Погоди, не кипятись. В данном случае наши интересы совпадают. Я помогу тебе продать его максимально выгодно. То есть, если у тебя другого выхода не будет. Турк, гм же давно говорил, что хочешь устроиться на какое-нибудь экспедиционное судно, посмотреть новые края Может, сейчас самое время? Ты не думал об этом?
Спасибо за заботу, Майк.
Обдумай это хорошенько, вот что я хочу сказать. И приходи завтра утром.
Я вам все заплачу.
Заплатишь? Прекрасно. Приноси чек, и никаких проблем. И ступай-ка домой, приятель. Ты выглядишь неважно.
* * *
Во-первых, сказал Брайан, ты опять встречаешься с Турком Файндли.
Какого черта?.. тотчас ответила Лиза.
Послушай меня, пожалуйста. Не перебивай Ты что, поручил кому-то за мной следить.
Лиза, я этого не смог бы, даже если захотел.
Тогда откуда ты это знаешь?
Брайан вздохнул. Его поджатые губы и потупленные глаза словно говорили: «Мне все это так же неприятно, как тебе».
Лиза, здесь замешаны люди посерьезнее нас с тобой.
Она уже злилась не на шутку и готова была разозлиться еще больше. Она до сих пор чувствовала себя виноватой перед Брайаном, а ничто так не гасит чувство вины, как праведный гнев.
Какие еще люди?
Я только напомню тебе, с твоего позволения, о глобальных проблемах, которыми мы занимаемся. Человеческий геномэто святое, неприкосновенное. Сейчас ему угрожает очень и очень многое. Вся эта индустрия клонирования, марсианские технологии Речь сегодня идет о выживании человечества как вида. И во всех правительствах мира есть люди, очень серьезно озабоченные этими вопросами.
Его кредо. Точно то же, вспомнилось Лизе, он когда-то излагал ее матери.
Какое отношение это имеет ко мне? (И к Турку, если на то пошло, прибавила она мысленно.)
Ты приносила мне один старый снимок с вечеринки у твоего отца. Я пропустил его через программу распознавания.
Ты сам предложил мне это сделать.
Д а, это была моя инициатива. И нашлась еще съемка с камеры наблюдения в порту. А подобные запросы вызывают некоторое беспокойство. Эти снимки привлекли внимание кое-кого на самом верху. Несколько дней назад к нам приезжали из Вашингтона
Из УГБ?
Да, из УГБ, причем из самого высшего руководства. Люди, которые занимаются вещами куда более серьезными, чем мы здесь. От них до насвсе равно что от Экватории до Марса. Они очень интересуются этой женщиной. До такой степени, что не поленились пожаловать ко мне из Джакарты.
Лиза откинулась на спинку стула и попыталась все это осмыслить.
Когда отец исчез, мать показывала УГБ все фотографии. И это не вызвало тогда ни у кого беспокойства.
Это было десять лет назад. С тех пор могло кое-что измениться, появиться новая информация. То же самое лицо, но в другом контексте. Больше я пока ничего не могу сказать.
А можно мне поговорить с этими людьми? Если они знают, кто такая Сьюлин Муа
Лиза, они тебе ничего не помогут узнать об отце.
Почему ты так уверен?
Потому что это люди не того масштабапо-настоящему важные. Я и так сделал все, чтобы избавить тебя от разговора с ними.
Но ты рассказал им обо мне?
Да, рассказал все, что о тебе знаю. Потому что иначе они бы подумали, что ты причастна к предмету их расследования. Они бы только зря потратили время, если бы стали расспрашивать тебя лично. А у тебя могли возникнуть крупные неприятности. Лиза, поверь мне, тебе лучше забыть об этой женщине.
За мной следят. Да? Ты это хотел сказать? Кто-то следил за мной и видел меня с Турком?
Он поморщился, как всегда, когда она называла Турка по имени, но кивнул.
Господи, Брайан!
Он развел руками, как бы говоря: «Я тут ничего не могу поделать».
Могу сказать одно. Когда я смотрю на все это со сторонына отношения, которые связывают нас, и на то, какими бы мне хотелось их видеть, я спрашиваю себя: что на самом деле для тебя лучше? Мой тебе совет: оставь это дело. И перестань всех расспрашивать. Может, тебе даже стоило бы подумать о возвращении в Калифорнию.
Я не собираюсь возвращаться.
