Я стукнул себя по лбу. Моя ошибка. Мы не показали себя, свои силы и количество, а сразу отступили. Защитаотсроченная смерть, сколько раз повторять. Нужно было встретить их на земле, в готовности рвать и метать. Волки боятся одного запаха человолков
Чтоб их всех с потрохами. Запах. Мы даже пахли обычными испуганными людьми. Если пахли. Если грязь позволяла пахнуть чем-то еще, кроме себя самой.
А следы мы оставляли уже двуногие. Пусть и частично. Не это ли привело волков, вместо того, чтоб отпугнуть?
Сейчас я ихпривстал на ветви Юлиан.
Воющая братия шарахнулась от прыснувшей горячей струйки. Я покачал головой. Не скоро парню стать обычным человеком. Многое придется забыть, многое вспомнить, многому научиться. От чего-то отрешиться категорически. Например, от того, что творил сейчас. Ни один нормальный человек никогда не допустит ничего подобного.
Так их! Так! завопила Тома, становясь между веток. Вот вам! И от меня!
Мой взгляд шарахнулся в сторону. Так о чем я?
Ага. Что ни один нормальный
Кто здесь видел нормальных?
И от меня! с королевским торжеством проорал я, не отставая от команды, левой рукой хватаясь за соседнюю ветвь над головой, а правую используя как направляющую.
Вжикнула острая мысль, уже совершенно ненормальная: раз нет воды, можно отмыться от грязи, помогая друг другу подобным образом.
Такое следует держать при себе. На сегодня я единственный трезвомыслящий в этой компании. Не стоит подрывать репутацию. Наоборот, мое делоосаживать других.
Завершилась экзекуция нашим дружным хохотом. До слез. Что еще оставалось? Только посмеяться над тем, что в иной ситуации невообразимо.
Как командир отряда, я понимал еще одно. Организмам все равно захотелось бы позже, пришлось бы искать возможность. А тутс куражом и почти что с доблестью. Сойдемся на том, что все к лучшему.
Залегшие поодаль волки злобно глядели на нас. Уходить они не собирались. Глаза блестели в лунном свете, пасти густо дышали, с них падала слюна.
Командир? обратилась Тома совсем без подвоха. Иронии ни в одном глазу. Я действительно был командир. Настоящий. Что дальше?
Моя рука ткнула в небо:
Ночь. Надо поспать. Утро вечера мудренее.
Пришлось лезть на самый верх, под крону, чтоб вообще не видеть тех, кто поджидает внизу. Тома с наслаждением вытянулась вдоль длинной качающейся ветви. Руки и ноги свесились, щека прижалась к коре. Девушка стала похожа на отдыхающую кошку. Еще мурлыкнула бы.
Я недовольно хмыкнул. Не то. Мой организм во сне часто ворочается. Имеется вариант лучше.
Юлиан, здесь можно соорудить такое же гнездо, как в долине?
Дерево подходящее.
Оглядевшись и построив в уме план, он принялся надламывать одни ветви и сплетать с другими. Я помогал. И Тома подключилась к общему делу, набирая на высоте дополнительный стройматериал. Получавшийся каркас быстро обрастал жесткостью, а послелиственной мягкостью. В конце Юлиан замаскировал его снизу дополнительными ветвями, качавшимися, как родные. На всякий случай.
Можно располагаться. Осталось одно неудобство: грязь. Она высохла и стала осыпаться пылью и целыми струпьями.
Переживем, объявил я, понимая, что альтернатив две: слизывание по-волчьи и поиск водоема. Обе по разным причинам невыполнимы.
Мы легли. Скорее, возлегли. Давно забытый покой потек по венам вместо крови. Организмы ощутили восторг существования.
Тома блаженствовала между нами.
Старые правила действуют, последовало мое грозное напоминание.
Я собирался заснуть и не желал неожиданностей. Команда не возражала. Тома вроде бы равнодушно пожала плечиками, Юлиан пугливо сжался. Томина рука погладила его по бедру, предлагая успокоиться: страшный Чапа только выглядит страшным, а так он добрый и пушистый.
Ну-ну. Пусть проверит.
Глава 2
Ворочаясь во сне, я иногда приподнимал голову, привычно озирая обстановку вдали и вблизи. Ни там, ни здесь угрозы не виделось. Волки, кажется, ушли. Или тоже уснули. Тишина стояла абсолютная. Только шум в качающихся кронах деревьев.
В нашем лежбище тоже все было спокойно. Иногда девичья рука обнаруживалась на груди дрыхнувшего парня. Томино отрубившееся неживое лицо с открытым ртом доказывало полную невинность этого жеста. Иногда смазливая мордочка Юлиана пряталась между ее лопаток, а сжавшееся калачиком тело вздрагивало от снившихся кошмаров. Хорошо, что девушка спала, иначе с материнской заботой укутала бы собой, защищая от невидимых призраков.
Волки ушли. Мы поняли это, когда утром мимо нас прошла «родная» стая. Вел жилистый безымянный самец, изрядно погрызенный, но отстоявший высокое положение. Новые шрамы появились у многих. Прихрамывал исполосованный Жлоб, который, видимо, тоже подавал заявку на первенство. Весело бежал не тронутый Живчик, ждущий своего часа в будущих переделах власти. Ластилась к новому предводителю Пиявка, заигрывая взглядом и позами. Жизнь продолжалась.
Человолки принюхивались, приглядывались. Мы перестали дышать. Гнездо находилось высоко, невидимое снизу, не говоря про издали. Листва позволяла подсматривать сквозь просветы, но такого желания ни у кого не возникло. Не останавливаясь, вожак увел стаю дальше.
Ты был прав, неожиданно заявила мне Тома.
Я всегда прав. А в чем в этот раз?
Нас не учуяли из-за грязи.
Приятно чувствовать себя победителем. Даже незаслуженно.
Хотелось пить и есть. Настороженно оглядываясь, мы спустились с дерева, предварительно разворошив гнездо, но жесткий каркас оставиливдруг еще пригодится. Точного плана на будущее у меня не было. Из ближайшего: отмыться, напиться, поесть, не попасться врагу и разжиться оружием. И одеждой, хотя это теперь вторично. Если не вливаться в человеческое общество, а продолжать выживать в лесу, так даже сподручнее. Насчет вливания в общество стоило подумать: в какое именно и с какими целями. Нужна информация. Нужен «язык». Хотя бы рыкцарь из пещеры или крестьянин из деревни.
Лес был пуст. Ушли все. Юлиан пробежал по следам на четвереньках, принюхиваясь и приглядываясь.
Спугнутые стаей волки ушли на запад, а сама стаяна восток.
А мы пойдем на север, объявил я. Там еда и необходимые знания.
Повернувшись спиной к горам, мы двинулись в путь.
Сколько лет ты в человолках? полюбопытствовала Тома у нового члена команды.
Юлиан закатил глаза, что-то высчитывая, и через минуту уверенно сообщил:
Много. Я выглядел мельче своих лет. Не говорил от страха. А моих болтливых ровесников убили и съели. Всех.
Но ты тожеТомин взор посерел. Ты ел мясо.
Иначе не выжить. Я долго отказывался. Но когда стоял между жизнью и смертью
Сделал не тот выбор, жестко вставил я.
Он не стал возражать:
Возможно. Но так случилось. Ничего не изменить.
Помолчали.
Куда мы идем? осведомился наш попутчик, перелезая очередной буерак.
В первую очередьищем воду, объяснил я.
Недавно прошли пригорок, кивнул назад Юлиан. Справа в яме было озеро.
Тома подавилась смешком.
Тяжело быть командиром. Нужно не только следить за выполнением команд, но и правильно ставить их.
Хорошо, что возвращаться оказалось недалеко. Типичное для этих мест озерцо во впадине сияло ровной гладью. В воде отражалось небо. Счастливо заорав, Тома бросилась вперед. Оглушительный взрыв взметнул пенную стену из воронки, где погрузилось тело. Я боязливо оглянулся. Стоило ли так выдавать себя шумом?
Тома об этом не думала. Она быстро и умело превращалась в белого человека. Юлиан предложил:
Иди, я подежурю.
Скоро сменю, кивнул я.
Ледяная масса, что притворялась водой, приняла меня в объятия. К-к-как Т-тома здесь моется?!
Недолго потершись, пришлось покинуть водяной холодильник. В озеро с разбега запрыгнул Юлиан.
В узкой прогалине между деревьями я подставился лучам местного ноябрьского солнышка. Лепота. Не жизнь, а сказка. Первобытный рай.
На бережок вылезла Тома. Чистенькая, свеженькая. От влажной кожи в пупырышках валил пар.
Посматривай вокруг на всякий случай, сказал я, снова спускаясь вниз.
Навстречу вылез Юлиан.
Я подежурю, сообщил он. Мойся спокойно.
