Глава 4
Затылок ныл. Мышцы болели. С трудом открытые глаза обнаружили себя в яме с самцами. На меня с состраданием глядел Смотрик.
Давно я тут? Вынутая из-под тела затекшая рука попыталась добраться до затылка и, укушенная миллионом невидимых пираний, рухнула обратно.
Нервно кивнув, будто понял, Смотрик отполз на свое место. Вонь сводила с ума. Один день среди людейи стая вновь смотрится звериным сборищем. А ведь те люди хуже этих зверей. Здесь все по-честному. У людей не так.
Темно. Вокруг спали. Я закрыл глаза и провалился в бездонное никуда.
Смотрик тряс за плечо. Светло. Странно, ощущение, что только начал падать куда-то. Из дыры в потолке прилетели объедки. Я продолжал лежать. Смотрик протянул мне покрытое плесенью коричневое яблоко, сгнившее с трех сторон. Меня вывернуло лишь от одного вида «угощения».
Упала лестница. Самцы один за другим полезли на работу. Я лежал. Удивленный Смотрик снова потряс меня за плечо.
Ррр! указал он вверх.
Я лежал.
Поднялись все. Сегодня забыл посчитать, все ли на месте. Какая разница. Я не уберег Тому. Сам заманил ее в ловушку.
Эгегей, Говорун! донеслось сверху.
Я лежал. Пусть делают, что хотят. Жизнь мужчины ценна, когда он что-то может. В противном случае либо жить незачем, либо не мужчина.
Я ждал стрелы. Или камня, если не захотят тратить стрелуее же потом доставать. Впрочем, камень тоже придется доставать, отсюда его могут метнуть обратно в стража. Здесь не наша пещера, сплошь наполненная каменюками всех размеров, здесь все вычищено, а выломать можно только раскрошив и камень, и свою руку.
Говорун, Вечный приглашает тебя во дворец!
Опаньки. Приглашает.
Пусть засунет свое приглашение
Твоя самка в опасности.
Я вскочил:
Что с ней?
Вылазь, увидишь.
Это был Дрыкан. Теперь хранитель со мной разговаривал. Произошло что-то такое, что я понадобился. По всем правилам торга нужно было заартачиться, выбить условия получше
А конечности уже перебирали веревочные поперечины.
Конвоиры были другие, судя по рисункам на лицах. В остальном тот же сценарий. Меня повели во дворец. В центральном окне над забором маячила тонкая обнаженная фигурка.
Как при твоем уходе вскочила, так и сидит. Дрыкан торопился. Я едва успевал за ним, хотя тоже не медлил. Если приблизимся, готова прыгнуть. Говорить не хочет. Вечный сказал не трогать и с утра послал за тобой.
Проходя вдоль озера, я отметил массовое движение с другой стороны. Сплошь мужчины. Все той заозерной неправильной раскраски, то есть с черными лицами в белых узорах. Многие десятки, если не сотни, людей двигались к запертым воротам моста.
Отсюда приблизился часовой. Часовой другой стороны тоже встал у засова, не спеша открывать, чернолицые скопились вокруг него угрожающей массой.
Не было произнесено ни слова. Напряженная толпа молча дождалась появления дрыканоподобного монетоносца, и тогда перекладина полетела на траву. Хранитель стал пропускать мужчин по одному, при этом сверялся с некими письменами на свитке, сделанном из мешкоподобного полотна. Ну да, из чего же еще. Кожи нет, бумагу тоже никак не придумают. Помочь, что ли?
С нашей стороны тоже открыли и теперь придирчиво оглядывали выходящих. Чернолицый поток двинулся в сторону каменных жилищ.
Куда они? Учитывая ситуацию, я рассчитывал на ответ.
Не зря.
По домам.
Откуда?
Оттуда.
Вынужденная доброжелательность Дрыкана иссякла. На входе во дворец меня приняли под присмотр красноюбочные краснорожики, в сопровождении хранителя доведя до главного зала.
Тома сидела в проеме.
Чапа! Порыв броситься ко мне едва был сдержан. Нет, не спущусь! Я им не верю!
Из дальнего коридора появился Фрист. Привычное облачение, обычное настроение. Ничего из ряда вон выходящего в ситуации он не усматривал. Его это, скорее, забавляло: мы сумели принести разнообразие в череду серых будней. Вспомнилось, как в троллейбусе кто-то рассказывал соседу: «Вчера показывали «День сурка», там у мужика каждый день как вчера. Ты почему плачешь?»
Хорошая у тебя подружка. Правитель сонно потянулся. Верная.
Вы по-прежнему не верите, что мы люди? громко спросил я.
Ровзы не люди, ответил за Фриста хранитель.
В таком случае обвиняю Вечного Фриста в грехе зверолюбия!
Дрыкан побелел сквозь черно-белую окраску. Фрист мягко усмехнулся:
Ты серьезно решил, что эта мелкая самочка может быть интересна мне как женщина? Уже за одну мысль надлежит сжечь. Даже за направление мысли в эту сторону.
Готовить костер? Дрыкан довольно попятился к выходу.
Подожди. Фрист сложил руки на манер известного жозефила. Я еще не все узнал, что хотел. Самку можете забрать, пусть работает со всеми. Наказывать не надо.
Тома, не спускайся, сказал я, продолжая смотреть в лицо божка в драном халате. Это обман.
Вечный Фрист никогда не обманывает, осторожно сообщил Дрыкан, так и застыв на выходе.
Фрист укоризненно покачал мне головой:
Жаль, что каждый судит по себе. Что ж. Предлагаю распространить наш вчерашний договор на самку. Даю слово, что ей не причинят вреда, пока договор в силе.
Не устраивает, сказал я, увидев радость в глазах Томы. В любой момент вы можете сказать, что договор больше не действует. Или даже не говорить.
Дрыкан ждал окончания переговоров. Я чувствовал, как ему не терпится разобраться с нами по-своему. Он не понимал, почему великий правитель терпит хамство возомнившего о себе дрессированного животного.
Взмах руки успокоил его, а повелительный голос сообщил с некоторой торжественностью:
Хорошо. Ей не причинят вреда до момента, когда вас отпустим.
Только до? насторожился я.
Вообще не причинят.
Вот переговоры и закончились.
Мне спускаться? Голос Томы дрожал. Всю ночь здесь. Я устала, замерла и проголодалась. И и наоборот.
Я не ставлю условий, мой немигающий взгляд прожег в глазнице Фриста сквозное отверстие и мысленно посыпал его солью, готов сотрудничать без всяких условий, но буду рад, если Томе окажут все необходимые услуги: накормят, напоят и прочее. И дадут сегодня выспаться.
Я как бы ничего не требовал. Это оценили. Взгляд Фриста поблагодарил меня за то, что не пришлось выкручиваться перед хранителем в вилке между условностями и потерей небывало забавного информатора.
Дрыкан, обеспечь. Теперь я хочу спросить
Так мне спускаться? вновь перебила Тома из проема.
Я взял ответственность на себя.
Да.
Большего при всем желании не добьюсь.
Тому увели.
Существуют ли заповеди в твоем мире?
Двух видов, ответил я, подходя к окну.
Морщинистый властелин долины встал рядом. Мы посмотрели, как Тому сопроводили обратно в сторону каменной ямы. Только тогда собеседник осведомился:
Почему двух?
Для разных людей. Одни верят в Него, другиев Неё.
Во что веришь ты?
Почитай отца твоего и матерь твою, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не произноси ложного свидетельства, не желай жены и дома ближнего своего, и всего прочего
Фрист почесал мочку уха.
У нас так же, сказал он задумчиво. А что лжебогиня внушила большинству?
Я попунктно перечислил хорошо вдолбленное в школе царевен. Старик внимательно выслушал.
Почитай только мать? Не возжелай мужа и дома только ближней своей? Не убий, если?
Впервые мы посмотрели друг на друга как единомышленники.
Нужно рассказать хранителям. Кривые пальцы снова в задумчивости потерли ухо. Хороший повод разнообразить проповеди и дать людям возможность перемывать косточки кому-то другому.
Мы оба посмотрели в окно, где какой-то туземец полез в кострище. Останки Шантея небрежно перекочевали в мешок, мешок отправился за плечо, а туземец с мешкомв сторону леса.
Не в пещеру случайно?
Да, это хоронитель. Во взгляде правителя удивление сменилось подозрительностью: Откуда знаешь про последнее пристанище?
Нашли в поисках еды.
Внутрь заходили?
Невозможно. Пахнет плохо.
Жаль.
А что там дальше? насторожился я.
Как раз хотел спросить.
Вы, властелин долины, не знаете, что в пещере?
Когда дух Вечного Фриста вселился в последнее тело, пристанище уже было непроходимо.
Почему дух не сообщит телу, что находится за непроходимостью?
Не богохульствуй. Дух превыше земного. Он передает божью искру, а не мысли предыдущего носителя.
И как правителю вам не интересно, что находится на вверенной территории? А еслинесметные богатства?
Зачем? Фрист поморщился. Богатство отвлекает от мыслей о божественном и вводит во грех. Легче канат вдеть в костяную иглу
Чем богатому войти в царствие небесное, закончил я знакомую мысль.
Где-то читал, что на старинных парусных судах толстый канат называли верблюдом. Здесь мореплаванием не пахнет, потому канат остался канатом.
Знаешь святые тексты? Фрист вынул из тапка левую ступню и потер пяткой бледную волосатую лодыжку правой ноги. Еще бы в носу поковырялся. Ну и манеры у местного царька. Любопытно. Может, ты действительно из высших?
Помолчу. Пусть накручивает мне сан повыше. Лучше для возможной торговли. А она будет. Даже не сомневаюсь.
Сделав шаг в сторону, чтоб проследить за уходящим вдаль хоронителем, я кивнул на удалявшиеся останки зверолюба:
В пещере только грешники?
Там все. Мертвые снаружи, а старые, немощные и больные уходят вглубь.
Вон оно как. Воображение дорисовало картинку, как достигается радостный вид здорового общества. Плечи гадливо передернулись.
Никто никогда не возвращался, добавил Фрист с чувством неоправданных ожиданий.
А спросить у вознесшихся душ не пробовали, а, Святой и Вечный?
Я снова нарывался, кусая вождя в больное место. Фрист не успел отреагировать на мою выходку. Из левого выхода, что, по логике, выводил на зазаборную половину, осторожно появился один из хранителей. Широкое тело распростерлось ниц.
Что, Мамон?
Еще два члена племени хотят стать полноценными и приносить пользу.
Брови Фриста скользнули вверх:
Такими темпами во дворце старых работников не останется.
Сказать, что рано?
Еще чего. Зови. Правительственный взор упал на меня. Стой здесь, не мельтеши.
Его руки запахнули халат потуже, ноги тверже вделись в чувяки и вознесли обладателя на трон.
В сопровождении хранителя Мамона вошли, пугливо озираясь, две девочки. Или девушки. Под слоем грима не разберешь. Маленькие, щупленькие. Раскраска как у всех детей из-за забора и мальчиков-подростков с нашей стороны: черно-белые полосы и равномерные узоры. Одежда тоже подростковая: местный вариант пончо. Но южноамериканское пончоверхняя одежда. Здесь она была единственной. Тканьбесцветно-серая мешковина грубой выделки. Две тревожно таращившиеся головки торчали из дыр в свисавшем с двух сторон до середины бедер отрезе. Веревочный поясок стягивал конструкцию на талии, заставляя легонько топорщиться. Ноги, как у всех, исключая правителя, босые. Волосы заплетены в две косы. Налобных повязок и украшений нет. Не доросли?
Не доходя до трона метров десяти, девушки синхронно опустились на колени и распростерлись по каменной поверхности. Лбы, почти касавшиеся пола, осторожно поворачивались, давая любопытным лицам возможность поглазеть по сторонам. Явно впервые во дворце.
Юные голоса звеняще-громко и нестройно воспели привычную хвалу:
Пребудь в веках и поколениях, Великий Фрист, Святой и Вечный!
Заметив меня, юные создания скользнули взглядом по безмятежно вывешенной сосисочке и напряглись. Руки быстро оправили одеяния.
Это ровз, успокаивающе сообщил Фрист.
Больше обо мне не вспоминали. Домашний песик. Кто берет его в расчет?
Ты. Указующий перст властителя уперся в более взрослую на вид девушку. Подойди.
Приподнявшись и поправив одежду, девочка несколько раз переставила плохо слушавшиеся ноги и завороженно замерла перед очами своего полубога.
