Бог, упрямо сказала Мария, дал нам на время книгу, и мы не сумели понять смысл. Моисей сумел
Бог говорил с Моисеем на арамейском, усмехнулся ректор.
Бог всегда говорит с людьми на своем языке! воскликнула Мария. Были люди, понимающие язык ТворцаМоисей, Исайя, Даниил, древние пророки. Другие не понимают. Язык Бога для нихабракадабра. Значки. Пиктограммы.
По выражению лица ректора невозможно было понять, как он отнесся к выпаду Марии. Впрочем Яснокак. Физический мир всегда противостоял миру Божественному.
Книга появилась в момент подключения библиотеки к системе, вернул Хьюго разговор к началу. Значит, в других библиотеках в тот момент, когда они
Вы посылали запросы. Сколько ответов вы получили?
Около ста.
И нигде
Наверно, Хьюго покачал головой, где-то еще не обратили внимания или не обнаружили.
И вы, конечно, не подумали о том, что, если книга действительно стала результатом скачкообразного увеличения информации в замкнутой системе, то произойти этот процесс должен один раз, а не всякий, когда к системе подключается новый абонент. Вот граница, он придвинул к себе большой блокнот, вытащил из стаканчика фломастер и нарисовал кривую окружность. Здесь, внутри круга, который все время расширяется, идет накопление информации, рост негэнтропии. Наконец, радиус круга достигает критического значения, и старая информация, как вы утверждаете, начинает порождать новую. Возникает книга. Или текстовый файл. По вашей гипотезе, это непрерывный процесс, похожий на зарождение жизни из органического вещества. Зародившись, жизнь затем развивается независимо.
Что-то вроде, неуверенно произнес Хьюго.
Но возможен другой подход, увлеченно продолжал ректор. При скачкообразном увеличении информации, как нашем случае, явление правильнее описывать квантовыми законами. Физическая система, обладающая некоторым количеством негэнтропии, упорядоченности, достигает критического состояния, когда количество информации увеличивается на единицу, квант. Потом продолжается долгий процесс накопления, аккумуляции. Понимаете? Судя по тому, что вы рассказали, процесс развивался именно по квантовому сценарию. Согласны?
А вы, Хьюго больше не чувствовал себя гостем, он имел такое же право на собственное мнение, как хозяин, вы, значит, согласны с тем, что книга возникла в результате информационного скачка?
Нет, отрезал Аллен. Ваши рассуждения, возможно, имеют смысл, но книгане только информация, это еще материальный носитель. Знание о чем бы то ни было может возникнуть в голове самопроизвольно, интуитивно. Озарение. Информация, возникшая из ничего, верно? Но книга сделана из бумаги, изготовленной на современном комбинате, и клей вполне материальный, и краска Они-то откуда взялись, если справедлив закон сохранения массы?
Вы хотите сказать, что кто-то все же пришел в библиотеку
То есть, возвращаемся ли мы к версии о безумном мистификаторе? Нет, поскольку она противоречит простому фактукто бы ни внес книгу в хранилище, он должен был пройти мимо охраны, и радиометка зазвенела бы.
Он мог войти через служебные помещения, неуверенно произнес Хьюго.
Тогда это сотрудник библиотеки, подхватил Аллен. Вы знаете в библиотеке каждого. Кто способен на подобную мистификацию?
Никто, сказал Хьюго. Я думал об этом, перебирал Никто. Но книгавот она! в отчаянии продолжал он. Ее не было, и она появилась! На неизвестном языке! На обычной бумаге! Без названия! С меткой библиотеки!
