Конец света с вариациями - Виктория Морана 11 стр.

Могила получилась мелкая, я рыл руками, осторожно откидывая прочь тряпки, микросхемы, теннисные мячики, наручные часы, обрывки глянцевых журнальных страниц, снова электрические проводаи затем кое-как присыпал погибшего.

Я бы не назвал это «преданием земле». Я был назвал это «прах к праху».

Второй выживший был безумцем. Я не сразу это понял. Он сообщил свое имя: Адам. В отличие от первого он говорил не переставая. Шепелявя разбитым ртом и глядя на меня единственным глазом (на месте второго зияла дыра), он сказал, что ураганы рождаются над океанами, когда из-за разности температур воздух приходит в движение и начинает закручиваться в гигантские воронки. Таким образом, если ураган был достаточно силен, чтоб сровнять с землей городазначит, он должен был вытянуть из океанов невообразимые массы воды, поднять эту воду в верхние слои атмосферы и затем обрушить нам на головы. Если этого не произошлозначит, океаны уцелели. И тогда, продолжал Адам, надо подготовить запасы пресной воды и пищии идти к океанам, как бы ни был далек путь. Океанэто рыба, ею можно питаться. Оставаться в глубине материка нельзя. Когда солнце нагреет землю, начнется гниение. Миллионы погибших людей и животных, сотни тысяч тонн органики станут разлагаться, все вокруг нас обратится в смрадный гумус, и выжившие умрут от болезней. Надо идти к океану.

 А что потом?  спросил я.

Адам захихикал и поднял вверх палец.

 Жизнь вышла из воды и должна вернуться назад! Если твердь умерла, надо искать спасения в воде. Надо создать новое, перерожденное человечество, умеющее жить в воде, как живут киты! Если мы так не сделаем, мы умрем.

 Не умрем,  сказал я.  Мы выжили, потому что так надо. Если я теперь умруэто не станет для меня событием.

Адам посмотрел на меня дикими желтыми глазами и вдруг достал из под одежды пистолет. Швырнул мне под ноги.

 Тогда убей себя,  предложил он.  Выстрели себе в голову.

Я взял оружие и от слабости едва не выронил его. Адам усмехнулся и продолжил:

 Вчера я встретил двоих. И обоим предложил покончить с собой. Оба согласились. Тытретий.

 Нет,  ответил я.  Не для того я выжил в урагане, чтоб теперь убить себя.

После чего встал, размахнулся и выбросил пистолет в темноту. Адам тоже всталнадо сказать, гораздо быстрее меняи убежал, грязно ругаясь, в том же направлении. Больше я его не видел. Конечно, он не был Адамом, наверняка присвоил себе это имя, для красоты. Может быть, он мечтал склонить к самоубийству всех встречных выживших и остаться единственным? Не знаю.

Следующий день я целиком потратил на то, чтоб насыпать холм. Работая от рассвета до заката, выкапывая подходящие обломки, куски дерева и металла, мятые кастрюли, седла для верховой езды, смартфоны, объективы для фотоаппаратов, дамские сумочки, бумажные стаканчики, я едва сумел поднять жалкую кучу до высоты собственной груди, но поскольку местность вокруг была ровной, как стол, мой сигнальный холм можно было увидеть издалека. Верх его я увенчал удачно найденной табличкой: «машины не парковать». Табличка была обильно измазана кровью, но это меня не смутило. Перевернув плоский кусок металла обратной стороной, я нацарапал одно слово: «ЕДА».

Отметив свою первую пищевую поляну, я упал, измученный, но довольный. Усталость меня не пугала: физическая работа отнимала силы, но укрепляла тело. Кроме того, я нашел почти целую тетрадь и несколько карандашей. Находка встряхнула меня: я вдруг вспомнил прошлую, безвозвратно утраченную жизнь. Кем я был, зачем жил? О чем писал? Может быть, все написанное мною тогда, до урагана, ничего не значит? И главный мой текст будет написан именно теперь, посреди безмолвной пустыни, в которую по воле природы обратился мир, некогда цветущий и сверкающий?

Ночью я видел сон: кровавый полет, вращение, тишина, ужас осуществляемой гибели. Подо мноювсе, что тяжелее; надо мноювсе, что легче. Смертная сортировка.

Утром я уже знал, что буду делать. Положил в пластмассовый мешок несколько фляг с водой, несколько бутылок водки и хлеб. Затем пошел на восток. Если все равно, куда идти, то лучше идти на восток, навстречу солнцу, не так ли?

