Лиза надиктовала длинное послание матери в Америку. Прямой связи через Арку не существовало. Гипотетики предоставили людям единственную возможность сообщения между этим миром и темэто проход судов из Бенгальского залива в Индийский океан и обратно. Тем не менее существовал целый коммерческий телекоммуникационный флот, снующий туда-сюда и передающий сообщения. Можно было посмотреть видеоновости из дома давностью всего в несколько часов, или, наоборот, послать письмо или голосовое сообщение на Землю. Лизино сообщениенасколько Турк успел его расслышатьсостояло из осторожных уверений, что пепел не опасен, скорее всего худшее уже позади, хотя происхождение пепла остаётся загадкой, и никто пока не может его объяснить. Ты дипломатка, подумал Турк.
У Турка была семья в Остине, в Техасе, но он давно не поддерживал с ней никаких отношений. Там от него этого и не ждали.
На полке у Лизы стояла подшивка трехтомных «Архивов Марса»так называемой «Марсианской энциклопедиисобрание исторических и научных знаний, которые принес на Землю тридцать лет назад Ван Нго Вен.»
Выцветшие голубые корешки истрепались по краям. Он открыл и пролистал первый том. Когда Лиза наконец положила телефон, он спросил:
А ты всему этому сама веришь?
Это не религия, чтобы в нее верить.
Тогда, в лихие годы Спина, наиболее развитые в технологическом отношении страны Земли объединили свои ресурсы, чтобы обустроить по земному образцу и колонизировать Марс. Самый главный ресурс землянам был уже предоставлен гипотетикамивремя. Год на Земле, окруженной оболочкой Спина, равнялся тысячам лет в масштабе Вселенной. Биологическая трансформация Марса (или, как говорили ученые умы, его «экопоэзис») была не такой уж сложной задачей, если учесть, какая фора времени была дарована Земле. И все же колонизация представляла собой во всех отношениях рискованное начинание.
Отделенные от Земли тысячелетиями, марсианские колонисты создали собственные технологии, приспособленные к дефициту воды и азота. Они достигли вершин в биоинженерии, но с неизменным предубеждением относились к сложной технике. Посылка пилотируемой экспедиции на Землю была последним, отчаянным предприятием марсиан перед тем, как гипотетики приступили к окружению Марса также собственной Спин-оболочкой.
Так называемый посол Марса Ван Нго Вен (перелистывая приложения, Турк нашел его фотографию: маленький, морщинистый, темнокожий человечек) появился на Земле в последние годы Спина. Его чествовали правительства всех стран, пока не стало ясно, что он не способен как волшебник разрешить все земные проблемы. Однако Ван отстоял и помог воплотить в жизнь программу запуска за пределы Солнечной системы квазибиологических зондов, разработанных на Марсе. Ожидалось, что эти самовоспроизводящиеся машины смогут передать на Землю что-то существенное, возможно, способное пролить свет на природу гипотетиков. В каком-то смысле ожидания оправдались: запущенные зонды оказались интегрированными в уже существующую сеть подобных машин, обитающих в отдаленных уголках галактики, о которой никто раньше не подозревал, и которая (как полагали многие) представляла собой физическое «тело» гипотетиков. У Турка не было четкого мнения по этому поводу.
Лизино официальное американское издание Архивов было составлено и заверено экспертным советом ученых и чиновников. Все знали, что оно неполное. Незадолго до смерти Ван приложил усилия к тому, чтобы распространить по рукам отредактированные копии. В них было кое-что особенно ценноемарсианская «фармацевтика», в том числе и рецепт препарата, увеличивающего среднюю продолжительность жизни на тридцать-сорок лет. Тот самый курс четвертого возраста, которым, возможно, и соблазнился отец Лизы.
На Земле было уже немало Четвертых, судя по всему, но в отличие от Марса не существовало никаких социальных институтов, регламентирующих их жизнь. Согласно конвенции ООН, подписанной почти всеми странами, применение марсианских биотехнологий считалось преступлением. Однако все, что было в силах сделать американское Управление Генетической Безопасности, это приостановить распространение культов долголетия (как легальных, так и мошеннических) и слегка остудить всеобщий нездоровый интерес к генетическим трансформациям людей и животных.
В этом самом Управлении и работал бывший муж Лизы.
* * *
Знаешь, сказала Лиза, раньше мы мало об этом говорили
Мне кажется, мы вообще раньше мало говорили.