Я говорюподумать. Больше я пока ничего не могу сделать, чтобы оградить тебя от неприятностей.
А я просила у тебя защиты?..
Давай поговорим об этом в другой раз, когда ты получше все обдумаешь.
А может, не стоит?
И еще мне бы хотелось поговорить с тобой о Турке Файндли и о вашей связи
«О нашей связи. Бедняжка Брайан. Даже когда ревнуети то не может назвать вещи своими именами, отделаться от своего протокольного языка. Наша связь»
Какую линию защиты ей лучше избрать? «Турк пригласил меня на ужин, а потом стал падать этот пепел. Разумеется, он ночевал у меня, а что ему было делатьв машине оставаться? Нас связывают исключительно дружеские отношения» Или лучшепрямо? «Я спала с ним, потому что он не такой трус, не помешан на чистоте ногтей и не работает в вашем гребаном УГБ?»
Внутри у нее все кипело. Она уже ни капли не чувствовала себя перед ним виноватой.
Брайан, к моей жизни ты больше не имеешь никакого отношения. Поэтому не лезь в нее, сказала она, поднялась и вышла вон.
* * *
Турк отправился домой что-нибудь перекуситьв таком настроении ему не хотелось возиться с ужином. Он жил неподалеку от аэродрома в двухкомнатном бунгало, стоящем среди таких же развалюх на обрывистом берегу, возвышавшемся над морем. Когда-нибудь эта земля, возможно, станет лакомым куском недвижимости. А сейчас здесь совершенно не было никаких коммуникаций. Туалет представлял собой просто выгребную яму, электричество вырабатывали солнечные батареи и генератор, стоявший во дворе под навесом. Каждое лето Турк латал крышу, но зимой она начинала течь в других местах.
В предгорьях на западе садилось солнце. На востоке море окрасилось в чернильно-синий цвет. На севере виднелось несколько рыбацких лодок, возвращавшихся в бухту. Было свежо, вечерний бриз сдувал и уносил стойкий запах пепла.
Пепел лежал волнами вокруг фундамента. Крыша вроде бы выдержала его вес. Жилище Турка уцелело. Но вот еды у него оставалось кот наплакал. Он и забыл, что дома почти ничего нет. Надо было либо ехать за продуктами, либо довольствоваться консервированной фасолью. На ужин в кафе денег у него все равно не было.
«Прощай мой самолет», думал он. Хотя рано гореватьему просто запретили летать, а самолет пока никто не отнимал. Но на счету у Турка не было суммы, которая могла бы успокоить Эранджи. С тех пор как он вышел от Майка, у него все время вертелась в голове эта короткая мантра: «Прощай, мой самолет»
Ему хотелось поговорить с Лизой. Но не хотелось взваливать на нее свои проблемы. Он был далек от мысли, что завоевал доверие Лизы раз и навсегда. Она стала для него нежданным подарком судьбы, а судьбе Турк не очень доверял. Слишком часто она его обманывала.
Кукурузные хлопья, кофе, пиво
Он попытался позвонить Томасу. Может, у него не слишком хорошо получилось объяснить, чего он от него хочет? Единственное, чем он мог помочь Лизе, это узнать, почему ее отец стал Четвертым (а Турк полагал, что именно так и случилось). И единственным, кто мог помочь узнать этоили хотя бы что-то прояснить, был Томас. И еще ибу Диана, медсестра-Четвертая из деревни минангкабау на севереесли повезет, и ему удастся устроить встречу с ней.
Но Томас не отвечал. Сигнала голосовой почты тоже не было. Турку это показалось очень странным: Томас всегда носил с собой трубку. Телефон был, наверное, самым ценным его достоянием.
Турк сидел в нерешительности и думал, чем бы заняться дальше. Подсчитать, что ли, все, что осталось на карточках? Вдруг все-таки получится договориться с Майком? Или поехать снова в город и, может, навестить Лизу, если он ей еще не надоел, заодно и проведать Томаса по дороге? Хотя лучше было бы, конечно, остаться дома, и заняться чем-нибудь полезным.
Да только никаких важных дел дома у него не нашлось.
Он погасил свет и вышел из дому.