Как зовут тебя, милая? Голос Фриста стал обволакивающим, грудным, рокочущим, проникающим напрямую через кожу.
Люрана, Великий.
Принуждал ли кто-нибудь к этому решению?
Нет, Великий.
Люрана, ты действительно считаешь, что достигла истинной взрослости?
Девочка испуганно-восторженно выпалила:
Да.
Готова стать равной и полноценной?
Да.
Понимаешь, что новая жизнь принесет новые обязанности?
Да.
Во время разговора хранитель тихо удалился, правитель остался наедине с искательницами равностиесли не считать меня. Но кто меня считал. Я так и стоял у окна в виде неодушевленной мебели, прислонившись к прохладному камню проема.
Фрист кивнул, подбородок указал на вторую:
Теперь ты.
Вторая соискательница тоже приблизилась к владыке, встав плечом к плечу с первой.
Имя?
Верана.
Твое решение самостоятельное?
Да. Она отвечала громко, четко, жгучие глаза глядели на охалаченного главнюка. В отличие от первой она не боялась. Или делала вид, что не боится.
Готова?
Да.
Фрист хлопнул в ладоши. Из дальнего коридора показались служанкисловно ждали у стеночки. Те же, что в прошлый раз. Упали ниц. Неплохая физподготовка, если все время так бухаться. Ожирение не грозит.
Все для возведения, кратко бросил Фрист.
Его сухопарое тело легко поднялось с трона, несколько шагов, и он подошел к соискательницам вплотную. Голос величественно зарокотал:
Я есть альфа и омега, начало и конец, Фрист Вечный и Многоликий, который есть, был и грядет. Суровое лицо нависло над сжавшимися в испуге фигурками. Руки взлетели крыльями широких рукавов и опустились ладонями на вздрогнувшие макушки. Имеющий ухо да слышит. Кого я люблю, тех обличаю и наказываю, ибо их есть рай послесмертный. Потому будьте ревностны и прилежны, самоотверженны и трудолюбивы, как в молитве, так в делах мирских. Не собирайте сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют. Но собирайте сокровища на небе, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Девушки трепетали. Грозный облик Фриста, его возложенные на головы руки, склоненный сверху лик со скорбным всепрощающим взором, вызывали благоговение. Даже у меня, застывшего у окна.
Будьте благоразумны и имейте усердную любовь к ближнему, возвышенно отдавалось эхом под серыми сводами, ибо любовь покрывает множество грехов. Служите ближнему тем даром, какой имеете. И как, по ниспосланной благодати, имеете разные дарования, то, какое имеете служение, пребывайте в нем с радостью и любовью.
Высокий деревянный столик с глиняными чашами выплыл из глубин коридора на руках служанок. Их босые ножки осторожно переступали, боясь что-то разлить или опрокинуть. Алая бахрома чувственно колыхалась. Столик подставили под правую руку говорившего. Сложив ладони у груди и поклонившись, служанки упятились обратно в никуда.
Любовь да будет непритворна, отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру. В усердии не ослабевайте. Утешайтесь надеждою. В нуждах ближних своих принимайте участие.
Руки Фриста оставили головы девушек и приняли со столика две чаши:
Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою.
Протянутые чаши были обняты девичьими ладонями и поднесены ко ртам. Горла одновременно дернулись, совершая глоток
Люрана задохнулась, глаза вытаращились, и кашель сотряс тонкое тельце.
До дна! жестко приказал Фрист, воздев руки в стороны.
Похож на ангела: отвисшие рукава создавали полное впечатление крыльев.
Верана спокойно глотала. Пересилив себя, Люрана хлебнула еще раз. Лицо перекосилось. Отдышавшись, она храбро допила остаток. До меня добрался слабый запашок алкоголя. То самое варево со стола с угощениями. Пиво не пиво, квас не квас. Местная бормотуха.
Опустевшие чаши вернулись на столик, а торжественный голос Фриста продолжал:
Не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным. Не мечтайте о себе. Не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром пред всеми человеками. Не мстите за себя, но дайте место гневу высшему. И если враг ваш голоден, накормите его. Если жаждет, напоите его, ибо, делая сие, соберете ему на голову горящие уголья. Не будьте побеждены злом, но побеждайте зло добром. Да пребудет так!