Да, кивнул ректор. Замечательная проблема, верно? Я полагаюсугубо физическая. Скажите, мистер Мюллер, у вас когда-нибудь пропадали вещи так, вдруг? Ищете галстук и не можете найти, хотя уверены, что повесили его на дверцу шкафа. А потом находите галстук, висящим на спинке стула, куда вы его повесить не могли, потому что это противоречит всем вашим привычкам. Или вообще не находите, и галстук исчезает, будто украденный злоумышленником. Обратный случай: вы обнаруживаете вещь, которой, как вы знаете, у вас не было. Чьи-то очки на диване Лишний пакет молока в холодильнике С вами случалось такое? Уверен, что случалось, со всеми случается, никто не обращает внимания мелочь, память подвела. Случалось, верно?
Хьюго пожал плечами. Месяц назад он обнаружил дома на полке два стоявших неподалеку один от другого экземпляра «Эпохи потрясений» Гринспена. Книгу он купил в феврале в магазине Хассе на Седьмой Северной улице, когда шел пешком из только что открывшегося нового здания библиотеки.
А второй экземпляр Подумав, Хьюго решил тогда, что купил его позже, забыв о том, что уже приобретал книгу. Где купилон не помнил, но память странная штука, порой забываешь даже то, что произошло час назад.
Да, сказал Хьюго, случалось. Всего не упомнишь.
Вот-вот! подхватил Аллен. Все ссылаются на забывчивость. Между тем, квантовая физика пытается объяснить такие явления существованием множества почти одинаковых миров, которые время от времени, когда возникают соответствующие условия, склеиваются друг с другом. Я не сторонник этой идеи, она нарушает принцип Оккама, а это основа науки. Но многие, в том числе известные физики, такие, как Гелл-Манн, Уилер, Вайнберг эти имена вряд ли вам известны
Конечно. Он ведь библиотекарь, а не физик.
«Кварки и ягуар» Гелл-Мана, «Дом во Вселенной» Уилера, «Слава и террор» Вайнберга, назвал Хьюго.
О Простите, вы не физик, да, но вы библиотекарь. Короче, эту гипотезу тоже нельзя сбрасывать со счетов. Правда, она не объясняет, почему книга так стремительно эволюционировала.
Никакая гипотеза не объяснит этого, голос Марии прозвучал неожиданно и звонко, мужчины обернулись, потому что книгадар Божий.
Она встала.
Хью, сказала Мария. Я устала. Я пойду, иначе упаду со стула. Вы оба не понимаете. Вы пытаетесь объяснить и путаетесь в противоречиях.
Подожди, я
Хьюго переводил взгляд с Марии на ректораон хотел доспорить, он впервые встретил такого заинтересованного, эрудированного собеседника. Оппонента. Вдвоем они могли бы разобраться.
Мисс Барбьери права, Аллен вышел из-за стола. Отдохните, а утром мы проведем эксперимент, о котором договорились. И продолжим разговор. Хочу еще сказать: на очередном заседании попечительского совета я попрошу ввести должность главного библиографа-консультантау нас есть на это деньгии предложу вашу кандидатуру. Лиз меня поддержит, а остальные, конечно, не станут возражать. Спокойной ночи, библиотекарь. Спокойной ночи, синьорина.
Хьюго протянул руку за стопкой черных листов.
Вы можете оставить начал Аллен, но Хьюго запихнул бумагу в рюкзачок, взял Марию под руку и направился к двери.
Они шли по коридору, и в одной из комнат Хьюго увидел женщину, сидевшую в кресле под торшером и читавшую то ли журнал, то ли большую книгу в мягкой обложке. Миссис Аллен подняла голову и едва заметно улыбнуласьХьюго не был уверен, что улыбка предназначалась ему. Скорее всегоМарии.
На секунду он замедлил шаг. Может, все-таки предупредить миссис Аллен о том, что однажды вечером на выезде с бульвара Альбрехта Жизнь ее станет кошмаром ожидания, если она поверит.
Нет.
Ректор проводил их до входной двери и, когда Хьюго поворачивал ручку, спросил:
Глобальное потепление так и будет продолжаться, пока не уничтожит человечество?
Нет, ответил Хьюго, не задумываясь. Все закончится благополучно. Уровень океана поднимется на два с половиной сантиметра, береговая часть африканских стран будет затоплена. А потом начнется похолодание, новый ледниковый период.
Когда? спросил Аллен. Он стоял, сложив на груди руки, и вопросы задавал жестким тоном, как следователь в полиции.
Хьюго молчал. Что-то удерживало его от того, чтобы произнести вслух два-три слова. Он хотел сказать. И не мог.
Когда закончится глобальное потепление? голос Аллена стал еще более жестким, даже грубым, будто доброго следователя на допросе сменил злой. При жизни нашего поколения? При наших детях?
Не могу сказать
Не знаете или не можете сказать?
Сказать не могу.
Ректор кивнул.
Простите, сказал он, что я так Теперь вы понимаете, что произошло с книгой?
Хьюго знал. Он знал еще тогда, когда бумага только начала темнеть. Это было смутное ощущение, беспокойство, которому он находил объяснения, не сопоставимые с реальностью. Он знал, но не знал, что знает. Чувствовал, но не понимал своих ощущений. Вопрос ректора выбросил из подсознания ответ, как выбрасывает жетон автомат при нажатии на нужную кнопку.
Взявшись за руки, они шли по улице, оставив машину возле дома Алленов. Когда проходили мимо спрятавшегося в ночной темноте мусорного бака, Хьюго остановился.
Что? спросила Мария. Ты что-то вспомнил?
Хьюго достал из рюкзака стопку бумаги и, взвесив на руке, размахнулся.
Хью! вскрикнула Мария.
Черные страницы разворачивались и шелестели в полете.
Хью! кричала Мария.
Невидимая в темноте бывшая книга шлепнулась обо что-то и осталась в прошлом.
Хью шепот был почти не слышен.
Теперь мы уже не найдем это место, сказала Мария, когда они прошли несколько кварталов, всякий раз сворачивая то направо, то налево.
Не найдем, согласился Хьюго.
Где мы? спросила Мария. Я плохо знаю город.
Впереди сверкала реклама супермаркета «Дэнни», слева и справа уходила в темную даль улица, название которой светилось на указателе: «Южная Элм-стрит».
Ты знаешь, где мы?
Хьюго кивнул.
* * *
Когда они пришли домой, небо на востоке было серым. Две темные фигуры на фоне светлевшего окна застыли посреди комнаты, прижавшись друг к другу. Целовались? Может быть. Что-то говорили? Возможно. Молча смотрели в глаза? Скорее всего.
Когда взошло солнце, Мария поймала отражение в глазах Хьюго и, ослепленная, поняла, как мало ей нужно для счастья.
Мы будем счаст начала она, и Хьюго не позволил ей договорить, закрыв рот поцелуем.
Ты не хочешь сказать или не знаешь? спросила Мария много времени спустя, когда все мысленные клятвы были даны и повторены многократно.
Хьюго гладил ее безнадежно своевольные волосы. Мария не стала повторять вопросей было слишком хорошо сейчас, чтобы думать о далеком будущем, а в ближнем она была уверена.
Хью, спросила Мария, ты знаешь все, что будет с людьми? С миром? До конца времен?
Может быть, Хьюго был сосредоточен, он хотел ответить правильно, так, как чувствовал. Я знаю, когда меня спрашивают. Или когда сам спрашиваю себя. Но вопрос нужно правильно задатьтогда я вижу ответ, будто надпись на белой стене.
На языке Бога?
По-английски, конечно.
Как Моисей, с которым Бог говорил на своем языке, а пророк слышал арамейский?
Хьюго покачал головой. Он не ощущал себя пророком, хотя и понимал, что переполнен не известными ему знаниями.
Я библиотекарь, сказал он. И ничего больше. Книги будущего стоят на полках в моей памяти, но, чтобы вспомнить, я должен снять с полки нужную книгу, поднести к внутреннему взгляду и прочитать написанное.
А когда ты Когда
Хьюго понял.
Книгу смогут читать наши дети, сказал он.