* * *
Лиза возвращалась из консульства, чувствуя себя словно ошпаренной. Да, ошпареннойсамое точное слово. Обдали кипятком, сунули в кастрюлю и обожгли до волдырей. Она бесцельно колесила по улицам больше часа, пока датчик машины не отреагировал на закат и не включил фары. Небо окрасилось алым цветом. Долгий экваторианский закат казался еще более живописным из-за фильтра пыли, все еще висевшей в воздухе. Лиза проехала через арабский квартал, мимо базаров и кофеен под пестрыми навесами, украшенными разноцветными гирляндами. Город был наводнен людьми, которые словно стремились наверстать время, потерянное за дни, когда сыпался пепел. Отсюда она отправилась в дорогой район в предгорьях, где богачи из Пекина, Токио, Лондона и Нью-Йорка строили себе палаццо в средиземноморском стиле, окрашенные в пастельные тона. Она не сразу сообразила, что едет по улице, на которой жила в детствете четыре года, что она провела с родителями в Экватории.
Вот и дом, в котором они жили. Проезжая мимо него, она притормозила. Дом был меньше, чем ей казалось по воспоминаниям, и куда меньше других особняков на этой улице. Он выглядел, как простое пальто на вешалке среди норковых шуб. Лизе страшно было и представить, сколько бы теперь стоило снять такой дом. Веранда, выкрашенная в белый цвет, тонула в сумерках, на ней видна была чужая мебель.
Когда они переехали сюда из Калифорнии, мать сказала: «Мы какое-то время здесь поживем, но недолго». Лиза никогда не говорила об этом доме «мой», даже в разговорах с друзьями из американской школы она предпочитала излюбленную формулировку матери: «там, где мы сейчас живем». В тринадцать лет Лизу немного пугали чужие края, которые она представляла себе только по фильмам и передачам, а Порт-Магеллан был воплощением всех таких краев, смешавшихся в одном огромном котле. Она тосковала по Калифорнии и страстно мечтала о возвращении гуда. Во всяком случае, поначалу.
Чего ей хотелось теперь?..
Правды и памяти. Без памяти о прошлом не может быть правды.
Крыша была темной от пепла. Лизе невольно вспомнилось, как они с отцом сидели здесь по ночам на веранде. Вели б можно было опять оказаться с ним здесь! Поговоритьне о Брайане, конечно, не о ее неприятностях, а о пепле и о тех, кого Роберт Адамс называл (неизменно улыбаясь при этом) Сущностями Очень Больших Размеров. Обо всем, что за пределами будничного мира.
Когда она наконец вернулась домой, уже стемнело. Квартира была в беспорядкенемытая посуда в раковине, неубранная постель, все еще хранящая запах Турка. Лиза налила себе бокал красного вина и попыталась обдумать то, что говорил Брайан. Что это за «серьезные» люди, которые так заинтересовались этой женщиной, из-за которой (или с помощью которой), быть может, и исчез ее отец? Прав ли Брайан, считая, что ей лучше уехать домой? Можно ли извлечь еще хоть что-то существенное из руин, оставленных Робертом Адамсом?
Или, может, она сейчас ближе чем когда-либо к чему-то самому важномупотому ее и преследуют?..
* * *
По дороге Турк еще дважды звонил Томасу и оставлял ему сообщения. Томас не отзывался, и Турку стало совсем не по себе. Со стариком явно случилось что-то неладное. Может, конечно, он засел в каком-нибудь кабаке. Томас не изменил старым привычкам и все еще попивал, хотя никогда не надирался до такой степени, как раньше. Но на телефонные звонки он отвечал в любом состоянии. Петляя по заваленным пеплом улочкам Нью-Дели, Турк направлялся к дому старика. Его охватывали самые недобрые предчувствия. Томас был Четвертым, и со здоровьем у него все было в порядке. Но и Четвертые не бессмертны. Они тоже стареют и умирают. Он мог опять заболеть чем-нибудь. Или попасть в какую-нибудь переделку. Такое в Нью-Дели случалось чуть не каждый день. В округе орудовала пара банд филиппинцев, действовала сеть наркопритонов, все время что-нибудь да приключалось.
Турк оставил машину возле гремящей и орущей забегаловки, на углу плохо освещенного переулка, где жил Томас. Только-только стемнело. Кругом кипела жизнь, за каждой второй дверью завывала музыка. Но в фургоне у Томаса было темно, свет не горел. Может, старик спит? Дверь была почему-то приоткрыта.
