Достопочтимый Сунлинь Ван повернул голову и оглядел древесных гигантовему показалось, что уже слегка стемнело, но это не было поводом ни для действий, ни для беспокойства.
Китаец закрыл глаза, чтобы уловитьсовсем не факт, что обычным слухомлегкие шаги на влажном песке, а после бархатный шум волн, уже смывших следы.
Звук внезапно оборвался.
И старый алхимик продолжил ждать.
* * *
нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет
И так до бесконечностипримерно это короткое слово, если переводить на человеческий, прыгало и кружилось в голове существа. Все случилось совсем не так, совсем по-другому, и побег стал лишь еще одним шагом к заключениюони будто знали, знали, что он вернется сюда, в эти леса, что древнее древнего, под своды этого глубокого, разодранного в клочья цветного неба
И он вернулся. Нехотя, но вернулся. Вернулся, пытаясь убежатьно попался в кольцо вечно голодного уробороса.
Теперь в сознании мерцало, вспыхивало и гасло только одно слово, зацикленное до тугой бесконечности
нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет
* * *
Огромная фиолетовая ящерица пожалела, что не умеет истошно орать, когда барон Брамбеус своей мощной рукой схватил ее за хвост. Честно говоря, она пожалела о многих вещах: например, о том, что эволюция не наградила ее возможностью откинуть хвост и спастись бегством, да и вообще о том, что родилась на свет.
Вместо того, чтобы истошно крикнуть, рептилия не менее истошно захрипелаона очень постаралась.
Ага! Не уйдешь! радостно взвизгнул барон, хватая ящерицу второй рукой. Ружье он доверил подержать Аполлонскому и, благо, то промокло насквозь, а то художник мог ненароком и пальнуть раз-другой куда не нужноспички не игрушка детям, огнестрельное оружие и все, что отличается от карандаша с кисточкойне игрушка Федору Семенычу.
Ящерица, все еще пытаясь спастись, извивалась, напоминая плохо раскрученный неоновый волчок. Аполлонский, схвативший ружье под мышку, пытался зарисовать ерзающее существоно сдался после нескольких безуспешных попыток.
Ну, ха-ха! зарокотал барон. Теперь ей от меня никуда не деться! Ну и здоровая же, а! Оглушить бы ее как следует. Помню, поймали такого здоровенного карпа
Не удивлюсь, если это были карпы из императорского пруда, пошутил Грецион. Он не рассчитывал на бурную реакциюшутка была не слишком искрометной, но Брамбесу понравилось так сильно, что тот засмеялся громче всех нордических великанов, чем привел в еще большую панику бедную рептилию. Брюшко ее засветилось сильнее.
Это она от испуга? Брамбеус отвлекся на свечение.
А по-моему, заметил художник, поправляя шляпу, просто стемнело.
Грецион взглянул на небодействительно, цветные обрывки непонятно чего, эти витражные кусочки небесного купола словно бы приглушили, наложили поверх них пленку, но только голубоватую. И теперь на лес спускалась, снисходила мягкая синеватая темнота, почему-то казавшаяся какой-то не от мира сегобудто между бесконечным космосом со всеми его светилами и землей не было никаких преград, и небо постепенно наслаивалось на макушки деревьев, ползло по кронам, крупицы вселенной проникали сюдакак в хорошем десерте с воздушным творожком и черничным вареньем.
А еще откуда не возьмись начал клубиться фиолетовый туманон наползал шлейфом ночного платья и слабой, пока что еле-еле видной дымкой смешивался с воздухом, словно тысячи эфемерных джинов разом развеялись по миру.
Это что, туман? почесал подборок Федор Семеныч.
А что по-твоему? вопросом на вопроскак он любил общаться со студентамиответил Грецион. Профессор поймал себя на парадоксальной мысли: он видел этот туман впервые, абсолютно точно, но пружинка внутри, вероятно сломанная, подсказывала, что фиолетовый туман должен быть знаком профессоруэто слегка сводило с ума, но пока обходилось без тошноты. Розовые, мать их за ногу, пони?
Ого, вот это мы резко заговорили, захлопал глазами художник. Я понимаю, что это туман. Но он фиолетовый.
