А вот тут был ритм, явный. Она забралась с ногами на широкий удобный подоконник и стала упорно вглядываться в темноту.
Но как ни вглядывалась, рассмотреть и понять, что же это, никак не могла.
В конце концов этот ритм заставил ее глазки закрыться. Головка с льняными кудряшками тихо сползла по стеклу и упала на грудь. Самонет повернулась на бок, уютно свернулась, и, сонно пробормотав:
Я немножко только полежу,- заснула прямо на своем наблюдательном пункте.
Кивали Сияющий, которого мы давно уж оставили стоящим у окна, заставил наконец себя сесть за рабочий стол.
Лорд взял в руки перо, и склонился к манускрипту.
Написал заголовок. Первые два предложения дались с трудом, а дальше дело пошло по накатанной.
Он и не заметил, как документ был почти готов. Мужчина облегченно выдохнул, и откинулся на спинку стула, которая радушно приняла мага в свои объятия, практически не заскрипев.
Стул был весьма почтенного возраста, знававший еще его дедушку.
Закрыл глаза. И увидел ее, девушку с серыми глазами, опушенными темными длинными ресницами. Обычными серыми глазами.
Но только не для него.
Для него они были цвета грозового неба. Цвета горных вершин, озаренных последними лучами заходящего солнца. Цвета спокойного северного моря в летний вечер.
Когдато давно, когда он был еще совсем маленьким мальчиком, мама отвезла его к морю. Северному, холодному морю, которое прогревалось только к концу лета, когда тени становились длиннее, и солнце садилось, казалось, прямо в бездонную морскую гладь.
Тогда лорд часто приходил на маленькую песчаную отмель, которая скрывалась в уединенной бухте недалеко от их скромного загородного дома. Он снимал сапоги. Медленно входил босыми ногами в воду, которая пахла водорослями и йодом, и долго смотрел как садится солнце.
Вода была ледяная, но холодно ему не было. Магам Огня холод не страшен.
Да, Кивали был в душе романтик.
Он решительно поднялся из-за стола, подошел опять к распахнутому окну. За окном было темно и тихо.
Только клерии фосфорицировали в глубине сада, создавая причудливый рисунок. Их белые соцветия то закрывались, проглотив голодное, привлеченное светом насекомое, то открывались снова, призывно сияя в ночи.
Лорд устал и перенервничал сегодня, однако его совсем не тянуло в постель. Наоборот, им овладела лихорадочная жажда действий. Романтик, тихо спавший в глубине его огненной магической души, неожиданно проснулся и позвал Кивали на подвиги.
Мужчина, привыкший контролировать свои чувства, во всем полагаясь на рациональность и логичность, почувствовал себя мальчишкой, снова безудержно гонявшим по ледяной воде, пугая громко кричащих недовольных чаек.
Кивали надел высокие черные сапоги, сняв удобные домашние туфли, и быстрым шагом вышел из кабинета.
Спустившись по лестнице, он подошел к двери черного входа и коснулся небольшой пластины у левого верхнего угла. Пластина плавно скользнула в сторону, обнажая утопленный в глубине стены маленький рычажок.
Лорд потянул за него медленно и аккуратно. И дверь, повинуясь нехитрому механизму, тихо щелкнув, отъехала в сторону.
Кивали Сияющий вышел в ночь. Сад, нелюбимый им сад, встретил мага тихими шорохами и слабым ветром, опять несущим запахи меда и знойного лета. Ее запахом.
Тасся..- прошептал маг. Он медленно шел по темным аллеям, вдыхая аромат, от которого у него замирало сердце.
Клерии, встречавшиеся на пути Кивали, спешно закрывали от греха подальше свои роскошные лепестки, становясь темными и невзрачными растениями. Однако стоило магу Огня отойти на значительное расстояние, как они раскрывались снова, светясь как белые яркие шары.
Кивали Сияющий кружил и кружил по саду, переходящему с западной стороны дома в настоящий лес. Вот лес Кивали любил. В лесу он чувствовал себя привольно. Лес был естественный, и никто не приложил свою руку к посадкам. Правда, защитный периметр, переведенный в ночной режим, блокировал любую попытку выйти за его границы.
И лорд с удивлением подумал, что сегодня его, пожалуй, в лес не тянуло от слова совсем. А тянуло его к ней, этой невообразимо прелестной девушке, которая занимала все его мысли.
Он повернулся и отправился дальше. Мужчина не замечал, что ходит кругами, и только нарезав четвертый, немного пришел в себя и заметил, что вот мимо этой беседки он точно уже проходил.
Да, эта беседка
Таящаяся в уединенном уголке парка, обвитая лозой дикого винограда, который плодоносил чуть не до зимы.
Темно-багровые его листья тихо шуршали, когда их касался легкий ветерок.
Лорд остановился как вкопанный.
Как странно работает подсознание. Надо же было прийти именно сюдаКивали удивленно покачал головой.
Как раз за ней росли и открывали ранним утром свои нежные розовато-сиреневые лепестки махровые розы Пепельника, редчайшие в этих краях.
Их еще называли рассветники. Они раскрывали свои бутоны всего на пару часов, и как только солнце поднималось чуть выше горизонта, спешили собрать роскошные соцветия и спрятаться до следующего рассвета.
Розы Пепельника сажали в день свадьбы влюбленной пары магов, и они цвели, радуя пару долгое время.
Когда же кто-то из магов, связанных узами брака, покидал этот мир, куст темнел, цветы осыпались, и оставались только голые, сухие ветви, будто обсыпанные пеплом.
Мужчина долгое время не приходил сюда. Зачем? Он знал, что увидит.
Голые, обгорелые ветки. Осыпавшиеся и давно обратившиеся в пыль листья.
Кивали вошел в беседку, и лег на простую деревянную скамейку, покрытую лаком, потертую от времени, кое-где в трещинках, но от этого еще более уютную.
Мужчина закрыл глаза, и увидел тот день как наяву.
Двенадцать лет назад они пришли сюда, молодые, сияющие и взволнованные. Лоранс своими руками придерживала куст Пепепельника, стараясь, чтобы тот стоял прямо, а он небольшой садовой лопатой засыпал его свежей, удобренной землей. Как он потом аккуратно утрамбовывал ее лопатой, стараясь не повредить нежные еще побеги розы.
И скамейка, и сама беседка были новые, специально поставленные для такого случая. Скамейка блестела от свежего лака, и, казалось, в этот день все сияло вокруг.
Боль, уже привычная боль сжала сердце. Сжала, и потихоньку отпустила.
Кивали положил руки под голову и вдохнул теплый ночной воздух.
Он пах летом и медом.
Никем не тревожимые более, клерии смело расправили лепестки и приготовили свои жгучие стрекала. Ночь засияла точками мягкого белого света, который стал неожиданно блекнуть и вскоре пропал совсем.
Приближался рассвет.
В этой части Лотании рассвет, как и закат, наступал практически молниеносно.
Кивали проснулся от звонких птичьих голосов и сел, растирая затекшее тело. Деревянная скамейка определенно не тот вид постели, которую он предпочитал. Однако во времена юности молодому магу приходилось ночевать и в куда худших условиях.
Мужчина с удовольствием потянулся, будто раскрываясь навстречу новому дню, и глубоко вдохнул свежий утренний воздух.
Его ноздрей коснулся слабый нежный аромат. Такой знакомый и давно забытый.
Не может быть!
Кивали Сияющий резко поднялся и вышел из беседки. Он медленно повернул направо, и остановился, неверяще глядя.
Старый засохший куст дал тоненький зеленый побег, и на нем открывала нежные розово-сиреневые лепестки роза Пепельника.
Глава 19
Сети Лована, слишком долго жила в доме Кивали, и лучше всех домочадцев понимала, насколько нехарактерно поведение лорда.
С того момента, как в доме появилась девушка с серыми глазами, он был сам не свой.
Сначала Лована подумала, что Кивали Сияющего настолько потрясло происшествие с дочерью.
Ой, и не мудрено! Без жены остался, а ну как и без ребенкау сети защемило сердце, она сразу забыла про девушку. На глаза навернулись слезы.
Она знала, какое это горе потерять ребенка. На пожилую женщину нахлынули воспоминания. Вот мальчишка, веселый и озорной, как довольный жизнью котенок, бежит ей навстречу. Его непокорные рыжие вихры торчат во все стороны, как не старалась Лована приладить их.
С утра, бывало, причешет сынка, намочит жесткие волосы сиропом солнечника, так хоть на ребенка похож становился.
Да надолго этакой красоты не хватало.
Мальчишки. Носятся как чумные, бои устраивают понарошные. Кто за мага Огня, кто за мага Земли, а кто и за мага Перемещений.
Перепачкаются, перемажутся, растреплются все.
Да еще и штанишки с камзольчиком, бывало, в хлам превратят.
Уж ругала она сына, ругала.
Да что там.
Мальчишки.
Дорого бы дала сейчас сети Лована за возможность стирать да чинить замараную и порванную одежду сына.
За возможность расчесывать жесткой щеткой торчащие рыжие вихры.
Она тяжело опустилась на диван.
Лована давно запретила себе эти воспоминания, которые жгли огнем и разрывали сердце.
Прошло пятнадцать лет.
Целый пятнадцать лет!ужаснулась сети Лована. Сердце закололо. Она прижала руки к груди и зарыдала в голос.
Пятнадцать лет с тех пор, как веселый рыжий мальчишка пропал.
Когда после игры с друзьями он не вернулся домой, Лована сначала удивилась, потом разозлилась, а потом в ее сердце закралась тревога.
Лакко всегда был послушным мальчиком, отрадой ее одиноких дней. Улыбчивый, милый ребенок. Все вокруг его любили, и даже незнакомые люди сразу чувствовали расположение к нему, только раз увидев.
Никто, никто на свете не мог бы причинить ему зла!
Тогда на ужин Лована приготовила любимое блюдо сынапирожки с запеченным паштетом из лесных грибов и орехов.
Простое, сытное, вкусное.
Пирожки лежали на блюде, только что вытащенные из печи. Они были такие румяные, как щечки ее мальчика. Вкусный парок поднимался над блюдом и манил скорее взять пирожок в рот.
Где же мальчик мой, где?!сердце матери билось, предчувствуя беду.
Лована не смогла больше оставаться на месте и ждать. Она накрыла блюдо прозрачной крышкой, сохраняющей тепло и свежесть приготовленной еды.
Накинула на темные волнистые, еще без всяких признаков седины волосы, легкую шаль и быстрым шагом, почти бегом вышла из дома.
Она знала, где обычно играли дети. Уединенная поляна, за последним рядом домов, совсем рядом с лесом. Хорошее место.
Только сейчас там было пусто и тихо. Истоптанная детскими ногами трава будто отряхивалась от приставшей земли, выпрямляясь и покачиваясь на ветру.
Лована обегала всех друзей Лакко. Всех тех детей, с которыми он обычно играл. Все мальчишки были дома, уминая ужин. И никто, никто из них не помог ей.
Да, они играли с Лакко сегодня. Ничего необычного, как каждый день. Все разошлись уже с час назад. Домой, конечно.
Лакко?
И Лакко пошел. Наверное. Разбежались по домам, и все тут.
Лована вернулась на поляну. Обошла ее кругом. Трава уже выпрямилась, и ничто не напоминало о том, что здесь играли и валяли друг друга мальчишки.
Она почернела вся, опустилась в густую зелень, и сидела так до самых сумерек. Страшная тяжесть поселилась в груди. Слез не было.
Когда настали сумерки, Лована поднялась и двигаясь как деревянная, зашагала в сторону дома. Временами ее заносило. Временами она не видела, куда шла.
Темнота наступила мгновенно. Так как это бывает здесь, в этой части Лотании. Темнота была безопасна. Она покрывала все вокруг плотной пеленой, мягкой и ждущей. Темнота была опасна. Не для всех. Только для тех, кто поверит ее приглашающей мягкости и чьи глаза закроются, а дыхание станет совсем незаметным. Для тех, кто захочет прилечь в ее ждущие объятья.
Однако таких простаков давно не было. Даже малые дети знали, что как только сумерки падали на землю, нужно бежать прямым ходом домой.
Темноте оставалось только огорченно вздыхать. Тогда налетал прохладный ночной ветерок, в котором слышались ее горестные вздохи.
Такую сказку рассказывали на ночь детям Лотании, и сети Лована не была исключением.
Лакко знал ее с младенчества.
Кто первым ее рассказал и чем темнота бывает опасна, никто уже давно не помнил.
Да и знал ли?
Однако бывали случаи, очень редко, но бывали, когда пропадали люди.
В темноте.
Лована не хотела никуда больше идти. Она хотела остаться с ней, темнотой.
И только маленький огонек надежды, который еще теплился в ее измученной горем груди, не давал ей остановиться и закрыть глаза. Тихо свернуться калачиком и отдаться на милость происходящему.
Этот слабый огонек, казалось, разгорался сильнее и сильнее, придавая ей силы, толкая ее вперед и вперед.
Временами она слышала сладостный, мягкий и тихий голос темноты, и тогда она замедляла шаги, почти волоча ноги.
Но в конце концов огонек победил.
Лована дошла до дома. Она не помнила, как добралась.
Непослушными руками толкнула калитку, почти упала внутрь, и тут наваждение стало отступать.
Женщина потихоньку приходила в себя. Голова болела и кружилась. Она глубоко вздохнула, прижала руки к вискам.
ЛаккоЛакко Сынокона без сил опустилась на влажную уже траву. Свернулась калачиком и дала волю слезам.
С тех пор сети Лована запретила себе слезы. Она запретила себе воспоминания.
Глава 20
Вот так по-разному прошла ночь у наших героев, и наступило утро. Утро, которое первым встретил лорд Кивали Сияющий. Мы оставили его у распускающегося цветка Пепельной розы. Мужчина пережил потрясение, после которого душа, обновленная и очищенная, потянула Кивали прочь из сада. Он шел, и на лице его расцветала несмелая улыбка.
Проходя мимо душистых, нежных сиреневых аниол, он остановился. Аниолы только-только раскрылись навстречу рассвету, их свежесть манила и завораживала.
Лорд смотрел на них, и видел перед собой Тасю. Девушку, свалившуюся с небес, такую же свежую и завораживающе прекрасную.
Мужчина решительно наклонился, и стал осторожно, стараясь не касаться ломких сиреневых лепестков, срывать упругие стебли. Буквально через пять минут он держал в руках огромный букет, практически опустошив зону цветника.
Когда Кивали выпрямился, прижимая к груди букет, его взору представилось на треть опустошенное пространство, где только недавно так буйно цвели нежнейшие растения.
Хорошо еще, что аниолы были цветами, несмотря на свою нежность и хрупкость, довольно неприхотливыми. И на самом деле растениям было только на пользу, когда их прореживали. Новые вырастали довольно-таки быстро, и были куда крупнее прежних, и более насыщенного, почти фиолетового оттенка.
Однако лорд всего этого не знал, далек он был от цветоводства, да и сада, как мы с вами помним, избегал, до самого недавнего времени. Поглядев на дело рук своих, Кивали почувствовал себя прямо-таки вандалом. Но это чувство промелькнуло на мгновение, и пропало. На смену ему пришло другое. Нетерпеливое, сумасшедшее желание залезть, ну прямо как мальчишка, прямо в Тасино окно.
На самом деле, и в юные годы лорд не имел обыкновения залезать в окна понравившихся девушек. С достоинством нес, так сказать, бремя своего титула.
«Герцогу не пристало, герцогу не положено, герцог должен помнить о приличиях. Герцогне барон»!
И так далее, и тому подобное.
Кивали выбросил из головы все мысли о приличиях, кои были впитаны с молоком матери, да и всемерно поддерживались в дальнейшем бдительной сети Лованой.
Которая, вообще-то говоря, не имела на это никакого права, но вот поди ж ты
Он быстро пошел, почти побежал, в сторону особняка, который уже потихоньку затапливался пока еще не ярким светом восходящего солнца.
Посмотрев на окно девушки, лорд понял, что его идею вряд ли возможно воплотить в жизнь.
Вот тут он пожалел, что не владеет даром левитации. Да и кто бы не пожалел на его месте?
И действительно, сложно забраться на довольно высокий второй этаж по гладкой стене. Не был Кивали и скалолазом, вот не в коей мере.
Файерболы кидать да магов сдерживать, это он мог. Но тут его дар ничем не мог помочь.
И Кивали грустно посмотрел на сорванные цветы. Роскошный букет, который мужчина так хотел просто положить на подоконник и быстро ретироваться, как поступил бы тайный поклонник.
Вот что сделала с лордом любовь.
Конечно, он знал, что стены гладкие и этаж высоковат. На что надеялся наш Кивали?
Кто знает.
Но, к счастью, этим кем-то, судя по всему, оказался наш старый знакомый, милый пухленький Амурчик.
Потому что как раз в это время Тася, которая и дома привыкла вставать ранона работу к восьми ведьподошла к окну.