Но все испившие той воды заболели. Она занялась колдовством, принимая за глас богини нечто омерзительное. И раз оно проникло в неё, то в ней было много греха.
Теперь я вижу суть вашей логики.
Рикард сделал шесть шагов назад, чтобы ему стало удобнее видеть моё творение. Это было необходимо, так как холст для картины был огромен. Чтобы дотянуться до верхнего левого угла (я привык рисовать точно также, как и писатьслева направо) мне пришлось встать на высокий табурет. Правда, пока жрец здесь торчал, я уже спустился с него и готовился с минуты на минуту начать работать вприсядку.
Это будет красивое полотно.
Когда моя рука завершит его, то это будет не просто красивое полотно. Это будет совершенное полотно.
Это будет красивое полотно, повторил Рикард, как если бы не расслышал моей существенной поправки. Но произнесённое им дальше звучало тоже так ничего до завершающей реплики. Ты определённо талантлив. Это хорошо. Талантливые люди всегда любимчики высших сил. Осталось только понять, кому ты служишь: богине или же искусившему тебя злу?
Могу вас заверить, что покамест я сам по себе.
Надолго ли?
А мне-то откуда было знать? Предвидение, как и целительство, не относилось к моим сильным сторонам.
К счастью, Рикарду не нужен был ответ. Он ещё пару минут постоял за моей спиной и наконец-то ушёл. Я тут же отложил кисть и освободил с краю захламлённого стола местечко для топорно сделанной лабораторной посуды, самодельных приборов и глиняных трубочек, которыми я рассчитывал их соединить. Затем собрал конструкцию, запустил процесс и, выйдя из комнаты, сел на корточки под дверью. Там я принялся выстругивать из дерева очередную фигурку.
Что это с вами, Морьяр? обеспокоился проходящий мимо Стефан, и я впервые осознал, что хромой горбун обладал не только добрым сердцем, но и красивыми, правильными чертами лица. Его робость и неприятие собственных физических недостатков невероятно коверкали восприятие, мешая окружающим видеть его достоинства.
Творческий кризис.
Что?
Требуется немного посидеть и отдохнуть от дел, чтобы поверить в собственные силы.
Энкайме поможет вам. Вы справитесь с картиной.
А с созданием антибиотика?!
Как Элдри?
Ей хуже. А потому я всё же пойду против вашего слова и по утру постараюсь облегчить её страдания. Иногда, если дать вытечь гною, люди идут на поправку.
Либо умирают в разы быстрее.
Когда бубоны лопаются сами, боль становится невыносимой.
Тогда я хочу провести ночь возле неё. Внутри кельи.
Но после мы будем вынуждены запереть вас одного на девять дней. Вы не сможете рисовать.
Дело в картине? Если я её закончу к вечерне, меня пустят к Элдри?
Закончить так быстро? Это невозможно!
Вы недостаточно оцениваете мои способности.
Хм. Ну, что же, смутился Стефан, наткнувшись на взрослые и жёсткие интонации, которых никак не ожидал услышать от сидящего перед ним юнца. Но вскоре улыбнулся и миролюбиво спросил. Если вы справитесь, то кто я, чтобы мешать вам проявлять любовь к ближнему?
Какая любовь? О чём он?!
Почему люди думают, что я должен уметь чувствовать тоже, что и они? Потому, что я повторяю их внешний облик?! Может мне и довелось родиться человеком, но во мне всегда главенствовали иные черты. Разумное и рациональное мышление составляют фундамент моей исключительной личности
Я резко оборвал собственные размышления.
Ведь если всё так, то зачем, нет, ну правда, зачем я тогда так рвусь сохранить жизнь Элдри? Почему я столь бережно храню карманные часы, хотя они превратились в хлам? Почему мне было так больно некогда отпускать Эветту? Почему я испытываю горечь, оттого что она умерла? Зачем в конце концов я пронёс через все дороги междумирья пряжку с её детских туфель?!
Какая в этом рациональность и логика?
Неужели мне Неужели я
Неужели, и правда, нечто человеческое мне не чуждо?!
Мой лоб покрылся капельками холодного пота, а лихорадочно мечущиеся мысли подвели меня к новому вопросуне уж то, с детства будучи лишённым необходимости в материальном и не привыкшим ценить его, я и не замечал какой я на самом деле ужасный собственник? Я настолько привык считать Элдри своей, что не был готов делиться её жизнью даже даже с мрачным королём.
