***
были, наверное, в каждой второй квартире райцентра. У Ватсона в доме тоже висел такой: каждое утро в шесть часов будил его звуками заунывной классической увертюры. Были приёмники и во всех кабинетах районной администрации.
Чтобы попасть в радиоузел, надо пройти через кандейку электрика Алексеича, пенсионера с солидным стажем, постоянно, как и полагается электрикам, не трезвого. Ключ от массивного висячего замка, на который запиралась железная дверь радиоузла, тоже был у него.
Добрый день, уважаемый.
Дремлющий электрик тяжело поднял голову от верстака, на котором среди проводов и инструментария приютились пустой стакан и консервная банка. Щурясь сквозь толстые стёкла очков, дед попытался разглядеть визитёра.
Радиоузел готов?
Э-эт, к чему он готов?
Я не понимаю, Ватсон добавил в голос металла, что у вас здесь вообще происходит? Раз ваш директор на совещании с губернатором, значит, пьём на рабочем месте? Фамилия! рявкнул Ватсон и направил на электрика наконечник трости.
П-петров наше фамилие, а эт-т чего делать, а?
Снимать штаны и бегать! На пенсию, к чёртовой матери! Через пять минут транслируется совместное обращение губернатора и главы администрации к жителям района, а тут, на хрен, бардак и пьянка!
Да я эт-т, не было приказа, я эт-т, не виноватый, не говорили мне
Ватсон убрал трость и чётко, раздельно произнёс:
Радиоузел. Открыть. Потом. Бегом. Марш. За мастером, твою мать!!!
Ватсону приходилось здесь бывать. В самом начале газетной карьеры сделал пару выпусков молодёжной передачи, которую сам же и придумал. Сел, включил тяжёлый стационарный магнитофон, наклонил ближе штатив микрофона. Прокашлялся, включил запись и заговорил.
Внимание. Говорит местный радиоузел. В студиикорреспондент Олег Викторович Семёнов. Уважаемые земляки! Сейчас вашему вниманию будет представлена запись двух бесед. Первая записьмой разговор с капитаном ФСБ Вадимом Пановым. Втораяс главой администрации района. Вы узнаете его голос. В настоящий момент меня, корреспондента Олега Семёнова, скорее всего, нет в живых. Записи понятны без комментариев. Прощайте.
Потом поднёс диктофон к микрофону и переписал на ленту оба разговора. Включил трансляцию, воспроизведение и тумблер реверса. Теперь запись будет повторяться, пока кто-нибудь не сможет попасть внутрь. Отключить радиоузел снаружи невозможно, он запитывается автономно от федерального кабеля. Окон нет. Вскрыть запертую изнутри дверь, мощную, как в бомбоубежище, смогут не сразу и не скоро.
Ватсон с трудом достал сигареты и закурил.
Когда через три часа дверь вскрыли автогеном, магнитофон в очередной раз говорил голосами Панова и полковника.
В помещении никого не было.
Олег залёг за серым мшистым валуном и определил ещё пару запасных позиций. Группка густо стоящих молодых осинокраз. За ними углубление, очень похожее на стрелковую ячейку, два. Достал обе дымшашки, рядом положил ракетницы. Взвёл затвор винтовки и аккуратно прислонил её к валуну. Слева от камня положил «лимонку». Всё делал размеренно, обстоятельно, не позволяя себе думать о том, что автомобили в любой момент могут сорваться с места. Почему они сейчас остановились, не думал тоже. Некогда.
Зажёг термитные спички обеих дымовух, и пока они разгорались, выдернул заглушки ракетниц и вытряхнул наружу шнуры с металлическими кольцами. Начавшие гореть шашки, не высовываясь из-за укрытия, бросил в неглубокий кювет перед «волжанкой». Получилось удачно: дымящие картонные цилиндры легли метрах в пяти друг от друга. В машинах всё ещё ничего не заметили, но теперь надо было спешить.
От взрыва «лимонки» джип подпрыгнул, но корпус казался целым. «Бронированный он, что ли?»удивился отстранённо Олег. Дверцы машины распахнулись, кто-то попытался выскочить. Олег привстал на одно колено и, целясь в салон, выстрелилодна за другойиз обеих ракетниц. Первая срикошетила от капота и с диким воем ушла вбок и вверх. Вторая легла удачнее. На факел, в который превратилось недавнее чудо японской техники, Олег не обратил внимания. Поймал в прорезь прицела голову выскочившего уже с пистолетом в руке пассажира, бывшего рядом с водителем. Мягко нажал на спуск. Пока пассажир странной тряпичной куклой оседал на дорогу, Олег перезарядил мелкашку.
