«Тебе никогда не достичь насыщенной информативности Гессе, шептал кто-то в пустоте, каждое слово которого сочиться мудростью, как гноем. И хотя сам Мастер не считал себя мудрым, но мудрость настолько обширна и тяжела, что сотни книг можно написать по одной только его строке. И уж никогдазатейливой наркотической вязи строк Маркеса, из мира которого выходишь, как из сна. Ивидишь тамкак рядом спит Дали? Так чего же ты хочешь? Уж если не суждено стать имистать как они? Вы можете появиться на этот свет взрослыми, а можете навсегда остаться детьми. Отстраненными наблюдателями, и тогда ясно слышен будет разлад в мелодии вашей жизни. И все-не-то-и-все-не-так останется на холодеющих губах не ворчливым замечанием брюзги, а той самой вселенской мудростью, которой добиваешься всю жизнь. Или добрыми и жестокими детьми с вопросом А почему?, которому рано или поздно дано застыть вечным. Той мудростью, которую ты так искала. Так почему же не находила раньше? Неужели чувствовала, к чему она приведет тебя? Неужели знала, что пройти путь можно, только чувствуя его? Обладая всеми для того свойствами, ты бесцельно прожигала мгновенья, сдувала пепел дней, сединой оседающий на волосах, а все вокруг убеждали тебя, что это и есть настоящее, что только ради этого и стоит жить! Почему бы и нет? Течение стабильного бытия напоминает вселенную, там тоже рождаются сверхновые и затягивают в пучину бытового отчаяния черные дыры. Эта вселенная велика и спокойна, и чтобы не случалось, она благополучна и скучна. Ты избегаешь боли понимания и потому уходишь во внешний план, становишься частью видеоряда бытия, напитываешься тем, что называется страсти кипят. О, это не страсти по Матфею! Это ужасные, болезненные и яростные страстишки, которые осаждают ежеминутно, мешают сну, превращая его в прерывисто-утомительную смерть с глупыми видениями, отвлекают от разговора с собой, ибо вылезая на первый план, полностью закрывают собеседника, покусывают, словно назойливые мухи, именно в те моменты, когда ты пытаешься, наконец, остаться наедине с собой, чтобы тот, внутренний человек, начал становиться Богом, ибо почти слился с ним
Нонет!
Пока они здесь, пока демонами осаждают бастион души, не суждено тебе стать ИМ. Трудно быть Богом. Еще труднее СТАТЬ им Лишь единождыкакая ирония! ты добьешься аудиенции, хотя и подала прошение еще при рождении посредством первого крика. Лишь в момент смерти. Что тут первично? Ты поймешь мироздание потому, что она пришла? Или она пришла потому, что ты ПОНЯЛА? Тебе декларируют бесконечное разнообразие индивидуальностей, и более всего, конечно, ты упиваешься собственной неповторимостью, но, признайся в глубине души, люди разве не одно и то же? Возможно, только в одном они различаютсяв моменте ухода. В том, отчего и когда они уподобляются Богудо смерти или после, еще оставаясь человеком или становясь прахом, ограниченным стенками погребальной урны? Вот оно единственное различие между вами. И много ты знаешь тех, кто перестал быть человеком ДО? Знакомством со многими ли Богами ты можешь прихвастнуть?
Чем дольше ты живешь, тем более понимаешь, что ничего не понимаешь и не достигнешь. Страдания истинные и мнимые были и будут напрасны. Возможно, следуя этой теории, только одно поднимет тебя над толпойты умрешь. Нет, ты не стремишься к этому. Уже не стремишься. Суицидальная музыка отзвучала годы назад, когда ты была еще слишком слаба, чтобы выносить страдания истинные или отличать от них страдания мнимые.