С тех пор прошло шестьдесят дней. Каждый день я отмечаю записью в тетради. Встречу с каждым выжившимтоже излагаю, по возможности подробно.

Никто не знает, где мы находимся. Никто не знает, сколько сотен или тысяч миль пронес ураган каждого из нас.

Мы все говорим на разных языках.

Возможно, мы в Африке. Или в Австралии. Мы не знаем, сколько тысяч километров ураган нес нас по небу.

Мы объясняемся знаками или на простейшем английском, подмешивая испанские, немецкие, французские, русские, итальянские слова. Поэтому все истории, мною записанные,  очень простые.

Все как один ничего не знали об урагане, ибо жили уединенно, имея минимальную связь с внешним миром. Небогатые фермеры, целыми днями пропадающие на своем поле. Безработные городские алкоголики из нижних общественных слоев. Творческие личности или те, кто считал себя таковыми. Никто неделями не включал телевизор или вообще не имел его в доме. Никто не пользовался Интернетом. Никто не имел семьи и близких товарищей. Все выжившие быликаждый на свой ладчудаками, одиночками, полумаргиналами.

Объяснения этих простых, иногда вовсе невежественных людей сводились к словам «война» «метеорит», «пришельцы». Никто не знал ничего конкретного. Из ста семи восемьдесят имели сильные контузии и на многие вопросы отвечали «не помню».

Некоторые говорили совсем мало. Другие, наоборот, не могли остановиться по нескольку часовно я слышал мало интересного.

Один сказал, что видел, как мимо него летел длинный черный лимузин,  его разорвало пополам, и изнутри вылетели шесть или семь голых женщин, каждую из которых тоже, в свою очередь, разорвало пополам.

Другой выживший, наполовину темнокожий, наполовину азиат, кратко заявил, что ураганэто был «биг шейк», большая встряска. Я подождал объяснений, но смуглый малый отчего-то разозлился и закричал по-испански: «Vamos, vamos!» Я убрал свою тетрадь и ушел.

Идти следовало от поляны к поляне, все время возобновляя запасы воды,  вокруг теперь нет ни ручьев, ни рек, ни озер, все засыпало прахом цивилизации, принадлежностью к который мы, уцелевшие, недавно так гордились.

Нет ни лесов, ни кустарников, но на тридцатый день появились первые, то тут, то там лезущие к небу, зеленые всходы: семена растений не может уничтожить даже самый сильный ураган. Это знал даже я.

Трижды за два месяца шел дождь, но только один раз я сумел отыскать железную миску и набрал в нее дождевой воды: ее хватило на один глоток.

Лишь однажды за все время я встретил вполне социального человека, шведского рабочего, который любил адреналин и в день урагана поехал кататься по улицам на гоночном мотоцикле; парень утверждал, что выжил благодаря шлему и защитному комбинезону. Швед сказал, что ураган произошел от резкого нагрева атмосферы, вызванного кратким, однако необъяснимо мощным выбросом солнечной энергии; что урагана ждали, что люди были заранее оповещены, что многие заблаговременно бежали из городов в деревни, рыли подвалы, пытались спастись в подземельях метро, в угольных шахтах; военная и политическая верхушка в каждой стране имела свои собственные надежно оборудованные убежища; так или иначе, по рассказам шведского байкера, выживших могло быть много,  не жалкие сотни, которых встретил лично я,  но многие тысячи. И теперь каждому следовало только придуматьв каком направлении двигаться, как искать и где искать помощи, руководства к действию или просто доброго слова.

За шестьдесят дней я нашел четыре «пищевые поляны» и каждую отметил знаком, и обо всех знаках рассказал всем, кого встретил. Повторяю: почти все выжившие, как и я, не сидят на одном месте. Кто-то боится наступления холодов и движется на юг. Другие, как и я, идут на восток.

Бывает, что мы собираемся группойтрое, четверои шагаем вместе несколько дней, но потом те, кто слабее, предлагают более сильным не ждать, не терять хода. Слабые отстают, сильные идут дальше. Сильные не хотят возглавлять слабых, никто не желает никого никуда вести, а тоска по прошлому столь велика, что ее лучше переживать в одиночестве.

По ночам холодно, но у всех есть зажигалки и спички, а под ногами достаточно бумаги и кусков дерева.

Почти все больны, но у каждого есть медикаменты. Мы умеем искать под ногами. Мы находим аспирин и йод. Мы быстро научились выживать.