Наши Ты уверен, что
Хьюго поцеловал Марию в губы, вопрос так и не был задан.
Я голоден, как сто Пантагрюэлей, объявил Хьюго. И выпил бы миллион чашек кофе, как Гаргантюа.
Скажи, спросила Мария, когда они сидели на диване перед журнальным столиком, жевали бутерброды и запивали горьким, как счастье, кофе, если в твоей библиотеке есть все, то ты можешь ответить: почему Бог именно тебе и именно сейчас послал свою книгу.
Бог? с сомнением произнес Хьюго. Не думаю. Это была библиотечная книга, верно? Из той библиотеки, которая
Он замолчал.
Я поняла, Марии не нужно было объяснять, ей казалось, что всякий раз, когда она смотрит Хьюго в глаза, на нее снисходит благодать, к ней приходит вдохновение, что-то взрывается в ее душе и, расплескивая, приносит понимание единственного для нее человека.
Вселенная, произнес Хьюго, глядя в глаза Марии и вглядываясь в себя, некоторые называют ее Библиотекойсостоит из огромного, возможно, бесконечного числа шестигранных галерей
Библиотека, подхватила Мария, это шар, точный центр которого находится в одном из шестигранников, а поверхностьнедосягаема. На каждой из стен каждого шестигранника находится пять полок, на каждой полкетридцать две книги одного формата, в каждой книге четыреста страниц, на каждой странице сорок строчек, в каждой строке около восьмидесяти букв черного цвета.
В каждой книге, поправил Хьюго, пятьсот пятьдесят три страницы, на каждой странице девятнадцать строк, в каждой строке по двадцать девять букв. Черного цвета, да.
И все буквы разные, прошептала Мария.
Конечно, сказал Хьюго.
Солнце поднялось выше и слепило глаза.
Нас ждет ректор, напомнила Мария, взглянув на часы.
Никто, сказал Хьюго, будто не расслышав, не знает, как правильно задать вопрос. А библиотекарь не знает, какую книгу снять с полки, чтобы прочитать ответ. Обычно вопрос возникает только тогда, когда ответ ясен. Книги пылятся на полках, их никто не спрашивает. Тогда сам подходишь, берешь в руки книгу и читаешь первые попавшиеся строки: «Кто имеет ухо, да слышит. Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом». И кто поймет тебя, если вопрос не был задан?
Можно, я задам вопрос? сказала Мария.
Спроси, улыбнулся Хьюго.
Мы пойдем в библиотеку? Ректор не любит ждать.
Мы?
Я с тобой.
МАЙК ГЕЛПРИНПрактикантРассказ
Без одной минуты семь дневальный вывалился из казармы на свет божий. На ходу натягивая рукавицы, потрусил на центральный плац. Матерясь, отодрал от земли вмёрзшую в грунт за ночь арматурину. Примерился и с оттяжкой ввалил по рельсу.
Ненавистный, душу выматывающий звук разошёлся по зоне. Ворвался через зарешеченные окна в бараки. Проник сквозь отдушины в изоляторы. Разом выдернул из сна шесть тысяч зеков. Всех, от привилегированного лагерного отрицалова до обитателей петушиных кутков.
Мишаня, смотрящий зоны, идейный вор в авторитете и в законе, любил спросонья лениво подумать и помечтать.
«Шакалы позорные, подумал Мишаня о доблестной охране лагеря. Урыть бы вас всех», помечтал он.
Чифирьку заварить, Мишанечка? юзом подкатился Амбал, личная сявка авторитета, болтун, лизоблюд и специалист по чесанию пяток. С утреца чифирьку-то, а, родное сердце?
Закройся, осадил шестёрку смотрящий. Ступай, покличь там Вяхиря и Девятку. Пускай после утренней поверки до меня топают. И насчёт хавки распорядись, скажи шнырю, пусть сюда тащат, сам не пойду, не в масть мне сегодня.