Прости, потер переносицу Психовский. Это тебя действительно здесь удивляет больше остального, среброкистый Феб?
Это все, конечно, замечательно, каждый раз, когда ненадолго замолчавший Брамбеус вновь начинал говорить, от неожиданности сердце уходило в пятки, но лучше бы нам найти какое-нибудь место, где мы переждем ночь. Кто знает, какие еще существа бродят тут в темноте
Отлично, всегда мечтал пожить в пещере, максимально саркастически сказал Федор Семеныч, разглядывая ружье.
Отлично, всегда хотел посмотреть на полудоисторических тварей-переростков! максимально искреннее сказал Грецион Психовский, разглядывая, как художник разглядывает ружье.
Ситуация практически анекдотическая.
Все четверохудожник, профессор, барон и бедная ящерицанаправились в ту часть тропического леса, которая, как им показалось, была не такой густой. Пока они шли, природа вокруг уже начала готовиться к ночной жизнипомимо ящерицы, засветились и грибы на гигантских стволах деревьев, словно бы питаясь наступающей темнотой. Фиолетовый туман шагал за четверицей по пятам, все разрастаясь и разрастаясь, густея и густея. Мир вокруг начинал походить на условный Квартал Красных Фонарей, включивший подсветку витрин, вывесок да указателей, и ставший к ночи еще более живым, чем был до этого.
Деревья, тем временем, редели. Еще несколько пройденных метров без каких-либо приключенийхотя, кто знает, что произошло в других оттисках, и Грецион, на правах шагающего первым, остановился, оказавшись на голом месте.
Все это время они, похоже, постепенно шли вверх и оказались то ли на холме, то ли на утесеподи разбери. Вековечные деревья порасступились, оголив склонрасти они продолжали только далеко внизу. А еще
Внизу виднелись очертания огромного, с вытянутыми куполами, каменного сооружения из древнего белого камня.
Грецион присвистнул. Федор Семеныч снова взял ружье под мышку и полез за блокнотом. Брамбеус цокнул. Ящерица хрипнула и попыталась сбежать, но барон хватки не ослабил. Рептилия, пожалуй, единственная удивилась не столько увиденному, сколько мощным рукам своего тюремщика.
Это Индия? прищурившись, проговорил вопрос художник. И, да, именно проговорил вопросспрашивают обычно, во-первых, у кого-то, а во-вторыхожидая услышать ответ. Аполлонский же общался с воздухом, ответа не ожидая.
Скорее Камбоджа, почесал бороду Психовский. Вылитый Ангкор-Ват!
Боюсь, вы оба неправы, раздался незнакомый голос.
Все трое обернулись. Ящерица решила остаться безучастной.
В стороне, словно тоже выйдя из вековечного леса, стояла женщина в фиолетовом одеяниини то робе, ни то платье, украшенном тонкими узкими костяными пластинами, некоторые из которых тускло блестели мрачно-золотым. На голове у незнакомки была надета высокая шапка, типа папской католической митры, тоже сделанная словно из костей и инкрустированная аметистом. Густые темные волосы свисали до плеч, но среди них виднелись как-то чересчур ярко выраженные белые пряди.
Конечно, вся эта картинка обработалась мозгами троицы моментально, оттого шоковый эффект пришиб куда сильнее и резче. А потому следующая реплика забила гвоздь в крышку этого гроба удивлениядля Грециона уж точно.
Это вовсе не Индия, и не женщина замялась, не Камбоджа. Это Лемурия. Добро пожаловать.
В этот момент ящерица решила еще раз испытать удачу, и, наконец-то, везение не обошло рептилию сторонойона вырвалось из ослабевшей хватки удивленного барона и со всех лап кинулась вниз по склону, задев Грециона Психовского.
В ином оттиске профессор просто пошатнулся бы, или, на худой конец, свалился, быстро придя в себяно здесь Грецион как-то неудачно упал. Попутно споткнувшись о мощный торчащий из земли корень, он покатился вниз по крутому склону в неоновое царство вековечного леса, пока не ударился головойна миг профессору показалось, что вдалеке прямо на него смотрят до невозможности глубокие, утопающие в собственном космосе глаза, разглядеть которые на таком расстоянии можно было только обладая соколиным зрением; но в сознании зазвенело, цветной мир закружился каруселью, а потом все кончилось.
И Грецион Психовский умер.
Близнецы. Глава 6Вовсе без лемуров
месяц Кирпич
в небе уста Ана, корона Ана
Звезда эта подобна Гирре
месяц кирпичной формы царя,
когда царь кирпич в формы помещает
страны дома свои ставят
Месяц Куллы во всех стране
Кажется, это где-то уже было, пробубнил профессор Грецион Психовский, слегка пошатнувшись от толчка ящерицы, уже скрывшейся где-то в тропическом лесу. Профессор оперся о подвернувшийся под руку стол, чтобы не свалитьсяпо-хорошему, ему очень хотелось выругаться в надежде на то, что после этого полегчает.
И снится нам не рокот космодрома, а очередное дежавю? с другой стороны схватившегося за голову друга подхватил художник.
Да подожди ты, профессор вернул равновесие, оправил темно-зеленую толстовку, сделал важный вид, посмотрел на женщину и переспросил: Лемурия?
Та просто кивнула.
Вот те на! Кто бы знал, что это поездка может оказаться такой прекрасной.
Женщина улыбнулась и снова заговорила медовым, словно обволакивающим изнутри голосом.
Я рада, профессор, что вы уже довольны, хотя мы еще не познакомили вас с нашей культурой. Но я должна проводить вас, пока окончательно не стемнело.
Одну минуточку, не выдержал Аполлонский, подняв вверх руку с блокнотом. В компании Психовского обязательно должен был находиться балласт, не дающий безудержному энтузиазму и желанию распылиться на все подрядлишь бы нос сунутьвзять верх. Роль эту много лет играл художник. С каких пор в Лемурии говорят по-английски, да еще так чисто? Я что-то сомневаюсь, что тут можно найти репетитора.
Девушка улыбнуласьтак обычно улыбаются доктора наук, слушая доводы одиннадцатиклассников о теории вероятности, думая при этом: «какие же вы дети, совсем еще зеленые».
Языки, Федор Семеныч, всего лишь наша придумка, объяснила она. У слов есть изначальный смысл, и понимая его, можно разбирать все, что будет сказано. Слова оставляют некоторые отпечатки в пространстве. Образы, если хотите. А здесь, в Лемурии, нет языковздесь лишь слова в их истинной сущности.
Расскажите это моим коллегам с иняза, хихикнул художник. Кстати, откуда вы знаете, как меня зовут? Я же не предст
Аполлонского вдруг осенило.
А, точно же, конечно. Отпечатки слов, образы.
Мне провести тебе лекцию по средневековым универсалиям? встрял Психовский. Чтобы ты точно все понял.
Нет, спасибо, мне хватило философии еще в те времена, когда я был студентом. Повторять как-то не хочется, Федор Семеныч задумался. Но не думай, что ты один тут мистер-умник, я примерно понял. Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Ну или как оно там.
Садитесь, зачет!
Когда-нибудь я дам тебе пинка, Психовский.
Жду с нетерпением, дорогой мой Феб.
Смотрю, ты там уже совсем оклемался? Близнец хлещет энергией, ха-ха, как неожиданно!
И тут очнулся барон Брамбеус, до это впитывающий и переваривающий информацию.
Погодите-ка, мы что, правда пойдем с этой непонятной мадам в странном наряде?
Да, четко ответил Грецион. Художник просто пожал плечами, как бы показывая, что другого ответа и не ждалу Психовского в одном месте торчало шило, притом крутящееся, и с каждым годом оно вращалось все быстрее и быстрее, а кнопки «выкл», в отличие от Электроника, у Грециона не было.
А если они каннибалы и просто решили сожрать нас на ужин? без малейшей нотки юмора в голосе сказал Брамбеус, сурово смотря на женщину.
Барон, мы далеко не дикариспросите у профессора, он подтвердит. К тому же, Духовный Путь нам этого в любом случае не позволил бы, здесь незнакомка слегка задумалась, а улыбка ее как-то потускнела. К тому же, мы хотели предложить трапезу вамвы же наши гости.
Вы всех, кого выкинуло на ваши берега, считаете добрыми гостями?