Надо менять позицию. Ядовитый серый дым шашек стелился над дорогой, почти скрыв «волгу». Это было плохо, Олегу не было видно противника. Но тем, кто находился в машине, приходилось гораздо хуже. Из клубов дыма прямо на него выскочил кашляющий человек с сумасшедшими вытаращенными глазами. Олег просто приподнял ствол и выстрелил. Выстрела за треском горящего джипа слышно не было, казалось, что бегущий человек просто споткнулся. Олег перекатился в «ячейку», и только тогда в его сторону начали стрелять. Били из АКСУ и, кажется, «Стечкина» по камню, верно определив его как наиболее вероятную позицию стрелка. Олег, загнав в казённик патронв кармане оставалось последних два, осторожно выглянул из укрытия.
И тут рванул джип.
«Чё-ёрт, что они в нём, снаряды возили?»Олег помотал глухо гудящей головой. Сильный порыв ветра с озера согнал ядовитый дым в овраг. Со стороны дороги никто не стрелял. Неловко встав на ноги, почему-то уверенный, что стрелять больше некому, он пошёл к «волге». Машина осела и странно накренилась влево. Пока горел только багажник, но пламя в любой момент могло охватить всё. «Сейчас, братка, Олег не чувствовал, что разговаривает вслух, сейчас я тебя оттуда вытащу. Я их поубивал. Я их, гадов, всех поубивал. А мы пойдём сейчас Домой. Вместе». Правая задняя дверца была открыта, и из салона наполовину выпало на дорогу чьё-то тело. Рядом валялся короткий автомат. Схватив труп за воротник курткиОлег не сомневался, что это труп, вытащил его на грунтовку. Посмотрел в мёртвое лицо. Ага. Отстрелялся, Вадимка. Брат сидел, согнувшись и неловко уткнув лоб в переднее сиденье. Олег догадался, что он, может быть, контужен или даже ранен. Ну, конечно, ранен, вот видно на груди слева, пятнышко маленькое, с пятикопеечную монету. Крови, слава богу, немного. Бросил винтовку, подхватил Брата подмышки и потянул на себя. Сейчас главноевовремя попасть в больницу. А там и операцию сделают, а если кровь нужна будет, то у него, Олега, её вон сколько. Главное, такая, как надо. Олег потом даже мудака Ватсона простит. Всё будет хорошо.
Тот, кого Панов называл Петровичем, был отброшен тутой ударной волной вниз, в овраг. Перед тем как вывалиться из салона и открыть стрельбу вместе с капитаном, за два мгновения до взрыва, он приставил «Стечкин» к груди находившегося всё ещё без сознания Брата и нажал курок. Сейчас он стоял на краю оврага у разгорающейся «волги» и целился, как в тире: расставив ноги, поддерживая правую руку левой. Выстрела Олег не услышал.
Глава 8-я
Дерево в камине умирало весело, с огоньком. Мне нравится смотреть, как пламя ласково гладит, облизывает, будто пробует на вкус аккуратные одного размера берёзовые полешки, а потом жадно вгрызается в них целиком, истончает, делает сначала весёлыми ярко-рубиновыми, а потом мёртвыми, пыльными и чёрными. Подбросил ещё.
Сегодня был трудный, но в целом удачный день. Как ловко я срезал этого надутого павлина из Контрольной Комиссии, как схватился он за свой жирный бок, думая, что именно там у него должен находиться тот кусок мяса, который скоро доведёт его до инфаркта. И вообще, время Москвы уходит. Второй Питерский Папа подряд уверенно идёт на второй срок. А там, глядишь, и на третий. Только идиот не заметит очевидного и не сделает правильных выводов. Яне идиот.
Кстати, надо бы поработать с яйцеголовыми из аналитического отдела. Ну-ка, что они там такое загоняют: «в качестве математической модели системы предвыборной кампании может выступать только модель на основе расплывчатых множеств, а именно развивающаяся система с дискретным временем при нечётко заданных условиях». Ещё одна такая докладная записка у меня на столе, удавлю подлецов. А потом уволю. Удавлю и уволю, так. Какая на хрен «математическая модель»! Хлеба, зрелищ, водки. Чтобы дёшево и много. Желательно вообще даром. Пообещайи всё твоё. Вот вся система. Быдло это жрёт и чавкает уже двадцать с лишним лет, а перед этим жрало ещё семьдесят. Выборы, мать вашу.
Ладно, всё к чёрту. Может, выпить сегодня немного? Только немного. Справедливости ради надо признать, я вчера слегка перебрал. Перейти, что ли, на винишко? Но ведь терпеть не могу эту косорыловку. «Ах, букет! Ах, аромат!» Тьфу. Не сегодня.
Фужеры, рюмки к дьяволу. Стакан подойдёт. Эх, где мои семнадцать и обыкновенный гранёный стаканишко? Надо сказать, пусть в бар парочку поставят. Для ассортимента. Где мои семнадцать лет Вот уж привязалось, не отцепится. Чего хорошего в тех семнадцати? Всегда: начинаю думать о так называемом «прошлом»зло берёт. Неизменное прошлоеудел плебса. И прошлое, и будущее делаем мы. Самое смешное, что это элементарно, никто просто не берёт на себя труд подумать. Любой, кстати, не только предвидит своё будущее по нескольку раз в день, но моделирует и изменяет его. Простейший пример: переходишь через дорогу, так? Едущий по ней автомобиль ты можешь пропустить, стоя на обочине, пойти быстрее и избежать столкновения, дождаться зелёного сигнала светофора. Во всех случаях ты предвидишь, моделируешь, изменяешь собственную судьбу в будущем, даже не задумываясь об этом. Ведь стоит пойти медленнее или остановитьсятебя собьют. Это, конечно, утрированно, но смысл примерно такой. Существует, естественно, множество других факторов, способных повлиять на твоё будущее в этом примере: гололёд, неисправные тормоза, пьяный водитель, в конце концов. Здесь как раз и важна степень владения информацией и её, информации, качество, умение мыслить, анализировать и сопоставлять.
Дальшепростейшая логика: если можно изменить будущее, которое ещё не произошло, то прошлое, которое уже состоялось материально, изменить ещё проще. Любой материальный объект можно перестроить. Хоть забор вокруг дачи, хоть египетскую пирамиду. Прошлоевесьма хрупкое здание, которое нужно периодически не только белить-красить, но и капитально ремонтировать. Как? С помощью тех же ингредиентовсмотри выше по тексту. Тут нюансы очевидны. Обладание объёмом качественной информации, личные способности к мышлению и анализу, получение требуемого результатаэто не для быдла. Не забираясь глубоко в дебри, осмелюсь утверждать, что со времён изобретения алфавита существовали мы. Переписчики.
Нальём свеженького. Что тут у нас? А давай водочки! Правильно, брат, скушаем её, родимую. Что я там говорил про дебри? Агауглубляться не стоит. Потому что это история. А кто её знает, историю? Тот, кто её делает. Мы. Государства переписывали, если возникала необходимость. Из Атлантиды сказку? Легко. Из Гипербореи миф? Да сколько угодно. Да что далеко ходить, как красиво сначала сделали, а потом переписали «родину Великого Октября». Вот это люди. Профессионалы. Хотя и мы кое-чего умеем. Да.
Не касаясь настоящего, подписка, знаете ли, неразглашение, вспомните лучше Евгения Ольховского. Не помните? Правильно, мои хорошие. И не вспомните. Потому что его не-бы-ло. А Большую Бомбу сделал дядя Оппенгеймер, это все знают. Почему Ольховский был неудобен, почему его переписалине нашего ума дело. Хотя стоп, я ничего не говорил, это уже нулевой допуск.
А сколько их было, вообще, которые пыжились, воздух портили, доказывали кому-то чего-то. Миллионы. Ау, вы где, миллионы? Потерялись. Смешно.
Не-ет, тут вы, конечно, правильно интересуетесь. Кто что охраняет, тот это и имеет. Главноемеру знать. Но для себя чего ж не постараться? Хотя у меня материал трудный попался. Брат, Ватсон, Олегсвятая троица, намучился с ними. Всё горе мира от таких идиотов. Надо было всего-то, когда Вадимка Панов предложил полковника подставить, взять конверт и всё полковнику рассказать. Я так и сделал. Мент, конечно, сволочь, но многому научил. С людьми познакомил. Сейчас на пенсии, козёл, но руку на пульсе ещё держит. Или лапу на горле. Ничего, ему недолго осталось. А Панова я даже переписывать не стал. Уволил, на хрен. Не человеквошь. С героем-разведчиком Семёновым промашка вышла. Чуть не испортил всё, стрелок ворошиловский. Но это моя ошибка. Что называется, запятую не там поставил.
А талантливый я, чертяка! Ведь в девяносто шестом ещё ничего ж не знал, не соображал, не догадывался, сам по себе, корреспондентишка вшивый, а чуть такую модель не отгрохал. Красочки сгустил, конечно, но оно и понятноидеалистик, розовые сопли. Как бишь моделька называлась? Ага«Чистое небо». Сказка для взрослых. Иногда даже жаль, что с этой работой в краткосрочной оперативной памяти так много лакун образуется. О чём пытался писать тогда, не помню толком. Но это и не важно. Не былозначит, не было. Померла, так померла. Сейчас главное, чтобы ни одной сволочи и в голову не пришло на меня наехать. Я их, сук, всех на абзац вперёд вижу. Все у меня вот где будете!
Эк, меня пе-реб-рал. А кому какое дело? Это моя жизнь, слышите?! Я переписать себя не позволю. Надои Питерским Папой займусь вплотную.
Вы ведь всё равно ничего не заметите.
ВЛАДИМИР ГОЛУБЕВНаблюдательРассказ
1. Луна
Инструкция к магнитофону «Маяк-203». Чтобы включить режим записи, необходимо нажать красную кнопку и, удерживая ее, нажать ручку вниз и повернуть вправо. Ага, закрутилось! Раз, раз, проверка. Стрелка прыгает. Ну, уважаемые воображаемые, как говорится, поехали!
Честь и слава космонавтам! Они гордость планеты, всего человечества. Они, не щадя живота своего, прокладывают нет, так нельзя. Так говорить нехорошо, потому что они иногда погибают. Нехорошо говорить, даже если, кроме магнитофона, никто тебя не слышит. Надо сказать вот так (сейчас, только перемотаю назад): они, презрев опасности, прокладывают человечеству путь к звездам! Они быстры и решительны. Они не знают колебаний и сомнений. Они легко летают на третьей космической, вторая для них обычна и обыденна, а уж перваятьфу, не стоит разговоров
Онибоги, возносящиеся в небеса на ревущих носителях, к которым простым смертным запрещено даже подходить ближе трех километров. Они не боятся взлетать, полулежа на тысячах тонн жидкого кислорода и ядовитого диметилгидразина, горением которого управляют невероятно сложные системы, имеющие теоретически неустранимую (и весьма заметную) вероятность отказа. Их не пугает и то, что САС, висящая над их головами, содержит целую тонну пороха, которому случайно вспыхнутьчто мне два пальца обосс обмочить.
Космонавтыбоги, несущиеся к Земле в огненных болидах спускаемых аппаратов; их отважные сердца не дрожат из-за опасности невыхода парашютов; им неведом страх. У них железное здоровье и мужественная внешность. Они одинаково легко ходят по Луне, Марсу и красной ковровой дорожке. Молодежь всего мира мечтает хотя сейчас уж мало кто ну, все равно, скажем так: молодежь всего мира равняется на героев-космонавтов и хочет свою жизнь делать с них. Они подобны танкам, что стремительным ударом прорывают фронт пространства и времени. И, само собой, получают абсолютно справедливые и честные награды. Хвалу и почет. Ордена и медали. Любовь женщин и признание народа. Ласку властей, и своих, и забугорных. Самое поразительное то, что эти подвиги они считают обычной работой и совершают их вовсе не ради славы и, уж конечно, не ради денег. Разумеется, они в меру честолюбивы и в меру амбициозны, а как же иначе? Иначе милости просим в сантехники. Вот так-с.
Они прорывают фронт. А за передовыми частями идут те, на чью долю выпадает рутинная работа по освоению завоеванных территорий. Всякие там трофейно-похоронные команды. Тьфу ты, типун мне на язык сейчас перемотаю как же это называется э-э-э кажется, обоз. Вот правильное слово. Дальше идет обоз, то бишь мы, скромные наблюдатели. Гнутенькие и корявенькие ну, это я уж через край ладно, скажем так: обыкновенные нестроевые части. Те, кто проработал в космической отрасли долгие годы, но в космонавты так и не сподобился.
Космонавтыпотомки летчиков. Их так поначалу и называли: летчик-космонавт. Да и сейчас летная практика у них обязательна. А мы потомки испытателей, людей совсем другой профессии. Ну, вот сравните: летчик-космонавт и наблюдатель-испытатель. Первое заставляет выпрямить спину и поднять глаза к звездам. А второесогнуться и впасть в тоску. Потому что главное (и единственное) качество, за которое нас ценят, это терпение.