Амбал поспешно растворился в кирзово-портяночной барачной вони, а Мишаня, кряхтя, устроился на нарах поудобнее и принялся размышлять уже не лениво, а всерьёз. Блатных на зоне валят одного за другим. Что ни день, оттаскивают босяка ногами вперёд по другую сторону колючки. Туда, где между лагерем и лесом небрежно врыты в землю ряды покосившихся крестов.
Такого количества жмуров видавший виды Мишаня не мог припомнить. Разве что в лохматые времена, когда красная масть напропалую резалась на зонах с чёрной. Тогда на погост зеков тащили штабелямиправильных воров с лагерными суками вперемешку. Но в те времена всё было просто: поймал рванина заточку под сердце, и гуляй от рубля и выше. А вот сейчас И не какую-нибудь лагерную перхоть валят, а самых что ни на есть деловых и козырных.
Тбилисский законник Гочаудавлен во сне ремнём. Питерский налётчик Скокарьзарезан в шизо. В одиночке зарезанвертухаи крестятся и божатся на нечистую силу, что не при делах. Одесский авторитет Бароннайден утопленным в сортире. Ростовский фармазонщик Гоп-стоп. Ереванский кидала Арарат. Казанский мокрушник Бес. Зарезаны, заколоты, удушены, придавлены брёвнами на лесоповале.
Такое положение на зоне означало беспредел. А за беспредел со смотрящего спросят. Дадут по ушам на сходке, будь он хоть трижды в законе и четырежды в авторитете. Раскоронуют, и на следующий день сколотят на кладбище новый крест.
Деловые прибыли, едва Мишаня расправился с заботливо доставленным из столовки завтраком. Вечно хмурый, немногословный бандит-рецидивист Вяхирь и Девятка, фартовый катала из Душанбе.
На воздух выйдем, Мишаня поднялся с нар, потянулся. Подскочивший Амбал, угодливо скалясь, накинул на плечи телогрейку.
Майское утро встретило слякотной моросью, ветер кашлял из тайги надсадными порывами, будто страдал одышкой.
Какие мысли имеются? Мишаня вытащил пачку «Беломора», угостил братков. Выщелкнул папиросу для себя, свернул мундштук по-жигански, крестом, закурил на ветру. Насчёт того, кто тут у нас беспредельничает?
Мужики базарят, Вяхирь цыкнул слюной в талый снег, жадно затянулся и выпустил дым через нос. Так вот, такой гнилой базар стоит, что привидение.
Чего? опешил Мишаня. Какое, к хренам, привидение? У тебя с крышей как?
Крыша у кента в порядке, поддержал Вяхиря Девятка. Мне бы такую крышу. Но ты сам прикинь, что получается, пахан. Скокарь парился в одиночке. Никто к нему не входил, никто не выходил. А нашли под утро с электродом в спиняке. Ещё тёпленького. Потом Гочаэто как же удавить надо, чтобы ни одна гнида в бараке не проснулась. Затем Баронпопробуй, затолкай такую тушу в очко, даже если прикинуть, что он к тому времени уже сожмурился. Далее
Харэ, прервал Мишаня. Это всё я и сам знаю. Только в туфту и байду мужицкую не верю. Привидение, мать его. Наслушались романов, что Трепло после отбоя тискает. Я так меркуюподсадили мусора к нам мокродела. Пса, натасканного людишек валить. Вот он и беспредельничает. Вы команду борзым отдайте, пускай приглядятся, кто по масти подходит. Детинушка это должен быть серьёзный. Весь из себя быковатый. И биография должна быть тоже серьёзнаячтобы не подкопаться. Чтобы свой, на первый взгляд, в доску. Сам он, верняк, в наколочках, и статей за ним вагон с прицепом. А вот подельников у него быть не должно. Потому как прошлые дела его мусора стряпали в ментовке. Такого и ищите, ясно вам?