Ты воспарила, словно за спиной выросли черно-белые крылья. Но надолго ли? Морок вернется, вот увидишь, и ты снова погрязнешь в нем уже навсегда. Если не доверишься»
МОД несся по пологой траектории, увеличивая скорость. Татьяна оказалась в эмоциональном вакууме, заполненном вкрадчивым шепотом. Кажется, она не соображала, что делала, наращивая мощь двигателей и готовясь открыть гиперпереход, который увел бы ее туда, откуда звучал зовущий тоскующий голос. Как вдруг на пути показался круглый объект, похожий на глубоководную рогатую мину. Спустя пару мгновений МОД неминуемо столкнулся бы с ним. Инстинкт самосохранения хлестко ударил сознание, и оно сорвалось с крючка. Татьяна моргнула, приходя в себя, и словно заново «увидела» стремительно приближающуюся «мину». Управляющего Разума она не чувствовала вовсе, словно и не было никогда ощущения старшего брата, стоящего за спиной, того, кто всегда придет на помощь и спасет. Левая рука автоматически метнулась к слепой прежде тач-панели. Инстинкты были не отработаны, и она больно ударилась пальцами, не рассчитав движение. Панель ожила, красные искры сошлись в перекрестье изображения и, не вполне понимая, что делает, Татьяна активировала лазерную пушку. Из-под носа МОД вырвался ярчайший луч и ударил в неизвестный объект, уничтожив его. Корабль, будто плюнувший огнем в обидчика, теперь гордо плыл в облаке пылиэто было все, что осталось от не вовремя появившегося на пути спутника связи, принятого Татьяной за «мину». Навалилось, заволокло жаром состояние, подобное панике. Но это были не ее эмоции! Это вернулся Управляющий Разум, заслушавшийся Моцарта и забывший обо всем на свете. Волевым решением он накрыл МОД защитным ментальным полем, чтобы упредить повторение атаки, развернул корабль и погнал его к станции.
А по самому краю сознания поцелуем ужаса прошелся уже знакомый шепот:
Если и остался Бог на вашей Земле, он остался только в Реквиеме. И лишь об одном человеке я могу сказать, что смерть пришла за ним ПОСЛЕ А ты разве не догадалась?
Широкая тень сдвинулась, качая звезды. Скрытый режимом мимикрии чужой корабль быстро удалялся прочь от планеты Земля. Татьяна, скрючившись в кресле, тщетно пыталась понять, что произошло, и вспомнить то, что было сказано. Но память отказывалась сотрудничать. Ей посоветовали довериться Кому? Если это друзья, почему ее не отпускает ощущение, что она мышка? Мышка, пожелавшая довериться тигру.
* * *
Станционные питомцы встретили такой бурей восторга, что неприятное ощущение отступило. Бим прыгал, пытаясь облизать ее лицо, пока Татьяна не сжалилась и не села на корточки, позволив псу обслюнявить подбородок и уши. Шуня зарылся в волосы и постоянно дергал локоны, требуя, чтобы она гладила его топорщившийся мех. Стальной захват на сердце отпускал, покрывался ржавчиной, крошилсяона была дома, и роднее места не было во Вселенной. Произошедшее на Земле и около требовало тщательного осмысления. Она подумает об этом потом, когда станция вернется на свое постоянное место на перекрестке миров, а сейчас надо понять, что занесло ее в околопланетарное пространство и как отсюда выбраться.
Татьяна занесла кофе на кухню, кинула пару зерен в приемник синтезака, запустила программу сканирования, строго настрого приказав Э не экспериментировать со вкусовыми качествами. Вернулась к себе, приняла душ и, поколебавшись, легла спать. По метрике Лазарета не прошло и суток, но она чувствовала себя так, словно была придверным ковриком в офисном здании в будний день.
Уже засыпая, услышала нехарактерный для станции звуктоскующая Lacrimosa летела на крыльях потери. Мелодия не испугала Татьяну, как тамв МОД. Никто бы не смог причинить вред Хозяйке лазарета внутри его стен, и потому музыка воспринималась просто музыкойвеличественной, размеренной рвущей сердце. Золотым сечением мастерства Великого композитора. Мгновение, и Э уменьшил звук. В комнате воцарилась тишина. Бим, измученный долгим ожиданием хозяйки, уже сопел, устроившись в ногах, тамп куда-то улевитировалвполне возможно, слушать вместе с Э. Татьяна улыбнулась, засыпая. Кажется, у Управляющего Разума появился любимый композитор. Ответ пришел эхом, последней мыслью перед вяжущей теплотой снаЛазарет не покинет этот сектор, пока Э не закачает земную музыку в свои архивы!
Сон был темен и прохладен, как ласкающая ткань универсума. Она вновь шла по бесконечным дачным дорожкам, шуршали под ногами скукожившиеся листья, поскрипывал первый иней. Острые иголочки покрывали стволы деревьев и поверхность льда маленького грязного пруда. Словно кто-то большой надышал на зеркало, скрывая бесконечную череду отражений под белым холодным саваном. Потрескивая, зажглись фонари. Огни были не яркими, разгорались неохотно, словно то ли не проснулись еще, то ли тоже замерзли. Татьяна перешла по мостику говорливую речку, которая и не собиралась замерзать, полюбовалась на парок, поднимающийся от черной поверхности воды, стала медленно подниматься в горку. Темнело на глазах. Асфальтовая дорожка, начинающаяся сразу за подъемом, была покрыта трещинами, которые стягивал все тот же иней. Она застыла тамтень под фонарем. Закутавшись с ног до головы, ждала терпеливо: не видно блеска глаз, не слышно зова. Но она ждала именно ее, Татьяну Викторовну Крылову. А Татьяна была твердо убеждена, что не стоит вставать в один световой круг с ней, но не уверена, что у нее хватит сил остановить неспешные целенаправленные шаги.
Знакомое ощущение «стога на голове» нагло ворвалось в размеренный сон, изгнав дремотные образы и вялое чувство опасности. Шуня ползал по лицу, отчаянно верещасоскучился, будил, желал поиграть. Увидев, что хозяйка проснулась, с чувством исполненного долга поплыл к жмурящемуся со сна Бимудергать за уши и усы, щекотать нос до тех пор, пока возмущенный поведением налетчика (в прямом и переносном смысле) пес не соскочит на пол, заливаясь яростным лаем, и не попытается цапнуть зубами. Татьяна встала, потягиваясь. Правая рука болелатянуло мышцы, и пальцы казались замороженными. «Перетрудила универсумом, усмехнулась она себе, отправляясь в душ, надо ложиться в Икринку на профилактику».
После завтрака она с опаской заглянула в синтезак. На выдвижной панели лежала горстка неровных, шишковатых зерен, пахнущих металлом. Татьяна вздохнула, высыпала «первый блин» в мусороуловитель, и кинула в лючок еще пару зерен. Наверное, надо было мешок покупать сразу, а не двухсотграммовый пакетик! Подумав, скормила синтезаку и грязную земную одежду. Интересно, сообразит Э, что образцы почвенного покрова с планеты Земля, в простонародье называемые грязью, не являются изначальной составляющей ткани джинсов?
Ей очень хотелось окунуться в бассейн. Даже не окунуться, а не пожалеть пары часов для искрящейся волшебной воды, но поразмыслив, она решила не откладывать посещение Икринки. Беспокоила ментальная атака, случившаяся накануне. Следовало разобраться прежде, чем «выстрелит» что-нибудь еще.
Спустя полчаса Татьяна лежала внутри, наблюдая за тампом, левитирующим за закрытыми прозрачными дверями операционной. Ни сюда, ни в лабораторию, ни в хранилище Э не допускал ни Бима, ни тампа, строго соблюдая правило. Бим уже привык, знал, что силовые щупы поймают за задние лапы в попытке проникнуть внутрь, и безжалостно вытащат наружу. А вот тамп не сдавался. Икринка очень привлекала его, и каждый раз, когда Татьяне надо было войти в операционную, а тамп оказывался рядом, его игра в салки с Управляющим Разумом превращалась в целое представление.
Глаза следили за розовым шариком ползающим по дверям снаружи в тщетной надежде найти хоть щелочку, чтобы пролезть внутрь, а разум холодно и отстраненно впитывал информацию, которую порциями выдавал Управляющий Разум. На ее вопрос о том, почему станция покинула привычное пространство и каким образом переместилась в звездную систему Солнца или, говоря языком Ассоциациисектор Фин, Э предпочел отмолчаться в своей обычной манере. Сейчас он монотонно сообщал физические параметры созвучия ментальных волн, воздействию которых она подверглась вчера. Излучение воздействовало на участки коры мозга, отвечающие за память, стимулировало их в разной последовательности, заставляя воспоминания подняться с глубинных уровней на поверхностные. Цель воздействия была Э не известна.
Татьяна с недоумением шарила по собственной в памяти в попытках найти то, что могло вызвать интерес нападавших. Детство, юность, выпускные экзамены, вступительные, интернатура. Знакомство с Артемом, ординатура, работа в клинике. Как и все люди, она не помнила многих подробностей, останавливаясь лишь на важных вехах жизни и вспоминая мелочи раз от раза, иногда в самый неподходящий момент. Так что именно интересовало тех, кто покусился на человеческий ларь памяти? Было ли что-то в ее прежней жизни, что могло представлять для них интерес, но чего она не помнила. И что это могло быть?
Татьяна совершенно измучилась, пытаясь понять чужую логику, но информации было слишком мало, и она махнула рукой на бесплодные попытки. Дала приказ Э на будущее учесть подобную ситуацию и при выходе в открытый космос всегда накрывать МОД ментальным защитным экраном, и запустила первый уровень программы физического восстановления. Полтора часа подобного сна должны были ликвидировать все негативные последствия для нервной системы, которые могли случиться после ее эскапады, и снять воспаление перетруженных мышц кисти.
А затем, следовало вернуть станцию на место! Нет, пожалуй, сначала она поплавает!