Турк постучал в нее на всякий случай, хотя был уже уверен, что это бесполезно. Из дома не доносилось никаких звуков. Нашарив в кармане налобный фонарик, он включил его и посветил мигающим светом внутрь. В комнате царил разгром. Столик возле кресла, в котором обычно сидел Томас, валялся вверх ногами, на полу виднелись осколки лампы. В воздухе висел еще запах застарелого пота. Турк посветил на кровать, но она оказалась пуста.
Подумав секунду, он вышел и решительно постучал в соседний фургончик. Ему открыла тучная женщина в серой сорочке. Недавно овдовевшая миссис Гуди время от времени составляла старику компанию по выпивке. Томас как-то познакомил ее с Турком.
Соседка заявила, что последние несколько дней его не видела. Но сегодня приезжал какой-то белый фургон
А чточто-то случилось?..
Надеюсь, что нет. Миссис Гуди, а как давно приезжал этот фургон?
Час назад, может, два.
Спасибо, миссис Гуди. Вы меня успокоили. Но все-таки лучше запирать двери покрепче.
А то я не знаю этого! сказала миссис Гуди.
Он вернулся к жилищу Томаса и плотно прикрыл дверь. Было ветрено. На углу переулка дребезжал на ветру самодельный фонарь. Под ногами метались судорожные тени. Турк набрал номер Лизы. «Ну подойди, ответь, пожалуйста», умолял он ее мысленно.
* * *
Прочитать дальше письмо от Сьюзен Адамс, приказала Лиза компьютеру.
Домашний ридер по крайней мере умел разговаривать женским голосом, хотя интонации его мало напоминали человеческие.
«Пожалуйста, пойми меня правильно. Я просто беспокоюсь о тебе как мать. Все время думаю, как ты там одна, it этом городе»
Да уж. Одна. Можно было не сомневаться, что мать ударит в самое больное место. Невозможно было объяснить кому-то, что ей, Лизе, здесь нужно, и почему это для нес так важно.
«подвергаешь себя опасности»
Которая кажется куда реальнее, когда ты, как выразилась мать, одна.
«хотя ты могла бы спокойно жить дома или с Брайаном, который»
Разговаривает с ней, маскируя свою растерянность покровительственной интонацией, как сейчас вот.
«тоже ведь всегда говорил тебе»
Да. Говорил.
«что ни к чему копаться в мертвом прошлом».
«А если оно не мертвое? Если мне, думала Лиза, не хватает то ли решимости, то ли бесчувствия, чтобы окончательно с ним распрощаться? И у меня нет другого выхода, как только гнаться за ним по пятам, пока оно наконец не отдаст последние долги. Может, радостные, а может, горькие».
Пауза, сказала она ридеру. Она не могла выносить этого в больших количествах. Особенно сейчаскогда с неба сыплется черная пыль, когда за ней следят, а телефон ее наверняка прослушивают, и даже Брайан не может сказать почему. Сейчас, когда она, спасибо мамочке за напоминание, одна.
Она проверила остальные сообщения. Все оказались полной ерундой, кроме одного. Это было настоящее сокровищеписьмо, с прицепом на скрепке от Скотта Клеланда, астронома, с которым она безуспешно пыталась связаться уже несколько месяцев. Клеланд был одним из последних университетских коллег отца, с кем ей не удалось поговорить до сих пор. Он работал в Геофизическом Надзоре, в обсерватории на горе Мади. Она уже и не надеялась от него чего-то дождаться. И вдруг пришел ответ, да ещё какой теплый. Ридер прочел его, сообразуясь с именем отправителя, мужским голосом.
* * *
«Дорогая Лиза!
Простите, пожалуйста, что я так долго Вам не отвечал. Виной тому не просто моя медлительность. Мне хотелось найти один документ, который, возможно, Вас заинтересует. Но я далеко не сразу смог его найти.
К сожалению, я не очень хорошо знал доктора Адамса. Мы общались в основном на профессиональные темы. Я высоко оценивал его работы, как и он мои. Что касается подробностей его жизни в то время и всего остального, о чем Вы спрашиваете, боюсь, тут я не смогу ничем Вам помочь.
Как Вы, наверное, знаете, незадолго до своего исчезновения он начал работу над книгой под названием Планета как артефакт. Он попросил меня отрецензировать вступление к ней. Я выполнил его просьбу. Но не нашел в тексте никаких фактических неточностей и не смог предложить никаких существенных улучшений (не считая более эффектного заглавия).
