Только взглянув на командира, я понял, что ситуация очень серьёзная. Прежде я не видел у него такого растерянного лица, словно он не ветеран рейсов в самых суровых условиях, с какими доводилось сталкиваться человеку, а зелёный юнец, впервые оказавшийся перед лицом опасности.
Мы потеряли поезд.
Вот что он сказал. Я далеко не сразу понял, о чём идёт речь. И ещё дольше пытался осознать, как такое могло произойти. Боюсь, чтобы продолжить свой рассказ, я вынужден снова затронуть техническую сторону вопроса.
Каждый вездеход в составе санно-гусеничного поезда оборудован приёмо-передающей системой, которая постоянно поддерживает связь с соседней машиной. У ведущего и ведомого "Урсуса" задействованы по одному каналу, а на остальныхпо два, в обе стороны. Если хотя бы один сигнал пропадёт, тут же будет поднята тревога на всех вездеходах, не заметить которую невозможно. Сигнал распространяется максимум на сотню метров. Это сделано с большим запасом: обычно мы ездим гораздо ближе друг к другу. Поэтому "внезапно" потеряться, несмотря на порой нулевую видимость, невозможно.
Однако именно это и случилось с нами. Каким-то непостижимым образом наш "Урсус", двигаясь в голове колонны (а значит, принимая на себя основную нагрузку по преодолению снежных заносов), умудрился оторваться от остальных более чем на сотню метров. При этом сигнализация не сработала. После остановки поезд нас так и не догнал. И произошло всё это совершенно незаметно для следовавшего за нами вездехода, хотя они должны были забить тревогу задолго до того, как это сделала приёмо-передающая система. Ведь по инструкции машины движутся так, чтобы были видны задние огни впереди идущей.
Другими словами, одновременно случилось сразу несколько событий, каждое из которых и по отдельности крайне маловероятно. Павлу Георгиевичу было от чего растеряться.
Логика подсказывала, что для воссоединения с поездом нужно просто подождать. От курса мы не отклонялись, и никаких причин делать это у других "Урсусов" тоже не было. В течение нескольких минут они должны были нас настигнуть.
Этого не произошло.
Более того, попытка установить с ними связь также потерпела неудачу. На всех каналах Валера Моисеенко ловил только помехи. Прежде я не слышал от нашего радиста, чтобы он так ругался. Ещё бы тут не ругаться, когда самодиагностика показывает, что приборы в полном порядке. Приборы, которые не позволяют связаться с поездом, находящимся уж точно никак не дальше десяти минут езды от нас.
Спустя полчаса безуспешных попыток вызвать другие "Урсусы" Павел Георгиевич решил воспользоваться спутниковой связью.
Здесь необходимо подчеркнуть, что к этому способу дозволяется прибегать только в крайних случаях. Докладывать в Аврору или Бореалис о местонахождении поезда необходимости нетэто делается автоматически, при обмене бортовой системой и спутниковой так называемым "рукопожатием". Узнавать прогноз погоды? Неплохая шутка для Морены. А уж болтать о всякой ерунде и подавно строго воспрещается. Исключительно экстренные вызовыи точка.
С момента начала регулярных рейсов по маршруту АврораБореалис ещё ни разу не приходилось прибегать к этому последнему средству. И вот теперь момент наступил.
И что же ты думаешь? Ответа мы не дождались и по этому каналу связи! И снова приборы настойчиво убеждают нас в своей полной и беспрекословной исправности. А из динамиков раздаётся лишь треск помех.
Должен признаться, мне очень не по себе. Я понимаю, что раз ты это читаешь, значит, нам удалось выбраться из столь странной ситуации. А ты читаешь, я уверен. Этот дневник ещё окажется в твоих тёплых и нежных руках.
Ах да, не написал ещё кое о чём.
Связь с поездом (и, полагаю, остальным миром в целом) пропала как раз в тот момент, когда Саша Шабалин увидел лежащего на снегу человека. Совпадение?
Позже, тем же днём
Спасённый был поручен Филиппу.
Оказалось, тот обладает навыками врача. Небольшими. Явно не та кандидатура, которой стоит доверять жизнь человека, но выбора нет.
Так вот, со слов Людиновского, бедолага совершенно не пострадал. Это кажется непостижимым, и всё же это правда. Я лично навещал выжившего и убедился, что на его коже нет ни следа обморожения. Вообще у этого типа вид абсолютно здорового мужчины. Насколько я могу судить, ему лет сорок. Абсолютно лысый, не по вине природы. Лицо круглое, глаза маленькие и глубоко посажены, нос кажется каким-то вытянутым, а губы пухлые, как у старомодных фотомоделей и поблескивают. Телосложениехудощавое; в этой связи особенно неуместно выглядит живот, отчётливо выпирающий, даже когда его обладатель лежит на спине. Представляю, как это всё выглядит при ходьбе. Ноги коротковаты для его роста (метр восемьдесят), а руки наоборот, длинные. Мускулатура развита слабо.
Единственная приметная чертататуировка. На правом предплечье изображение медведя, стоящего на задних лапах и сжимающего в передних длинноногую красотку. Так себе искусство.
Скажу честно, этот мужчина вызвал у меня неприязнь. Я понимаю, он едва не погиб и чудо, что нам удалось его заметить и спасти. Умом понимаю. Сердцемнет.
Откуда он взялся? Как смог выжить? Почему его появление совпало с потерей связи и поезда?
У нас у всех полно вопросов, а ответа никто дать не может. Ни единого, хоть сколько-нибудь приемлемого.
От спасённого также пока ничего не добиться. Несмотря на отсутствие каких-либо травм и нормальные жизненные показатели, он находится в бессознательном состоянии. Попытки привести его в чувство не увенчались успехом.
Что нам теперь делать? Действуем строго в соответствии с инструкцией.
Ждём.
Раз уж нас угораздило заблудиться, мы обязаны остановиться там, где оказались, включить все передатчики на полную мощность и дожидаться помощи. Что бы ни случилось с нашим вездеходом, остальные наверняка в порядке и должны нас искать. Мы никак не могли далеко удалиться от установленного маршрута. Так что остаётся набраться терпения. Запасов воды и пищи для нас и топлива для "Урсуса" у нас полно, механизмы вездехода работают нормально (в отличие от приборов, это сомнений не вызывает). Жизням нашим совершенно ничего не угрожает. Кроме, разумеется, паники. Нельзя ни в коем случае её допускать, и Павел Георгиевич, первым взявший себя в руки, именно об этом нам всем напомнил.
По всем подсчётам, нас должны найти в худшем случае через сутки.
29 июня, воскресенье
Когда я писал последнее предложение предыдущей записи, я не верил, что этот пессимистичный сценарий воплотится в жизнь.
Однако именно это и произошло. Минуло двадцать четыре часа с тех пор, как мы потеряли наш поезди не изменилось с тех пор ничего.
Ни-че-го.
Нас не нашли, связи по-прежнему нет, спутниковая система позиционирования не ловит сигнал с орбиты и не может подсказать путь к Бореалису. Куда мы в ближайшее время всё равно направимся. Так приказал Павел Георгиевич, и будь я проклят, если это не единственное разумное решение в сложившейся ситуации.
Мы сможем найти поселение и без помощи спутников. К чёрту высокие технологии. Наши штурманы Олег Рощин и Филипп Людиновский уверенно заявляют, что проведут нас к Бореалису. Если даже выйдет промашка, там есть специальный маяк, транслирующий сигнал каждые тридцать секунд. Он и наведёт нас окончательно.
А ждать больше смысла нет. Что бы ни произошло вчера, это не просто одиночный сбой. В личной беседе Саша Шабалин высказал мысль, что, возможно, проблемы вовсе не у нас, а как раз у поезда. Потому-то они отстали от наси не могут найти сейчас.
Однако командир не разделяет этого мнения. Опять-таки, с ним трудно спорить. Представить себе ситуацию, при которой вышли из строя сразу пять надёжных вездеходов, непросто. Это должно быть внешнее воздействие, некий катаклизм, который почему-то не затронул нашу машину. Слишком маловероятно, притянуто за уши.
Поэтому мы не производим поиски поезда, а готовимся двинуться к Бореалису. Это произойдёт в ближайшие полчаса.
30 июня, понедельник
Едем.
Как будто ничего не изменилось, и если бы я не знал о происходящем, не заподозрил бы неладное. Мои обязанности также остались прежними: продолжаю готовить для экипажа завтраки/обеды/ужины.