* * *
Вода обволакивала парным коконом. Татьяна ныряла без перерыва, уже задерживая дыхание от двух до трех минут без всякого вреда для себя. В дальней стороне светлел в толще воды овальный Лу-Танов экран, и она часто посматривала туда с грустью. Ведь сколько раз ни пыталась активировать подводную панель управления, та не поддавалась.
С бортика, разбежавшись и радостно взлаивая, свалился Бим, окатив недовольно заверещавшего тампа кучей брызг. Старательно загребая лапами, пес пытался догнать хозяйку, а та, смеясь, ускользала, неожиданно выплывая сзади и дергая его лапы. Бим фыркал, гавкал, улыбался зубастой мордой, иногда, словно ковшом экскаватора захватывая нижней челюстью воду и шумно глотая.
Ступеньки в бассейне предусмотрены не были. Поэтому когда Бим подплыл к бортику и принялся оглядываться на хозяйку, та подсадила его, чтобы пес выбрался наружу. Вспомнилось, как лихо Лу-Тан прыгал в бассейнс переворотами, с различными кульбитами и «тулупами», как выскакивал из воды, проезжая на пузе вперед и оставляя за собой мокрую дорожку. Сердце сжало тоской. Она так хотела бы увидеться с ним! Но понимая, что это невозможно, была согласна хотя бы услышать вновь светлую и печальную песнь серо-зеленой серафиды, от которой на душе становилось легче, а любимые образы не казались утерянными навсегда.
Неожиданно от Э пришел ответ. Он мог проиграть эту мелодиюведь он записывал все, что происходило на станции. Странный вывод завершил его сообщение, как раз перед тем, как он включил трансляцию: «Музыкавсё!».
Почти опустившись на дно, Татьяна застыла, слушая пение. Тембр серафиды пробивал толщу воды и даже, кажется, звучал по-другому, нежели на суше. Звук из плоского стал объемным, будто по кругу бассейна стояли мощные колонки, а сабвуферы дрожали в скрытой мощи, прокачивая низкие, бередящие ноты, которых ранее она не заметила. От них волосы вставали дыбом. Татьяна закрыла глаза, полностью отдаваясь звуку, растворяясь в нем без остатка, посылая вслед ушедшим всю свою любовь и благодарность. Знакомые звезды перекрестка так и стояли перед глазамиона узнала бы их из миллионов светил галактики. На том перекрестке не дует ветер, не пахнет нежной зеленью весенних рощ, и дороги, пересекающиеся на нем, хоть и зовут ее, да напрасно. Место, который человек находит в мире лишь раз или не находит никогда. Свое место.
Виски сжали безжизненные холодные пальцы. Сердце на миг остановилось, чтобы зачастить после. Что-то изменилосьнота в мелодии, тембр голоса или температура воды. Татьяна с изумлением открыла глаза и, стараясь не делать резких движений, поднялась на поверхность. Здесь заторопилась, схватила полотенце с шезлонга, накинула, босиком побежала в коридор. Навостривший уши Бим с лаем погнался следом. На пороге смотровой она остановилась, тяжело дыша.
Лазарет плыл в пустоте космоса, окруженный со всех сторон призрачной темнотой. И следа голубой планеты не было рядом с ним. Звезды слагались в знакомые сакральные соцветия и приветственно кололи лучами. Станция вернулась на место.
Э, сколько я была под водой! закричала Татьяна Викторовна и, смеясь, закружилась по смотровой. «Шесть минут по метрике Земли»последовал ответ.
Она остановилась, недоумевая. Внутреннее ощущение времени было совсем другим. Да и не могла она пробыть под водой шесть минут без вреда для здоровья, если ее нынешний рекорд составлял всего три.
Э, я просила тебя отсчитывать секунды моего подводного пребывания. Сколько было секунд?
Управляющий Разум замешкался. Ей показалось, или он ответил с неохотой:
«Сто семьдесят пять секунд по метрике Земли».
Татьяна Викторовна растерянно промокнула стекающую с волос по плечам воду, закуталась в полотенце, и собралась было сесть в любимое кресло, чтобы подумать над парадоксом времени, в котором только что приняла участие. Возможно ли, что Э ошибся с подсчетом? Или три минуты растянулись на шесть, из которых перемещение станции уничтожило три. Три минуты жизни!
Заголосил сигнал вызова. Такой громкий, что она подскочила от неожиданности. Не спрашивая ее согласия, Э вывел экран связи в смотровую.
На экране, плечом к плечу, встревожено заглядывая внутрь, и толкая друг друга, показались Ларрил и Ту-Роп. У проангела было странное выражение лица. Едва увидев Татьяну, он как-то порозовел и вдруг быстро заговорил, срываясь на крик: