- Что ж тебя в проулок этот понесло, Вёльма?
- Откуда имя знаешь? - сумела удивиться я.
- У князя на пиру видел, - ответил стражник, помогая подняться. - Ученица Всеслава ты. Лица их хоть видела?
- Я быстро кивнула.
- Ну и ладно. Остафий, - обратился он к своему товарищу, - Я девку отведу в Дом Предсказаний да допрошу, и ты после туда приходи.
Тот согласился.
- Как звать-то тебя? - спросила я, чуть придя в себя. - А то мое имя знаешь, а я твоего нет.
- Некрасом зови, - ответил стражник.
Я сидела, закутавшись в теплую варварину шаль. От тряски зуб на зуб не попадал - вот что значит перепугаться до смерти.
Василек теплым комком прижался к боку и громко мурчал, успокаивая меня. Варвара хлопотала, делая мне лекарство. Всеслав, разозленный случившимся, схватил посох и ушел куда-то.
Некрас, что спас меня от разбойников, ушел вместе с товарищем своим, Остафием. Тот пришел позже, сказал, мол, нескольких поймали и бросили в темницу, еще раз расспросил меня.
- В рубашке родилась, - подмигнул Некрас и ушел.
Про случившееся вмиг прознал весь Дом Предсказаний.
Ладимир и Осьмуша примчались стоило мне вернуться. Первый укорил меня за то, что без него пошла, обнял, пообещал теперь ни на шаг не отходить, а второй обещал страшные проклятия всем, кто смел Вёльму тронуть.
Строго-настрого наказав мне без него и шагу не ступать, Ладимир ушел к Ростиху. Осьмуша посидел еще немного и тоже ушел. Остались только я, Варвара да Тишка.
Шут не носился, не шутил, сидел спокойно на полу у моих ног и напевал под нос грустную песенку.
- Вот, испей, дрожь уймется, - подала кружку Варвара. - Давай помогу, не то расплещешь. Ох, светлые боги, вжизнь такого не было, чтоб чародеев били!
Шут широко улыбнулся и положил голову на мои колени.
- Давай я тебе сказку расскажу?
Поднял голову и сел, развернувшись ко мне лицом.
- Уйди, дурень, ей не до твои сказок!
- Злющая ты баба, Варька! - скривился шут. - Я ж как лучше хочу.
- Знаю я, как ты лучше делаешь! Шел бы уж к князю!
- И что ж это? - шут упер руки в бока. - Я уйду, а лисица горевать станет.
- Есть кому ее утешить!
Тишка фыркнул.
- Он ей сказку не расскажет.
Варвара только махнула рукой.
- Говори уж, окаянный!
Тишка важно надулся, напуская на себя умный вид. Я даже усмехнулась, завидев такое. Шут еще больше заважничал:
- Дед мой, старик беспамятный, которому надвое бабка сказала будто проживет он три сотни лет, сказ такой вел. Жила на краю села девка - ладная такая была, пригожая, всякий кто увидит, любовался только. Бедная та девка была - ни гроша за душой, ни платья в сундуке. Босая ходила, зарабатывала тем, что поденную рабоут у купца тамошнего выполняла.
Многие проезжие, кто видел ее, заглядывались на нее, на свидания в сумерках звали. Девка только смеялась, но ни к кому не ходила. Замуж многие звали ее - и кузнец Прон, и пастух Сёмка, и пахарь Неждан, да и сын того ж купца, Стоян. Той бы, дуре, согласиться да пойти. Оно и понятно - живет на отшибе, с матерью старой. Вышла бы замуж и будет ладно. Так нет же, все она отказывалась. Говорила, мол, судьбу свою ждать буду, не объедешь и на коне ее, родимую. Ну а как звали ту девку, дед мой запамятовал.
Здесь шут поерзал, сел удобнее и продолжил:
- В общем, год ждала, другой ждала, женихи уж на других женились, детей завели. В деревне все над девкой смеялись, мол, упустила счастье свое. А она им: «мое счастье посчастливей вашего будет, только на порог еще даже не ступало». Опять смеялись над ней. Прошел еще год, девке уж два десятка лет минуло. Селяне уж и думать о ней забыли - мол, умрет старой одинокой в нищете.
Зимой холодной, пока вьюга пела за окном свою песню, постучался в дверь крайне хаты гость - больной весь, замерзший, с дороги сбившийся. А в хате той как раз девка наша с мамкой своей жила. Приняли они гостя, обогрели. Тот на другой день взял и слег в горячке. И пока хворал он, вьюга ни на день не утихала. И как выдюжал ничуть не утихала, и как на ноги встал. Старики в селе говорили, не было сто лет такой лютой зимы.