Куда яснее, мля, буркнул Вяхирь. Только ты, пахан, какого-то супер-шмупер душегуба нарисовал акварелью. Как его, из романов, что Трепло тискает. Ниндя Шминдя, мля
Ниндзя, подсказал Девятка. Из этих, из япошек. В общем, из косорылых.
Давай, тисни нам на ночь, велел Мишаня. Позабористей что-нибудь. Амбал, сюда топай. Почешешь пятки, пока Трепло разбазаривает.
Про что желаете? осведомился Трепло. Детектив, может быть? Или любовный роман? Про Дон Жуана не желаете? Или могу фантастику.
Был Трепло стар, неказист и дряблокож. Видом своим напоминал Мишане гриб поганку. Однако романы тискать умел, тут не отнять. Заслушаешься, как тискал.
Детектив не надо, поразмыслив, решил авторитет. Детективы мусорам рассказывай. Про донов, графьёв всяких, остохрениздело. Давай, что ли, фантастику. Позаковыристей.
Как пожелаете. Пожалуй, перескажу вам любопытный роман американского фантаста, э-э Дэна Катерпиллера. Называется «За добром и славой».
Говно название, высказал авторитетное мнение Мишаня. Ладно, давай тисни.
На планете Альхея преступность изжили много столетий назад, начал Трепло. Тюрьмы там давно превратили в музеи, на месте бывших лагерей и зон разбили парки. Воровать, грабить, насиловать альхейцы разучились, хотя когда-то, в незапамятные времена, и умели. Но сейчас одна только мысль о преступлении вызывала у них отвращение и ужас.
Мусорская мечта, подал реплику Девятка. Рай для лягавых.
Возможно. Однако с исчезновением преступности на Альхее упразднили и структуры, занимающиеся правопорядком. В них не стало нужды. Цивилизация достигла небывалых высот, а альхейские мораль и справедливость вошли в поговорки у многих народов галактики. Даже на весьма отсталых планетах разрешать конфликты приглашали жителей Альхеи.
Скукота какая-то, почесал подмышкой Мишаня. Если там и дальше так, то ну его, этот роман, на хрен.
Нет-нет, поспешно заверил авторитета Трепло. Дальше гораздо интересней. Позволите продолжать?
Ладно. Валяй.
Так вот, несмотря на то, о чём сказал, иногда на Альхее рождались люди с задатками преступников. Комбинация генов, знаете ли, редчайшее совпадение хромосоми в новорожденном вдруг начинали проявляться дурные наклонности далёких предков. Разумеется, подобные свойства индивида выявляли ещё в младенчестве. И тех, кто представлял потенциальную опасность для общества, изолировали.
Ты же сказал, что тюрьмы срыли, недоверчиво заметил Вяхирь. Куда же их изолировали, мля?
Их помещали в специальные интернаты. Создавали им все условия, заботились. Лучшие учителя работали с юными альхейцами и старались искоренить атавистические навыки. Однако удавалось это не со всеми. И тогда
Вот бы мне так, мля, прервал Вяхирь. В интернат на все условия. Глядишь, и искоренили бы, мля. И пара инкассаторов в живых бы осталась.
Пахан, вставай! Вставай же! тормошил Мишаню Девятка. Вяхирь вскрылся.
Как вскрылся!? авторитет вскинулся на нарах. Когда?
Только что. Амбалу до сортира приспичило. Глядит, а Вяхирь там на полу остывает. Вены на обеих руках порезаны. И на шее, где сонная артерия. В кулаке перо. Кровищи натекло, мать-перемать. Тогда Амбал
Амбал, говоришь? прервал Девятку авторитет. Где он сейчас?
Так к куму забрали. Там, в сортире, хипеш был вокруг Вяхиря. Сам кум и прискакал вместе с лепилой. Кто, мол, говорит, обнаружил? Ну, вот Амбала и прихватили, теперь, небось, в кумовской с ним базар-вокзал.
А ну, выйдем, велел Мишаня. Проветримся.
