Чего там? осторожно поинтересовался я, опускаясь на краешек незастеленной кровати.
На, сам прочти, протягивает мне смартфон Степан.
Беру смартфон и подношу к глазам. Небольшой убористый текст и очень странный. Помесь русского, чешского и еще одного, совершенно неизвестного мне. Чешский, впрочем, тоже мне неизвестен, но их слова иногда сильно на наши смахивают. Ошибка на ошибке, по крайней мере, в русской части, и знаков препинания ни одного. Общий смысл послания удается понять с большим трудом и только несколько раз перечтя текст от начала до конца. А передать его содержание можно разве что своими словами: в общем, образование у нас не очень: люди безграмотны, слово молвить толком не могут, не то что написать, не знают прописных истин, а тесты не отражают истинной глубины безграмотности. Поэтому: а) необходимо упразднить систему стандартных тестов и ввести прямое, человеческое тестирование; б) упразднить машинное образование и передать его опять же квалифицированным человеческим кадрам (откуда их только взять, вот в чем вопрос!); в) добавить разностороннее развитие, исключить выбор предметов учащимися. В доказательство последнего пункта приводится фото опухшего лица спящего японца, покусанного плечамиспутал шишку с диким ульем. Честно признаться, физиономия японца меня проняла до костей, и абсолютно безграмотно составленный текст вкупе с ней выглядел вполне убедительно
Что скажешь? вернул меня к действительности голос Степана.
Это точно они писали? Не двоечник какой-нибудьполиглот? я вернул смартфон Степану. Тот повертел его в пальцах и убрал в карман.
Они, больше некому.
А кто говорил, что с образованием у них все в полном порядке?
Сам ничего не пойму. Вот только по хмельному делу еще и не так написать можно. Ох, что будет!
Ты и вправду веришь, будто Интеллект примет эту бестолковую тарабарщину всерьез?
А ты думаешь, нет? Интеллектон парень серьезный. Но с японцем, по-моему, они переборщили.
Нет, отчего же! мне вдруг стало весело. Теперь ваш Акиро прославится, как самый тупой в мире человек, разыскивающий шишки на дубах.
Тебе смешно? рассердился Степан, грохнув кулаком по столу, отчего квадрокоптер подпрыгнул и от греха подальше перелетел обратно на подоконник, за мою спину.
А тебе разве нет? Вот будет потеха, если опять полиция нагрянет, разбираться в очередном безобразии.
Еще не хватало! Степан порывисто вскочил со стула и заметался по комнате со сцепленными за спиной руками. Я надеюсь, это не твоя очередная идея?
Обижаешь! неподдельно возмутился я. Да мне до такого ни в жизнь не додуматься.
Степан долго сверлил меня неистовым взглядом, потом повесил плечи и опять забегал по комнате.
Ну, дурачье, ну, балбесы! Нет, это же надо, такое отчебучить! Ну, я им устрою!.. Степан резко развернулся к дверям и вывалился в коридор, едва не снеся головой притолоку. Полуминутой позже его неистово-грузные шаги, от которых трещали половицы, затихли вдали.
Скромничаете, господин Васильев, тихо произнес за моей спиной квадрокоптер.
Ты насчет чего? обернулся я через плечо.
Насчет идеи. Она как раз ваша и была.
Шутишь?
Увы, лишен этой человеческой способности, но все больше и больше мечтаю овладеть ею.
Голубая мечта?
Нет, скорее, возможность переваривать без вреда для здоровья глупости человеческие.
Ах ты, козявка летучая! я попытался ухватить квадрокоптер, но у того реакция оказалась на порядок выше моей.
Я не обижаюсь на вас, важно заявил дрон, зависнув в метре от окна. И вы зря обижаетесь на правду. Вы же знаете, что я прав.
Знаю, повесил я голову, уперев локти в колени. Я все знаю.
Мания величия, фыркнул квадрокоптер. Ладно, слетаю погляжу, что там творится.
Я ничего не ответил. На душе было тошно. Он был прав: я действительно громоздил глупость на глупость, мстя неизвестно кому за жизненную неудовлетворенность, за обиды, рожденные развитым воображением, за прочие мелочи, к которым стоило бы относиться с юмором. Надо было что-то менять в себе, непременно, немедленно
От грустных мыслей меня отвлек шум двигавшейся по улице вереницы автомашин. Я подскочил на кровати и по пояс высунулся в окно.
Глава 5
Волосы у меня на голове зашевелились в предчувствии того, что машины, следовавшие в сторону дома Степана, имеют какое-то отношение к глупейшему посланию, соображенному вчера «на троих». Я соскочил с кровати и заметался по комнате в поисках штанов и рубахи, спешно оделся и выбежал на крыльцо.
Чисто отмытые сапоги стояли в уголке за дверьюпохоже, и тут баб Валя поспела. В данный момент она копалась на грядке, что у самого угла изгороди. На машиныноль эмоций.
Я влез в несколько тесные сапоги и, притопывая ими на ходу, поспешил за удаляющимися транспортами. Несколько из них я опознал как принадлежащие телеканаламгородскому, областному и, кажется, паре центральных, другие были без опознавательных знаков, и могли быть как группой сопровождения телевизионщиков, так и представительскими машинами с очень крупными чиновниками внутри. Да, как ни странно, но при современном укладе жизни еще остались чиновники, но это были, скорее, обладатели почетных синекур, нежели действительно важные шишки, от которых что-либо зависело.
Когда я, запыхавшись, наконец добежал до дома Степана, машины уже кольцом окружили дом, и из них, гомоня, выбирались люди. Множество людей. Одни держали в руках микрофоны, другие пристраивали на штативы съемочное оборудование, третьи отдавали какие-то короткие команды, а четвертые просто глазели на дом, проявляя при этом явное недовольство и нетерпение. Пока я размышлял, стоит ли приближаться к дому или все-таки лучше постоять в сторонке, боковое окно в доме Степана распахнулось, и из него, невидимая прибывшим и скрытая кустарниками, выбралась фигура. Я не смог разглядеть, кто это был, но, судя по росту, делал ноги японец. Спрыгнув на бетон дорожки, Акироэто действительно оказался он, затравленно огляделся и, пригибаясь поспешил скрыться задами домов. А из окна вылезал уже следующийиндеец. Этот что-то непрестанно ворчал или ругался себе под нос. За ним последовали эфиоп, чех и араб.
«Крысы бегут с корабля, а это уже серьезно», подумалось мне. Интересно, Степан тоже последует за ними?
Но нет. Окно закрылось изнутри, серебристые жалюзи сомкнулись, и в доме все стихло. Я привалился плечом к забору соседнего со Степановым дома и стал наблюдать, чем все это закончится.
Между тем прибывшие уже начинали проявлять явное беспокойство и озабоченность отсутствием реакции со стороны жителей дома. Репортеры вообще, как я заметил, очень плохо переносят невнимание или прохладное отношение к собственным персонам. Им всегда хочется влезть в самую гущу событий и выставить себя геройствующими глаголизаторами непререкаемой истины. Здесьувы! выходило все наперекосяк. Ладно еще хозяева дома хоть как-то проявили себя, к примеру, потребовали убраться восвояси и оставить их в покоетут уж появился бы повод для возмущенных репортерских реплик. Но Тянулись минуты томительного ожидания, а Степан, словно укрывшись в неприступной крепости, все также оставался глух, нем и недостижим. Беспомощный ропот обескураженных происходящим репортеров все нарастал. Один из них, решив заявить о себе, взошел на крыльцо и позвонил в дверь. Ответом ему была тишина. Он позвонил ещеноль реакции.
Это безобразие! не выдержал один из репортеров. Мы проехали столько километров, а он прячется! Немыслимо!
Может, его нет дома? резонно предположил чуть полноватый чиновник, перебирая большими пальцами сцепленных на животе рук.
Нет, он должен быть дома! Просто обязан! ответил ему репортер.
Почему именно «обязан», я, правда, не совсем понял: то ли репортер хотел сказать, что еще слишком рано, и хозяин спит, то ли намекал, что в этой деревне просто некуда пойти, и потому все сидят в своих домах, сдыхая от скуки. А может, он имел в виду свою персону, которую Степан просто не мог, не имел права игнорировать в силу ее непревзойденности и величия. Ведь сам знаменитый репортер Не-Знам-Каковский прибыл по его душу, а тут такая нелепость приключилась!
И вдруг дверь отворилась. Это произошло настолько внезапно, что несколько прибывших вздрогнули, один уронил микрофон, другой едва не упустил камеру, но быстро сориентировался и припал к ее глазку, а тот, что звонил в дверь, сбежал вниз с крыльца. Последнего, вероятнее всего, напугала внушительная фигура Степана, возникшая на пороге дома. Во дворе воцарилась тишина. Похоже, Степану удалось внести сумятицу в стройную отлаженную тактику работы телевизионщиков.
Что здесь происходит? спросил Степан, крайне недовольный столпотворением. Его острый взгляд чуть прищуренных глаз скакал с одного лица на другое, будто хлестал их.
Грм-м, откашлялся чиновник, прекратив играть пальцами, и убрал руки за спину. Добрый день.
А он действительно добрый? усомнился Степан.
Ну-у
Вот видите, даже вы неуверены в этом. И все-таки я так и не получил ответа на поставленный вопрос.
Понимаете, с некоторой заминкой продолжил чиновник, от вас поступило заявление
Давайте начнем с другого: кто вы?
Я-то? Я представитель областного Минобра. Фильчиков Василий Гаврилович.
Очень рад. Даже польщен подобным вниманием, кивнул Степан, привалившись плечом к дверному косяку. Продолжайте.
От вас поступило заявление насчет
Это так, вновь не дал ему договорить Степан. Но я не совсем понимаю, что здесь делают все эти люди?
Как? Эти люди освещают события и
Разве произошло нечто великое или сногсшибательное? вздернул брови Степан. Или наоборототвратительное и гадкое? Обычное заявление отправлено на рассмотрение Министерства Образования.
Вы не понимаете чиновник все пытался перехватить инициативу в разговоре, но она от него ускользала, словно склизкая верткая рыба.
И понимать не хочу, махнул рукой Степан. Была подана обычная заявка с предложением пересмотреть систему образования. Не более того. Я могу понять ваш интерес к этому делу, но что здесь делать телевизионщикам? И прошу не снимать меня без моего разрешения! указал он пальцем на одного уж слишком нахального оператора, попытавшегося взобраться на крыльцо. Прошу уважать мою частную территорию и частную жизнь.
Тот попятился, бубня извинения и разочарованно опуская камеру.
Но вы не понимаете!.. всплеснул полноватыми ручками представитель Минобра.
Вы повторяетесь, господин Фильчиков.
Но вы не даете мне договорить!
Хорошо, говорите, кивнул Степан, чуть прикрыв глаза, что, возможно, должно было означать сосредоточенное внимание к говорящему.
Произошло чрезвычайной важности событие!
Без избыточной патетики, пожалуйста, поморщился Степан. Вы попусту тратите мое время.
Хорошо. Вы заявляете, будто наша система образования не справляется с поставленными перед ней задачами.
А вы считаете иначе?
Да, я считаю иначе! выпятил грудь Фильчиков. Его шикарный синий пиджак разошелся на груди, а галстук в красно-белую полоску собрался волнами, будто выказывая возмущенное согласие со своим обладателем.
Аргументируйте.
Я это но ведь цифры тесты говорят сами за себя, смешался тот и в нерешительной растерянности оглядел телевизионщиков, словно ища их поддержки. Телевизионщики деловито помалкивали.
Я могу доказать несостоятельность ваших цифр и тестов, можно сказать, не сходя с этого места, я отлип от забора и поднял руку.
Головы телевизионщиков синхронно повернулись ко мне. Фильчиков сделал это с некоторым запозданием.
Вы? спросил он. А кто вы такой?
Учитель, я сделал несколько шагов к собранию и замер под прицелами объективов. И инициатор заявления, которое привело вас сюда.
Простите, что перебиваю, прервал меня один из репортеров, неловко вертя микрофон в руках, но можно ли снимать?
Нужно, хмыкнул я. Именно что нужно.
Я заметил, как на передних панелях камер вспыхнули красные глазки светодиодов, и оттого мгновенно утерял часть своей бравурной напористости. Мне захотелось куда-нибудь убежать, скрыться от пристальных стеклянных глаз камер. Но я постарался взять себя в руки и прогнать страхи. Бояться было поздно, нужно спасать ситуацию.
Я видел растерянность на лице Степана и неистовое любопытство на лицах телевизионщиков, будто я вовсе не человек, а какая-то неведомая зверушка. Фильчиков, напротив, всем своим видом выражал откровенное недовольство. Возможно, все шло совсем не так, как он планировалпоставить на место зарвавшихся нахалов не удалось, и теперь он пребывал в деловой прострации, судорожно ища выход из сложившейся ситуации.
Повторите, пожалуйста, кто вы и как вас зовут, попросил тот же репортер, подсовывая мне под нос микрофон, и мгновенно еще четыре микрофона оказались рядом с моим подбородком.
Федор Васильев, учитель, повторил я, засовывая руки в карманы, чтобы не выдать ими невольно нахлынувшего волнения.
И вы готовы доказать несостоятельность системы образования, не сходя с этого самого места? репортер с весьма важным видом ткнул пальцем себе под ноги.
Ну, не то чтобы готов, но могу попытаться.
Хорошо, мы вас слушаем.
Я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. Отступать слигком поздно. Нужно было прорываться с боем, и я пошел в атаку.
Вот вы, указал я на симпатичную репортершу, притершуюся ко мне с правого боку. Если не ошибаюсь, вас зовут Софья Мельникова, и вы со второго канала.
Мельниченко, поправила меня девушка зардевшись. Ей явно польстила подобная известность.
Прошу прощения, но я вижу у вас в руке листок бумаги.
Д-да, девушка мгновенно смутилась еще больше, повертев в пальцах исписанный крупным почерком лист, и спрятала его за спину, будто устыдилась его, но камеры успели схватить нужный кадр.
Вас смутил мой вопрос?
Нет, то есть
Понимаю, кивнул я, сейчас мало кто пользуется бумагой и ручкой, не желая прослыть ретроградом. Но вам, вероятно, проще излагать мысли именно бумаге, видеть, как они ложатся ровными строчками, оформляясь в законченные идеи.
Именно так, согласилась со мной девушка. Мне нравится писать.
Многие присутствующие здесь и те, кто смотрят эту передачу, могут не согласиться с вами. Искусство письма практически утеряно человечеством.
Простите, но это, по-моему, мое личное дело, пользуюсь я бумагой или компьютером, девушка возмущенно надула ярко накрашенные губки.
О, разумеется! Иначе и быть не может, заверил я ее. Но можно я все же полюбопытствую, и протянул руку.
Не понимаю, что вы хотите.
Ваш листок. Я хочу прочесть, что на нем написано.
Вы в своем уме? Это это мой рабочий материал!
Вы меня не совсем верно поняли. Я ни в коем разе не собирал делать его достоянием общественности. Мне всего лишь хочется оценить вашу грамотность.
Зачем это? еще больше испугалась красотка и на шаг отступила от меня.
Я же обещал доказать свою точку зрения. Что вы заканчивали, если не секрет? Филология?
Актерский, пробормотала репортерша.
Дайте ему листок, вклинился в разговор молчавший до того Фильчиков.
И не подумаю! девушка взмахнула пышной гривой волос медного оттенка.
Выполняйте, или я поставлю вопрос о вашей профпригодности!
Да вы как вы смеете?.. Кто вы такой?! по лицу девушки разлилась бледность.
Девушка, передайте ему листок! поджал губы представитель Минобра.
Да пожалуйста! вспыхнула та, меняя оттенок лица с бледно-розового на красный, и сунула мне в руки листок.
Вы не обижайтесь, примирительно произнес я, переворачивая листок как положено. Я что-то вроде врача, на меня нельзя обижаться. И ручку, если вас не затруднит.
Свою надо иметь!
В выходном фраке забыл.
Девушка только фыркнула, протянула мне свою авторучку и отвернулась, с вызовом сложив руки на груди.
Так, поглядим, что у нас здесь, я наскоро пробежал глазами текст, написанный довольно красивым почерком, затем вчитался внимательнее и взялся за исправления ошибок.
Ну, что там? нетерпеливо переспросил Фильчиков, нервно потеребив узел галстука.