Вот она истина. Вот правда!
И, кстати? Почему «не был готов»? Откуда прошедшее время?
Это моя девочка, и не жнецу душ решать, когда я ему её отдам!
Что делать, Смерть?
Да, вот такой вот я жадина.
Глава 13
Не так уж и сложно было завершить картину. Если бы не необходимость дожидаться, когда на определённых местах подсохнет краска и станет возможно наложить новый слой, то работа вообще не показалась бы мне сложной. Я до сих пор не понимал, почему остальные люди не могут рисовать то, что хотят. Почему то, что в их воображении столь прекрасно, принимает на холсте безобразнейшие обличия? Отчего они не могут воспроизвести изображение даже с натуры? Почему они смотрят, но не запоминают особенностей игры красок? Их восприятие такое, словно они живут во сне.
Как-то раз я наблюдал, как уличный художник пытается повторить на холсте красоту моментаяркий разноцветный купол перевернутого зонтика застрял в роскошной осоке у берега канала, ограждённого белым мрамором. Картина у него выходила невзрачной и смазанной. И чем дольше я следил за движениями его кисти, тем более это наблюдение тяготило меня. Наконец, груз стал так велик, что я отошёл в сторону ближе к скамейке. Я даже не обратил внимания на то, что там, в тени желтеющей листвы высокого раскидистого дерева, уже отдыхает некий джентльмен в клетчатой кепке. Обычно я старался держаться от людей подальше, но тут мне требовалось присесть. Меня ноги держать не хотели от разочарования! А потому я сел. Мужчина тут же скосил на меня взгляд, затем неторопливо раскурил трубку и только после поздоровался да дружелюбно осведомился:
У вас здесь тоже назначена встреча?
Нет, ответил я. Я остановился, потому что не могу идти дальше.
Что же вам мешает, молодой человек?
Цвета. Вы их тоже не видите?
Ох, усмехнулся мужчина. Это, конечно, модно, но не стоит в вашем возрасте увлекаться чем-то кроме обычного табака.
Скажите, какого он цвета?
Я поднял с земли крупный опавший лист и требовательно уставился на незнакомца.
Жёлтый, соизволил ответить тот.
И всё? Это всё, что вы можете о нём сказать? Если он всего лишь жёлтый, когда я показываю его вам, то что останется в вашей памяти, когда он вновь упадёт на землю?!
Мужчина задумчиво посмотрел мне в лицо. Затем слегка сощурился, выпустил колечко дыма и, закрыв глаза, сказал:
Лист продолговатый, клиновидный. Край несколько зубчатый, слева снизу у основания порван. Скорее всего, из-за того, что на него кто-то наступил, потому что грязь осталась на внешней поверхности именно линиями. Прожилки хорошо видны. Ну, а, судя по всему остальному, сорвали его относительно недавно.
Сорвали?
Да. Цвет листа в основном жёлтый, но он ещё полон жизни. Зелёные оттенки и плотный жёсткий черенок говорят о том, что сам по себе он опал бы значительно позже.
Действительно, удивился я, повертев лист в руке.
А теперь, молодой человек, соизвольте объясниться, открывая пронзительные светлые глаза, потребовал мужчина в кепке. Почему вы задали свой вопрос?
Всё из-за этого художника. Он выбирает совсем неправильные цвета, и потому его картина ужасна. Отвратительна! я сильно нахмурил лоб и придвинулся немного ближе к собеседнику, чтобы как по секрету сообщить. И ещё более мерзко, что все проходящие мимо люди восхищаются гадким пейзажем словно шедевром. Неужели все они видят неправильно?
Они видят правильно. Но вот вы видите и то, что видите, связываете с картиной очень тесно. А они просто довольны достоверной картинкой. Они видят неглубоко. И это действительно печально, тут вы правы. Ведь если бы каждый в этом городе, элементарно идя с работы домой, обратил внимание на то, что вокруг него, то разве осталось бы в полиции хоть одно нераскрытое дело? А, как вы считаете? эмоционально воскликнул мужчина и рукой, в которой он держал трубку, обвёл пространство вокруг.
Думаете причина в невнимательности?
Да. Они живут словно во сне Да и вы тоже, молодой человек, видит Бог, бревна в своём глазу не замечаете! Пусть вы и видите больше, но делать выводы глубже из того, что видите, не желаете.
Не знаю, что именно он хотел до меня донести. Это было обстоятельство, на которое мне пока ответ не требовался. Но вот предположение, что люди живут словно во сне, понравилось. Оно до сих пор казалось мне очень осмысленным.
Завершив картину, я посмотрел на крошечный глиняный пузырёк с вакциной, а затем и на самодельный шприц. Выглядел он жутко. Колючка морского ежа вместо иглы смотрелась не хуже орудия пытки. Но ничего другого под рукой не имелось. Хорошо, что и это нашлось.
Морьяр! заплакала Элдри, когда я вошёл в комнату.
Келья едва освещалась свечой. Лучи заходящего солнца почти не проникали через крошечное зарешечённое окошко. Почти не проникал через него и свежий воздух. А его очень не хватало. От переполненного ведра для испражнений воняло так, что у меня заслезились глаза.
Между тем девочка ринулась было ко мне, но тут же одумалась и, сжавшись в клубочек в углу, застонала. Выглядела она ужасно. Кожу покрывала сыпь, глаза ввалились, спутанные расплетённые волосы больше напоминали мочалку.
О, вы всё-таки решились войти к ней, вдруг услышал я голос вездесущего Стефана за своей спиной. Вы храбрый че
Да, я решился!
Я резко обернулся, чтобы закрыть за собой дверь, но от неожиданности замер. Честно, едва за сердце не схватился. Увидеть вместо приличного мужчины горбатое пугало в жуткой белой маске я никак не ожидал! Хорошо хоть молнией не шибанул от шока, как сделал бы в другое время.
Тогда позвольте
Да иди ты к своей Энкайме! воскликнул я и всё же закрыл дверь. Однако перестарался с силой хлопка, и трухлявое дерево одной из стоек дверной коробки осыпалось мелкими щепками. Дверь, не ограниченная никакой преградой, начала гулять на сто восемьдесят градусов туда и обратно так, как будто где-то присутствовала скрытая пружина.
Что же, дверь как в салун, это весьма оригинальное интерьерное решение.
Да и приятный сквознячок получился.
Стефан от неожиданности ойкнул и упал на пятую точку. Затем он глупо завертел головой словно неразумный птенец и, с трудом поднявшись, поспешил покинуть коридор вместе с чемоданчиком. В таких было принято хранить хирургические инструменты, хорошо если хоть чистой водой время от времени протираемые.
Элдри, сядь на постель.
Я выучила. Я почти до конца всё выучила! Ты меня выпустишь теперь?
Сядь на постель.
Она послушно, почти что на четвереньках, медленно заползла на кровать. Я поднёс к ней фонарь, который держал в левой руке, и оставил его у изголовья. Свет осветил крупный бубон на шее и засохшие остатки крови у рта.
Почти не считается. Доучишьтогда и выпущу.
Не выпустишь. Я заболела! она начала всхлипывать. Теперь я умру?
Не раньше, чем я постараюсь тебя вылечить.
Сейчас или никогда. Я присел, расстелил подле себя стерильную тряпицу и выложил на ткань шприц и два бутылька с антибиотиком.
Это надо будет пить или втирать?
Если не получится вколоть, то будем пробовать и то, и то. Хуже тебе точно не станет.
А что такое вколоть?
Сейчас узнаешь. Не шевелись.
Что ты хочешь сделать?
Помешать смерти.
А ты это можешь?
Если бы я постоянно задавался вопросом, что я могу, а чего нет, то у меня бы не осталось времени на осуществление всего задуманного!
А почему, начала было спрашивать Элдри, но, едва увидела шприц вблизи своего тела, тут же передумала с вопросом. А это не больно?
Больно. Не шевелись.
Мне пришлось ухватить её за руку, чтобы она не сбежала. Крепко. До синяков. А там игла вошла в плоть. Девочка вырывалась, а потому я не был уверен, что попал туда, куда хотел, но всё равно выдавил состряпанный антибиотик. Дурёха тут же закричала, не щадя мой слух. Хорошо, хоть быстро пришла в себя. Однако и мига не прошло, как удовлетворение её внезапным молчанием переросло в ощущение опасности. Я обернулся и увидел, как сквозь окошко двери на меня смотрит Рикард. И смотрит холодным, полным ярости взглядом.
Сам не знаю, как у меня встать на ноги столь быстро. Действие заняло меньше доли секунды! Правда, один из бутыльков от моей неуклюжести закатился под кровать, но это не имело ни малейшего значения после того, как воинственный фанатик вошёл в келью. Он профессиональным движением приставил к моему горлу длинный нож и вызвал подмогу. Тогда мне на голову надели грубый кожаный мешок. При этом плотно затянули стягивающий шнур на шее так, что вскоре я задышал с трудом. Воздух был почти лишён кислорода. А затем меня засадили в крайне неприятный застенок. Намного хуже места моего прежнего заключения. И, чтобы пояснить своё мнение, сообщу следующие факты.
Когда у меня появилась возможность стянуть с себя удушающий колпак, то вокруг оказалось так темно, что мне пришлось основательно порассуждать, не лишился ли я зрения. Однако если в способности видеть я и засомневался, то обоняние со мной определённо осталось. Вонь вокруг сочетала в себе на редкость омерзительный букет гнили, разложения, испражнений и чего-то ещё неописуемо отвратительного. Камень пола казался холоднее льда и был неприятно влажным. Слух улавливал звонкое равномерное капанье. Капля по капле. Раздражающе.
Треклятье, только и прошептал я.
Эхо отразило это слово от стен.
* * *
Сколь прах костей моих тяжёл!
Ссыпаясь прямо на весы,
Он чаши мрака расколол.
И, поместив меня в часы,
Тьма посмотрела на помол,
Не уронив скупой слезы.
Она смотрела на часы.
Песчинки. Вечность. И стекло.
И, ликов вытянув носы,
Желала знать, как стать могло,
Что труп мой изглодают псы?
И почему не сберегло
От ощущений смертных мук
Уменье магов?
Ей назло
Не раскрывал я тайн сундук.
А там спасение пришло.
Раздался скрежет. Тихий стук.
И вдруг рассыпалось стекло!
В молчанье, смешанным с грозой,
Мой прах рассеялся вокруг.
Часы я звал своей судьбой.
И сам их выпустил из рук.
Как ты, юноша? вдруг обратился ко мне знакомый старческий голос.
Я прекратил водить по камню невидимыми для взора пальцами и всмотрелся в то место, откуда послышался звук. Затем произнёс:
А, это вы, молящийся Артур.
Ты единственный в этом храме, кто не называет меня святым.
Вы стойко веруете, но я уверен, что чудеса, которые вам приписывают, вы не совершали.
Да. Я их не совершал. Их совершала Энкайма, орудием рук которой я являюсь.
Я неопределённо пожал плечами. Старик уже зажёг факел, и вокруг стало достаточно светло, чтобы жёсткая необходимость в прямой речи отпала.
Люди редко столь спокойны во мраке, заметил жрец.
Наверное это из-за того, что они мечтательно надеются, а не деятельно ждут.
Повисла тишина.
Моей руке намного лучше, не услышав от меня иных слов, сказал Артур.
Ей будет ещё лучше, если вы всё-таки вытащите плесень и промоете всё кипячёной водой.
Ни к чему. Эта плесень с хлеба самой Энкаймы. Она священна!
Чрезмерная благодать порой оборачивается ядом, пошутил я, но собеседник мою шутку не понял. Он не знал, сколько гадостей помимо пенициллина я занёс к нему в рану.
Дверь, расположенная в самом углу помещения, со скрипом распахнулась вновь.
Святой Артур! появился возле моей клетки молящийся Рикард. За ним шествовали два мрачных гиганта с одинаково квадратными выпяченными подбородками. Я не ожидал вас здесь увидеть.
Отчего же?
Иерахон предвещал, что ваше появление усмирит чуму, но люди умирают всё чаще. А теперь ещё и выясняется, что вы не просто привезли с собой колдуна, но и желаете находиться подле него.
Я не колдун, печально и устало подал я голос. Затем понял, насколько мне осточертело выслушивать всякие обидные прозвища в свой адрес, и, умолкая, отвернулся
Колдун? Фу! Тоже самое, как породистого скакуна ослом обозвать!
Пусть Морьяр не полностью чист делами, но вы же разговаривали с ним. Его помысли чисты, как у ребёнка, ненадолго упрямо поджав губу, ответил Рикарду Артур. И когда я молился в поисках ответа, как очистить город от чумы, то мне пришло видение. Энкайме коснулась чела этого человека. С ним связано наше спасение.