Совсем ожил гость, по хозяйству помогать стал, отблагодарил хозяйку за заботу, а как уезжал, пообещал девке-красавице, мол, вернусь за тобой. И уехал.
Ждала она до лета, после до осени, до весны - не было гостя ее. В деревне все больше потешались над ней, а девка, знай смеялась. «Вам моего счастья не понять. Ждать его буду и пока не дождусь, с места не двинусь, не постарею, чтоб красавицей счастье встретить, не захвораю, чтоб здоровой быть, не умру случайной смертью, потому как на роду счастливой быть написано.»
В голос смеяться стали над ней, а меж тем примечали, что не хворала она, годы не властны над красотой были, сколько не случалось бед, ни в одной не страдала. Решили люди, что темным колдовством девка балуется, ведьмой прозвали.
Умолкли только когда через три года вернулся гость ее незваный. «Вернулся я к тебе, - сказал, - уж прости, что долго шел, так ведь князь на службу призвал, в земли далекие». Собралась девка и уехала, мать старую забрала. Люд только дивился, мол, вот как выходит иной раз.
Шут поглядел в потолок и добавил:
- А все оттого, что как веришь в счастье, так оно и приходит. Сильно веришь - большое счастье, слабо - стороной и малое обойдет. Ну как, понравилась сказка?
- Хорошая сказка, - кивнула я.
- Все бы тебе сказки говорить, - пожурила его Варвара. - Лучше б...
Не закончила. Дверь отворилась.
- Вот что, Вёльма, собирайся и домой пошли, натерпелась уж сегодня, - решительно проговорил Ладимир, садясь рядом со мной. - Будет тебе одной по улицам ходить.
Осторожно коснулся моего лица, раглядывая здоровенный синяк.
- Ясну бы сюда, - проговорил. - Она бы вмиг вылечила.
- Я и сама ее вылечу, - резко ответила Варвара. - А домой тебе и впрямь пора, Вёльма. Сейчас только снадобье с собой дам.
Василек открыл зеленый глаз, и с интересом взглянул на Ладимира.
- Сторож твой? - усмехнулся мой любимый.
- Навроде того - не даст в обиду.
Тишка прищурился и быстро поднялся. Поклонился.
- К князю пойду! - громко сообщил нам. Потом склонился к Ладимиру и добавил: - Холод ночной да огонь, смотри, сбереги лисицу!
Сказал и ушел.
- Вот так приятель у тебя, - вслед ему посмотрел ведун.
- Тот еще подлец, - ответила я.
Ладимир обнял меня и к себе прижал.
- Не отпущу тебя больше никуда, ни на минуту не отпущу.
Обняла я его, глаза закрыла, а по лицу слезы. Страшно, как же страшно мне теперь - за себя, за Ладимира, за близких, за друзей своих. Беда вон как близко ходит, как возьмет за плечо, так и не увернешься, не вырвешься из лап ее цепких.
***
Близился тот день, когда ельнийский королевич прибудет в Трайту, чтоб на Сияне Мстиславовне жениться. Прибыть он должен с малым сопровождением, без шума, а Всеславу прием скромный, но достойный оказать положено.
Верно Мстислав решил - Ельния Беларде хорошей помощницей станет. Гарнарская орда сильна и все сильнее становится. А у ельнийцев и армия крепкая, и чародеи сильные, и друзья-соседи надежные.
Саму Сияну я так и не видела. Всеслав, с детских лет знающий княжну, говорил будто очень она красива. Оттого видать так и назвали. А уж какова та по нраву, молчал. Да и не спрашивала я - мне-то что? Будто дружить собралась!
Наконец пришла весть с быстрым соколом о том, что через два дня прибудут ельнийцы в столицу. Всеслав тут же забегал, засуетился, князю доложил, мне готовиться к встрече велел - мол, чародеям полагается на приеме присутствовать.
« И тебя, Вёльма, возьму, только смотри ж не вычуди чего!».
Надела я лучшее платье, с вышивкой, что сама сделала, заплела косу, новый знак Дома Предсказаний надела. Всеслав на потерю мою рукой махнул и велел новый медальон дать - мол, разбойники своё получат, а ты не горюй. Погляделась в зеркало - та же рыжая девка, что и прежде. А после надела новое синее корзно с тонкой меховой оторочкой - Варвара подсказала купить, мол, будет тебе как деревенская оборванка бегать, чародейка ведь теперь. Хотела обидеться на такие слова да не стала - разве ж на правду обижаются?
