«Что поделаешьправила едины для всех!» подумал я с горечью и отправился на обед.
Троллейбус с шипением закрыл двери у меня за спиной и, протяжно взвыв мотором, помчался вдаль по пустынной улице. Проехав пару кварталов, он свернул, скрывшись за бетонным забором, и лишь звук его какое-то время был ещё слышен. Несколько сухих листьев, взметнувшись, проползли вслед за троллейбусом по дороге, словно надеясь догнать его. Потом они успокоились, эхо стихло, и я остался один.
Вот я и дома пробормотал я, практически не боясь, что меня кто-либо услышит, прежде чем повернуться и отправиться дальше привычным маршрутом.
Я шёл домой. Говоря строго, дом не был таким уж моимодноэтажную двухкомнатную развалюху с исчезающе малым участком при ней я снимал, и за довольно внушительную плату, особенно если принять во внимание район и удобства на улице, но желания спорить или вдруг что-то менять у меня не было. Вся эта авантюра заварилась полгода назад, сама по себе, независимо от моей воли или даже вопреки ей: в тот момент, когда я договаривался об этом жилище, куда мы должны были переехать с Ладой, мне было ещё всё равно, лишь бы с ней, а после, когда вдруг оказалось, что жить я здесь буду один, мне было уже всё равно. Потом были депрессии, когда меня мотало от периодов полной апатии к приступам внезапной решимости порвать с этим жилищем раз и навсегда, тем более что и финансовое положение младшего сказочного сотрудника, пусть даже и подкреплённое ставкой оперативника, оставляло желать лучшего. Не сделал я этого по двум причинам: во-первых, эти редкие позывы проходили так же внезапно, как и начинались, а во-вторых, желания возвращаться туда, откуда я с таким оптимизмом сбежал за год до того, не было и подавно. Дома я врал, что мне нравится жить одному и что отсюда удобнее добираться в Сказку (что в каком-то смысле могло даже сойти за правду), а про себя уже давно плюнул на любые попытки что-либо изменить в своей пустившейся под откос жизни и попытался сосредоточиться на работе.
От остановки до моей входной двери было минуты три по пыльной дороге, даже сейчас, в разгар лета, отчего-то усыпанной жёлтыми листьями. Заборы и возносящиеся над ними густые ветви деревьев ограничивали пространство, так что путь я преодолел, глядя преимущественно себе под ноги. Отворив глухую калитку, я вошёл во двор, который формально был уже моей территорией, но на котором я, к своему стыду, за эти пять месяцев так и не удосужился хоть раз толком прибраться. Торопливо заперев засов у себя за спиной, я по неровной, мощённой осколками кафельной плитки дорожке протопал к дому.
Дом впустил меня равнодушнокак обычно, пустой, погружённый в тишину и в одному ему ведомые невесёлые мысли. Я привычно бросил рюкзак в угол у двери, привычно разулся и, как был в одежде, протопал на кухню. Есть особенно не хотелось, готовитьтем более. В холодильнике обнаружились сыр, ветчина неопрятного вида и всё необходимое для салата. Хлеба не было.
До ближайшего магазинчика было идти минут десять. Дорогу я знал наизусть, и всё равно каждый раз едва не пропускал неприметное здание. Продавщица, которой я прежде не видел, обслужила меня с мрачной миной, так что я поспешил поскорее убратьсяот этого сделалось неуютно, словно я в чём-нибудь провинился, только не знал ещё в чём. Обратный путь я также преодолел в одиночестве, лишь за пару заборов до дома мне встретилась смутно знакомая старушонка из тех, про которых никак не можешь решить для себя, здороваться с ними или нет.
После короткого ужина я привычно сел за компьютер и проделал серию каждодневных манипуляций. Это не отняло много временикогда весь мир сжимается до пары страниц, остаётся лишь ломать голову, чем занять себя вечером. Я послонялся по дому, безрезультатно придумывая себе занятие, просмотрел ещё раз анкету, составленную на работе, персонаж-паладин, хоть и был высосан явно из пальца, не вызывал отторжения, как популярная в широких кругах банальщина вроде магов-воинов, сотнями наводнявших, как я узнал из отчётов, фэнтези-сектор. Я перекинул пару страниц опостылевшей книжки, которую поклялся себе дочитать, и со сдавленным стоном отложил её. Покосился в окно, за которым июльский вечер и не думал перетекать в ночь. Со злостью взглянул на часыи вдруг решился.