На случай, если в архиве доктора Адамса нет этого вступления, пересылаю Вам тот вариант, который он отправлял мне.
Исчезновение доктора Адамса было огромной утратой для всего нашего университета. Он всегда с великой любовью говорил о Вас, обо всей своей семье. Надеюсь, Ваши поиски увенчаются успехом и принесут Вам желанное утешение, дорогая Лиза».
* * *
Лиза приказала ридеру распечатать документ. Вопреки предположению Клеланда, в бумагах отца этого вступления не было. А если и было, мать могла его уничтожить. Сьюзен Адамс давным-давно порвала на клочки и выбросила все записи мужа, а его библиотеку передала в дар университету. Это было, как говорила про себя Лиза, частью ее ритуала по «очищению дома Адамсов».
Она отключила телефон и вышла на балкон, захватив с собой еще бокал вина и шесть распечатанных страниц. С утра Лиза очистила балкон от пепла. Ночь выдалась теплой, и люстра в комнате давала достаточно света, чтобы можно было читать. Через пару минут она сходила за ручкой и, вернувшись на балкон, принялась подчеркивать отдельные фразы. Не то, что было новым для нее, а наоборотто, что раньше неоднократно слышала от отца.
«За то время, которое мы называем периодом Спина, изменилось очень многое. Но самое главное изменение, самое значительное для человечества, мы, кажется, до сих пор так и не сумели осмыслить. Земля оказалась погруженной в застой на более чем четыре биллиона лет. Теперь мы живем во Вселенной бесконечно более старой, прошедшей более сложную эволюцию, чем некогда привычный нам мир».
То, о чем он когда-то рассказывал Лизе на веранде в те звездные ночи, только изложенное более строгим языком.
«Если мы хотим в действительности понять природу гипотетиков, мы должны всегда принимать во внимание этот факт. Они были уже очень древними, когда мы впервые столкнулись с ними. Но теперь они еще старше. Объектами непосредственного научного познания они быть не могут, поэтому все, что нам остается, это судить о них но результатам их деятельности. По свидетельствам, оставленным ими самими, по следам их бытия, безграничного но времени и пространстве».
В этом чувствовалось то самое с детства знакомое ей отцовское волнение, пытливый интерес к неведомому, так не вязавшийся с привычной осмотрительностью и опаской матери. Эти страницы словно говорили отцовским голосом.
«Рассуждая о результатах деятельности гипотетиков, мы прежде всего вспоминаем Арку в Индийском океане, соединяющую Землю с Новым Светом. Но есть и другая Аркамежду Новым Светом и еще одной, менее благоприятной для освоения планетой, а та таким же образом соединена с третьей и так далеедо бесконечности, насколько мы сейчас способны об этом судить. По неизвестным причинам гипотетики сделали доступным для нас целый коридор последовательно соединенных миров, все более и более негостеприимных по отношению к человеку».
Если доплыть до другого конца Нового Света, говорил отец, там будет еще одна Арка. За нейскалистая планета с суровым климатом и малопригодным для дыхания воздухом. А еще дальшеочередной мир, с ядовитой атмосферой, насыщенной метаном, и океанами, полными кислот и нефтяных углеводородов. И для такого путешествия понадобится океанские суда, оснащенные как космические корабли, с герметичным корпусом и мощной обшивкой.
«Но Арка в Индийском океанене единственный артефакт, доступный нашему наблюдению. Сама планета-соседка, где я сейчас пишу эти строки, также является артефактом. Существуют доказательства того, что она была создана или по крайней мере серьезно изменена в ходе модификации, длившейся много миллионов лет, с целью сделать ее природные условия максимально благоприятными для человека.
Строилось много предположений о смысле этого гигантского начинания, для которого потребовались целые эпохи Что такое Новый Свет для человечества? Выход или ловушка? Какова наша собственная роль в этом эксперименте? Лабораторных мышей? Или это действительно новая величественная судьба, открывшаяся человечеству? Земля до сих пор защищена от губительного излучения состарившегося Солнца. Означает ли это, что гипотетики заинтересованы в нашем выживании как вида, и если так, то почему?..
Никто не знает ответов на эти вопросы. Не знаю их и я. Я просто хочу дать читателю общее представление о результатах уже проделанной работы в этой области познания, о выводах и размышлениях тех, кто занимается этим профессионально и самоотверженно»
И чуть ниже:
«Мы находимся в положении пациента, пробуждающегося от комы длиной в жизненный цикл отдельно взятой звезды. Чего мы не сможем вспомнить, то должны открыть заново».
Лиза подчеркнула эту фразу дважды. Ей захотелось послать ее матери, начертать ее на плакате и помахать им перед носом Брайана. Это было именно то, что она всегда пыталась им сказать. В ответ на их сконфуженные улыбки и сочувственные взгляды («Бедная, бедная Лиза!») всякий раз, когда она пыталась прорвать завесу молчания вокруг жизни и смерти отца, вопреки их попыткам чуть ли не хирургическим образом изъять Роберта Адамса из памяти переживших его. Словно он сам из своего укрытия шагнул к ней, чтобы прошептать слова ободрения. Чего мы не сможем вспомнить, то должны открыть заново.
Она отложила листки и собиралась уже пойти спать, но напоследок еще раз проверила телефон.
Обнаружила три сообщениявсе со значком «срочное», и все от Турка. Не успела она ответить ему, как пришло четвертое сообщение.
ЧАСТЬ IIОКО РОЗЫ
ГЛАВА 8
Как только перестал падать фосфоресцирующий пепел и небо посветлело, внутренний дворик прибралиостаток пыли унес ветер и поглотила пустыня. А вскоре в поселок стали поступать известия о новых загадочных событиях.
То, что совсем недавно вызывало ужас, сделалось теперь предметом бесконечных разговоров и размышлений. Новая загадка пришла куда более прозаическим образом: в виде сообщения по радио из города на другом конце материка. В нем не было ничего особенно пугающего, но оно имело отношение к одной из самых сокровенных тайн Айзека.
Он слышал, как говорили об этом в коридоре возле столовой двое взрослыхмистер Ноуотни и мистер Фиск. Речь шла об отмене коммерческих рейсов к нефтепромыслам в Руб-эль-Хали. Их отменили совсем недавно, еще до выпадения пепла, а теперь Временное Правительство и нефтяные компании объявили причину запрета: землетрясение.
Очень странно, говорил мистер Ноуотни, данная часть материка принадлежит к геологически стабильному кратону, в котором сотни тысяч лет не наблюдалось никакой тектонической активности. Там не может быть даже слабых толчков. Но сообщалось отнюдь не о слабых толчках. Большинство скважин и трубопроводов уже неделю как были законсервированы, причем часть из них разрушена.
Мы знаем об этой планете куда меньше, чем думали, сказал мистер Ноуотни.
Айзеку все это не казалось таким уж странным. Он зналне знал, точнее, а чувствовал всем телом, хотя не мог бы этого объяснить, что под неподвижными песками далекой западной пустыни что-то шевелится. Шевелится и заговаривает с ним на непонятном языке. Он мог с закрытыми глазами указать туда, где «это» находится, несмотря на расстояние в сотни миль. «Это» уснуло, когда на свете еще не было ни гор, ни песков, а теперь понемногу пробуждалось.
* * *
Первые два дня после выпадения пепла никто не выходил из жилищ, окна и двери держали на запоре, пока доктор Двали не объявил, что в пепле нет ничего особенно токсичного. В конце концов миссис Рэбка разрешила Айзеку гулять в саду при условии, что он будет надевать марлевую маску. Двор уже очистили, но в воздухе по-прежнему висела пылевая взвесь. Миссис Рэбка считала, что это может быть опасно для здоровья, а ему своим здоровьем рисковать нельзя.
Айзек согласился надеть маску, хотя в ней было жарко, и вокруг губ и носа скапливался пот. От пыли не осталось ничего, кроме зернистого налета, осевшего на кирпичах и на рейках ограды из вечносерки. Айзек нашел, где ее было побольше, и нагреб себе на ладонь, сколько получилось.
Доктор Двали говорил, что в ней есть частички разрушенных машин. По мнению Айзека, здесь ничто не напоминало о машинах, но ему нравилась зернистость пепла, то, как он собирается в кучку на ладони и сеется между пальцами. Он сжал руку в кулаки пепел сбился в хлопьевидный комочек. Разжали комочек тут же развеялся в воздухе.
Пепел светился. Не просто светилсясиял. Айзек знал, что, употреби он такое слово, никто бы его не помял. Это было сияние особого рода, не такое, как обычный свет. Айзек был уверен, что никто, кроме него, этого не может видеть. Может, Сьюлин Муа могла бы что-то ему объяснить?