Она одарила его короткой ободряющей улыбкой.
Ты знаешь кого-нибудь из Четвертых?
Я бы вряд ли их узнал, даже если бы встретил.
Она не восприняла это как отговоркуво всяком случае, не подала виду.
Здесь, в Порту, и вообще в Новом Свете, все не так строго, как на Земле
Сейчас, как я слышал, это положение меняется.
Вот поэтому я и хочу успеть увидеть тех людей, с которыми общался отец, пока еще это возможно. Говорят, в городе существует община Четвертых, и даже не одна.
Я тоже слыхал об этом, но мало ли что говорят. Не всем слухам стоит верить.
Что можно было узнать из прочих источников, я уз-нала. Но мне нужно поговорить с кем-то, кто лично обшился со здешними Четвертыми.
Ясно. Попроси Брайана, он тебе это устроит. Как только они еще кого-нибудь сцапают.
Он тут же пожалел о своей грубости.
Мы с Брайаном в разводе, резко сказала Лиза. И я не отвечаю за то, что делает УГБ.
Но вы оба ищете Четвертых.
Знаешь ли, по разным причинам
А тебе не приходило в голову, что он может использовать тебя в своих целях? Что твои расследования могут быть очень даже полезны для его служебной деятельности?
Я никому о них не рассказываю. В том числе Брайану.
А эта женщина, которая, очень может быть, причастна к исчезновению твоего отца? Он ведь пытался тебя ею заманить, чтобы ты осталась
Я не уверена, что у тебя есть право
Ладно. Забудь. Просто, сама понимаешь, мне не все равно.
Она вот-вот готова была ответить грубостью на грубость, но сдержалась. Раньше Турк не замечал в ней этой черты: умения мгновенно брать себя в руки и отступать за секунду до рискованного шага.
Не фантазируй насчет меня и Брайана. То, что у нас нормальные отношения, вовсе еще не значит, что он меня использует.
Ну и слава богу, ответил Турк.
* * *
К полудню небо опять посерело и затянулось тучами, но это были уже обычные тучитакие, как всегда. Пошел проливной дождь. Обычно в августе таких дождей не бывало, но это и к лучшему, думал Турк: часть пыли уйдет в почву, часть смоет в море, возможно, даже окажутся спасены посевы, если еще не поздно. Но проехать на юг от Порта оказалось не так-то просто. Турк пешком дошел до стоянки «Харлейз», чтобы забрать свою машину. Мостовые были скользкими от искрящихся потоков пепла. Реки и ручьи вздулись, даже цвет речной тины изменился. Поднимаясь на перевал, Турк увидел сразу десяток мутных русел, уносящих в море цветущий ил.
Он свернул на дорогу без указателей, ведущую к низине, которую англоязычные поселенцы обычно называли Нью-Дели. Она представляла собой плоское плато между двумя речушками, упирающееся в отвесный обрыв, который во время дождей всегда размывало. Вдоль немощеных улочек тянулись ряды дешевых китайских сборных домиков. Эти сараюшки, пригодные только для хорошей погоды, жители пытались усовершенствовать как могли при помощи толя и кровельного железа (на побережье было множество кустарных заводиков, где можно было без труда приобрести такого рода стройматериалы). В Нью-Дели не существовало полиции, можно сказать, не существовало и власти как таковой, не считая власти пасторов, лам и имамов. На землеуборочную технику тоже рассчитывать не приходилось. Боковые улочки тонули в вязких грязевых наносах. Но основную дорогу уже более или менее расчистили. Не прошло и пары минут, как Турк оказался возле дома Томаса Джиннаничем не примечательного фургончика ядовито-зеленого цвета, зажатого между двумя другими такими же.
Ступая по кашице размокшего пепла, он пробрался к двери Томаса и постучал. Никто не отзывался. Он постучал еще раз. В маленьком занавешенном окошке слева мелькнуло морщинистое лицо, дверь скрипнула и приоткрылась.
Турк! Голос Томаса звучал глухо, по-стариковски, словно из-под земли. Во времена их первого знакомства он уже производил впечатление такой дряхлости. Вот уж кого не ждал, того не ждал! Тем более когда вокруг вся эта хреновина. Заходи. У меня жуткий бардак, но выпить кой-что найдется.
