Очень коротко! проговорил кто-то довольно быстро. Мы поставили опыт на пяти экземплярах этих человекообразных. Они не совсем одинаковы, между ними имеются некоторые различия, в основном в умственных способностях. Этот, как вы могли заметить, сравнительно хорошо развит. Я долго наблюдал за тем, как он ловит рыбу, он делал это довольно умело. Заметив меня, он явно забеспокоился, но не сбежал. Он глазел на меня с таким любопытством, словно понимал, что мы прилетели из космоса. И я уверен, что он бросил камень мне в голову больше из «исследовательского интереса», поскольку они не едят себе подобных
Мы же договорились коротко, Уртекс! сказал снова тот, кто вел совещание.
Хорошо, недовольно продолжал Уртекс. Опыт состоит в следующем. Мы вызовем у человекообразных следующего поколения искусственно направленные мутации. Их потомки будут отличаться от своих родителей. Они окажутся менее волосатыми, и тенденция будет идти к постепенному исчезновению волос. Это заставит их одеваться, чтобы прикрыть наготу. Они будут ходить на задних конечностях. Впервые руки послужат им не только для того, чтобы бросать камни, но и для того, чтобы создавать примитивные орудия защиты и нападения. Мозг значительно увеличится. Первые же их потомки будут иметь склонность к некоторым примитивным видам искусства Труднее привить им наклонности, связанные с социальной жизнью, например, взаимопомощь, милосердие, привязанность к себе подобным
А какая гарантия, что в результате мутации они окажутся жизнеспособными? спросил кто-то.
Закономерный вопрос, ответил биолог. Первое поколение действительно окажется не очень жизнеспособным, особенно в юные годы. Оно будет рассчитывать на защиту родителей. Но к наступлению зрелости они станут достаточно умными, хитрыми, даже жестокими и в то же время способными на самопожертвование ради детей. Они уверенно будут пользоваться огнем. Эти уже по-настоящему разумные существа сумеют даже в неблагоприятных условиях сохранить свое потомствоглавное в нашем эксперименте.
Наступило короткое молчание.
У кого есть опросы? спросил руководитель.
У меня есть вопрос! сказал кто-то. Не приведет ли внедрение человеческого сознания в человекообразных к тому, что они не смогут ориентироваться в новых для них условиях? Не создаст ли у них глубоких внутренних противоречий?
Подобная опасность, несомненно, существует, неохотно ответил биолог. Прямое воздействие на мозг человекообразных было оперативным и диффузионным. Мы не знаем точно, каково влияние этой диффузии, поскольку использовали наши человеческие экстракты. И, конечно, исключительно трудно найти точную дозировку. Так, например, мы резко усилили половое влечение у человекообразных и их потомства. Этот господин, которого вы видите перед собой, склонен к полигамии. Мы это делаем для обеспечения многочисленного потомства, хотя это может привести к конфликтам с другими самцами.
Раз так, сказал кто-то, то достаточно ли пяти опытов?
Можно провести и больше, ответил биолог. Но мы потеряем время.
Что значит время? ответил другой недовольно. Если мы закладываем основы новой человеческой цивилизации, то надо делать это основательно. Любая поспешность представляется мне безответственной и непозволительной
У меня есть вопрос Заложена ли в новом виде возможность второй мутации через какое-то число поколений?
Нет, это не предусмотрено! ответил биолог. Если новая мутация возникнет при неблагоприятных обстоятельствах, которые мы не можем предвидеть, ее последствия могут быть фатальными. Но зато мы ввели в подопытных ампулы, содержащие знания, которые проявятся через тысячелетия. А также сложные для них истины в доступной форме, которые долгое время останутся непонятными
Например? спросил кто-то с любопытством.
Например, такая сентенция! неохотно пробормотал биолог. «Чем меньше яйцо, тем больше птица, которая из него вылетит»
Ну и пошлость! сказал кто-то.
Это не я сочинил! ответил биолог обиженно. Это Хук сочинил
Чего еще ждать от сумасбродного поэта
Почему? вмешался Хук. Ведь «не вылупится», а «вылетит»!
Что еще?
«Когда ты на берегу, движется лодка. Когда ты в лодке, двигаются берега!»продолжал Хук.
Опять воцарилось молчание.
Это лучше! сказал кто-то неуверенно. Но я сомневаюсь, что, когда ампулы лопнут, кто-то проявит интерес к таким сомнительного свойства сентенциям.
Продолжим! сказал руководитель. Есть ли у кого-нибудь принципиальные возражения против эксперимента?
Да, у меня! сказал кто-то.
Голос у него был спокойный и уверенный.
Говори, Хет!
Я вообще не одобряю ваш эксперимент. По-моему, мы не имеем права вмешиваться в эволюционные процессы на этой прекрасной планете. Вы создадите вид, который окажется оторванным от своей естественной среды. Более того, он противопоставит себя ей, будет чуждым ей явлением. Я думаю, что природа мудрее и сумеет создать, исходя из местных условий, более совершенную форму человеческого сознания. Я убежден, что последствия этого эксперимента могут иметь даже трагический характер, если это человеческое сознание не достигнет полной гармонии с окружающей природой.
Обязательно достигнет! вмешался в разговор Уртекс, биолог.
Иначе это приведет к самоуничтожению
Именно это вы должны были заложить в него как главный смысл его жизни! сказал Хет. А не жестокость Он и без того достаточно жесток.
А по-моему, он добродушный весельчак! сказал Сваек.
Жаль, что он не разбил тебе голову! оборвал его Хет. Тогда ты не был бы таким снисходительным А о чем, по-вашему, говорят эти складки вокруг его губ?
Я почувствовал прикосновение к своей щеке. И содрогнулся от ужаса. Неужели это я был той обезьяной, о которой они рассуждали? Чепуха, с какой стати?.. Ведь я понимал все, что они говорили. Но тогда почему они прикоснулись именно к моей щеке, именно возле губ, где должна была отражаться жестокость обезьяны? Эта мысль потрясла меня, и я напряг все свои силы, пытаясь подняться с кровати. Не смог, конечно, поскольку был крепко привязан. Но зачем они привязали себе подобного, настоящего человека
Уртекс, твой красавец, похоже, проснулся! пробормотал озадаченно Хет.
Не может быть! ответил Уртекс. Это должно произойти через два дня.
Он пошевелился! сказал Хет. И попытался открыть глаза
Погасите свет! озабоченно сказал Уртекс. Сейчас же погасите свет!
И действительно, свет надо мной погас. Я медленно открыл глаза. Над самой головой у меня висел большой зеркальный рефлектор, я сразу догадался, что вижу в нем себя. И снова содрогнулся от ужаса. Из рефлектора на меня смотрел какой-то невиданный зверь: и знакомый, и странный одновременно. Это был я. Меня вдруг охватила безумная ярость, я крепко оперся локтями о кровать и невероятным усилием разорвал путы на руках.
Теперь я сидел на кровати, хотя ноги мои оставались привязанными. Но так я, по крайней мере, мог оглядеться вокруг. То, что я увидел, нисколько меня не удивило. Я находился среди настоящих людей. Они были высокого роста, стройные, с большими головами. Я заметил, что они испугались, и это еще больше взбесило меня.
Что вы со мной сделали?! закричал я в бешенстве.
Они смотрели на меня уже не испуганно, а ошарашено. Страшный зверь вдруг заговорил по-человечески!
Двое стояли совсем рядом со мной, вероятно, один из них был Уртекс. Впрочем, я сразу узнал его по голосу.
Успокойся, Эден! сказал он добродушно. Я сейчас тебе все объясню
Что ты можешь объяснить! закричал я. Я же слышал, что вы тут говорили. Ты вселил меня в какое-то дикое животное.
Ты не прав! сказал Уртекс ласково. Ты не животное, Эден Ты нечто большее даже, чем мы все. Нас миллиарды, а ты будешь прародителем великой человеческой цивилизации
У меня пересохло в горле. Только теперь я осознал весь трагизм моего положения.
Но я не хочу, Уртекс, умоляю тебя, сказал я хриплым голосом. Я не хочу быть прародителем Я хочу быть человеком
Ты уже человек, Эден
Я хочу быть таким же человеком, как вы У меня нет сил пройти путь длиной в тысячелетия, чтобы вновь обрести себя. Это страшно. Прошу тебя, Уртекс, верни меня обратно, туда, где я был раньше.
Уртекс помедлил с ответом.
Я не могу сделать этого, Эден! печально сказал он. Но даже если и сделаю, это не в твоих интересах Ты превратишься в элементы ампулы
Я уловил быстрый взгляд, который Уртекс бросил на маленький операционный стол, но не понял его смысла.
Раз так, лучше убей меня Я не хочу начинать с начала. Я не хочу проходить этот ужасный путь
Он вовсе не ужасный, Эден В этом пути весь смысл человеческой жизни.
Снова взглянув на операционный стол, он взял лежавший на нем шприц. Я прекрасно понял, что он собирается сделать.
Не смей, подлец! закричал я.
Я инстинктивно оглянулся вокруг в поисках предмета, с помощью которого мог бы защитить себя. В этот момент в бедро мне впилось тонкое жало. Я мгновенно ослабел и медленно опустился на кровать. У меня кружилась голова, ностранно! я чувствовал, что мне легко, что я счастлив, полон внутреннего света и блаженства.
Послышались возбужденные голоса, восклицания, потом их перекрыл голос руководителя, которого я не успел разглядеть.
Сейчас голос у него был расстроенный.
Что это все значит, Уртекс?
Мне трудно объяснить! устало сказал Уртекс. Он проснулся раньше времени, до того, как усвоились диффузионные растворы.
Слушай, Уртекс, я настаиваю на том, чтобы ты еще раз проверил весь ход эксперимента, строго сказал руководитель. Представь себе, что он снова проснется с человеческим сознанием.
Это исключено! сказал серьезно Уртекс. В любом случае
Голос его затих, я уже не слышал никакого шума, последние искры сознания медленно угасали. Я уже не был несчастным, но не был и счастливым, смутно различая белую дорогу, терявшуюся где-то в бесконечности.
3
Для чемпиона мира по легкой атлетике прогулка по городупроблема не из легких. Конечно, самое простое решениевызвать воздушное такси. К сожалению, этого мне делать не положено. Чемпион мира по легкой атлетике обязан ходить пешком и только пешком. Десять километровминимальная дневная норма, и нужно быть очень изобретательным, чтобы ее выполнить. Самыми опасными моими врагами на улицах города были «ползущие». И самыми безжалостными и надоедливыми. С тех пор как был принят всемирный закон о транспорте, все несовершеннолетние были лишены права передвигаться по городу с помощью каких-либо видов транспортных средств. Сейчас они заполняют десятки тысяч городских улиц и площадей, поднимают страшный шум и в надежде на автограф упорно преследуют каждую знаменитость. Тем более чемпиона мира, ведь в нашем городе не было чемпионов уже более тридцати лет. Плохо то, что фокус с приклеенной бородой не проходит. Юнцы остервенело набрасываются на любую бороду, даже настоящую, и готовы выдрать ее всю до последнего волоска. Это заставило сбрить бороды даже самых консервативных профессоров университета. Что говорить о темных очках, которые не могут служить никакой защитой?
И вправду, что делать бедному спортсмену, если его портрет висит чуть ли не в каждой витрине?
Нет никакого спасения, кроме как надеть форму регулировщика и расхаживать с идиотским видом по мостовой среди летящих с бешеной скоростью машин и автобусов. Во всяком случае это безопаснее, чем идти по тротуару. Тротуар тоже не беговая дорожка.
Хорошо, что мои «коллеги» в светло-синих формах меня узнают. Улыбаются мне, как соучастники заговора, стараются помочь.
Я спокойно и размеренно двигался по осевой линии прямо в центре вихря, образуемого двумя встречными потоками движения. Прошел беспрепятственно пять-шесть кварталов и даже начал насвистывать что-то, в приливе хорошего настроения. Утро было чудесное, воздух свежий и озонированный, как в лаборатории. По недельному расписанию дождю полагалось идти в субботупритом дождю шестой степени, что фактически означало маленькое наводнение. Но до субботы было еще далеко, и я легкими шагами продолжал ступать по оранжевому настилучистому и яркому, как апельсиновая корка. В субботу дождь смоет последнюю пылинку со зданий, город заблестит, еще более сказочный в своей нежной глазури.
Но на бульваре Мендельсона мое настроение вдруг испортилось. Я отчетливо видел, как серебряной искрой мелькнул самоубийца на своем аппарате и, пролетев над крышами домов, врезался прямо в тротуар. Всего за какие-нибудь десять секунд автоматические водители остановили свои машины, уличное движение качнулось и замерло. Я не слышал звука столкновения, но знал, что на месте катастрофы картина, как обычно, отвратительная. Я пошел медленнее, поскольку не имел ни малейшего желания оказаться там, где лежали перемолотые человеческие кости. Над крышами с громким воем пронеслись красные шасси «скорой помощи», стремительно пролетели автобусы полиции. Моя форма не позволяла мне дальше расхаживать среди застывшего уличного движения, вольно или невольно я должен был ускорить свои шаги.
Зрелище действительно было отвратительное. Дюжины две машин столкнулись и покорежились, как консервные банки, все еще слышались крики и стоны, хотя белые летучие мыши «скорой помощи» работали быстро и ловко, как автоматы. Конечно, большинство жертв оживят в Операционном корпусе, серебряный купол которого возвышался в самом центре города. И все же не существовало на земле силы, которая могла бы восстановить разлетевшийся мозг, и, наверное, никогда не будет. Вокруг микрокара самоубийцы образовался кордон из людей в синей форме, они хмуро молчали. Там не осталось ничего, абсолютно ничего, что можно было бы реконструировать. Со своего места я не мог разглядеть, был ли то мужчина или женщина. Вероятно, я сильно побледнел, потому что позади меня произнесли:
Иди, Ник, это не для тебя
Я обернулсяэто был капитан Леонарди, в отряде которого я формально числился. Его круглое лицо добродушного здоровяка было покрыто капельками пота.
Но зачем прямо на бульвар? сказал я мрачно. Он не самоубийца, а убийца
Наверное, у него не выдержали нервы, ответил капитан, и это за сегодня уже третий Иди, нечего тебе здесь делать.
Я последовал его совету. Дальше на моем пути не встретилось почти никаких препятствий. Только когда я уже подходил к актовому залу, за мной погналась толпа «ползущих». Они, конечно бы, не догнали, но я сам сдался. Лишь после того, как я поставил сотню автографов на своих фотографиях, мне удалось проникнуть в здание. Там я был уже в безопасности, квесторы тотчас же блокировали вход. Еще один общий вопль, и герметически закрывающаяся дверь отделила меня от этого сумасшедшего дома.
И тишина!.. Мягкая тишина деканата, самого старинного здания в городе. Все тут особое и неповторимоенежная венецианская мозаика пола, обшитые настоящим деревом стены, гипсовая лепнина потолка. Старый-престарый электрический лифт скрипит, поднимаясь вдоль этажей. И ни души. Уже давно здесь не бегают студентыпрофессора читают лекции, сидя в унылых камерах видеопластики. Исключение составляет только профессор Богомолов, который читает лекции по древней истории в актовом зале, так как студентов у него всего пятьдесят энтузиастов.
Я, не торопясь, стал подниматься по чистым розовым ступеням. После второго этажа они были уже белыми, но такими же чистыми и гладкими, только слегка стершимися за многие века. Актовый зал находился на одиннадцатом этаже. Я вошел в зал через одну из узких боковых дверей и окинул внимательным взглядом амфитеатр.
Профессор Богомолов на заметил меня. Как обычно, увлеченный собственной лекцией, он не обращал внимания на то, что происходит в зале. Его мягкое гладкое лицо было возбужденным и вдохновенным, самое вдохновенное лицо в нашем городе. В этот момент он стоял, подняв вверх правую руку, что не очень гармонировало с его довольно заметным брюшком. Но студенты слушали его, как загипнотизированные. Я знал, где обыкновенно сидит Эльза, и сразу увидел ее голубые волосы где-то во втором ряду. Эльзатоненькая и маленькая, плечи у нее не такие угловатые, как у других спортсменок, а ноги изящные, как у девочки. Самое красивое в нейее волосы, невероятно мягкие и шелковистые. Я надеялся, что они естественные (кроме, конечно, цвета), хотя никогда не прикасался к ним.