Собрались мы в княжьем тереме, в зале, где Мстислав всегда послов встречал. Сам князь сидел на троне, с ним рядом советники, воеводы, чародеи. Ростих, Велимир по левую сторону, а следом Всеслав. Даже Зоран, темный жрец ушедшей пришел. Вернее, позволили. Обычно ведь нигде его не увидишь.
Я мельком переглянулась с Ладимиром - они с Ростихом были ближе всех к князю - и улыбнулась. Красив сегодня мой милый, как никогда в глазах его колдовской огонь горит.
Невольно коснулась я перстня серебряного на руке. Его подарок.
«Будет тебе скельдианские руны на себе носить», - сказал.
На перстне высечен знак Ладьяры, самой младшей дочери Ларьяна-батюшки, той, что всем любящим помогает, хранит от бед и благословляет своей рукой.
Ладимир легонько кивнул мне в ответ.
Двери распахнулись, и в зале появился княжий глашатай.
- Сын Его Величества, короля славной Ельнии, Гарольда Четвертого из дома Уэстландеров, принц Дориан Уэстландер, законный наследник Ельниий, герцой Хамптоншира и Нейтона, верховный владетель острова Ширланд, - громко объявил он.
Я увидела, как вмиг изменились лица скельдиан. Не по нраву было послам Рагнвальда Могучего, что пред ними их давние недруги предстанут. Да делать нечего - раз приехали в Трайту, терпите. Как говорил мой дед, назвались груздями - полезайте в кузов.
Ельнийцы явились скоро.
Впереди шел сам принц - высок, крепкого сложения, в простом, но добротном доспехе, сделанном на западный манер. С мечом за поясом, в темно-зеленом плаще и непокрытой головой. Бороды, как большинство ельнийцев, он не носил. Темные волосы были коротко пострижены. Лицом принц Дориан - не красавец. Грубоватые черты - широкие скулы, прямой подбородок, темные внимательные глаза, сведенные брови. А уж сколько лет ему так и не признаешь вовсе.
Не дойдя до трона Мстислава с десяток шагов, принц остановился, преклонил колено. Его люди последовали своему повелителю.
Я, лишь немного успевшая изучить ельнийский, понимала через слово, но Всеслав шепотом подсказывал.
- Приветствую великого князя, правителя богатой и прекрасной земли, прозванной Белардой, - четко проговорил принц. - Я пришел к вам с миром, чтобы осуществить наш давний уговор и помочь вашей светлости в войне с гарнарским ханом Ихметом.
Ельнийский язык приятней скельдианского. Звучит плавно и бегло, нет в нем клокочущих звуком и рычащих слов. Понравился он мне сразу.
- Поднимитесь, Ваше Высочество, - я едва не охнула, когда князь на чистом ельнийском заговорил. - Не следует сыну короля на коленях стоять.
Дориан поднялся.
- Я рад видеть вас здесь, - продолжил Мстислав. - Путь, что вы проделали, был долог и полон опасностей. В Трайте под моим кровом вы найдете отдых и безопасность.
- Благодарю вас, - ровно, без чувств, проговорил принц Дориан. - Прошу, примите дары с моей родины.
По его сигналу двое слуг в чудных ельнийских одеждах внесли маленький сундучок, поставили перед князем и открыли.
Я ахнула вместе со всеми, увидев драгоценные каменья, чья россыпь искрилась радугой в косых солнечных лучах.
- Земля, на которой я вырос, славится своей щедростью, - не без гордости проговорил Дориан. - Ее долей я делюсь с вами, великий князь.
- Благодарю вас за щедрый дар, Ваше Высочество, - склонил голову Всеслав. - В вашу честь сегодня вечером будет дан пир, а пока вам следует отдохнуть с дороги, а после мы поговорим наедине о наших делах.
- Мне приятна ваша забота, великий князь. Я и мои люди устали после долгого путешествия, и мы будем рады обрести отдых. Но вначале смею просить вас исполнить мою просьбу.
- Я выполню ее, - согласился Мстислав.
- Я бы хотел увидеть мою невесту, княжну Сияну, о красоте которой ходит столько легенд.
- Еще бы! - хмыкнул мне на ухо подошедший незаметно Осьмуша, которого Зоран взял с собой. - Проехал сотни верст из-за бабы, устал как собака, кучу самоцветов привез. Надо ж увидеть, зачем столько мучился?
- А толку-то, - шепнула я в ответ. - Жениться все равно придется - государственно дело как-никак.
- Слава богам, я не королевич, - довольно выдохнул перевертыш.
- Вот именно, слава им за это, - ответила ему.
И куда только тот запуганный парень делся? Видать волчья половина наконец в силу вошла и Осьмуша как есть переменился.
Мстислав велел позвать Сияну. Та вышла через минуту.
Не лгал Всеслав - вряд ли девка краше сыщется. Высокая, с ладно скроенной фигурой - всего в ней в меру. С густой тепло-пшеничной косой на плече. В светло-голубом платье, алом корзно на плечах и золотым обручем на голове. А лицом так и вовсе прекрасна княжна. Все в ней ладно, все красиво.
Сошла Сияна со ступеней, на которых отцовский трон стоит, склонила голову перед принцем ельнийским.
- Привествую вас, Ваше Высочество. Легкой ли была дорога ваша? - спросила.
- Гляди-ка, - снова заговорил Осьмуша. - Эк его разобрало. Видать не видел краше девок.
И то верно. Принц все хмурым был, а увидел Сияну и враз поменялся. Оно и понятно, не зря ехал, будет у него жена-красавица.
Преклонив колено, Дориан поцеловал руку Сияны. Та на миг растерялась, что по глазам видно стало - не было в Беларде такого обычая - да виду не показала, не покраснела даже.
- Много слышал я легенд о вашей красоте, княжна Сияна, - проговорил Дориан, поднявшись. - Но не одна из них не передаст той правды, что открылась моим глазам. Я был во многих землях, но не встречал женщины красивее.
- Благодарю, Ваше Высочество, - опустила глаза Сияна. - Слаще меда ваши слова.
Сказала, поклонилась и тихо ушла.
Принц и Мстислав еще обменялись парой принятых у них вежливых фраз, а после ельниец со своей свитой, ушел.
- Теперь вечером на пиру следует быть, - сказал Всеслав. - Смотри, не запаздывай.
- А ты куда?
- Мне с Ростихом переговорить нужно.
- Домой что ли идем? - спросил Осьмуша.
- Идем. Ладимир только где?
Я поискала любимого глазами - он стоял в сторонке и о чем-то переговаривался с Ростихом. После, когда тот отослал его, подошел к нам.
- Идем домой? - спросила я.
- Тебя провожу, а после вернусь - Ростих велел.
Мы пошли прочь из зала.
- Что о ельнийцах скажешь? - спросил Ладимир. - Или ты по-прежнему скельдиан больше любишь?
- Не скажу ничего пока, - отмахнулась я. - Вот на пиру на них погляжу, каковы, тогда и отвечу. Принц разве что смурной показался, а как Сияну увидел, как будто переменился.
Ладимир легонько улыбнулся.
- Красивая она девка. Ее увидев, любой переменится.
От таких слов мне неспокойно стало. Неужто с княжной сравнил?
На пиру княжеском ельнийцы куда веселее были. Видать договорились с князем обо всем, порешили добром, и не грех нынче отпраздновать.
С собой принц Дориан ельнийского певца привез. Чудным словом «менестрель» назвал. Наши гусляры так все седые да в годах, а этот молодой совсем, видно и бороды не брил еще. И в руках его не гусли, а лютня - не наших земель инструмент. Как проведет пальцем по струнам, так будто мурашки по коже - до того ж красиво и ладно звучит. Пел он на своем языке, так что мало я поняла. После уж передали, что песня о любви была.
Вот и думай - народы разные, а поют про одно.
Сияна сидела подле Мстислава, в роскошном красном платье, в обруче с височными кольцами, украшенными самоцветами и золотом. Изредка улыбалась, отвечала на вопросы, глаза опуская - все, как и положено невесте.
- Что же о свадьбе решили? - спросила я у Всеслава, поглядывая на княжну.
- Состоится она в срок, - ответил заклинатель. - Принц желает, чтоб церемония в Ельнии прошла. А до этого княжна Сияна должна подготовиться ельнийскую веру принять, все обряды нужные пройти да Мстислав войну с гарнарцами закончить.
- И что же, Дориан ждать станет?
- Очень ему Сияна понравилась - хоть сейчас бы женился. Да только что позволено простому мужику, то королевичу запрещено. Княжна все ж королевой станет, потому все чин по чину должно быть. Сказано - принять веру, пройти все обряды и изучить ихние правила, значит, так и будет. Не обойти этого.
Глядела я раньше на Сияну и отчего-то жалела. Не дело если девку замуж не по своей воли выдают. А теперь гляжу и думаю, что повезло ей.
