Вот именно! И ты еще удивляешься, почему я на него отвлекся, Аполлонский наконец-то сделал глоток кофе, обильно присыпав сахаром.
С твоего позволения, приподнялся Грецион и, подойдя к художнику, посмотрел на набросок, увидев там ровно то, что ожидал. Конечно, Федор Семеныч переиначил все на свой любимый ладфэнтезийно-средневковый, а потому на листе в рогатом шлеме восседал уже самый настоящий барон, Эрик Рыжий нового кроя, пускай и нарисованный.
Могу построить ему замок из салфеток, предложил Грецион, садясь на место.
Будет очень мило с твоей стороны, художник наконец-то отложил блокнот и принялся за тортик, тоже посыпав сверху сахаром. Как вернемся, заставлю студентов рисовать вариации на темы немецких баронов, пусть помучаются. А вообще, такие колоритные товарищи просто так в кафешках не встречаются, помяни мое слово.
Обязательно помяну, хмыкнул Грецион. Обязательно. А со студентами ты слишком жесток.
Кто бы говорил, знаю я твои чудачества Ну-ка покажите мне на карту Атлантиду, или что-то в этом духе!
Почему ты так любишь спорить и колоть на пустом месте?
Дурная наследственность! Дядьки, тетьки, и все вот это вот.
Представить не могу, что было бы, если бы у меня был такой же скверный характер.
Аполлонский махнул рукой и глянул на часы.
Ну сколько ж можно задерживать этот рейс
Терпение, мой дорогой Феб, терпение.
Иногда я хочу, чтобы ты был нытиком, надулся художник.
Где-нибудь, но не здесь.
Профессор чувствовал, что обязательно должен покинуть аэропорт и улететь на острова-Комодоэтот интуитивный локомотив, необъяснимый, но слишком броский, чтобы его игнорировать, тянул профессора вперед. К тому же, Грецион доверял своей интуиции больше, чем логике.
Когда на регистрации они спросили, почему рейс задержали, к тому моменту, уже на два часаникто не смог ответить ничего внятного, получались только нечеткие «приносим извинения», «так вышло», «какие-то проблемы». А ведь погода была летной, самолет, со слов персонала, исправным, а бастующий пилотов и стюарде рядом не наблюдалось.
Тогда на регистрации Грецион сказал:
Видимо, так нужно было.
И оказался абсолютно правнекоторые решения происходят лишь потому, что нечто странное и неправильное случается в слега ином пласте бытия.
Слова Федора Семеныча профессор, кстати, все же помянул, как только они с рыжим псевдо-бароном оказались в очереди на один рейс. Собственно, на этом поминания и закончилисьв самолете господин оказался в другом конце салона и мирно проспал там всю дорогу. Храп слышал весь салон, но поделать никто ничего не мог, боясь получить топором викингов прямиком по макушке.
* * *
Гигантские листья папоротников наслаивались друг на друга, соприкасались с выпирающими высоко над землей корнями исполинов-деревьев и собирались в один зеленый калейдоскоп, в непроходимые джунгли, где терялся даже светоттого и казалось, что освещение здесь весьма странное. Свет не заливал эту зелень, как обычно бываетскорее он был разбросан вокруг мелкой крошкой, соединявшейся в одну матовую иллюминацию.
Но так это выглядело для его преследователей, для людей. А для бегущего со всех четырех лап существа картинка преломлялась фантастическим образомчеловеческий мозг воспринял бы такое как абракадабру.
Существо бежало так быстро, как могло, уносясь от преследователей. Им двигал нет, не страх, страхэто слишком человеческое чувство. Это было что-то намного глубже и первобытней, что-то, чего внутри человека не отыскать, ощущение, не поддающееся объяснению. Но если уж и переводить на людской лад, то нечто сродни тому, что чувствует еретик на уже вовсю пылающем костре, или терзаемая пираньями жертвасмесь безысходности, глубинного страха и некоего безразличия, ведь итог и так ясен.
Но зверь все еще бежал, пытаясь найти хоть какую-то лазейку в этих давящих джунглях.
И ему все-таки удалось.
Существо ощутило щекочущее покалывание, ползущее от рога по всему телу. Потом нахлынула волна чего-то столь знакомого, чего-то столь родного, что зверь вполне мог назвать домом, если бы в его лексиконе были хоть какие-то слова.