Обратная дорога до остановки заняла минутуя торопился как мог, на бегу застёгивал куртку, чтобы не опоздать на последний троллейбус, а потом прождал его минут сорок. Потом я сидел в пустом почти уж салоне, равнодушно глядя, как за окнами проплывают болота, леса, а потом возникает вдруг Сказкакогда волшебство совершается каждый день, его поневоле начинаешь воспринимать как нечто обыденное. Наконец, когда солнце опустилось совсем низко, а свет его из белого стал золотым, я вышел в раскрывшиеся передо мной двери и с каким-то непонятным мне самому облегчением полной грудью вдохнул наполненный теплотой уходящего дня сухой пыльный воздух.
Вокруг меня снова был Китежград.
Когда я подошёл к Управлению, вокруг было совсем уж темно, и лишь над громадиной неуютного деревянного здания в небе тлела последняя светлая полоса. Площадь тонула в тенях. Я обогнул нашу вечную лужу, в которой при подобающем настроении старших волшебников можно было кормить лебедей, и по шатким ступеням поднялся на знакомое до боли крыльцодощечки приветственно скрипнули. У входа я немного помедлил, в последний раз вдохнул остывающий воздух и сквозь полуоткрытую по обыкновению дверь протиснулся внутрь. За моей спиной било десять.
Управление встретило меня равнодушным молчанием. Оживлённый днём, холл был сейчас, казалось, погружён в сон, и даже за стойкой никого не было, лишь тлело неприкаянным нимбом дежурное заклинание. С минуту я стоял в центре пустого обширного зала, решая, куда мне отправиться. В кабинет идти не хотелосьмысли, посещавшие меня там, были не веселее домашних. Для похода в лабораторию настроения не было и подавно. Покосившись обиженно на красноречиво украшенный рунами висячий замок на дверях буфета, я вздохнул и по покрытой пыльным ковром широкой скрипучей лестнице поднялся на второй этаж. Здесь было так же тихо, как и на первом, кабинет шефа был заперт, и лишь из-под двери библиотеки сочился непрошенный свет. Я улыбнулся, сам не зная чему, и, не стучась, вошёл в высокие двери.
Шеф со своей неизменной фарфоровой чашкой в руке сидел у камина и читал какую-то книгу. При моём появлении он поднял голову.
А, Максим Андреевич, сказал он приветливо. Заглянули на огонёк?
Я не помешаю? спросил я, прикрывая за собой дверь.
Маг посмотрел в раскрытую книгу и, чему-то вздохнув, заложил её пальцем.
Нет, нисколько, пробормотал он. Заходите, присаживайтесь Чаю?
Да, спасибо, кивнул я, проходя вглубь комнаты. Если можно, с лимончиком.
Аполлон Артамонович поставил чашку на низкий столик и стал близоруко шарить вокруг неё, ища закладку. Не найдя её, он со вздохом опустил книгу на ручку кресла переплётом кверху, кряхтя, поднялся с кресла и подошёл к серванту, открывать который никому, кроме него, не дозволялосьпотому хотя бы, что стоял он не здесь, а в кабинете волшебника (и, как многие полагали, в домашнем), появляясь в различных частях Управления лишь в случае особой необходимости. На свет явились ещё одна чашка с блюдцем и ложечкой, китайский фарфоровый чайничек, из носа которого шёл струйкой пар, сахарница, щипцы, вилка и стеклянная маслёнка с лимоном, нарезанным дольками. Всё это шеф осторожно расставил на столике и, придирчиво оглядев композицию, уступил мне место около самовара. Я положил на стол прихваченную из дома пачку печенья, заварил себе чаю и сел в кресло рядом, помешивая напиток: чай источал густой ароматный пар, чашка была терпимо горячей на ощупь, ложечка мелодично позвякивала о тонкий фарфор, и от этого сразу делалось тепло и уютно. Аполлон Артамонович наблюдал за мной из-под полуопущенных век.
Ну-с, Максим Андреевич, как Ваши дела? спросил он, заметив, что я перехватил его взгляд.
Да так я пожал плечами. Потихоньку. До статьи я уж и не знаю, когда теперь доберусь, а по эксперименту все данные теперь у Климовапускай обрабатывает.
Чародей кивал, глядя мне прямо в глаза.
Обустроили кухню? спросил он.
Кухню? я с удивлением заморгал.
Вы, кажется, говорили что-то о новом чайнике.
А, чайник я, наконец, не без труда вспомнил такой же вот разговор двух- или трёхмесячной давности. Да, вы знаете, как это бывает: то времени нет, то желания, то того и другого Старый тёк уже просто.
Волшебник кивнул.
А с музыкой у Вас как? спросил он.
Забросил, с неохотой признался я. Не моё это всё-таки.
В самом деле?