Снаружи, в утренних вязких сумерках, закурили, постояли с минуту молча.
Царствие небесное, помянул авторитет покойного Вяхиря. Ну, а про Амбала что можешь сказать?
Да ничего. То же, что и все. Бугаина здоровый.
А вот ты как меркуешь, почему такой бык у меня в сявках? Ему пристало мазу по бараку держать, а он пятки чешет.
Так статья же у него, растерянно сказал Девятка. Сто тридцать втораяизнасилование малолетней. С такой статьёй или в сявки, или в петухи. Ему пофартило ещё, что ты его пригрел, до себя приблизил.
Пофартило, говоришь? А где Амбал был, когда Скокаря в шизо уработали?
Не знаю, признался Девятка. Но можно узнать. Ты что же, думаешь, это Амбал? Неужто он? Но почему тогда Вяхиря?
Почему?.. А вот знаешь, почему я в авторитете, а ты у меня в пристяжи, а не наоборот? вопросом на вопрос ответил Мишаня.
Ты пахан, на тебе дела.
Нет, не поэтому, деловых на зоне хватает. А в авторитете я потому, что мозгой шурупить умею. Вяхирь ведь в несознанке был, на зону угодил по совокупности косвенных. И молчал всё время, даже мне его дела неизвестны. А вчера про инкассаторов языком болтанул, помнишь? А Амбал слышал. Вот и заделал его. И в сортире как бы случайно оказался. Я давно уже к Амбалу приглядываюсь. По мнетихарёк он, больше некому.
Так что же, будем его кончать?
Повременим пока. Но ты деловым шепни. Пускай берут Амбала в клещи. Так, чтобы каждый его шаг, каждый вздох чтобы был мне известен.
Героя романа Катерпиллера звали Альхр, продолжил рассказ Трепло на следующий вечер. Ему дали имя в честь планеты. Ещё в младенчестве тесты выявили у него антисоциальные наклонности. Причём коэффициент опасности для общества у Альхра оказался чрезвычайно высоким. Альхейские специалисты говорили, что подобные ему рождаются раз в несколько тысяч местных лет. За всю историю таких было наперечёт, и каждый оставил след по себе.
Какой след? насмешливо спросил Девятка. Сотню жмуриков за горбом?
Нет, не сотню. Гораздо больше. Этим альхейцам были подвластны великие дела. Их не сдерживала мораль, не ограничивала неспособность к насилию. Они вершили то, на что их соотечественники были неспособны, меняли ход истории отсталых цивилизаций. Как и прочие альхейцы, они свободно перемещались во времени и пространстве. Как и прочие, были способны менять обличье и обладали феноменальной регенеративной способностьюуничтожить альхейца чрезвычайно сложно, он останется в живых, даже будучи в эпицентре ядерного взрыва средней мощности. Как у прочих, чувство социальной справедливости было развито в них абсолютно. Однако в отличие от всех остальных они были способны убивать. Свергать тиранов, устранять террористов, умерщвлять насильников и убийц.
Ловко, сказал Амбал. Мне бы так, я бы таких делов натворил.
Тебе грех жаловаться, Мишаня, прищурившись, заглянул Амбалу в глаза. Ты и так натворил. Четыре малолетки на тебе, куда там до тебя этому, как его, супермену Ладно, вы побазарьте тут без меня. Девятка, а ну, выйдем на воздух.
Пахан, зачем ты про малолеток сказал? сунулся к авторитету Девятка, едва они оказались снаружи. Не по понятиям ведь про чужие дела на людях.
А ты что же, не въезжаешь, зачем?
Нет, клянусь.
Ну и ладно. Ты вот что. Иди, разыщи шныря, скажи, что я велел. Пускай, кровь из носу, найдёт Жорку-библиотекаря. Где хочет пусть сыщет. Хоть с бабы его снимет, хоть из гроба вытащит. И пускай Жорка сей момент до своей библиотеки шустрит. И не позже чем через час придёт ко мне и всё обскажет.