Его литые мышцы сверкали в отблесках света. Отмытый живот бугрился квадратиками. Влажная грива развевалась, как у модели из журнала. Иогромные ресницы над синими телячьими глазами. Картинка, а не человек. Идеальный самец, как его некоторые почему-то представляют. Хорошо, хоть где-то природа подгадила, морозной водой съежив до микроскопических размеров.
Он направился к Томе, под прямые горячие лучи солнца. Сказал мыться спокойно? Мое спокойствие тут же улетучилось, потому закончил как можно быстрее. Мы двинулись дальше. Юлиан оглядывался вместе со мной и, наконец, не выдержал:
Еда. Палец указал на низкие деревца между скрывавшими их большими.
Сквозь зеленое и коричневое там пробивалось что-то яркое.
Апельсины! разнесся ликующий вопль девушки.
Именно. Дикие апельсины оказались кислыми, но кого это смущало? После питания горьким, сырым и почти несъедобным брызжущий солнцем фрукт унес в рай. Сок тек по щекам и груди, капал на ноги, постепенно покрывал все. Мы не могли остановиться.
Стоп, скомандовал я. Юлиан, можешь связать из веток мешок или какую-то емкость?
Что? не понял он.
Я могу, вызвалась Тома.
Юлиан наблюдал за ее действиями и повторял. Плетение из тонких веток нескольких циновочек с последующим сплетением друг с другом вышло нескорым. Но мы никуда не торопились. Полученные две емкости снабдили длинными постромками и наполнили фруктами. Мы с Юлианом взвалили их за плечи.
Одними апельсинами сыт не будешь. По дороге находились коренья и кое-какие вкусные насекомые, что-то съедалось сразу, остальное пополняло наплечные мешки. Тома на ходу плела еще одну котомку, себе. В первом же ключе, бившем из земли небольшой струйкой, не столько напились, сколько отмылись от липкой сладости. Девушка со смехом брызгалась на нас, зябко уворачивавшихся. Вода, как и везде, была безумно холоднющей.
Юлиан, ты помнишь родителей? обернулась к нам цветущая Тома, когда отправились дальше.
Парень вздрогнул, плечи испуганно съежились:
Кого-то помню
Братья, сестры есть?
Не помню. Он совсем смутился.
А свой дом помнишь? Комнату? Место, где проводил время? Где спал, где кушал, где играл?
Юлиан сник окончательно.
Увижуузнаю.
Перестань мучить человека, остановил я неиссякаемый фонтан вопросов. Дай время. Он еще не все слова вспомнил.
Но как вспомнитпусть скажет.
Обязательно. Юлиан вновь слегка повеселел.
Лес поредел. Шли без усилий, по твердой ровной земле. Тома что-то задорно напевала и танцующе подпрыгивала при ходьбе, голова весело раскачивалась в такт ритму. Казалось, наши силы не расходовались, а прибывали. Тела воспаряли в блаженстве. Главными составными этого блаженства являлись свобода и счастье. Мы ни от кого не зависели. Впервые в жизни. У нас не было ничегои ничего не было нужно.
Обедали вновь апельсинами. Когда те осточертели до оскомины, Тома кидалась ими в нас. Сначала чищенными, но когда мы ответили, перешла на полноразмерные. Мы жалели девушку и продолжали чистить. Это повысило ее скорострельность. Тогда мы стали просто сминать пальцами текущую соком массу и запускать в нее эти разляпистые блямбы. Хохот стоял на весь лес.
Потише! скомандовал я. Не привлекать внимания!
И тут же, не успев увернуться, получил тяжелым оранжевым шаром в глаз. Поплыли круги. Мотнув головой, я ринулся на девушку. Сбежать она не успела. Опрокинутая на траву, Тома сдержанно визжала, закусывая губы, когда мои руки яростно натирали ее брызжущей из-под пальцев мякотью. Подключился Юлиан. «Намылив» сверху донизу, мы подняли вырывавшуюся чрезмерно активную спутницу за руки-ноги и бросили в чавкнувшую лужу грязи, которая не успела высохнуть с прошлого дождя.
Ах, вы так?! Тома вскочила, зачерпывая грязь.
В нас полетела черная шрапнель. Пришлось снова ловить и успокаивать, на этот раз полностью топя в грязи.
Тома была счастлива. Три человека играли в детство, и это было чудесно. Не бушующие гормонами самка и два самца, а маленькие детки дурачились здесь в свое удовольствие. Нашли прикольное занятие, чтоб убить время до нелюбимого тихого часа. Вроде еще вот-вот, и раздастся строгий голос воспитательницы, требующий прекратить баловство, не шуметь, успокоиться и отправляться каждому в свою постельку. Но. Несмотря ни на что, мы оставались взрослыми. Пусть взрослыми детьми, но прекрасно понимающими, что к чему. Оттого некоторые движения вызывали искрящие разряды. Руки отдергивались, ноги сжимались. Глаза убегали в безопасное никуда.