Я посмотрел на него почти что с обидой:
Наверное. Понимаете, когда приходится всё время себя заставлять
Аполлон Артамонович поднял руки, словно бы защищаясь:
Нет-нет, что Вы!.. Я ничего не хочу сказать против Просто, Вы уж извините, никак не могу придумать, о чём с Вами заговорить, чтоб не вышло опять о работе. Не про погоду ж мне у Вас спрашивать, в самом-то деле!
Работа я сделал кислую мину, потом, опомнившись, постарался придать лицу нейтральное выражениевышло так себе. Так уж выходит, что я всё больше работаю.
Маг смотрел на меня с не вполне ясным выражением и, видно, даже не замечал, что одна щека у него была выше другой.
Ну, хорошо, Бог с Вами! произнёс он наконец. Раз уж Вы так настаиваете Давно хочу Вас спросить, но всё время то забываю, то выходит не к месту: каковы Ваши планы после аспирантуры?
«Начинается» подумал я, понимая, что обижаться мне, в общем, не на что: не он же ко мне вломился в одиннадцатом часу ночи, в конце-то концов!
Защититься, сказал я вслух. Идальше работать, скорее всего.
Шеф пожевал губами.
Работать над чем? спросил он. У Вас уже есть концепция насчёт того, чем Вы будете заниматься?
Поканет, признался я. Но ведь тем в Управлении хватаетстало быть, подвернётся и мне что-нибудь.
Маг кивал.
Ну, а всё-таки? спросил он. Не первый же год Вы здесь сидите. Чем из того, что мы можем Вам предложить, Вам нравится заниматься?
Это был сложный вопрос.
Теорией, сказал я. Когда я понимаю, о чём она. Сбором данных. Выездной практикой Всем понемножку.
Шеф кивал, глядя в чашку. Было тихо. «Ему ничего не стоит наколдовать себе чаю, отстранённо подумал я. И чашку. И самовар. И шкаф со специямидержу пари, что на любой вкус. Почему же тогда все старшие маги в один голос твердят, что чай не из настоящего чайникаподделка без вкуса и запаха?»
Одного не могу понять, чародей заговорил вдруг тихо и медленно, роняя слова так, словно обращался к себе, а не ко мне. Что Вас так сюда тянет? Я готов дать Вам любую работу, какую хотитено Вы не хотите и продолжаете хвататься за всё, что предложат, и всё стараетесь делать усердно, словно бы на оценку. Я б ещё понял, если бы у Вас не было ни ума, ни фантазии, ни талантатак есть же!.. Но, если Вам всё равно, чем заниматься, почему Вы всё ищете повод сбежать с работы до конца рабочего дня, а потом возвращаетесь, словно бы у Вас и там тоже никаких дел нет? Что Вас гонит сюда? Или отсюда? Или, может, оттуда? Почему Вы всё время делаете лицо «не моё, не моё, не моё»?! Что с Вами не так, Максим Андреевич?
Я сидел и боялся дышать. «Попил чаю» неслось в голове. Шеф с шумом выдохнул.
Извините, пробормотал он. Наверное, не стоило вот так вот, вслух Не хотите ничего говоритьв конце концов, Ваше дело. Претензий я к Вам не имею, не думайте, работаете Вы хорошо, просто Понесло меня на ночь глядя. Вы уж простите старику его странности, хорошо?
Я сделал движение, чтобы подняться:
Я вам мешаю?
Не то чтобы Хотя у Вас, насколько я помню, завтра тоже большой, длинный день.
Да, кивнул я, вставая. Семь пятнадцать, девятая станция, «Клыки вервольфа».
Шеф глядел прямо перед собой.
Выбрали персонажа? спросил он отсутствующим тоном.
Да, кивнул я. Пойду паладином, чтоб защищать эту Туристку.
Маг сидел неподвижно.
От кого? спросил он хрипловато.
От злых всяких сказал я. От тёмных.
Аполлон Артамонович поднял на меня взглядв своём светло-сером костюме он сейчас был похож на угрюмого голубя или выцветшего унылого попугая.
А если она сама злая? спросил он.
Я уже бочком пробирался к двери, но при этих словах встал как вкопанный:
Простите?
Волшебник выдохнул через рот.
Вдруг Ваш кодекс запретит Вам её защищать? Вспомните сегодняшний случай: мы ведь не знаем
У меня в горле сгустился комок.
Мне срочно надо быть злым? спросил я.
Понятия не имею, каким Вам следует быть, да и не моё это дело, маг говорил отрешённо, вновь глядя в стену перед собой, словно в комнате, кроме него, никого больше не было. Это уж Вы решайте, пожалуйста, сами. Я знаю лишь, что мне совершенно не надо, чтоб завтра утром Вы первым делом убили бы свою туристку из каких-то там идейных соображений Ну, или она Вас, что более вероятно.
Повисло молчание. Было слышно, как в камине потрескивают дрова.
Я Подумаю, наконец, сказал я.
Буду Вам очень признателен.
Спасибо За чай.
Пожалуйста. Я вымою чашки.
Что ж, я взялся за ручку двери. В таком случае Всего доброго?
Всего доброго, кивнул шеф. Спасибо, что заглянули.
Я раскрыл дверь и шагнул в темноту коридора. Троллейбусы наверняка уже не ходили, а значит, нужно было думать о том, как выбираться из уснувшего Китежа.
Я Вас подброшу, раздался у меня за спиной голос шефа.
Спасибо, я сам Как-нибудь растерянно пробормотал я, оглядываясь: вокруг меня была стоянка такси на главном въезде в Сказку, и лишь за моей спиной тихо щёлкнул замок в двери библиотеки.
Глава вторая,в которой Максим встречает туристку и пытается влезть к ней в историю
Граница Сказки всегда оформляется таким образом, чтобы, с одной стороны, подготовить путешественника к волшебному приключению, а с другойне дать ему понять раньше времени, что такая подготовка уже давно началась. В Русский сектор обычно ведёт пыльная дорога, убегающая в лес или в степь, даже троллейбус, пущенный давным-давно в Китежград, сворачивает с асфальта на наезженную в траве колею, отчего каждой осенью возникает оказия, когда очередной рогач вязнет в грязи. Ещё один вход декорирован под обычную дырку в забореэто почему-то особенно нравится иностранцам, в один голос называющим путь через неё русским экстримом.
Перевалочный пункт «Клыки вервольфа», куда я прибыл на следующее утро, оказался каменным зданием, выстроенным в готическом стиледаже фокусировочные колонны оказались замаскированы под детали орнамента. Получилось, на мой взгляд, недурственноя даже ощутил гордость за то, что в моём городе и в моей Сказке, пусть даже и в чужом секторе, есть такие красивые вещи. Здание было обширнымкроме пункта перевоплощения, в нём размещались бригады техников, реквизиторы, декораторы, группа быстрого реагирования и даже кто-то из волшебной администрации. Какое-то время я стоял, читая вывески на дверях и таким образом стараясь унять волнение, потом, наконец, взял себя в руки, положил пальцы на хромированную холодную ручку и потянул тяжёлую дверь на себя.
Сказка меняет людейАполлон Артамонович напоминает об этом так часто, что я иной раз просыпаюсь посреди ночи и подолгу пытаюсь понять, а не изменился ли я часом. Впрочем, до посещения фэнтези-сектора мне ни разу не доводилось видеть, как это происходит прямо на глазахпрофессионально и с холодной расчётливостью. Без восьми минут семь в перевалочный пункт «Клыки Вервольфа» вошёл сотрудник Сказки, член Опергруппы, волшебник Максим Коробейников, а в семь одиннадцать из него вышел некто по имени Даффи Оулдсен, охотник из Лотра (направляется в сторону Вебезеккеля).
За эти девятнадцать минут изменилось всё. Я лишился регистрационной формы, в миг погашенной синей печатью, засвидетельствовавшей, что отныне всё, что я в ней понаписал, становится сущей правдой и будет впредь властвовать над моею судьбой. Я стал ниже ростом, но значительно шире в плечах. Мои глаза вдруг сделались карими, а волосы приняли не слишком далёкий от исходного, но всё же новый оттенок. Удобные в любую погоду кроссовки на толстой подошве с хлопком дверцы шкафчика отправились в небытие, оставив меня перед выбором: примерить кожаные сапоги, в которых я наверняка взмокну, или идти босиком, чтобы за несколько вёрстпростите, мильгарантированно сбить в кровь ноги. На плечах моих оказалась потёртая куртка из толстой кожи, а дорожная сумка, которую я взял из дома, сменилась вместительным рюкзакомдовольно удобным, но несколько непривычным. Застегнув последнюю пуговицу, я взглянул на малознакомого человека по ту сторону зеркала, которого мне отныне предстояло играть, и, вздохнув, помахал рукой всему, что считал в нём своим. Чужая ладонь легла в незнакомый карман, в котором все вещи были уложены не так, как я привык, но разбираться с этим не было времени. Я поправил на плече лук, взвесил в руке непривычно короткий меч, нагнулся, чтобы не зацепиться за притолоку колчаном со стрелами, и сделал свой первый шаг в новый мир. Дверь за моей спиной тонко скрипнулаотступать было некуда.