Существо рвануло вперед, просто поддавшись этому сладкому сиропу из ощущений.
А потом зверь провалилсяне буквально, конечно: он не упал в яму и не сорвался с холма, а провалился правильнее будет сказать, между реальностей. Провалился в мир, возможно, не столь идеальный, в мир без Духовного Пути, но в мир, веявший чем-то таким трогательно-родным, как первый теплый весенний ветерок после затяжной и холодной зимы.
И оттиски, нагрузка на которые внезапно оказалось двухкратной, с хрустом преломилисьна мгновение, которого было вполне достаточно.
* * *
Драконы-комодоудивительные животные.
И вовсе не из-за того, что жить они могут по сто лет, и даже не потому, что они из прочих родственников ближе всего к погибшим динозаврам и фантастическим драконам средневековых легендхотя, это большой такой плюс в карму этих пресмыкающихся. Прежде всего ящеры невероятны темсей факт будоражит ученые умы, как камень осиное гнездо, что растут всю жизнь. Понемногу, по сантиметру в год, но все же становятся больше и больше, не останавливаясьв отличие от других, с точки зрения природы, видимо, примитивных форм жизни, которых она такой сверхспособностью обделила. Рано или поздно все живые существа перестают расти, а вот комодоотнюдь. Если взять в расчет еще их столетний возраст, получатся действительно новоявленные динозавры, или хотя бы динозаврики. Все натурально, экологично, без использования каких-то там застывших в янтаре комаров с ДНК рептилий.
А потому эти огромные ящеры, очень, надо сказать, довольные жизньюеще бы, такой подарок она им отвалила, лежат на песке, греются, лениво переворачиваются с огромного боку на не менее огромный бок. И продолжают расти даже в таком состоянии абсолютного блаженствавот ведь чудеса.
Но сегодняшний день ознаменовался уменьшением размера всей популяции на острове Комодо, притомдважды.
Сначала в воздухе что-то словно хрустнуло, будто небесную гладь разломили напополамящеры нервно дернули глазами, почувствовав эту аномалию. Люди, конечно же, ничего не заметилине по глупости своей, хотя ее у них всегда тоже хоть отбавляй настолько, что, если вдруг появится раса, которой внезапно приспичит закупать глупость галлонами, люди станут главными ее поставщиками. Ну так вот, не заметили этого надлома живущие на острове люди и приехавшие сюда туристы совсем по иной причинеэто ощущение пронеслось на уровне, человеком не воспринимаемым. Как свисток для собакдуешь-дуешь, сам ничего не слышишь, а животное просит побыстрее заткнуться и прекратить это издевательство.
Драконы-комодо, как уже было сказано, ощутили это стрелой пущенное ощущениеи перепугались так, что на миллиметр точно уменьшились в размерах. Но это ладно, ерунда.
Второй раз за день все ящеры уменьшились уж точно не меньше, чем на сантиметр, испугавшись так, как никогда за свои долголетние жизни до этогоящерицы просто услышали довольные возгласы Психовского, ступившего на землю острова, как стихийное бедствие.
Аполлонский восклицал и радовался еще пущено только умел делать это тихо, выливая эмоции карандашом на бумагу.
Да ты посмотри на этих красавцев! вскрикнул Грецион, топчась босиком в мокром прибрежном пескукрабы профессора, видимо, тоже обходили, боясь цапнуть за палец. Они же восхитительны!
Я думал, что так радоваться буду я, Федор Семеныч сидел на песке чуть вдали от берега, орудуя карандашом. А громче всех, как обычно, ты. Водолеи
И снова ты за свое, фыркнул Психовский, зашагав к художнику. Я бы обрадовался сильнее только если бы ты привел меня на берега Атлантиды.
Утопил, то есть?
Дурацкая шутка, честно признался профессор, заглядывая в блокнот. Там уже прорисовывалась линия островных джунглей, просто для украшения добавленная на лист. Но в центре, пока в общих чертах, появилась рептилияживой экземпляр лежал неподалёку. Вообще, драконы-комодо встречали всех приезжающих на остров уже на берегуи правильно делали, это ведь их дом, их территория, они тут полноправные, вечнорастущие хозяева. Правда, с приездом на остров Грециона, ящеры стали сомневаться, что эта земля все еще принадлежит только им, и уже подумывали сдать остров профессору без боя, от греха.
Дурацкое и пошлое желание, Атлантида, пф, махнул свободной рукой Аполлонский. С каких пор ты стал таким банальным? Я думал мелкие островные цивилизации заинтересуют тебя большеоб остальном ты и так все знаешь. Даже о том, о чем другие не имеют ни малейшего понятия.
Грецион машинально кивнул. Он, в меру профессии и увлечения, действительно понимал в сгинувших цивилизациях много больше остальных, и красок его знаниям предавали теории, которые в серьезном и обязательно скучно-сером научном сообществе считались антинаучными. Такой подход, Психовский абсолютно не понималс чего вообще принято считать, что той же Атлантиды действительно не было, богов Ацтеков не существовало, а Египтяне не умели пользоваться пестицидами и чем-то радиоактивным даже в примитивных целях? Профессор считал, что вселеннаяштука очень хитрая, любящая всякие фокусы, и она специально подсовывает людям ящик с двойным дном, о котором они редко догадываются, ведь им сначала нужно, как слепым, ощупать весь ящик, обнюхать его, понять странные письмена на нема до потаенного дна руки не доходят.
Ну а Грецион Психовский больше всего любил эти скрытые донышки, по логике вселеннойвесьма очевидные, а по человеческойабсурдные.
Профессор хотел сказать что-то, но мысль покинула его, понеслась на просторы обдуваемого горячим ветром и морской свежестью острова и растворилась где-то среди зеленых ветвей, став единой с сознанием леса.
Так прошло несколько минутПсиховскому наскучило.
И долго ты с этим драконом будешь возиться? Это первый, которого ты увидел.
Мне нужно довести его до ума, протянул Федор Семеныч, на секунду отвлекшись от рисования и поправив соломенную шляпуГрециона передернуло, но он промолчал, решив попозже напомнить про необходимость ритуального костра для этого головного убора. В вопросе замечаний профессор был галантен, как граф старого воспитания.
То есть, превратить в настоящего дракона? профессор перевернул желтую бейсболку козырьком назад.
Ты абсолютно прав, самодовольно протянул Аполлонский.
Ладно, пожал Грецион плечами и положил руки в карманы розовых шортони уже успели переодеться, не в штанах же по пляжу ходить. Вот по ночной пустынедругое дело
Профессор Психовский зашагал по мокрому песку, но все же захватил красные кроссовки, мирно лежавшие около сидящего художника, и нацепил их по дорогеесли крабы в песке его пощадили, не значит, что так сделают все другие твари.
Ну и куда ты? спросил Федор Семеныч, когда Грецион отошел достаточно далеко. Голос художника звучал отстраненно, словно из своей компактной вселеннойнаверняка, полной рыцарей, драконов и волшебников.
Гулять, признался Психовский, не останавливаясь.
По незнакомому дикому острову, полному столетних ящериц?
Ну да, тем паче, профессор задумался, добавив: Почему-то очень хочетсясам не пойму, почему.
И почему-то, я не удивлен, Аполлонский вернулся к работе. Типичный Грецион Психовский, просто наитиипичнейший.
* * *
Существо опешило, оказавшись совсем в других джунгляхстарых, очень старых, но не настолько древних как те, где оно только что бежало. Местная флора казалось такой чужой, незнакомой, а фаунатем более, но все равно зверь ощущал какое-то родство с этим местом и с его обитателями, будто бы оно и было первоисточником всего, отправной точкой для этого существа, колыбелью его жизни. И неуловимое родство ощущалась с другой, как казалось, фигуройодновременно и лишней, и необходимой в этих джунглях.
Зверь, недолго думая, ринулся со всех ног.
Мир казался непривычным, перевернутым, отраженным в кривом зеркале, но все это зверю было не столь важно. Главноеубежать от преследователей, не дать им поймать себя, не дать
Существо замедлилось. Преследователей оно больше не ощущало, их и след простылв буквальном смысле, будто они остались там, по ту сторону зеркала, а зверь совершил невероятный прыжок и очутился тут.
Только вот гдетут?
Впрочем, это тоже было не столь важно. Еще поди пойми, что хужепреследователи или абсолютно чужая и незнакомая земля. В обоих случаях, делать можно только однобежать.
К тому же, зверь ощущал, что принес с собой на хвосте еще что-тои не понимал, друг это, или враг, тянуться к нему, или спешить от него.
Существо, переваливаясь на четырех лапах, вновь побежало.
* * *
Профессор Грецион Психовский чувствовал себя как на обычной весенней прогулке по знакомому двору, где ориентируешься уже автоматически и знаешь, что в правой подворотне тебя поджидает местная шпана, а левая выведет к прекрасной пекарне, где продают такой багет, что за него и душу заложить не жалконо пока есть деньги, лучше платить ими.
С такой же легкостью профессорчто ж с него взятьзабрел в один из немногочисленных густых лесов острова, по дороге встретив уже с десяток ящеров разной степени активности, которые смотрели на него как-то испугановот до чего докатились потомки динозавров, увы и ах. Грецион успел наснимать кучу фото на смартфон, даже сделал селфи с одни из дракончиков-комодополучилось очень даже ничего. Но профессору не хватало какой-то древности, что ли, а древность всегда несла элемент загадки. Самые большие ящеры на планетеэто, конечно, просто прекрасно, восторга полные (розовые) штаны, но шарма абсолютно никакого. Если вы, конечно, не Федор Семеныч Аполлонский, готовый часами преображать ничего не подозревающих драконов в крылатых чудовищ всех форм, размеров и цветов. Короче, драконов в драконовтакая себе трансформация.
Утопая в таких противоречивых мыслях, Грецион забрел как-то совсем глубоконе самое хорошее решение. А древности все не было и не было видно.
Профессор огляделся. Вокругтишина и спокойствие, как в детском садике, чирикают птички, никаких гигантских насекомых, лес не такой уж непроходимый, агрессивных ящеров поблизости тоже нет. В общем, ничего интересногос таким же успехом можно сидеть во дворе английского поместья и потягивать чаек, точно зная, что следующая минута будет как две капли воды идентична предыдущей.
Но Грецион поспешил с выводами.
Он хотел уже было развернуться и уйти посмотреть, что там вышло у Аполлонского, но в этом оттиске Психовский действовал как-то медленно и нерасторопно, а потому заметил на земле абсолютно человеческие, еле-заметные следы. Грецион нагнулся, чтобы изучить ихон успел только подметить их легкость и изящество, а потом резко поднял голову, заметив движение в глубине леса.
Вот теперь внутри профессора пожаром загорелся интерес. Грецион рванул глубже в смыкающиеся деревья.
Следы попадались все чаще.
Вскоре, размытое движение повторилосьна этот раз Психовский различил силуэт существа, сам себе по началу не поверив. Сперва метающийся призрачными бросками силуэт напоминал просто дракона-комодо, а они умеют не только лежать, но и бегать, это профессор знал, ничего удивительного в этом не было. Но Психовский разглядел нечто особенное в мотающемся звере, нечто, напоминающее Грециону древнее существо, скорее даже мифологическую тварь, сошедшую с фресок и эта метающаяся тень абсолютно точно могла похвастаться рогом.
До Психовского дошло, что это за зверь такой, и внутри запели ангелочкив случае профессора, скорее заорали в разнобой, как сирена.
В этом оттиске реальностиодном из многихпрофессор незамедлительно кинулся вперед, не обращая внимания на вполне человеческие следы, да и вообще ни на что, кроме прорисовавшегося в голове изображения зверя. Грецион наступил на что-то и уже успел проклясть пресловутые корни, которые здесь так и норовили поставить подножку, чтобы листы высоких деревьев дружно захихикали.
Но это был отнюдь не корень.
Психовский, сам того не заметив, в этом оттиске наступил на хвост отдыхающего в траве дракона-комодо. Тот, хоть и уменьшился давеча от возгласов профессора, разозлилсяеще бы, кому такое понравится. Рептилия решила действоватьне перевелись еще на земле комодской смелые потомки динозавров.
Профессор даже ничего не успел осознать, а огромная ящерица с молниеносной для себя скоростью и бешеной силой прыгнула на Грециона, сжав мускулистые челюсти на его шее. В глазах у того потемнело, кислород будто бы перекрыли, а мир все отдался и отдалялся