Многие сказали, что в первые дни после урагана искали и находили оружиеножи, револьверы, винтовкино затем, после одного или двух дней пешей ходьбы, выбрасывали стальные машинки, они были слишком тяжелыми, в встречаемые на пути люди все были слишком слабы, чтобы суметь напасть на другого. Сил хватало только на разговор.

Пейзаж вокругодин и тот же. Равнина, покрытая остатками старого мира. Под моими подошвами хрустит пластмасса, стекло и бумага. Металла и камня почти нет: металл и камень тяжелее пластика; все каменное и металлическое упало в первую очередь.

Равнина не имеет цвета. Наклонившись, можно увидеть под ногами кусочки, детальки, остатки, мелкие фрагменты, все они разных цветов, но если выпрямиться и оглядетьсяцвета сливаются в один, серый.

В моей тетради сейчас сто семь историй, и моя собственнаясто восьмая.

Высто девятый.

Как ваше имя? Расскажите, кем вы были в прошлой жизни. Объясните на любом языке или жестами. Я пойму. Расскажите, почему ураган разрушил наш мирведь он был не самый плохой?

Второй всадникКонец света, который мы не ждали

Галина МарияИ все деревья в садах

 Что,  спросила она,  никого не осталось?

Он покачал головой.

 Ну ты же знаешь, как оно бывает

Над поселком стояло сизое маревопроцессы распада и синтеза шли стремительно, нагревая и мертвую органику, и вьюнок. Вьюнок уже перевесился через глинобитные стены, один усик, трепеща, обвил Яну щиколотку и тот брезгливо отдернул ногу.

 Понятия не имею, как оно бывает,  пробормотала Фей.

Она охватила ладонями плечи и вздрагивала будто от ознобана таком-то солнце.

 Ну как же,  пробормотал он,  просто приходят, и все

Водонапорная башня уже обрушилась под весом оплетшего ее вьюнка. Усики жадно пили воду.

 Они же недавно отделились,  не сдавалась Фей.

 Значит, поздно отделились. Или скудно. Мало кому хочетсяна новом месте.

 Раньше так не было,  упорствовала Фей.

 Ну да, ну да,  устало согласился он. Спорить не было сил.

С другой стороны, Фей-то права. Сначалагорода. Потом крупные поселки. Чем больше людей, тем больше шансов, думал он, это как бабочки летят на свет Чем ярче свет

Огораживающая поселок стена была цела, понятное дело. Он сплюнул в пыль.

 Пойдем отсюда,  Фей расплакалась,  скорее пойдем!

 Погоди, только воды наберу.

Он выстрелил в зеленую массу, оплетавшую бакусики отдернулись. В железных обломках еще сохранилось немного водыона отдавала ржавчиной, но он погрузил в нее флягу и держал, пока последние пузырьки воздуха не лопнули на поверхности, подернутой радужной пленкой. Фей продолжала плакать у него за спиной. Это раздражало, но он на нее даже не прикрикнулхотя бы ясно, где она и что делает.

Наконец, он обернулся, держа флягу в руке. Она продолжала плакать. Слезы прочертили светлые дорожки по щекам, по пыльной шее, теперь стало видно, что кожа у нее светлее, чем покрывавший ее слой грязи.

Он подошел, отстегнул от пояса ее флягу. Она даже не заметила. Продолжала плакать.

 Ну перестань,  неловко сказал он, цепляя флягу обратно ей на пояс,  ну что поделаешь

Вода им досталась на обратный путь, вот и все. Остальноешвейные иглы, сменные пластины для солнечных батарей, все, за чем они шли, было погребено под этой зеленой опарой.

 Ладно,  сказал он,  пошли. Цикл у них короткий.

Она опустила голову, рассматривая сбитые башмаки.

 Они же одиночек не трогают.

 Ну, просто противно

Башмаки ей так и не справили, подумал он огорченно.

 Может, это Дойдем до Овражков?

Она отчаянно затрясла головой.

 Домой! Домой хочу!

«Почему они открыли?  думал он.  Почему впустили?» Впрочем, в общих чертах понятнопочему. В общих чертах все знали, как это происходит. Точно не знал никто.

Наверное, все дело в запахе.

Оглядываться он не стал. Отлично знал, что там, под этой зеленой, вздымающейся и опадающей опарой.

 Ладно.

Они отошли еще на несколько шагов, когда Фей снова вцепилась ему в руку.