Так говорит Духовный Путь, повторилась женщина. К тому же, к нам не так часто кого-то выкидывает. Просто в вашем случае
Она не договорила, потому что как раз в этот момент у Брамбеуса громкособственно, неудивительнозаурчало в животе.
Ладно, улыбка вернулась на лицо барона. Против хорошего пира я ничего не имею, даже если мне придется сожрать этих двоих.
Брамбеус снова загоготал.
Тогда идите за мной, нам совсем недалеко, женщина повернулась к троице спиной. Психовский заметил, что фиолетовое платье-мантия оголяло спину, и этот открытый участок украшали сплетающиеся золотистые издалека видно было не очень хорошо, но вероятнее всего, золотистые змеи.
Грецион такой детали слегка удивился и добавил ее в ящичек своих чертогов разума, пометив ярким маркеромчтобы, при случае, подставить к пазлу событий.
Они шли мимо светящихся деревьев и все рьянее наступающего фиолетового тумана, и тут Грецион опять схватился за голову.
Как же я не переношу дежавю, пробубнил он себе под нос, но женщина его услышала.
Значит, вы умерли, сказал она.
Грецион затормозил и побелел.
Что-что?
Вы умерли, профессор, но не здесь, объяснила проводница. То, что вы называете дежавю впрочем, надо начать издалека. Вы знаете о том, что реальностеймного?
Мы называем это мультивселенной, кивнул Психовский, поравнявшись с женщиной. И я не скажу, что не поддерживаю этих теорийуж слишком они заманчиво звучат. К тому же, если отрицать даже такие сумасшедшие вещи, то потом, попав в Лемурию, сядешь в лужу и уже не отмоешься.
Отлично. Тогда, вы поймете, что я имею в виду. Так вот, то, что вы называете дежавю, случается с вами тогда, когда в одной из бесконечных реальностей вы по той или иной причине умираете. И вам начинает казаться, что это вы уже где-то видели.
Любой, на месте профессора, открыл бы рот от удивления и принялся бы переваривать услышанную информацию, или бы просто посчитал это бредом сивой кобылы. Но Грецион, мистер пытливый-ум и сэр незакрывающийся-рот призадумался, решив продолжить мысль:
То есть каким-то образом, это место во времени и пространстве то, где я не-я умираю резонирует со всеми реальностями?
Можно сказать и так. Смерть вас, но в другой реальностислишком важное событие, чтобы остаться незамеченным в других вариантах реальностей.
Мне нравится! загорелся Грецион. Зная все это, наверное, даже интереснее испытывать чертово дежавю, да
Профессор замялся, поняв, что не знает имени собеседницы. Она, конечно же, догадалась:
Бальмедара, простите, я забыла представиться, женщина вновь на мгновение замолчала, задумавшись. Увы, но я не подскажу, каково это, потому мы, лемурийцы, никогда не испытываем дежавю.
И что для этого надо делать?
Родиться здесь, в Лемурии. Родиться под Змееносцем.
Тут, заслышав знакомое астрологического слово, обезумевшим чертом из табакерки к Бальмедаре подбежал Федор Семеныч.
Тут кто-то сказал про Змееносца? Я вас внимательно слушаю.
Женщина вновь улыбнулось, словно бы разговаривая с детьми в песочнице и рассказывая, почему корова говорит «му», а собачка «гав». В принципе, все мыдети по сравнению с представителями цивилизаций давно минувших лет, только вот играем в песочнице, построенной на костях и пепле их империй.
Представьте себе круг Зодиака, женщина показала это руками. Он поделен на двенадцать частей, но в полый центр можно уместить еще одну фигуру. Двенадцать по окружности, и Змееносецв центре. А теперь представьте, что каждый Зодиака в определенное время находится над одной из версийили, возможно, вам будет понятно слово оттисков реальности. Круг, как колесо, вращаетсяно центр не меняет своего положения.
Бальмедара замолчала и закатила глаза к небу:
Центр, Змееносец, всегда над Лемурией.
И каким образом это влияет на дежавю? присоединился к научно-оккультно-познавательной беседе Брамбеус. Женщина напоминала экскурсовода в музеесначала все туристы разбрелись кто-куда и скучали, но чем больше экскурсовод рассказывала, тем интереснее становилось слушать, и народ постепенно подтягивался.