Что обскажет-то, пахан?
А то, есть ли такой писака Дэн, как его Катерпиллер. Хотя я мазу могу поставить, что такого и нет вовсе. Но если вдруг естьна всё, что тот нахреначил, пускай Жорка мухой составит список. По названиям. И волочёт этот список ко мне. Всё понял?
Мишаня бежал из лагеря в ту же ночь, воспользовавшись суматохой, образовавшейся после того, как зарезали Амбала. Нырнул под колючку. Петляя под выстрелами с вышек, прорвался через контрольную полосу и вломился в тайгу. Сутки, не давая себе передышки, отчаянно пёр на юг, уходя от преследующего по пятам собачьего брёха. Вышел, наконец, к реке, из последних сил одолел её вплавь. Ещё часа полтора трудно отползал от берега в чащобуидти он был уже не способен.
Мишаня позволил себе забыться коротким сном, лишь удостоверившись, что лай за спиной стих, а значит, на берегу псы потеряли след. Через пару часов он заставил себя подняться и ещё полдня, стиснув зубы от усталости и боли, упорно хромал на юг.
Альхеец настиг его на закате. Возник перед авторитетом ниоткуда, из воздуха, и коротким ударом свалил на землю.
Я знал, что ты меня достанешь, утерев со рта кровь, проговорил Мишаня. Может, дашь уйти, а? Проси, что хочешь. Деньги, связивсё отдам.
Такие, как ты, не должны жить, сказал альхеец, их следует уничтожать. Путь к добру вымощен костями, знай это. И замешан он на крови.
Мишаня, собрав всё, что в нём ещё оставалось, поднялся. Кем-кем, а трусом он никогда не был.
«Вымощен костями», передразнил он альхейца. «Следует уничтожать». Дерьмо этому цена, Альхр, или как там тебя. Тытакой же, как я. Ты убиваешь просто потому, что тебе это нравится. И для того, чтобы твои грёбаные земляки перед тобой прогибались. Херой, мать твою.
Ты прав, я амбициозен и хочу, чтобы потомки меня помнили. Им будет за чтоваша цивилизация погрязла во лжи, коррупции и насилии. Я это исправлю.
Дешёвка ты, сказал авторитет презрительно и сплюнул на землю. Недаром тебе на зоне позорную кликуху повесили. Треплоты трепло и естьпустобрёх. Цивилизацию он исправит, баклан. Замочив для этого десяток несчастных зеков.
У меня больше нет на тебя времени, Альхр шагнул вперёд. Ты ничего не понял. Думаешь, мне легко убивать? Я переступаю через своё естество каждый раз, когда вынужден сделать это. Но мне предстоит убивать, и много. Поэтому сейчас я лишь тренируюсь. На таких, как ты, на мерзавцах, которых не так жалко. Я пока всего лишь прохожу практику.
Мишаня посмотрел на Альхра в упор.
Которых не жалко, значит, сказал он. Знаешь что, фуцан. Ядерьмо. Ты прав, таких, как я, надо уничтожать. Но таких, как ты, практикантов Будь моя воля, я бы зарезался, удавился бы, вспорол себе брюхо. Только за то, чтобы такая сволочь, как ты, никогда не родилась. По сравнению с тобой я
Мишаня не успел закончить фразы. Инопланетянин сделал едва заметное движение, и авторитет умер прежде, чем его тело коснулось земли.
Альхр с минуту постоял, опустив голову и скрестив на груди руки. Затем плавно повернулся и растворился в вечерних сумерках.
«Только за то, чтобы такая сволочь, как ты, никогда не родилась, бились у него в виске последние слова покойного. Сволочь. Никогда не родилась. Сволочь. Никогда»
ДАРЬЯ БЕЛОМОИНАПамятьРассказ
Без меня в доме завелся непарный носкоед. Муж по утрам никак не может найти носки.