 Ну что там еще?  устало спросил он.

 Давай Ян, пожалуйста свяжись с ними как они там

 Да никак. Хочешь их совсем напугать?

 Мы не скажем. Просто спросим, как они тами все Скажем, что идем домой.

 Может, все-таки до Овражков? Они вроде поменьше.

 Еще меньше?  она с горечью оглядела глинобитный забор. Отсюда уже было видно, как тот загибается, огораживая поселение,  но, Ян еще меньше, это ж почти как наш хутор!

Он непроизвольно стиснул зубы, потом бросил на землю вещмешок, вытащил рацию.

Какое-то время в наушнике раздавался лишь треск атмосферных разрядов. Потом, долгое время спустя, ломающийся голос неуверенно спросил:

 Папа?

 Да, командир. У вас там все в порядке?

 Да, папа. Закончили полив.

 Сейчас?

 Да что ты, папа. Еще утром.

 Ладно,  пробурчал он.  Как плакса?

 Плачет,  хихикнул сын.

 Ладно. Скажи ей мы скоро будем. Воды подкачай еще. Только этоВручную, ладно?

 Ну,  недовольно пробурчал мальчик.

 Сказано же!

 Да ладно, сделаю. Вы там как? Все успели?

 Ну

Он помолчал.

 Не открывай ворота, слышишь. Сидите за оградой и ни шагу.

 Да я знаю. А что

Треск

Он выключил рацию. Пожалуй, он был рад, что связь прервалась.

 Ну как?  Фей вцепилась загрубелой рукой ему в плечо. Ногти обломаны, с черной каймой.

 Да в порядке все. Я ж говорил.

И чего зря беспокоиться? Хутора они не трогают.

 Ты велел ему накачать воды вручную?  она успокоилась и теперь завела привычную песню.

 Да что с ним станется? Здоровый же малый. Отделяться ему пора, вот что!

 Да ты что, Ян! Он же еще маленький! Совсем ребенок!

 Ему пятнадцать, Фей. Я в четырнадцать отделился.

А то, можно подумать, она не помнит, когда он отделился. Она ж на десять лет старше его. В округе не было девушек на выданье его возраста, а у родителей Фей хутор совсем крохотный. То-се, так получилось, что засиделась она в девках. А другой не нашлось. Сначала ему как-то не по себе было. Потом притерпелся.

 Эта, с хутора у Косой скалы. Младшенькая. Марика вроде. Так надо с ее отцом поговорить

Фей всхлипнула, утерла нос рукавом, но ничего не сказала.

 Овражки надо бы предупредить,  пробормотал он, крутя колесико.

Разряды.

 Ну?  выдохнула Фей.

 Ионизация. Опять разыгралось, похоже.

 Вспышка?

Он надвинул щиток на глаза, искоса взглянул вверх. Солнце корчилось в раскаленном мареве, выбрасывая в стороны мутноватые щупальца. Одно было совсем уж поганым.

 Не то слово

Он покачал головой.

 Может, и уцелеют

Спрятал рацию, закинул вещмешок на плечо. В последний раз обернулся. Скрипнув горячей пылью на зубах.

 Совсем же маленькая деревушка была,  пробормотал он.

Поправил лямку мешка. Перекинул на грудь карабин.

 Пошли

 Назад?  с робкой надеждой взглянула она на него.

 А то

Это все излучение, думал он. Раньше они были спокойней. И нападали на города, только на города. Даже крупные поселки обходили стороной

Впрочем, сам он городов не помнил. А вот поселки числом до полутыщи душ еще застал. В детстве. У него осталось смутное впечатление чего-то огромного

А все потому, что этой твари просто-напросто жрать хочется, уныло думал он, ощущая как песок обжигает ноги даже через подошвы и несколько слоев намотанной на ступни ткани. Пить хочется. Воду-то хрен добудешь. Органика, опять же. Минеральные соли. Кальций.

Он вновь пошевелил карабином, ощутив под ладонью раскаленный металл ствола.

 Придем, батарею попробую починить.

 Чем, Ян?

Он погремел рифлеными пластинами в кармане.

 Отколупал от их СБ. Им-то оно без надобности. Погоди.

Она покорно остановилась. Он отстегнул флягу, стащил с головы повязку и аккуратно промочил ее из узкого горлышка. Потом снова надел на голову. Сразу стало легче.

Солнце корчилось в небе, как раздавленная медуза.