Жилище Томаса представляло собой тесное помещение с тонкими стенками. В одном углустол и потертый диван, в другомкрошечное подобие кухоньки. Под потолком светилась тусклая лампочка. Централизованной электросети в этих местах не было. Спасали солнечные батареи, установленные на крыше, тоже, разумеется, китайского производства. Сейчас они к тому же работали в пол силы из-за слоя пепла. В воздухе чувствовался едкий запах серы и талька, но он исходил большей частью от одежды самого Турка. Томас был на свой лад педантичным хозяином, и «жуткий бардак» на его языке означал всего лишь пару пустых пивных бутылок на узкой конторке.
Присаживайся, сказал Томас, опускаясь на продавленный стул, вмятина в сиденье которого точно повторяла очертания его костлявого зада. Турк сел на диван, выбрав наименее изодранную подушку. Ну и как по-твоему, что это за хрень на нас свалилась? Каким на фиг силам это нужно? Мне вчера пришлось дорогу разгребать, чтоб дойти до магазина.
Трудно сказать кому, согласился Турк
С чем пожаловал? Думаю, не просто навестить соседа? Тем более, учитывая погоду.
Мне нужно тебя кое о чем спросить.
Спросить? Или попросить?
Ну для началаспросить.
Что-то серьезное?
Пока не знаю. Может быть.
Как насчет пива? Сполоснуть горло от пыли?
Не откажусь, сказал Турк.
* * *
Турк познакомился с Томасом на борту ржавого танкера под названием «Пустельга», направлявшегося в свой последний рейск Берегу Лома.
«Пустельга» была для Турка пропуском в Новый Свет. Он нанялся на корабль в качестве физически крепкого работника за смешные деньги, как, впрочем, и остальной экипажрейс был только в один конец. Танкер не отвечал никаким стандартам и не годился ни на что, кроме заурядных каботажных перевозок, а утилизация его обошлась бы слишком дорого, так что на Земле это дряхлое страшилище было только обузой для судовладельца. А вот по ту сторону Арки, в Экватории, металлолом шел нарасхват, и из этого ржавого корыта можно было еще извлечь неплохую выгоду. Судно должна была освежевать и разделать на части армия индийских и тайских могильщиков, вооруженных ацетиленовыми резаками, профессиональных могильщиков с Берега Лома в нескольких сотнях миль к северу от Порт-Магеллана. (Разумеется, никакой санитарно-экологический контроль в эти края не заглядывал.)
Турк и Томас обедали за одним столом и узнали коечто друг о друге. Томас родился в Боливии, вырос в Билокси, штат Миссисипи, в юности и молодости работал в докахсначала там же, в Билокси, потом в Новом Орлеане. Последние лет двадцатьтридцать провел в основном в море. В смутные годы Спина американское правительство принялосьиз соображений укрепления национальной безопасностивозрождать пришедший в упадок торговый флот. А потом возник ажиотажный спрос на морские перевозкиблагодаря торговле с Новым Светом.
Томас поступил на корабль примерно по тем же причинам, что и Турк. Это был его билет в обетованную землю. Обратных билетов у обоих не было. Все их разговоры сводились так или иначе к обетованной земле. Томас не питал особых иллюзий на этот счет: он уже пять раз плавал на Арку, несколько месяцев прожил в Порт-Магеллане, шал жестокие нравы города не понаслышкев частности, как тяжко приходится в нем новичкам. И все-таки Порт, город двунадесяти языков, отличался свободой и терпимостью, какими не мог похвастаться ни один земной юрод. Это была столица мореходовв основном и выстроенная моряками-эмигрантами. Томас мечтал провести здесь остаток жизни, глядя на природу, почти не тронутую человеком. Турк никогда не бывал по ту сторону Арки. Но ему хотелось забраться максимально далеко от Техаса. (Почемуон предпочитал не рассказывать.)
«Пустельга» была не лучшей возможностью для этого. У корабля не было будущего, поэтому он почти не ремонтировался. Он мог бы и не доплыть до места назначения. Это понимал весь экипажот капитана-филиппинца до неграмотного мальчика-стюарда из Сирии. Вместо обетованной земли можно было запросто пойти на дно. Море уже поглотило множество судов, направлявшихся к Берегу Лома. Таких ржавых танкеров, нашедших себе последнее пристанище под Аркой гипотетиков, было немерено.
Но погода в Индийском океане стояла обнадеживающе тихая. Поскольку для Турка это было первое путешествие в Новый Свет, он отважилсяне обращая внимания на насмешки со стороны матросов, остаться на палубе во время перехода. Ночного перехода через Арку. Он облюбовал себе местечко в углу полубака, где не так дуло, прилег на подушку из бухты тросагрубого выцветшего каната из текстильных отходов, вытянулся и стал смотреть на звезды. За те годы, что Земля пробыла в своем Спин-коконе, Вселенная стала старше на четыре биллиона лет, и все звезды на небе перемешалисьвот уже тридцать лет, как у них не было имен, но других звезд Турк никогда не видел. К концу Спина ему не было и пяти. Его поколение выросло в пост-спиновскую эпоху, и сам факт, что можно переплыть на корабле с одной планеты на другую, никого уже не удивлял. Но Турк в отличие от многих так и не научился воспринимать это как нечто само собой разумеющееся. Для него это по-прежнему оставалось непостижимым.
Арка гипотетиков представляла собой сооружение, неизмеримо превосходящее все когда-либо созданное человеческими руками. В масштабах мирозданияв масштабах среды обитания гипотетиковона, конечно, была почти ничтожна. Но для Турка она являлась, самым величественным творением, какое только можно себе представить. Конечно, он много раз видел Арку на фотографиях, в фильмах, на всякого рода диаграммах, но все это не давало совершенно никакого представления об ее истинных размерах.
Впервые он увидел ее наяву в порту на Суматре, где он поднялся на борт «Пустельги». В ясную погоду можно было разглядеть ее восточный край. Особенно на закатекогда косые лучи солнца взбегали по ее бледному обручу, делая его похожим на заостренную золотую дугу. Но теперь она была у него прямо над головой. Кто-то когда-то поэтически сравнил Арку с обручальным кольцом диаметром в тысячу миль, упавшим в океан. Верхняя часть кольца терялась за облаками, а нижняяуходила глубоко в недра земли. С палубы «Пустельги» другого конца Арки, конечно, не было видно, зато виднелась самая ее вершинасеребристо-голубой мазок в гаснущем небе, контрастирующий с тускло-красным основанием дуги. Арка слегка дрожала в жарком сумеречном воздухе.
Те, кому случалось бывать в непосредственной близости от опор Арки, рассказывали, что они не производят никакого особенного впечатлениячто-то вроде циклопических бетонных ног, уходящих под воду. Зато вверх они простирались настолько, насколько хватало глаз, теряясь и небе. Арка отнюдь не была обычным сооружением. Она представляла собой устройство, сообщающееся с другим таким жеили с другой половиной самой себяна расстоянии многих световых лет, в океане Нового Света. Может, думал Турк, она на самом деле совсем не здесь, а на орбите одной из этих звезд? От таких мыслей у него холодок пробегал по спине. Арка казалась пассивной и безжизненной. Но на самом деле она следила за всем, что происходит по обе стороны от нее, управляя двусторонним движением, в этом и заключалось ее назначение. Птицы, плавучий мусор, подхваченный штормом, океанские течения, проходя под Аркой, продолжали свое движение, как нив чем не бывало. Воды океанов Земли и Нового Света не смешивались. Но когда под Аркой проходило судно с людьми на борту, она подхватывала его и переносила в немыслимую даль. Все, кто побывал за Аркой, говорили, что сам переход совершается до обидного незаметно. Тем не менее Турку хотелось во что бы то ни стало увидеть это своими глазами. Поэтому он и остался на палубе, а не в трюме, где даже не поймешь, «там» ты уже или еще «тут», пока не проревет по традиции корабельный гудок.
Он сверился с часами. Уже вот-вот. Он ждали вдруг из темноты в слепящем свете прожекторов появился Томас, насмешливо глядя на него.
Ну да, сказал Турк, опережая неизбежные реплики, у меня это первый раз.
Черт, ответил Томас, можешь не объяснять. Я сам всегда выхожу в этот момент на палубу, днем или ночью. Не выйтивсе равно что проявить неуважение.
К кому? К гипотетикам? Турк не стал уточнять.
О, бог ты мой, сказал Томас, повернув к небу свое старческое лицо. Вот оно.
Турк завороженно смотрел вверх, на Арку. Звезды смешались и заколыхались над ее вершиной, словно отражения огней за кормой. Вокруг «Пустельги» сгустилось что-то наподобие туманатолько без характерного запаха влаги. У Турка слегка закружилась голова и зашумело в ушах. Звезды тотчас появились опять, но уже другиеболее четкие, яркие. Небо стало темнее, и воздухдругим на вкус: соленым, бодряще-свежим, теплым, он омывал палубу, точно приветствуя корабль. И должно быть, на мостике наверху стрелка компаса уже совершила скачоккак это бывало всегда при переходе через Арку, судя по утробному басу корабельного гудка. Но этот трубный глас все равно звучал с какой-то растерянностью посреди океана, еще до недавних пор не знавшего людей.
Новый Свет сказал Турк.
И все? И только-то?..
Экватория, ответил Томас.
Как и большинство, он путал планету и материк.
Ну, как? Понравилось быть космонавтом?
Турк не успел ответить: двое матросов, притаившихся на палубе, подкрались к нему и с хохотом облили соленой водой из ведра. Еще один обряд переходакрещение для моряков, впервые прошедших под Аркой. Вот наконец он и пересек самый непостижимый меридиан на свете. Он не собирался обратно. Ему было некуда возвращаться.
* * *
Томас был и без того стар и слаб, когда нанялся на «Пустельгу». А во время неудачной швартовки судна получил к тому же серьезное ранение.
На Берегу Лома не было никаких доков и причалов. Турк отметил это про себя сразу, еще когда стоял на палубе, держась за поручни и глядел на берег. Впервые в жизни он видел в реальности берега Экватории. Материк уходил за горизонт, как мираж, тающий в утреннем свете. Хотя это разве что с большой натяжкой можно было назвать «нетронутой природой». За три десятилетия, что существовала Арка, западная оконечность Экватории превратилась в беспорядочный агломерат рыбацких деревушек, складов пиломатериалов, допотопных фабрик, фермерских хозяйств, практикующих подсечно-огневое земледелие, как попало проложенных дорог. На побережье была целая дюжина быстро растущих городов, хотя почти все поставки сырья с континента шли сюда через один-единственный из приморских городовПорт-Магеллан. Берег Лома, находящийся примерно в сотне морских миль к северу от Порта, представлял собой, наверное, самую безобразную колонию на всем побережье. Так утверждал капитан-филиппинец, и, судя по всему, был абсолютно прав. К широкому галечному пляжу за молом приткнулись остовы мертвых кораблей. Кругом дымили и чадили тысячи костров. Турк рассмотрел двухкорпусный танкер, чем-то похожий па «Пустельгу», десяток-другой каботажных судов, и даже один военный корабль, лишенный каких-либо опознавательных знаков. Все они, видимо, только что прибыли, и их еще не начали разделывать. Побережье на много миль вокруг заполняли стальные скелеты с ободранной обшивкой, выпотрошенные корабельные останки, в недрах которых беспорядочно вспыхивал свет ацетиленовых резаков. Все это было окружено амбарами, кузницами, складами инвентаря, магазинами, торгующими всяческим оборудованием для утилизации. Основной рабочей силой здесь были индусы и малайцы, отрабатывающие таким образом свой билет в Новый Свет. В утренней дымке вдали виднелись лесистые холмы, переходящие в серо-голубые подножия гор.
Началась швартовка, и Турку пришлось уйти с палубы. Швартовка крупнотоннажных судов к Берегу Лома заключалась попросту в том, чтобы направить судно на отмель и там его оставить. Все остальное делали могильщики, набрасывавшиеся на корабль, как только его покидал экипаж. Сталь отправлялась под пакетировочные прессы, расположенные тут же на побережье чуть южней. Из километров проводов и труб добывался алюминий, который затем продавался на вес. Даже судовые колокола и те, как рассказывали Турку, предлагались затем местным буддийским храмам. В Экватории любая вещь, сделанная человеческими руками, на что-нибудь да пригождалась. То, что «швартовка» такой громадины, как «Пустельга», будет действом довольно жестоким, никого не волновало. Ни один из этих кораблей уже никогда никуда не поплывет.
Как только проревел гудок, Турк направился в трюм. Там сидел среди прочих ухмыляющийся Томас. Турк уже успел полюбить от души его ухмылку, диковатую с виду, зато непритворную.
Вот «Пустельге» и конец, сказал Томас. Мне скоро тоже. Сколько веревочке ни виться верно я говорю?
Мы еще даже не на берегу, ответил Турк.
Скоро капитан опустит рычаг, отдаст приказ машинному отделению и направит корабль на берегпошлет на смерть. Двигатель остановят в последний момент. Нос корабля проделает в песке огромную рытвину. Ее залижет песком первый же прилив. Экипаж сбросит веревочные лестницы и заспешит по ним вниз, следом спустят ранцы со снаряжением. А Турк сделает свой первый шаг по земле Нового Света, по мокрому песку Берега Лома. Через месяц от «Пустельги» не останется ничего, кроме воспоминаний и нескольких тысяч тонн железного лома.
Любая смертьрождение, сказал Томас. Он был достаточно стар, чтобы в его устах такие вещи не звучали смешно.
Мне этого не понять.
Брось. Ты вообще странный человек. Так много пони-маешь и так мало говоришь. «Пустельги» сейчас не станет. Зато вот ты попал в Новый Свет. Одно умрет, другое родится.
Ну, если таково твое мнение
Турк почувствовал ногами биение допотопного сердца танкера. Скорее всего он рассыплется на куски, как только сядет на мель. Все оборудование, которое могло упасть но время швартовки, было уже закреплено, кое-что демон-тиронано и отправлено на берег на шлюпкахвместе с частью экипажа.
Хорош! закричал Томас, когда вибрация стала слишком ощутимой, дрожала палуба и ножки кресел. Что-то мы быстро идем, вам не кажется?
Должно быть, сейчас корабль ухал носом в воду и выныривал, как бывало с ним во время штормов. Только теперь они были уже не в открытом море. Они неслись прямо к пустому участку берега, готовому к гибели корабля.
Суша стремительно приближалась. Капитан переговаривался по радиосвязи с лоцманом, в обязанности которого входило корректировать курс, он же должен был в нужный момент передать команду заглушить двигатель.
Скорей бы уж все закончилось, думал Турк. Матросская жизнь была ему, в целом, по душе. Но когда до запланированного кораблекрушения остаются секунды, поневоле станет не по себе
Ты раньше с таким сталкивался?
Лично янет, отвечал Томас. Но однажды видел такое в Индии, недалеко от Гоа. Старый контейнеровоз выбросился на мель. Вроде нашего, только поменьше. Это была просто песня. Видел, как черепахи карабкаются, чтобы яйца отложить? Вот и он так же Понимаю все, что ты сейчас переживаешь. Но это не настоящая жестокость. Жестокостьдругое.
Прошло несколько минут. Томас взглянул на часы, болтавшиеся как браслет на его худом запястье, и сказал:
Пора заглушать машину.
Ты засекал время?
У меня есть глаза и уши. Я помню, где мы стояли, и могу на слух определить скорость.
Может, это и было очередным кокетством Томаса. А можети правдой. Турк вытер вспотевшие ладони об коленки. Какие тут могут быть сбои? Чисто баллистический расчет
Что произошло, он узнал только потом. В решающий момент капитанский мостик оказался обесточеннымиз-за отказа чего-то или замыкания в изношенной проводке. Капитан не мог ни услышать указаний лоцмана, ни передать их машинистам. «Пустельга» должна была продолжать движение по инерции, но вместо этого врезалась в берег на полном ходу. Турка выбросило из кресла. Корабль коснулся земли и стал картинно заваливаться на правый борт. Висящий на стене стальной шкаф со Столовыми приборами сорвался и полетел прямо на Турка. Он был величиной с гроб и примерно такой же тяжести. Турк ни за что не успел бы отскочить, если бы не Томас, как по волшебству оказавшийся прямо перед ним. Чудом сохраняя равновесие, он схватился за угол грохочущего ящика, пытаясь его удержать. Потом повалился в кресло. Корабль замер, и его машина наконец, по милости судьбы, тоже. По телу «Пустельги» пронеслась предсмертная старческая судорога. Готово. Пришвартовались.
Всё хорошо, кроме
Кроме Томаса, принявшего на себя весь удар стального шкафа. Его левая рука была раскроена до локтя, в ране виднелась кость.
Томас ошарашенно сидел, опустив раненую руку на колени. Его штаны уже пропитались кровью. Турк сделал жгут из носового платка, попросил Томаса постараться не орать благим матом и побежал за помощью. Минут десять их не мог найти ни капитана, ни его помощников.
Выяснилось, что корабельный врач уже на берегу, а в аптечке не оказалось никаких лекарств, только бинт. Томаса а пришлось спускать с палубы в люльке, наспех связанной из веревок. Для облегчения боли не нашлось ничего, кроме пары таблеток аспирина. Капитан отказался взять на себя ответственность за несчастный случай, забрал у босса а могильщиков причитающуюся ему сумму и еще до заката уехал на автобусе в Порт. Так что Турку пришлось одному ухаживать за Томасом. Ему удалось уговорить какого-то сварщика-малайца, возвращавшегося с работы, позвать врача или кого-то, кто сошел бы за медика в этой части света. Худощавый малаец сказал на ломаном английском: она женщина и хороший доктор. Американский доктор, очень добрый к рабочим. Врач, хотя и была белой, уже много лет жила в рыбацкой деревушке минангкабау на этом берегу неподалеку.
Он сказал: «Ее зовут Диана».
ГЛАВА 6
Турк рассказал Томасу о Лизе, не слишком вдаваясь в подробности. О том, как они сблизились, заблудившись в юрах. Как он тосковал по ней потом, после возвращения в юрод, когда Лиза решила порвать с ним отношения. Как они снова оказались вместе в ту ночь, когда стал падать пепел.
Томас слушал его, сидя в своем стареньком драном кресле, прихлебывая пиво из зеленой бутылки и блаженно улыбаясь, словно все эти бури жизни были от него где-то за тридевять земель.
Судя по твоему рассказу, ты не очень хорошо знаешь эту девушку.
Чтобы кому-то верить, необязательно его хорошо знать. А ей я верю.
Прямо так уж и веришь?
Да.
Томас собрал в пригоршню свои мешковатые джинсы в паху:
Вот чему ты веришь. Все моряки одним миром мазаны.
Это не то.
Это всегда не то. И всегда то. Так с какой целью ты мне о ней рассказываешь?
Я хотел, если ты не против, тебя с ней познакомить.
Со мной? Турк, я тебе папаша, что ли?
Нет, но ты ты не такой, каким был раньше.
Не понимаю, при чем тут это?
Турку приходилось очень осторожно касаться этой темы. Он боялся нечаянно задеть Томаса.
Одним словом она интересуется Четвертыми.
О Господи. Томас закатил глаза. Интересуется'?..
У нее есть на то причины.
И ты хочешь представить ей меня в качестве образца номер один, я верно понял?
Нет. Мне бы хотелось сделать так, чтобы Лиза смогла поговорить с Дианой. Но прежде мне нужно узнать твое мнение о ней.
* * *
Диана, «западный доктор»или медсестра, как она упорно предпочитала себя называть, спешно прибыла из деревни на севере, чтобы осмотреть Томаса.
Сначала Турк был настроен к ней недоверчиво. Как он подозревал, в Экватории, тем более в такой глуши, никто ни у кого не проверял дипломов и лицензий. Всякий, у кого есть клизма и бутылка дистиллированной воды, смело мог бы назваться здесь врачом, и боссы могильщиков с Берега Лома охотно привечали бы такого врача. Тем более если он не просит денег за лечение, независимо от его результатов. Турк сидел с Томасом в пустой хижине, куда должна была прийти Диана, время от времени занимая его болтовнёй, пока старик не уснул. Несмотря на то, что из-под самодельной повязки до сих продолжала сочиться кровь. Хижина была из какого-то местного дерева вроде бамбука, плоскую жестяную крышу подпирали ободранные стволы, то расширяющиеся, то сужающиеся. Пахло несвежей едой, табаком и потом. Было жарко. Редкие вздохи тропического ветерка чуть шевелили москитную сетку, закрывающую дверной проем.
Солнце уже садилось, когда Диана поднялась наконец по дощатым ступенькам и, откинув сетку, ступила в хижину на шаткий помост, держащийся на нескольких брусьях. На ней была туника и широкие штаны из ткани, цветом и фактурой напоминающей некрашеный муслин. Она была немолода. Очень немолода. Ее светлые волосы казались почти прозрачным пухом.
Кому требуется помощь? спросила она, окинув хижину беглым взглядом. И, пожалуйста, зажгите лампу, здесь ничего не видно.
Меня зовут Турк Файндли, сказал Турк.
Это вам требуется помощь?
Нет, я
Где больной?