Да, мы были большими, но в сердцах били барабаны, трубили трубы, а поднятые знамена вели в бой: за жизнь, за чувства, за дружбу. За веру в ближнего, что в нужный момент окажется рядом, чтоб вместе противостоять врагам и невзгодам. Эта уверенность друг в друге и в том, что ничего плохого произойти не может, позволяла расслабиться, играть и шалить, касаясь серьезного так, будто оно несерьезно.
Как здорово снова окунуться в детство. С головой. До поросячьего визга, издаваемого ребенком, сумевшим самому собрать железную дорогуи она заработала! Паровозики побежали! Вагончики покатились! Уррра!!!
Вымазанная по уши и укатавшая в грязи нас, Тома вдруг выдала:
Мальчики, а давайте останемся жить в лесу!
Я замер. Она тоже застыла, с тревогой глядя на нас. Точнее, на меня, как принимающего решения. Я тоже смотрел на нее. На нее всю, сознающую смысл сказанного созревшую девушку, сознательно выговорившую такое вслух. На глазастую подпрыгивающую грудь, на пронзенный воронкой пупка животик, на лобастый треугольник под ним с кокетливой щеточкой темных прямых волосков, на стремительные легкие ноги и на горящие отчаянным огнем глаза над всем этим. Мы столько вместе пережили, что сроднились ближе некуда. Во времена Томиной бездвижимости я мыл ее, помогал с естественными нуждами, что свершались прямо на моих руках. Обоим приходилось смирять гордость и терпеть, поскольку выбора не было. Точнее, он был, но какой: бросить девушку с ее бедами? Это не выбор, это предательство.
Ежемесячно она по нескольку дней подряд гоняла меня из пещеры наружу за мхом, листьями или пучком травы. Покраснела только первый раз, когда утром на спальном месте обнаружилась кровь. Потом я запретил ей краснеть. Естественное не безобразно, личной вины в этом нет. У меня иногда тоже кое-что оставалось с утра на постели. Те самые гормоны, однако. С природой не поспоришь. Я тоже жутко краснел. Тома делала вид, что ничего не замечает. Хотя я видел, сколько раз девушке хотелось поговорить об этом.
И вотдождались. Сюрприз так сюрприз. Или необдуманный каприз? Или на почве стресса у нее крыша в круиз поехала?
Ставший немного странным взор Юлиана обратился на меня. Парень понял, что спрашивают не его. Чего его спрашивать, если мнение можно прочитать не только на лбу.
Мы и так живем в лесу, расплывчато сказал я.
Имеющий уши да услышит.
Тома сжалась. После некоторой борьбы на лице растянулась улыбка:
Тогда чего ждем? Вперед, навстречу приключениям!
Вытащив тело из лужи, она понеслась вперед. Грязная, но светлая. Чистая душой. Пусть остается такой как можно дольше, а я помогу.
Снова искали воду. В этом теперь больше надеялись на нового спутника. Где не знал, там он чувствовал. Вернее, чуял. Говорящий зверь.
Рр! То есть, тсс! он приложил палец к губам.
Мы испуганно присели. Юлиан потянул носом.
Дым. Он указал прямо по курсу. Люди.
Деревня? с надеждой спросил я.
Нет. С ними волк. Обойдем?
Я оглядел наши черные тела. Мелькнула мысль, подкрепленная безумной надеждой.
Волк? переспросил парня. Может, псина?
Это как?
Одомашненный волк.
Так бывает?
В отряде Кудеяра Лесного их минимум два. Сможем подобраться незамеченными?
Скептический взор парня обежал нас, нос нервно и вдумчиво обнюхал.
Мы с подветренной стороны. Шанс есть, резюмировал он.
Осторожно переступая, мы двинулись вперед.
Туда, шепотом указал Юлиан на лесистый пригорок.
Открылся вид на очередное мини-озерцо. На поляне у берега расположился походный лагерь небольшого отряда. Рыкцари. Запах из котла вызывал призывные спазмы. У костра дремали семеро, и еще двое с гнуками смотрели в разные стороны. Мордой к котлу сидел пес, ожидавший кормежки. Вскинув морду, он гавкнул в нашу сторону. Несильно, для отмазки. Ему не хотелось лаять. Он хотел есть.