Жила себе столько лет, горя не знала, все на блюде золотом получала. Ну и что коль без любви замуж пойдет? Зато чужую страну увидит, королевой будет, на троне рядом с мужем своим сидеть. И дети ее королевичами да королевнами станут. Как ни крути, а все же лучше, чем простой деревенской девке замуж за соседа идти, ни дня ни ночи в работе не видеть, за оравой детей следить, одной все хозяйство на себе тянуть. А после состариться раньше времени и умереть на пятом десятке да и то, если повезет и боги сил дадут и здоровья.
Да и куда лучше чародейки! Нам-то век долгий положен, а прожить его без мужа, без детей, в одиночестве нужно. Не думала я об этом раньше, а теперь вдруг грустно стало. Не надену ведь лент свадебных, не свяжет мою руку жрец с рукой мужа и не срежет никто косу в знак того, что не девица уж. И детей я своих никогда не увижу, не будет у меня сына, как две капли воды похожего на Ладимира.
Подумала про то и Арьяра вспомнила. Отказалась от той судьбы - нечего теперь плакать. Снявши голову, по волосам не плачут.
Сохраните его, светлые боги, в бою, от лютой смерти, ран тяжелых и боли. Дайте ему сил все пережить и домой вернуться.
Тишка-плут развлекал ельнийских гостей. Кувыркался перед ними, пел частушки, байки травил. Я б и не удивилась, если б не на чистом ельнийском говорил. Шут-шутом, а ведь языки знает. Откуда только?
Как из-под земли передо мной вырос скельдиан - тот самый помощник ярла Сигурда. Склонил голову и молвил:
- Мой ярл желает говорить с тобой.
У меня ноги чуть не подкосились.
- Со мной говорить? - только и вырвалось вслух.
Скельдиан кивнул.
Я вопросительно поглядела на Всеслава. Заклинатель глазами велел соглашаться.
- Идем за мной, - проговорил скельдиан.
Скельдиане сидели поодаль от княжьего стола. Мстислав позволил это, ни слова не сказав. Зная о давней неприязни двух народов.
Увидев меня, северяне с интересом обернулись. Кто-то заулыбался, говоря что-то на своем языке, кто-то недовольно сощурился. Ульвар Трехпалый усмехнулся и головой покачал, а брат его, Сигурд, поднялся и вышел навстречу. Его помощник отошел в сторону.
- Рад видеть, что носишь мой подарок, - взгляд скельдиана упал на медальон, который я все же надела на пир, вопреки запрету Ладимира. - Хотел узнать, по нраву ли пришелся?
Едва на ногах я стояла, впервые с ним говоря, так близко видя. А голос северянина и вовсе чудно звучал, со скельдианским-то выговором.
- Подарок твой всегда носить стану, - ответила. - И благодарю за него.
- И одной благодарности хватит, - едва заметно улыбнулся Сигурд. - Говорили мне, ты о Скельдиании расспрашивала?
Вот Тишка, плут окаянный! Ну, задам же я тебе! Ох, берегись, поганец!
- Правду говорят, расспрашивала. Край ваш далекий, неведомый мне. На севере никогда прежде бывать не случалось, оттого и узнать хотела.
Сигурд внимательно поглядел на меня, будто что-то высмотреть надумал.
- Второй год я в Трайте от имени своего конунга, - проговорил наконец. - И все никак не пойму, отчего вы, беларды, так край свой не любите. Кого не спроси, каждый о чужих странах узнать хочет, а чего доброго и уехать вовсе.
- Всем знать хочется, как другие народы живут, - только и нашлась я.
Сигурд чуть улыбнулся.
- Везде одинаково, только люди и боги другие.
Как подумаю, с кем говорю сейчас, в глазах темнеет. Надо ж ведь - я, девка деревенская, дочь торговца из глухого места - а рядом с ярлом скельдианского конунга стою. Отчего только, никак в толк не возьму.
- Одинаково-то одинаково, да только в селах и городах по-разному. На юге и вовсе война, а Трайта все неприступная стоит.
- Верно говоришь, - согласился Сигурд, - как и полагает ученице достойного человека.
Я на миг опустила глаза, чувствуя, что еще немного и зальюсь краской.
- А в Трайте теперь своя война, - продолжил он. - Сама ведь узнала.
- Ярлу Сигурду многое известно обо мне.
- Равно как и обо всех, сидящих в этом зале, - жестко проговорил скельдиан. - Я запомнил, как ты бросилась под копыта моего коня. Не думал, что увижу в княжеском тереме.
Вмиг все померкло.
Ох, дурища же я! Решила будто он как с равной говорит. А он, великий ярл, всего лишь удивился, простолюдинку на княжеском пиру, увидев. Ни чародейский знак, ни звание ученицы всеславовой, ничего тут не поможет.
- