Турк зажег масляную лампу и провел доктора за ширму, к желтоватому тюфяку, на котором спал Томас. Жужжание насекомых снаружи становилось все громче. Турк никогда не ожидал такого от насекомых, но это гудящее стальное стаккато нельзя было спутать больше ни с чем. С берега доносился еще стук молотков, грохот железа, пыхтение и завывание дизелей.
Томас похрапывал в забытьи. Диана с отвращением посмотрела на кое-как повязанный окровавленный бинт.
Что случилось?
Турк рассказал ей про неудачную швартовку «Пустельги».
Выходит, он пожертвовал собой ради вас?
Ну, собой не собой, но куском руки точно.
Счастливый вы человек. Всем бы таких друзей.
Пожалуйста, посмотрите, что у него с рукой Атам будет ясно, счастливый я человек или нет.
Она потрогала Томаса за плечо. Тот открыл глаза и немедленно выругалсястаринной, жгучей, как перец, креольской похабщиной. Потом попытался сесть, но у него ничего не вышло.
А это что еще, б, за старушенция?
Я медсестра. Успокойтесь. Кто делал вам перевязку?
Какой-то козел на корабле.
У него это получилось крайне неудачно. Можно, я осмотрю вашу руку?
Я думаю, он это делал впервые в жизни. Он ё-мое!.. Отец небесный!.. Турк, это правда медсестра?!
Не ведите себя как маленький, сказала Диана. И лежите смирно. Я не смогу вам помочь, пока не пойму, в чем дело. Она помолчала, продолжая осмотр. Ясно Вам повезло, что артерия не задета. Она достала из сумки шприц и наполнила его. Это обезболивающее. Сейчас сделаем вам укол. Потом промоем рану.
Томас было принялся негодовать, но больше для виду. После укола ему заметно полегчало.
Турк отошел в сторону, чтобы освободить место Диане, хижина была совсем крохотной. Он попытался представить себе, на что похожа жизнь могильщиков судов.
Спаять в ангаре, молиться, чтобы тебя не убило и не покалечило раньше, чем закончится годовой «контракт» и тебе выдадут обещанную зарплату вместе с билетом до Порта. По словам босса могильщиков, в лагере был официальный врач, но он приходил дважды в неделю и в основном для заполнения бумаг. Большую часть рутинной работыскальпелем и иголкойприходилось делать Диане.
Турк наблюдал за нейза тем, как движется в такт ее движениям тень на прозрачной сетке. Диана была худощавой и двигалась с выверенной осторожностью, свойственной очень старым людям. И в то же время ее никак нельзя было назвать слабосильной. Она делала свое дело спокойно и сосредоточенно, иногда что-то бормоча себе под нос. Лет ей было примерно столько же, что и Томасу, а ему можно было дать когда шестьдесят, когда семьдесят, когда и все восемьдесят.
Томас то и дело ругался, но уже не так свирепосказывалось действие обезболивающего. В хижине несносно пахло антисептиком, и Турк вышел за дверь. Уже почти стемнело. Неподалеку росло скопление цветущих кустов, ни на что не похожих. Их шестипалые листья чуть трепетали от бриза, а цветы были голубыми и пахли как клевер, корица или еще какие-то рождественские пряности. Вдали чуть светились, как фитильки, огни и костры Берега Лома. А за ним, отсвечивая бледно-зеленым фосфорическим светом, расстилался океан. Чужие звезды всходили на небо, начиная свой неспешный и величественный еженощный круг.
* * *
Диана закончила работу и сказала:
Есть риск осложнений.
Она присела рядом с Турком на краешке бруса, поддерживающего пол на высоте примерно фута от земли. Промыть и зашить рану Томаса оказалось, судя по всему, делом непростым. Диана достала платок и вытерла пот со лба. У нее американский акцент, подумал Турк, что-то южное, может, Мэриленд.
Каких осложнений?
Ну, особенно бояться нечего. Но в Экватории совсем другая микрофлора, чем на Земле, если вы понимаете, о чем я говорю
Может, я и выгляжу придурком, но не до такой степени невежда.
Диана рассмеялась.
Прошу прощения, мистер Как вас зовут?
Файндли, но зовите меня Турком.
Такого имени я, кажется, еще не встречала.
Просто, мэм, я в детстве немного жил с семьей в Стамбуле. Вот и нахватался всего турецкого. С тех пор меня все зовут Турк. Так что вы имели в виду: Томас может заразиться каким-то местным заболеванием?
На этой планете раньше не было людей. Ни гоминидов, ни приматов, ни кого-либо, хоть сколько-то генетически напоминающего нас. Поэтому большинство местных вирусов для нас безопасно. Но бактерии и грибки, как вы знаете, хорошо размножаются в любой теплой и влажной среде, в том числе и в человеческом организме. Здесь нет ничего такого, к чему мы не могли бы адаптироваться, мистер Файндли, простите, Турк, и ничего чересчур опасного и заразного для землян. И все же это не лучшая идеяотправиться в Новый Свет с совершенно расшатанной иммунной системой, и вдобавоккак в случае мистера Джинназаработать здесь открытую рану, которую забинтует какой-то идиот.
Может, ему надо было дать какие-нибудь антибиотики?
Я и дала. Но местная микрофлора не всегда реагирует на обычные антибиотики. Поймите меня правильно. Его здоровью ничто особенно не угрожает, надеюсь, но всегда стоит подстраховаться. Вы его близкий друг?
Не то чтобы очень близкий. Но, как я уже говорил, он пострадал из-за меня.
Мне бы хотелось, чтобы он несколько дней побыл здесь под моим присмотром. Согласны?
Конечно. Если только вы сами сумеете убедить его остаться. Я ему не сын, не родня, он меня не послушает
Куда вы собираетесь отправиться, если не секрет?
В Порт.
У вас есть там какой-то определенный адрес? Телефон?
Нет, мэм. Я вообще здесь первый день. Пожалуйста, передайте Томасу, если он тоже соберется в Порт, что я Пуду по вечерам ждать его в клубе моряков.
Передам, сказала огорченно Диана.
Или, может, мне вам позвонить?
Она повернулась к нему и долго, пристально на него смотрела. Словно стараясь заглянуть в душу. Ему уже делалось не по себе от этого взгляда.
Хорошо, сказала она наконец. Я оставлю вам номер.
Она достала из сумочки карандаш и написала неровным почерком свой телефон на корешке билета Прибрежно-городской пассажирской компании.
* * *
Она тебя испытывала, сказал Томас.
Знаю.
Ну и чутье у этой бабы.
Да, в том-то все дело, ответил Турк.
* * *
В Порту Турк приискал себе жилище. Он жил на те небольшие деньги, что у него были, и каждый день наведывался в клуб моряков в надежде встретить Томаса. Но Томас все не появлялся. Поначалу это не очень беспокоило Турка. Томас мог быть где угодно. С его характером он вполне мог решиться и на переход через горы. Так что Турк, заказывая себе ужин и выпивку, тут же забывал о своем приятеле с «Пустельги». Так прошел месяц. Наконец Турк достал корешок билета и позвонил по номеру, оставленному Дианой.
Механический голос ответил: такого номера не существует.
Это всерьез его озадачило, а заодно и пробудило в нем чувство ответственности. Денег у него осталось совсем чуть-чуть. Он собирался устроиться наладчиком на трубопроводы и все же решил перед тем съездить на Берег Лома. Один из боссов могильщиков помнил его в лицо. Он сказал, что Томас заболел, и очень серьезно, но у них, конечно, не было ни времени, ни возможностей возиться с каким-то старым больным матросом, поэтому Диана и рыбаки-минанги отвезли Томаса к себе в деревню.
У выезда на шоссе находился китайский ресторанчик с жестяной крышей. Турк поужинал в нем, после чего поймал очередную попутку. Водитель, агент какой-то африканской торговой фирмы, ехал на север, к подковообразной бухте с крикливой рекламой, светящейся в долгих экваторианских сумерках. Он указал Турку на грунтовую дорогу, уходящую в лес, с указателем на странном языке, и сказал: «Деревня там». Турк прошел пару миль и к тому часу, когда звезды становятся ярче, а мошкараназойливее, добрался наконец до горстки деревянных домишек с крышами, настланными поверх буйволовых рогов. Неподалеку была лавка, где за столами, сделанными из кабельных катушек, пили кофе при свете фонариков люди в огромных тюрбанах. Он изобразил самую вежливую улыбку, какую мог, и спросил, как пройти к клинике доктора Дианы.
Один из местных улыбнулся в ответ и перевел остальным его просьбу. К Турку подошли двое крепких молодых людей. Один встал слева от него, другой справа. Он еще раз повторил свою просьбу, и один из них ответил по-английски:
Мы вас проводим.
Они тоже улыбались, но Турку было не по себе от вида дружелюбных внешне, но строгих конвоиров.
* * *
Да, наверное, когда ты приехал, я находился в совершенной жопе, сказал Томас.
Еще какой, подтвердил Турк. А ты что, сам ничего не помнишь?
Очень мало.
* * *
«Совершенная жопа» означала, что Томас лежал, изможденный до крайности, не вставая с постели и с трудом дыша, в комнатушке в большом деревянном доме, который Диана называла своей «клиникой».
Турка при взгляде на своего друга охватил ужас.
Господи Иисусе, что с ним?
Не волнуйтесь, сказала ибу Диана, как называли ее в деревне. Видимо, это было каким-то местным почтительным обращением.
Он умирает?
Нет. Он выздоравливает хотя внешне, понимаю, но выглядит довольно ужасно.
Все из-за той раны?
Вид у Томаса был такой, словно ему вставили в горло шланг от пылесоса и высосали из него все внутренности. Турк никогда еще не видел настолько исхудалого человека.
Нет, все гораздо сложнее. Присядьте, я вам сейчас объясню.
За окном клиники Дианы в деревне продолжалась шумная вечерняя жизнь. На карнизах покачивались светильники, откуда-то доносилась музыка, напоминавшая громыхание жести. У Дианы были электрический чайник и французская кофемолка. Она приготовила кофегорячий и крепкий.
По словам Дианы, до последнего времени в клинике работали два настоящих врача. Это ее муж и еще одна женщина, по национальности минангкабау. Оба они недавно умерли, и Диана осталась одна. Все знания, какие у нее были, она приобрела, работая медсестрой. Этого было достаточно, чтобы клиника продолжала существовать: она была жизненно необходима не только для этой деревни, но и для дюжины соседних, не говоря уж о нищих могильщиках. В сложных случаях, когда Диана не могла помочь своими силами, она направляла пациентов в больницу Красного Полумесяца на севере побережья или в благотворительный католический госпиталь в Порт-Магеллане, хотя путь туда был неблизким. С колотыми и резаными ранами, несложными переломами, заурядными болезнями и расстройствами она отлично справлялась сама. Диана регулярно консультировалась с приезжающим врачом из Порта, который, понимая ее положение, заботился об обеспечении клиники основными медикаментами, стерильными бинтами и тому подобным.
Так, может, лучше было отправить Томаса в Порт? спросил Турк. По-моему, он чувствует себя крайне неважно.
Рана на рукесамая пустяковая из его проблем. Он говорил вам, что у него рак?
Нет О Господи! Быть не может.
Мы перевезли его сюда, потому что в рану попала инфекция и началось воспаление. Но по первому же анализу крови я поняла, что дело куда хуже. Из диагностического оборудования у меня мало что есть, зато есть переносной флюорограф. Ему хоть и десять лет уже, но работает отлично. После флюорографии все стало окончательно ясно. Если бы Томас не попал сюда, он бы прожил очень недолго. Как вы знаете, рак не принадлежит к числу неизлечимых заболеваний, но ваш друг слишком долго не обращался к врачам. У него были уже очень глубокие метастазы.
Он умрет?
Нет. Диана помолчала и еще раз посмотрела на Гурка тем же пронзительно странным взглядом. Он сделал усилие, чтобы не отвести глаз. Это напоминало игру в кошки-мышки.
Я предложила ему не совсем традиционное лечение.
Какое, что-нибудь вроде облучения?
Я предложила ему пройти курс четвертого возраста.
Турк на миг лишился речи. Из-за окна по-прежнему доносилась музыкачто-то невыносимо немелодичное, напоминающее беспорядочные звуки ксилофона, пропущенные через дешевый динамик.
Вы это можете?..
Могу. Я это сделала.
У Турка промелькнула мысль: «Вот это да, ну я и влип!» И как теперь из этого выбираться с наименьшим ущербом для своей шкуры?
Как я понимаю, здесь это не запрещено
Вы ошибаетесь. Просто здесь легче это скрыть. Но нужна осторожность. Лишние десятилетия жизни, сами понимаете, лучше не афишировать.
Вы же могли мне этого и не говорить
Не могла. Потому что Томасу, когда он встанет на ноги, понадобится определенный уход. И потому, что вы производите впечатление человека, которому можно доверять.
Как вы об этом догадались?
Хотя бы по тому, что вы приехали сюда из-за него. Она улыбнулась, и Турк смутился. Интуиция, основанная на опыте, назовем это так. Вы понимаете, что курс Четвертыхэто касается не только долголетия? Марсиане с очень большой осторожностью относились ко всему, что связано с вторжением в генетику. Они не хотели создать касту влиятельных стариков. Курс Четвертых одно дает, другое отнимает. Дает лишние тридцатьсорок лет жизни, и наглядный пример томуя сама, если вы еще не догадались. Но он также кое-что изменяет в человеческом устройстве.
В устройстве? Человеческом? ошарашенно переспросил Турк.
Ему даже с трудом давались слова. Он никогда еще не разговаривал с Четвертыми, разве чтосам того не подозревая. А эта женщина утверждает, что она одна из них. Сколько же ей на самом деле? Девяносто? Сто?..
Что, я выгляжу так страшно?
Нет, мэм, совсем нет, но
Правда не страшно? Она продолжала улыбаться.
Я просто
Турк, я хотела сказать Я уже много лет Четвертая. Все мы гораздо более восприимчивы к определенным нюансам общения и поведения, на которые обычные люди не обращают внимания. Как правило, я способна различить ложь и притворствопо крайней мере, говоря с человеком лицом к лицу. Но против искренней лжи у меня нет защиты. Я не всезнающая, не какая-то особенно мудрая и не умею читать мысли. Самое большее: у моего детектора вранья немного пониже порог распознавания. А так как любая община Четвертых всегда в осадном положениииз-за полиции, из-за бандитов или из-за тех и других сразу, этот навык нередко бывает полезен. Я не настолько знаю вас, чтобы сказать, что я вам доверяю, но достаточно вижу вас, чтобы сказать, что мне хочется вам доверять Понимаете?..
Наверное, да. В том смысле, что у меня нет никаких предубеждений насчет Четвертых. Я вообще раньше мало об этом думал
Теперь придется расстаться с этой блаженной невинностью. Ваш друг не умрет от рака, но ему нельзя оставаться здесь, и к тому же ему предстоит долгая адаптация. Я бы хотела передать его на ваше попечение.
Мэм Диана я понятия не имею, как ухаживают ж больными. А тем более за Четвертыми.
Он совсем недолго проболеет. Но ему нужен будет заботливый друг. Согласны ли вы стать таким для него?
Конечно, согласен попробую Хотя, может, все-таки лучше не я? Тем более что я сейчас в трудном положении, и финансовом, и вообще
Если бы было еще к кому обратиться, я бы вас не просила. То, что вы приехали сейчас сами, уже подарок судьбы. Она помолчала и прибавила:И если б я не хотела, чтобы вы меня нашли, меня было бы гораздо труднее найти.
Я пытался позвонить, но
Мне пришлось отказаться от прежнего номера. Она нахмурилась, но не стала дальше продолжать.
Ладно («Какой к черту ладно!»подумал он.) Я и перед бездомным псом в грозу двери не смог бы захлопнуть.
Она снова улыбнулась.
Я так и думала.
* * *
Ну, теперь-то ты уже поболее знаешь о Четвертых, сказал Томас.
Не уверен, ответил Турк. Ты у меня единственный живой образчик Четвертых перед глазами. Честно говоря, не слишком вдохновляющий.
Она так и сказала тебе: детектор вранья?
Примерно так. А ты что об этом думаешь?
Томас оправился от болезнипо существу, от генетической перестройки, в которой и заключается курс четвертого возраста, довольно быстро, как и предсказывала Диана. С психологической адаптацией дело обстояло иначе. Он прибыл в Экваторию, чтобы здесь умереть, а вместо этого получил еще три или четыре десятилетия жизни, на которые у него не доставало ни четких планов, ни желаний.
Зато физически он приобрел прекрасную форму. Уже через неделю после выздоровления Томас выглядел заметно помолодевшим. Его петляющая походка сделалась увереннее, есть он стал за двоих. Турку было так странно наблюдать за этимсловно Томас сбросил с себя старое тело, как змея сбрасывает кожу. «Да я это, блин!»повторял он всякий раз, когда Турку становилось не по себе от пропасти, разделяющей прежнего и нового Томаса. Он откровенно наслаждался вернувшимся здоровьем. Единственный минус, по его словам, заключался в том, что после восстановления тканей исчезли татуировки. В этих татуировках была записана половина истории его жизни.
Ты хочешь знать, есть ли и у меня какой-то супердетектор вранья? Ну, с точки зрения обычных людей, может, и есть. Все-таки уже десять лет прошло А ты что думал?
Не знаю. Мы же с тобой об этом почти не говорили.
И правильно, что не говорили. Мне так было проще.
Ты тоже сразу понимаешь, когда тебе врут?
Умного из дурака никакими таблетками не сделаешь. А я и не шибко умен, и детектора лжи никакого у меня нет. Но я обычно чувствую, когда кто-то старается мне что-то внушить.
Потому что, как мне кажется, Лизе врут. Сама она интересуется Четвертыми из искренних побуждений. Но ее могут использовать. Зато, с другой стороны, она знает кое-что, что могло бы пригодиться Диане.
Томас помолчал, потом опрокинул залпом весь остаток пива и поставил бутылку на столик. Его испытующий взгляд живо напомнил Турку аналогичный взгляд Дианы.
Ты оказался в довольно трудной ситуации, сказал он.
Я сам знаю, ответил Турк.
Может запахнуть жареным.
Этого я и опасаюсь.
Можно, я немного подумаю, прежде чем тебе что-то отвечать?
Конечно.
Ладно. Попробую навести справки. Позвони мне через пару дней.
Буду тебе очень признателен. Спасибо.
Погоди благодарить, сказал Томас. Может, я ещё передумаю.
ГЛАВА 7
Лиза ехала по направлению к консульству, и тут приемник в машине произнес: «У вас новое сообщение».
От кого? спросила Лиза.
Сьюзен Адамс, ответил приемник.
Думая о матери, Лиза всегда вспоминала ее аптечку в углу кухни, с лекарствами на все случаи жизни, рассортированными по дням и часам. Антидепрессанты, сжигатели жира, профилактическое от болезни Альцгеймера (к которой, возможно, имелась предрасположенность и у Лизы) Почасовая механика умирания.
Прочитать, сухо сказала она приемнику.
«Дорогая Лиза!».
Мужской голос в приемнике был совершенно бесцветным, и жизни в нем было не больше, чем в размороженной рыбе.
«Спасибо тебе за последнее письмо. Это немножко успокоило меня после того, что я видела в новостях».
Она заговорила о пепле, которым были все еще усыпаны улицы, из-за чего тысячи туристов спешили обратно к своим лайнерам, умоляя поскорее доставить их домой. Они приехали в Экваторию, рассчитывая увидеть пленительные экзотические пейзажи, а столкнулись с инымв полном смысле слова иным, чему нет никакого дела до человеческих расчетов.
Точно так же, подумала Лиза, поступила бы и ее мать.
«Все, о чем я сейчас думаю, как ты далеко, и почему ты так отдалилась от меня. Мне не хочется повторять тебе все, что я уже не раз говорила. И я не собираюсь касаться твоего расставания с Брайаном».
Сьюзен Адамс возражала против их развода так же страстно, как когда-то, по иронии судьбы, противилась их браку. Мать Лизы поначалу недолюбливала Брайана из-за его работы. В представлении Сьюзен Генетическая Безопасность сплошь состояла из бестолковых и бесчувственных людей вроде тех, что терзали ее после исчезновения мужа. «Лиза, ты не можешь выйти за чудовище!»говорила она. Но Брайан оказался вовсе не чудовищем. Он приложил все усилия, чтобы завоевать доверие Сьюзен и развеять ее предубеждения, и вскоре сделался желанным гостем в доме. Он быстро усвоил главное правило, которого следовало придерживаться в общении с ней: ни слова о Новом Свете, о гипотетиках, о Спине и об исчезновении Роберта Адамса. Упоминание обо всех этих материях в доме Сьюзен Адамс приравнивалось к богохульству. Не в последнюю очередь поэтому Лиза с такой тревогой думала о предстоявшем отъезде в Экваторию.
Мать Лизы совсем потеряла покой, узнав, что Брайана посылают в Порт-Магеллан. «Вам нельзя туда ехать», твердила она, словно Новый Свет был призрачным загробным царством, откуда еще никто не возвращался живым и невредимым. Ни за что, ни ради какой карьеры, нельзя отправляться в этот ад.
Конечно, это было не что иное как продолжающийся акт отрицания, насильственного изгнания из сердца тех событий, которые оно принять не может. Стратегия, которую давным-давно избрала для себя мать Лизы, ее личный громоотвод для скорби. Но именно это и возмущало Лизу.
Она ненавидела этот непроницаемый темный угол, в который мать загнала память об отце. От него не осталось ничего, кроме памяти, но память о нем невозможно было представить себе без его зачарованности всем, что связано с гипотетиками, без его любви к планете, с которой они соединили Землю непостижимыми воротами.
Сейчас бы он точно так же восхитился и этим пеплом, думала Лиза. Шестеренки и ракушки в пыли, частички величественной и таинственной мозаики
«Я просто надеюсь, что последние события убедят тебя, что самое благоразумное сейчасэто вернуться домой. Лиза, если дело в деньгах, я могу заказать тебе билет. Я согласна, Калифорния уже не та, что прежде, но вид на океан из нашей кухни никуда не делся, и хотя летом жарко, а зимой штормит так, как никогда не бывало в моем детстве, наверное, это пустяки по сравнению с тем, что сейчас переживаешь ты».
«Ты и понятия не имеешь, что я переживаю, подумала Лиза. Не можешь себе этого представить».
* * *
В полуденном свете американское консульство выглядело надежной крепостью добра, окруженной рвом и кованой железной оградой. За оградой кто-то посадил садик (разумеется, все растения были местного происхожденияпривозить земные растения в Экваторию запрещалось, хоть этот запрет и не очень строго соблюдался). Пепел не пощадил его, но крепкие красные цветы, получившие в грубоватой таксономии первых поселенцев название «сучкины губки», устояли под грузом пепла. Стебли их напоминали лакированные палочки для еды, а листьявикторианские стоячие воротники, из которых выглядывали клочкообразные соцветия.
У дверей консульства стоял охранник. Плакат на стене предупреждал посетителей о досмотре на предмет наличия оружия, портативной электроники, открытых емкостей и бутылок. Для Лизы эта процедура была не новадо развода она часто бывала в офисе Брайана. Она помнила это здание еще с юности, с тех пор, когда они жили в Порту всей семьей. Каким надежным и неприступным оно тогда казалось, с его огромными белыми стенами и окнами, похожими на амбразуры!
Запросив у Брайана подтверждение на вход, охранник вручил Лизе разовый пропуск. Она поднялась лифтом на пятый этаж. Там, в сердцевине здания, находился облицованный плиткой коридор без оконнастоящий бюрократический лабиринт.
Брайан встретил ее здесь и провел в знакомый кабинет, на двери которого висела лаконичная табличка: «УГБ 507». Вот уже сколько лет он внешне почти не менялсяв свои «давно за тридцать» выглядел все так же моложаво и щеголевато. Одет, как всегда, с иголочки, на лице загарпо выходным он обязательно совершал прогулки по холмам, окружающим Порт. Он натянуто улыбнулся Лизе. Его поза и жесты выражали крайнее неудовольствие. Лиза взяла себя в руки и приготовилась выслушать очередную порцию нотаций.
Под началом Брайана работали трое сотрудников, но сейчас никого из них не было.
Заходи, сказал он, присаживайся. Нам нужно кое о чем поговорить. Прости, но это важно, и чем скорее мы покончим с этим, тем лучше.
Он всегда старался выглядеть безукоризненно. Даже в самых неприятных ситуациях. Именно это больше всего и раздражало Лизу. Их брак не сложился с самого начала, но Лиза не смотрела на это как на жизненную катастрофу. Просто одна ошибка из многих (в части из которых ей было до сих нор стыдно признаться даже самой себе). Она никогда не понимала, на каком языке говорить с ним обо всем занимающем ее всерьез. Он посещал воскресные службы, верил всей душой в мораль и благопристойность и пытался всеми силами заслониться от сложности и чужести мира-после-Спина. Что неизменно выводило из себя Лизу. Она и так достаточно нагляделась на это в материнском доме. Ей хотелось другого. Того, что некогда так стремился передать ей отец во время долгих бесед на веранде звездными ночами: благоговейного или по меньшей мере открытого и мужественного отношения к Иному.
Брайан бывал порой очарователен. Ему хватало чуткости, и где-то глубоко в нем таилось живое, неподдельное сознание собственного предназначения. Но Лиза никак не могла смириться с его страхом перед реальностью мира, в котором они жили.
Она села на стул. Свой стул он поставил так близко, что они почти упирались коленями.
Возможно, это не самая приятная беседа в нашей жизни. Но я забочусь о твоем же благе. Пойми это, пожалуйста, и выслушай меня.
* * *
Турк ехал на аэродром, размышляя о своем разговоре с Томасом. Он собирался осмотреть самолет и к вечеру отправиться домой. Его «Скайрекс»небольшой двухмоторный винтовой самолетикслужил ему уже пятый год и теперь куда чаще нуждался в уходе и ремонте, чем раньше.
Недавно на нем меняли инжектор, и Турку хотелось самому проверить качество работы механиков. Он припарковался на своем обычном месте за грузовым складом и прошел к ангару по бетонированной площадке, от пепла и дожди больше походившей теперь на шерстяной ковер. Но дверь ангара оказалась запертой на висячий замок, а из-под щеколды торчала записка: «Турк, зайди ко мне. Майк».
С чем это было связано, не стоило и гадать. Турк задолжал Майку двухмесячную плату за ангар и техобслуживание. Но он был на дружеской ноге с Майкомпо крайней мере обычно у них получалось договориться, поэтому вошел в офис владельца, репетируя про себя привычные извинения. Это был своего рода ритуальный танец: требование явиться, оправдания и символическое погашение долгов (хотя сейчас у Турка не было даже «символических» средств), очередная отсрочка. Правда, вот до замков дело пока что не доходило.
Старина Майк взглянул на него из-за стола с видом глубокого сожаления.
По поводу твоего ангара, сказал он сходу, мне жаль, но у меня не остается выбора. Дела нужно вести по деловому.
Это все из-за пепла, ответил Турк. Мне пришлось отменить пару рейсов. Иначе бы я вам уже все заплатил.
Охотно верю и не стану отрицать. Но, если посмотреть шире, что меняет пара рейсов? Сам посуди. Здесь таких аэродромов полным-полно. Конкуренты не дремлют. В старые добрые времена можно было смотреть на все сквозь пальцы и ни с кого особо не спрашивать. Авиаторы вроде тебя всегда что-то задалживают. Но теперь правила игры диктуют корпоративные перевозчики. Из-за них места в ангарах дорожают. Даже если б ты платил все вовремя, я бы все равно на тебе терял. С этим не поспоришь.
Майк, если у меня не будет самолета, у меня не будет денег.
Проблема не в том, будут ли они у тебя, а в том, что у меня из-за тебя их нет.
А мне кажется, ваши дела идут неплохо
Мне нужно платить сотрудникам. К тому же сейчас правительство спустило кучу новых предписаний. Видел бы ты мой учет, не стал бы говорить, что у меня дела идут неплохо. Спроси у бухгалтера. Он тебе скажет нечто совсем другое.
Еще бы, подумал Турк, он же не дилетантМайк Эраджи знал толк в своем деле. Он основал свой аэродром, еще когда к югу от Порт-Магеллана не было ничего, кроме нескольких стихийных поселков и рыбацких деревень. Лет пять назад само слово «учет» здесь звучало бы дико.
Тогда Турк и приобрел свой шестиместный «Скайрекс».
Он обошелся ему куда дороже, чем стоил в Старом Свете. До недавних пор самолет приносил ему хоть и скромный, но стабильный доход. За него Турк давно расплатился, зато был должен кругом за все остальное.
Так что я должен сделать, чтобы я смог летать на своём самолете?
Эранджи приподнялся в кресле, отводя глаза.
Приходи завтра, поговорим. В случае чего, покупателя найдемза этим дело не станет.
Кого?..
Покупателя. Ты что, сам не понимаешь? У меня есть кое-какие знакомые, которым это будет интересно. Про-дашь самолетрасплатишься с долгами, начнешь все сначала. В жизни так бывает. Не ты первый, и не ты последний.
Это смотря в чьей жизни! возмутился Турк.