Погоди. Раз кто-то перемещает Фантазию, да и сама она не распадается, то у неё должен быть новый хозяин.
Да, некто правит иллюзорным миром. Но пока он не заявил о своём владении, пока его воплощ-щение существует только в Фантазии любой способный на то может ссделать с этим миром всё, чего он только пожелает. Законно!
Спящий Бог один из владык Света. Думаешь, он спустит такое с рук? Ему без разницы кого из наглецов уничтожить: первого завоевателя или второго. Да хоть третьего! Он всех втопчет в пыль.
Он ничего не сможет сделать, если его мир перес-станет существовать. А ты запросто поглотишь его.
Это-то без сомнений. Но отчего Тьма решила рассказать об этом именно мне? С чего? Слуги на разрушение миров способные закончились, что ли?
Мой голос прямо-таки пронизывал сарказм.
Нет. Нас много. Тебе ли не з-знать этого? Но нам не нужны последствия такого вмешательства. А ты, тынейтральный. Тебе они не грозят.
Да, ладно? скептически произнёс я.
Тьме не нужна Фантазия. Тьма не имеет полного права на её разруш-шение. И Тьме не нужны с-сильные враги. Но ты отшельник, Странник. Получив могущество Спящщего Бога, ты сможешь скрыться от высших сил куда как лучше. Оно нужно тебе. Нужно.
Ещё какие-нибудь варианты того, что мне стоит делать? Или уже уйдёшь?
Уйду, когда скаж-шешь, что думаешь.
Хорошо. Слушай внимательно, милая. Я думаю, что пора тебе узнать истину. Когда призрак принимает человеческий облик, то ему лучше всё-таки открывать рот. Иначе эта оболочка превращается в балаганную маску. Зачем ты вообще так ради меня расстаралась? Я и без материального облика тебя бы узнал.
Мне хотелос-сь сделать приятное. Себе.
Она протянула ко мне руку. Так же неторопливо, как и говорила. А затем её пальцы дотронулись до моей щеки. Прикосновение было отвратительно раздражающим. От него не просто веяло холодом суровой зимы. Ладонь походила на бархатистую резиновую перчатку, в которую набрали «живую» воду. Что-то бурлениями перемещалось с места на место, но под «кожей» не было и намёка на кости или же плоть бе!
Став этим, ты утратила практически все ощущения. Ты даже видишь меня не так, как когда была живой. Что тебе в этом приятного?
Тебе неприятно!
Губы женщины постарались изогнуться в улыбке, но у неё это вышло не особо красиво. Ей предстояло учиться и учиться мимике, какой она обладала в прошлом. Но, видимо, тренироваться в этом ей мало хотелось. А мне мало хотелось продолжать разговор. Поэтому я, даже не прощаясь, вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь. Затем сел за письменный стол и некоторое время смотрел в одну точкудожидался момента, когда гостья покинет пространство, которое я считал исключительно своим. И только потом изменил позу да вернулся к записям. Стул подо мной скрипнул. Листы в чёрной тетради зашуршали под руками.
Призраком ночи стояла она,
И тянула свою ладонь.
И как мрамор была холодна.
И в глазах не горел огонь.
И туманом мрака власа
Оплетали как змеи стан.
Сколь смертельна её краса.
Сколь опасен её обман.
Прежний облик стёрт,
В новом нет тепла.
Жизни стих аккорд.
Милая. Как же ты мертва!
Выведенные на полях строчки мало походили на продолжение моего рассказа. Поэтому я с недовольством посмотрел на них. Затем вычеркнул слово «милая», поставил вместо него многоточие и задумался.
Так, на чём же я там закончил писать всё-таки?
Ах, да!
Я не видел этого вампира долгое время.
Очень. Очень долгое время
Глава 10
Путь было не продолжить. В надежде найти способ попасть в Юрвенлэнд я застрял в приграничном городе-заставе с поэтичным и смутно знакомым мне названием Крепкий Орешек. За время моего путешествия конфликт между странами достиг такого уровня, что обе стороны активнейше готовились к скорой войне. И хотя даже пессимистично настроенные граждане ухмылялись, уверенно прогнозируя, что до весны, когда амбары начнут пустеть, ничего не начнётся, в город стягивались всё новые и новые войска. А последний обоз включал в себя и осадные машины.
Враг тоже не дремал. По ту сторону стали уверенно возводиться укрепления. В ответ, по эту началось рытьё многочисленных окопов. Так что зря я рассчитывал столь легко перейти границу. Без особого дипломатического дозволения подобное не допускалось. И контроль был строжайшим! И всё же у меня свербило в одном месте от желания уйти из этого мира куда подальше, а потому я не мог бездействовать.
Итак, будучи деятельным по природе, я рассчитал, что проще всего станет выявить лазейку через армию. И потому на второй день пребывания в Крепком Орешке самостоятельно вызвался служить писарем. Серьёзно, а чего ждать, когда меня насильно призовут добровольцем в какую-нибудь пехоту? Кстати, стоит отметить, что стандартное обмундирование мне всё равно выдали. Оно было мне совершенно ни к лицу, выглядел я в нём откровенно нелепо и даже жалко, да и весила плотная кожа, утыканная металлическими нашлёпками, чрезмерно. В таких доспехах не то, что воевать, двигаться было невозможно! Кроме того, тело под ними ужасно прело. Хорошо ещё, что жаркие дни наконец-то закончились, а потому промозглый осенний ветер приятно иссушал выступающий пот. Но не все были солидарны со мной в таком мнении и в знак протеста активно распространяли лёгочную инфекцию. К счастью, мой иммунитет по-прежнему был на высоте, а потому точку зрения менять мне всё же не пришлось.
Терпеть не могу перемены такого рода!
Основательной проблемой моего решения пересечь границу в составе действующей армии стала и Элдри. Прежде всего, её было необходимо держать подальше от людных мест. Мне крайне не хотелось, чтобы новоявленный талантец выявил какой дерзкий Квалификатор. Некое облегчение в этом вопросе, правда, приносило то, что именно Квалификаторов внутри заставы я пока не видел. Мой взгляд выцепил Алхимика и парочку Соискателей, но им по рангу не положено было заботиться о снабжении школ новыми учениками. Однако кто знал, что могло им взбрести в голову? Поэтому девочке было строго-настрого наказано держаться от людей подальше и лишний раз вообще носа своего не показывать. А мне самому пришлось искать не просто абы какое местечко, а такое, которое позволило бы держать малявку при себе. И несмотря на то, что число грамотных людей с каждым годом в Амейрисе существенно снижалось, подобному балласту учёного человека не возрадовался ни один командир. Они поголовно несли какую-то редкостную чушь о том, что женщинам и детям на передовой не место. Великая Тьма, какой бред! Из этого можно было сделать только один, единственно возможный вывод, что стратеги они так себе. Это если мягко сказать. Ведь если впереди армии заставить маршировать женщин и детей, то чувство морали противника заставило бы его действовать куда как менее обдуманно. Однако высокопоставленную должность, дабы я донёс эту разумную мысль до тупоголовых полководцев, мне никто не предлагал, а потому пришлось довольствоваться тем, что имелось. Нашёлся некто, кому я и такой подошёл. Мне достался скромный статус писаря при капитане Олафечеловеке неприятном и самовлюблённом.
Положение Олафавнебрачного отпрыска какого-то там влиятельного вельможи, требовало добиться хоть чего-то значимого в его тусклой жизни. И планы у него были определённо честолюбивыми. Вот только беда, соответствующими способностями для покорения намеченных вершин он не обладал. И его вечно дурное из-за этого настроение всенепременно переносилось и на подчинённых ему людей.
Меня он принял холодно неприязненно, но мой почерк и молчаливость (делать мне больше нечего, как с таким придурковатым самодуром беседы вести!) ему приглянулись настолько, что Олаф позволил остаться и Элдри в качестве прислуги. А, может, в отличие от прочих командиров он сумел-таки сообразить, что крайне сложно найти служанку даже такого возраста, готовую работать исключительно за еду и место для сна.
Мы здесь надолго, Морьяр? утром третьего дня службы шёпотом поинтересовалась девочка в очередной раз. Мне здесь не нравится. Совсем-совсем.
Нет, скоро у нас получится переправиться в Юрвенлэнд. Но даже если мои рассуждения неверны, то через неделю мы всё равно уйдём отсюда.
Эй, малявка, чего так долго? Где моё вино?!
Элдри поудобнее перехватила огромную бутыль, что держала в руках, и несколько неуклюже продолжила свой путь. Она понесла её в комнату капитана. Помещение это служило моему начальству и спальней, и столовой. Чин Олафа был крайне невысок для больших удобств. А потому и нам с Элдри досталось не так много. Когда мы не спали в каморке под лестницей, то ютились в скромной по размерам приёмной, ожидая приказов.
Из комнаты послышались звуки открываемой бутыли и наливаемого в чашу вина.
Можно уйти? тихо поинтересовалась Элдри.
Погоди, судя по всему, сказав это, Олаф принялся жадно пить напиток, а затем вытер губы тыльной стороны руки. Ему стало хорошо, а потому он куда как более весёлым голосом произнёс:Морьяр, ты там?
Да, сударь.
Тогда открой дверь пошире, отсюда задиктую всё. А ты, ладно, иди хотя, постой! На обед притащишь мне с кухни жареного цыплёнка. Чего-то именно цыплёнка захотелось.
Да, сударь Олаф.
На, отдай Маргарите. Пусть выберет птичку помоложе.
Да, сударь.
Путаясь в подоле чрезмерно большого для неё штопаного серого платья, Элдри быстрым шагом засеменила к выходу из офицерской части барака. Я заметил, что передник и чепчик на ней были в пятнах. Их надо было уже стирать, но девочка уже вышла из приёмной, чтобы я смог сообщить ей об этом прямо сейчас. А потому поднялся, открыл скрипучую дверь на распашку и вернулся на своё место. Я был полностью готов строчить очередную фальшивую статистику, чтобы после на основе неё написать внешне достоверные отчёты в армейскую канцелярию. Однако наше совместное сочинение сказки про белого бычка прервалось с появлением старшины четвёртого отряда. Вояка волочил за собой тщедушного солдатика, уличённого в воровстве. Стоит сказать, новый документ, отдающий воришку под суд, мне составлять не пришлось. Однако данные по численности в статистике всё равно изменились. Капитан чрезмерно расстарался в наказании, и подсудимый подобного не пережил.
Совсем хлипкий народец пошёл, только и пожаловался Олаф.
Старшина согласился да шустренько подозвал людей помочь выволочь неподходящий для интерьера объект, коим являлся труп. И едва он это сделал, как гонец донёс посланиеЮрвенлэнд перешёл в наступление без объявления войны
Мысленно я возликовал!
Не могу сказать, что мой восторг поддержало большинство амейрисцев, но капитан Олаф определённо возрадовался. Он уже мнил себя признанным героем, а его врождённая склонность к садизму готовилась получить небывалую по масштабам разрядку. Резко выпрямив спину, этот мужчина грациозным движением завязал на себе багряный плащ, надел надраенный до блеска шлем и поспешил предстать перед подчинёнными ему людьми, дабы никто не усомнился в значимости его командования в столь важный час. Мне пришлось по-быстрому собирать саквояж с письменными принадлежностями и идти следом. Олаф возжелал, чтобы я законспектировал все события для его будущих мемуаров. И всё же, как бы мне ни хотелось покрутить пальцем у виска, хорошо, что изза меня мы немного задержались в приёмной. Элдри как раз вернулась. Она была донельзя растеряна изза возникшей суматохи, а потому я с удовольствием прихватил её с собой. Не хватало только потерять девочку в самый неподходящий момент! Олаф на то неодобрительно покосился, но ничего не сказал, так как я взял в руки деревянный планшет, чернильницу и перо, а саквояж со всем остальным сунул Элдри в руки.
Между тем, положение оказалось серьёзнее некуда. Я считал, что Амейрис был значительно лучше подготовлен. Во всяком случае, войско не должно было реагировать паникой на появление врага на горизонте. Но всё произошло именно так. Конечно, по итогу офицеры сумели привести солдатню и жителей в чувство, но на это ушло время, за которое чей-то шибко разумный интеллект решил, что не стоит отправлять гонцов за подкреплениями и тихо отсиживаться за стенами. Нет, кому-то приспичило пойти в лобовую атаку! Стратеги Юрвенлэнда искренне обрадовались столь «гениальной» мысли противника. Они поспешно отдали приказ своей армии вежливо замереть и терпеливо позволили солдатам Амейриса выстроиться перед стенами аккуратными шеренгами. И сперва это походило на некое благородное рыцарство, но но потом началось самое настоящее месиво.
Пехота Амейриса отважно ринулась вперёд. Противник ждал и не сдвигался с места. Это вызвало среди шеренг настоящее оживление. Только ленивый не зашагал быстрее. Желание достичь быстрой победы гнало рядовых вперёд. Всё дальше и дальше! И, наконец, расстояние вышло таким, что лучники на стенах уже не смогли прикрывать пехоту. В этот момент некто из нашего командования сообразил, что готовится ловушка. Однако мысль свою он не успел донести своевременно. Полководец Юрвенлэнда уже дал своему войску сигнал расступиться и выпустил на первую линию собственные луки. Первый залп. Второй. Люди бессмысленно гибли под стрелами. И по итогу за первые полчаса боя от обороны Крепкого Орешка остались лохмотья. Капитан Олаф позеленел от ярости, хотя я бы на его месте радовалсяподчинённое ему подразделение не выпихнули на передовую. Затем прозвучал приказ к отступлению. Ворота закрылись на мощные засовы, и началась осада.
Первые её два дня не казались мне такими уж страшными. Но на третий стало понятно, что пал не только боевой дух. На самое дно опустились совесть и преданность. Некто совершил массовую диверсию с колодцами, сбросив в них подпорченные трупы. Без чистой воды, даже имея обильные запасы еды, скрываться за стенами было невозможно. А потому градоправитель перешёл к переговорам.
Разумно?
Хм, вот я думал, что это разумно. Оказалось, нет. За такой шаг армия повесила градоправителя на древке флага, закреплённого на стене его дома. Амейриский воевода наотрез отказывался принимать мирное решение.
Возможно, конечно, я несколько утрированно и саркастично всё описываю, но для меня происходящее казалось систематически продуманным шаржем. Подобного убожества, такого отсутствия рационального мышления у представителей власти родной страны я никак не ожидал! А потому не стану и продолжать писать о дальнейших военных действиях во всех подробностях. Скажу лишь, что, просидев трое суток без воды, воевода всётаки впустил юрвендэндцев в город. Но, нет. Не с мирными намерениями. Он рассчитывал истребить хоть сколько-нибудь из них, отдать город «дорогой ценой» и не войти в историю совсем уж позорно. Также отмечу, что предварительно он издал указ об активной обороне и призвал без малейшей жалости убивать на месте каждого, в чьих словах или поступках будет выявлен призыв сдаться. Капитан Олаф был на седьмом небе от счастья. Он тут же принялся покорно махать мечом направо и налево и к моменту открытия ворот заставы во всеоружии стоял в первых рядах защитников. Я искренне восхитился его бесстрашию, но разумно улучил момент, по-тихому взял Элдри за руку и поспешно укрылся в подземном схроне. Это был тайник для хранения нелегального алкоголя. Место мне любезно показал лысеющий штабный писарь незадолго до того, как его сослали в другой город. Бедолага был не только излишне болтлив, но и крайне неосторожен. Его уличили в чрезмерном распитии этих самых нелегальных напитков, а потому и наказали.
Мне страшно, Морьяр, жалобно всхлипнула будущая герцогиня Юрвенлэнда и, следуя рудиментарному инстинкту, присущему многим человеческим особям, крепко прижалась ко мне. Они спустятся сюда и убьют нас. Почему они все дерутся? Зачем убивают?
Из-за собственной глупости. Не иначе. Скажу тебе честно, мне самому не вполне понятно, почему мирные граждане вдруг оказались готовы столь рьяно сражаться за некую «Родину». Замена короля на герцога ни на что не повлияет. Я, конечно, слышал, что герцог недолюбливает магов, но Чёрный Орден своих позиций не сдаст. Ни за что. Если правитель не будет удовлетворять Совет Ордена, то корона всенепременно перейдёт к кому другому. А в остальном В структуре обоих стран почти всё идентично, насколько я помню. Поэтому народ здесь действует на одних эмоциях.