Забот у меня больше не стало, вопреки ожиданиям. Наш "пассажир" по-прежнему находится в бессознательном состоянии. Жизненные показатели опасений не вызывают, в отличие от перспектив. У нас на борту нет ничего для искусственного введения в организм питательных веществ. Филипп, несмотря на все старания, не может привести спасённого в себя; ничто не работает, нашатырный спиртчто мёртвому припарки.
Обвиняешь меня в чёрном юморе? Как сказать, Лида.
Если честно, у меня есть неприятное ощущение, что живых людей на борту не прибавилось.
1 июля, вторник
Несмотря на заверения штурманов, не могу отделаться от опасений, что мы движемся не в ту сторону. В никуда. Единственный ориентирстрелки навигационных приборов, в особенности компаса. Поправки с учётом приближения к магнитному полюсу Морены делаются автоматически, но и Олег, и Филипп перепроверяют, уже не доверяя технике. По их словам, мы не сбились с курса. «Пока»так и хочется добавить мне. Уж очень снаружи жутко. Кромешная тьма, против которой мощные огни вездехода ничто (а в сочетании с плотным снегом их яркость больше мешает, чем помогает). Нескончаемые потоки снега за окном, а этот вой! С ним не способны справиться ни приглушённый звук дизелей, ни хорошая шумоизоляция. Порывы ветра иной раз даже «Урсусу» наносят увесистую оплеуху. Вездеход наш крепкий, выдержит и не такое, но всё равно неприятно сжимается в груди, когда слышишь поскрипывание конструкций.
Примечательно, что это всё было и раньше. Только при сложившихся обстоятельствах действует на нервы гораздо сильнее.
Подопечный наш продолжает пребывать в беспамятстве. Если он в итоге сможет очнуться, то я ему завидую. Проспит самую неприятную часть нашего рейса.
2 июля, среда
Спросил у командира, не сократить ли рацион с целью сэкономить продукты.
На что получил решительный отказ. Настолько решительный, что, если честно, мне стало не по себе. Я уж подумал, он и вовсе ударит меня. Он встревожен, понятно, ведь несёт на себе ответственность за всех на борту.
Тем не менее, такая реакция мне не понравилась. Кто, как не Павел Георгиевич, должен сейчас излучать спокойствие и уверенность, которые бы передавались всем остальным? Признаться, я был о нём лучшего мнения.
Впрочем, он, опять-таки, высказал правильную мысль. Еды и воды у нас более чем достаточнохватит ещё минимум на полмесяца, если тратить в обычном режиме. И на вдвое больший срок, если затянуть пояса. Штурманы же в один голос продолжают успокаивать нас и называют дату прибытия в Бореалис5 числа. Через три дня, стало быть. А уж там-то и припасы, и топливо иглавное! безопасность, уверенность.
3 июля, четверг
Вот и прошёл ровно месяц, как мы отправились в этот рейс.
Согласно первоначальному плану, прибыть в Бореалис наш санно-гусеничный поезд должен был четвёртого числа. Добавляем день, который мы простояли в надежде, что сможем воссоединиться с остальными вездеходамии получится, что едем мы по расписанию. Как будто ничего и не случилось. Я не впервые использую эту фразу, знаю, но она меня буквально преследует. Ничто вокруг не говорит о беденештатная ситуация, не более. А мне всё равно здорово не по себе, места не нахожу. Ничем не могу отвлечься, хоть как-то спасают только разговоры с другими людьми.
В последней беседе с Валерой Моисеенко, нашим радистом, я узнал, что ему, оказывается, тоже приснилось нечто неприятное. Слава богу, не то же самое, что и мне, иначе я бы точно сорвался.
Кратко перескажу, хотя не знаю, что бы это всё значило.
В том сне он находился в некой шахте. Не обычной. Скала, в которой она была пробурена, словно бы состояла из бутылочного стекла. Знаешь, такое зелёное, как у шампанского. Висящие на стенках яркие лампы и дорожка из удобных стальных секций говорили о том, что место эторезультат работы людей. И оно не заброшено. Валера, по его словам, не чувствовал страха, идя вперёд, всё дальше и дальше от входа. Он был абсолютно уверен, что движется именно вглубь шахты, хотя ни разу не оглянулся. Во сне он знал, зачем там находился, но по пробуждению забыл об этом.
Сколько именно минуло времени, неизвестно, когда туннель стал сужаться. Не происходило разрушения стенок, с потолка не сыпалась порода, не раздавалось никаких звуков. Шахта бесшумно уменьшалась в размере, как если бы была прорублена в густом желе, которое принялось восстанавливать прежнюю форму. Валера побежалпо-прежнему вперёд. Сначала он пригибал голову, потом ему пришлось перейти на шаг, а спустя непродолжительное время и вовсе ползти. Пока проход не стал слишком узким, и его тело оказалось зажато.
Боли он не помнит. В отличие от дикого ужаса. Замурованный в толще породы, глубоко под землёй, он не мог сдвинуться с места, и давление продолжало нарастать, без малейшего усилия ломая кости. В его памяти отчётливо запечатлелся их треск.
Сон продолжался и тогда, когда шахта сузилась до размеров трубочки для коктейлей. Каким-то образом Валера всё равно видел эту сцену, уже со стороны. И пускай более ему ничто не угрожало, так как он стал зрителем, страх продолжал сковывать его разум. И лишь после того, как проход полностью исчез, он проснулся.
М-да, получилось не так кратко, как я планировал. Я не в полной мере отдаю себе отчёт, моей рукой будто владеет кто-то другой, неутомимо выводя на бумаге слово за словом. Хорошо, что подаренный тобой дневник достаточно объёмист.
Что значил этот кошмар? И значил ли вовсе? Раньше я бы сказал: "Ничего". В том числе применительно к своему сну. Теперь же... Остаётся только гадать. Я пытался расспросить других членов экипажа об их сновидениях, но они не пожелали отвечать. Даже Саша Шабалин, с которым я общаюсь теснее, чем с остальными.
Мне кажется, они просто не хотят затрагивать эту тему. По тем или иным соображениям.
Возможно, кому-то ещё приснилось нечто подобное.
4 июля, четверг
Завтра прибываем в Бореалис.
Казалось бы, чем ближе цель, тем легче мне должно становиться. Уж там-то можно будет облегчённо выдохнуть и стряхнуть с себя напряжение последних дней.
Увы, не получается. Что-то гложет меня, не даёт покоя. И на лицах остальных та же озабоченность.
Сигнал маяка Бореалиса мы должны перехватить сегодня. Пока ничего.
Накануне, после внесения записи в дневник, заходил к нашему неожиданному пассажиру. Его состояние есть пример завидной стабильности. Как будто только что занесли на борт вездеходаникаких изменений, даже минимальных. Привести его в сознание не получается, даже воздействуя на определённые чувствительные участки тела (например, мочки ушей). Каюсь, сам попробовал его ущипнуть за предплечье. Наверное, глупо, но мне остро хотелось убедить себя, что он вообще настоящий человек из плоти и крови.
Убедился. Настоящий.
Что никоим образом не объясняет, почему его тело функционирует без пополнения запасов энергии. И функционирует хорошо! Более того, оно, не побоюсь этого слова, работает безотходно. Да, пища в него не попадала как минимум с момента, как незнакомец оказался у нас на борту (и бог знает, сколько ещё до этого). Но всё равно это мне кажется странным.
Филипп уповает лишь на то, что завтра мы доберёмся, наконец, до Бореалиса, где есть всё необходимое: обученный персонал и медицинское оборудование. Пока же и ему, и всем нам остаётся наблюдать за выжившим и надеяться, что он доживёт до момента, когда ему окажут настоящую помощь.
Позже, тем же днём
Чёртов маяк так и не появился.
Или наше оборудование повреждено настолько, что не может уловить его сигналов? Как же я на это надеюсь! Штурманы не растеряли уверенности, но ведут они нас ведь тоже по приборам. А если и компас отказал?
Время тянется невыносимо медленно. И никто не может назвать не то, что минутучас, в который мы завтра должны прибыть в Бореалис. Неопределённость сводит с ума.
Не могу писать. Потом.
5 июля, пятница
Ура!
Хоть проклятый маяк так и не соизволил послать нам сигнал (или наше не менее проклятое оборудование его не приняло), нам удалось выйти к Бореалису! Ай да ребята! Олег, Филиппвы просто асы! Вы спасли нас, мужики!
Поселение ещё не видно через окна, пока только на экране радара. И это оно, ошибки быть не может. Теперь уже совсем скоро эта пытка закончится. Я и сейчас чувствую такое облегчение, что, кажется, притяжение надо мной не властно.