что это некультурный город, я разорву его на куски. Куда ни плюнь, сплошь картинные галереи, музеи, выставки, антикварные лавки, миссии и прочая ерунда. Я их все тут отметил. Он покосился на мрачное лицо Грегсона. Больно уж их много, Дон. Чересчур.
Можно и поубавить. Дон вздохнул, напряжение последних недель все росло внутри, а за последние дни нервы натянулись до отказа. Он заставил себя расслабить мышцы, несколько раз глубоко вздохнул, стараясь забыть о спешке и истерических командах Пенна. Иностранные фильмы, современное искусство, новомодные картины, выставки абстракционистовэто все ни к чему. Собрания марок, торговые миссии, выставки машин и оборудования тоже долой. Займемся лишь старинным, редкостным, прекрасным.
Значит, отбирать построже?
Построже. Твое деловсе необычное, что выставлено на короткое время, взято из частных собраний.
Эрлмен кивнул и принялся переставлять разноцветные булавки, сверяясь с кучей каталогов. Дон отвернулся к окну.
За окном далеко внизу раскинулся город, улицы, точно шрамы, рассекали скопище бетонных людских муравейников, и все это сверкало огнями. Где-то в этом городе, наверно, стоит сейчас другой человек и тоже смотрит в окно мягкий, вежливый, влюбленный в искусство. Человек, который до недавней поры жил как все, подчинялся законуи вдруг очертя голову ударился в бега, чтобы грабить и воровать.
С чего бы это?
Крушение надежд? Да, это участь всех обитателей Дома Картрайта; и остальные тоже могли бы уйти, однако они этого не сделали. Удрал один Клайгер, и он до сих пор в бегах. Сейчас он где-то здесь, в этом городе, его дар все время предупреждает его об опасности и помогает ускользать от нее, увертываться и оставаться на свободе.
На свободедля чего?
Дон вздохнул и в тысячный раз подумал: а каково это, быть ясновидцем? Он может заглянуть в будущее или нет? Конечно, остальные могли бы помочь в поисках, но Пени это запретил. С десятком других ясновидцев Дон расставил бы повсюду ловушки и поймал бы Клайгера просто благодаря численному превосходству. Никому, даже гению, не устоять в такой неравной схватке.
А теперь приходится действовать на свой страх и риск.
Пошел дождь, и окно засверкало отраженным светом.
Дон невольно опять и опять переводил взгляд с далеких огней за окном на искрящиеся капли на стекле. А потом уже и не пытался что-либо разглядеть, стоял и смотрел в одну точку, мысли его бродили неизведанными тропами.
Как?
Как получалось, что он всегда точно знал, где и когда поймает того, кого ищет? В чем она, та малость, что отличает его от остальных? Всю свою жизнь Дон отличался этим нюхом. Он умел угадыватьесли это догадкаи никогда не ошибался. Так догадка ли это? Или он просто знал?
За прежние успехи его взяли работать в Разведывательное управление, а дальнейшие неизменные удачи проложили ему путь в особый отдел. Онохотник на людей и ни разу не упустил свою дичь. И сам не знает, как это ему удается.
Вот так же и Мэлчин не знает, каким образом пользуются своими талантами обитатели Дома Картрайта.
Даже когда отбросили все ненужное, список был еще слишком длинен. Эрлмен тыкал пальцем в карту, от сигареты, свисавшей у него изо рта, вился дымок и тоже словно указывал на разноцветные булавки.
Больше выкидывать нечего, Дон. Теперь остается просто гадать.
Не совсем так. Дон изучал список. В Доме Картрайта я кое-что узнал об этом Клайгере. Он любитель искусства. Думаю, он все время ходит по музеям и выставкам.
Ну, тогда он у нас в руках! с торжеством воскликнул Эрлмен. Расставим людей по всем этим местам, и он сам к нам придет.
Дон поднял брови, и Макс сразу отрезвел.
Нет. У каждого полицейского в городе есть его фотография и полное описание. Все дороги из столицы перекрыты. Все оперативные группы подключены к слежке. Будь это так легко и просто, мы бы давным-давно его поймали.
Эрлмен снова указал на карту:Тогда для чего же все это?
Объединение усилий. Дон уселся на край кровати. Полицейские не могут его засечь до тех пор, пока не увидят, а этого-то он как раз и избегает. Почти всегда он теряется в толпе, а лучшей маскировки не придумаешь. Не забывай, Макс, он «видит» все наши ловушки, а раз так, ему увернуться не хитрость.
Тогда это дохлый номер. Эрлмен в сердцах придавил каблуком сигарету. Что ни делай, куда ни подайся, его не поймаешь. Выходит, я зря старался, Дон?