У него накопилось уже очень много вопросов, которые хотелось ей задать. Но теперь сделать это было не так-то просто. С самого своего появления она была постоянно чем-то занята. То один, то другой взрослый подходит к ней и начинает о чем-то расспрашивать. Так что Айзеку приходилось дожидаться своей очереди.
За ужином он заметил, что, рассуждая о пепле и его происхождении, взрослые то и дело обращались к Сьюлин. Это было что-то новое. Его воспитатели всегда представлялись ему людьми более или менее всезнающими.
И мудрымимудрее всех остальных. Айзек не мог судить об этом на основании собственного опытаон никогда не видел «остальных». Только смотрел фильмы о них и читал книги, где они все время говорили о каких-то совершенно неинтересных вещах и постоянно причиняли друг другу боль. Здесь, в поселке, дискуссии то и дело приобретали нешуточный накал, но никогда не переходили в ссоры. Каждый из взрослых знал невероятно много в своей области, по крайней мере так казалось Айзеку. Поэтому все вели себя сдержанново всяком случае, старались. И всекроме, разумеется, него самогобыли очень немолоды.
* * *
Но даже на этом фоне Сьюлин Муа казалась чем-то исключительным. Она знала больше, мыслила глубже, чем те, на чьи знания и мнения Айзек привык полагаться. И что озадачивало больше всегоказалось, ей не очень-то нравятся поселок и его жители. Тем не менее она всегда вежливо и терпеливо отвечала на их вопросы.
Разумеется, это имеет отношение к гипотетикам, говорил доктор Двали. Он имел в виду пепел. Вы согласны?
Весьма логичный вывод. Возразить нечего.
Сьюлин Муа ткнула вилкой в тарелку и попробовала то, что в ней находилось, на вкус. Обычно взрослые готовили ужины по очереди, хотя небольшая горстка энтузиастов участвовала в этом чаще других. На сей раз обязанности повара исполнял мистер Поузелл, геолог. По части кулинарии он был скорее любителем, нежели специалистом. Овощное варево, лежащее у Айзека на тарелке, отдавало чесноком, эвкалиптовым экстрактом и еще чем-то чудовищно пережаренным.
А вы раньше видели или слышали о чем-нибудь подобном? спросил доктор Двали.
Формально в коммуне не существовало иерархии. Но, как правило, при обсуждении серьезных вопросов тон дискуссии задавал доктор Двали, и если он произносил какие-то итоговые замечания, они считались окончательными. Доктор Двали проявлял особое внимание к Айзеку. Волосы у него были седые, шелковистые, глазакарие, крупные, брови походили на разросшуюся живую изгородь. Айзек же относился к доктору Двали с терпеливым безразличием. Но в последнее времяон сам не знал почемуДвали стал вызывать у него неприязнь.
Именно о таком не слышала, ответила Сьюлин. Но мы немного лучше знакомы с миром после Спина. Иногда случается, что с неба падает что-то необычное.
Кто это «мы»? И о каком небе она говорит?..
По всей вероятности, из «Марсианских архивов» были среди прочего изъяты все теоретические соображения, касающиеся гипотетиков, сказал доктор Двали.
Видимо, потому что это были лишь теоретические соображения.
Но вы-то сами что о них думаете?
То же, что все. Что гипотетикиэто самовоспроизводящиеся машины. А они во многих отношениях подобны живым существам. Они способны изменять окружающую среду. Синтезировать очень сложные полуорганические молекулы из льда, минералов, а возможно, и из вакуума. Продукты их деятельности не вечны, как все на свете. Они постепенно стареют, разрушаются, заменяются новыми. Отсюда и машинообразные остатки в пыли.
«Вот это да. На нас свалились машины!»подумал Айзек.
Но их чистой массы, сказал доктор Двали, хватит, чтобы покрыть собой сотни квадратных километров.
А что тут удивительного? Учитывая их возраст, это не более невероятно, чем образование перегноя в вашем саду.
Она говорила об этом так уверенно. Откуда она могла это знать?.. Айзек решил при случае непременно спросить ее, откуда.
* * *
Этой ночью порывистый ветер с юга усилился. Айзек лежал в постели и слушал, как поскрипывают стекла в оконной раме. Звезды в небе были окутаны тонкой песчаной пылью, принесенной ветром из Руб-эль-Хали.