Нет.
Но
Теперь вопрос, кто кого перехитрит: он меня или я его, сказал Дон. До сих пор я действовал так, будто это почти обычная операция. Полагался на помощь извне, даже пытался добиться подмоги специалистов. Но это все не годится. Теперь я попробую сыграть на его же слабых струнках. Он еще раз взглянул на список, который держал в руках. Вот что, уходите оба. Мне надо побыть одному.
Бронсон не шелохнулся.
Слыхал, что сказано? Эрлмен распахнул дверь. Убирайся!
Бронсон медленно встал. Он уставился на Дона, и глаза его сверкнули.
Никуда я не ухожу, устало сказал Грегсон. Если хочешь, жди за дверью.
Оставшись один, Дон расшнуровал башмаки, ослабил галстук и снял пиджак. Погасил свет, лег на постель, устремил взгляд в окно, поблескивавшее отраженными огнями. Расслабил все мышцы.
Он всегда так поступал: даст телу полный отдых, а мысль тем временем перебирает и оценивает тысячи собранных сведений и подробностей и приходит к догадке, и это вовсе не догадка, потому что он еще ни разу не ошибся.
Но на этот раз нужно сделать больше, на этот раз его противник человек, который «предвидит» будущее, и ему, Дону, надо «предвидеть» дальше.
Дыханье Дона стало мерным, ровным и глубокимэто была первая стадия самогипноза. Теперь звуки извне уже не мешают ему, ничто его не отвлекает, он может безраздельно сосредоточиться на своей задаче.
Найти Клайгера.
Понять, где он будет и когда.
Найти его, как нашел десятки и десятки другихбез сомнений, без колебаний, с твердой уверенностью, что в таком-то месте в такой-то час он застигнет беглеца.
Забыть это чувство, что ты побежден еще до начала борьбы. Забыть, что твой противник обладает необычайным даром. Забыть сложный переплет ткани с узелками событий. Забыть обо всем, помнить только одногде и когда будет этот человек.
Галерея Ластрема. Эрлмен кивнул, потом крякнул: такси резко затормозило, пропуская зазевавшегося пешехода. Сегодня там закрытый просмотр, вход по пригласительным билетам. Выставка откроется только завтра. Он покосился на Дона, лицо того в неясном свете казалось еще более измученным. Ты уверен, что он придет?
Да.
Но Эрлмен пожал плечами, но так и не задал вопроса, который рвался с языка. «Выставка китайского искусства, прочел он в помятом каталоге. Керамика династий Мин, Хань и Маньчжу». Похоже. Ваза-то тоже Мин?
Дон кивнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он был вымотан, выжат как лимон, но внутри росло ликование. Он знает! Как и почемусам черт не разберет, но он знает! Клайгер сюда придет, голову на отсечение!
Предъявив свои значки, они миновали дотошного швейцара в ливрее, потом суетливого смотрителя и проследовали в длинный зал, где на сверкающих стеклянных витринах чинно и важно выстроились образчики старинного искусства.
Завтра все они будут под стеклом, пояснил смотритель, но сегодня мы пригласили только избранных и можем себе позволить выставить экспонаты открыто.
А зачем? напрямик спросил Эрлмен. Для чего это надо?
Вы не знаток, сразу видно, сказал смотритель. Не то вы бы знали, что керамика не одними красками хороша. Ее надо еще и потрогать, не только на глаз насладиться, а и на ощупь. Наши посетители все больше коллекционеры, они в этом толк знают. И потом, когда керамика заперта в витрине, ее видно только с одной точки, а тогда всю ее красоту понять невозможно. Он вдруг растревожился. Вы не сказали, зачем вы здесь. Надеюсь, не случится ничего такого, чтобы
Вам беспокоиться не о чем. Дон быстрым взглядом обвел галерею, лоб его прорезала складка. Не обращайте на нас ровно никакого внимания. В ответ на тревожный взгляд смотрителя Дон улыбнулся. За одно ручаюсь: вашим экспонатам ничто не грозит.
Успокоенный смотритель поспешил по своим делам.
Дон огляделся и решительно направился в дальний конец галереи.
Будем ждать здесь. Сами укроемся за витринами, а нам будет видна вся галерея. Когда он придет, иди к лестнице, Макс, отрежь ему отступление.
Эрлмен что-то буркнул в знак согласия, но чуть замешкался, не донеся до губ сигарету.
Как же так, Дон? Как же это Клайгер сам полезет в мышеловку? Ведь он должен знать, что мы ждем его тут?
Он хочет посмотреть эту выставку.
Но ведь
Другого случая хорошенько разглядеть и потрогать руками все эти вещи у него не будет. Для него это очень важно, а почемупонятия не имею. Дон говорил резко, отрывисто. Но он придет, я знаю.
Звучало все это здраво и убедительно, но Дон знал: Клайгер придет вовсе не поэтому. Он хочет увидеть керамику, это верно, но неужели ему настолько этого хочется, что и опасность не страшна? И если так, то почему?
И почему именно сегодня?
Дон ждал, стоя среди сверкающих стеклянных витрин и творений древних гончаров, не сводя глаз с длинной галереи, и никак не мог найти ответ на этот неотвязный вопрос. Казалось, это просто нелепица, но он знал, что ему только так кажется.
Наконец явились первые посетители, они осматривали керамику, слышался сдержанный гул голосов, а Дон все ломал себе голову над мудреной загадкой.
Ведь Клайгер знает, что идет прямо в западню.
И все-таки он придет, это несомненно.
Значит, если Дон не ошибаетсяа он, конечно, не ошибается, ради этой выставки Клайгер готов лишиться даже свободы.
Свободы или даже
Рядом Бронсон привычно вороватым движением сунул руку под мышку, и Дон свирепо зашипел сквозь зубы:
Никакой стрельбы! Понятно? Без тебя обойдется!
В душе он проклинал холодную, бездушную логику Пенна. В войну самое разумноеуничтожать все, чем нельзя воспользоваться, чтобы оно не попало в руки врага; но ведь сейчас не война и речь идет не о машинах и не о боеприпасах.
Клайгер наверняка знает, что рискует жизнью.
Дон вздрогнул: Эрлмен стиснул его руку и кивком указал в конец галереи, глаза его на изможденном лице сверкнули.
Гляди, чуть слышно шепнул он. Вон там, у той витрины. Видишь? Клайгер!
Он был совсем обыкновенный. В пылу охоты Дон рисовал его себе то ли сверхчеловеком, то ли чудовищем, но вот он стоит и не сводит глаз с какого-то горшка, обожженного в ту пору, когда западной цивилизации не было еще и в помине, и ничего сверхъестественного в его облике нетсамый обыкновенный человек, только больше обычного увлекается вещами, которые кажутся красивыми лишь немногим.
И однако он знает нечто такое, что делает его величайшей угрозой для безопасности Запада.
Поймали! раздался ликующий шепот Эрлмена. Ты опять попал, Дон! В самую точку!
На место! Грегсон не отрывал глаз от тщедушного человечка, за которым так долго охотился. Стань у двери, вдруг он вздумает удирать. Сам знаешь, что надо делать.
Знаю. Эрлмен чуть помедлил. А Бронсон?
Это моя забота.
Дон выждал, пока Эрлмен, словно гуляя, прошелся мимо витрин и небрежно облокотился о перила дальней лестницы. Понятно, что Макс сейчас вздохнул с облегчением: они проработали вместе восемь лет, и его неудача была бы в какой-то мере и неудачей Эрлмена.
Но все отлично удалось.
И, упиваясь сладостью победы, Дон двинулся вперед, он почти забыл, что по пятам идет Бронсон. Клайгер не обернулся. Держал в руках плоскую широкую чашу, осторожно поглаживал ее края и любовался яркими красками, не выцветшими за века.
Клайгер!
Тот медленно поставил чашу на место.
Не пытайтесь бежать. Не сопротивляйтесь. Не делайте глупостей, мрачно прошептал Дон. Вам все равно не уйти.
Знаю.
К вашему сведению, я из ЦРУ.
Знаю.
Это тупик, Клайгер.
Знаю.
Его спокойный, бесстрастный тон злил Грегсона. Ему бы клянчить, ругаться, спорить, а он твердит, как попугай, одно и то же. Дон в ярости схватил его за плечо и повернул лицом к себе.
Может, вы вообще все на свете знаете?
Клайгер не ответил. Он опустил тяжелые веки, и Дон вспомнил, как описывал эти глаза Левкин. «Удивительные»сказал тогда антиквар, но это было не то слово.
Затравленные. Иначе не скажешь.
Затравленный.
Что вы собираетесь со мной сделать? Клайгер раскрыл глаза и взглянул прямо в мрачное лицо охотника.
Дон пожал плечами.
К чему вопросы? Ведь вы как будто и сами все наперед знаете.
Я ясновидец, спокойно сказал Клайгер. Я умею видеть будущее, но ведь и вы тоже умеете. А вы? Вы все знаете?
Я Дон проглотил комок в горле. Что вы сказали?
А иначе откуда бы вы узнали, что я сюда приду? Именно узнали, а не догадались. Вы так же точно знали, что найдете меня здесь, как я точно знаю, что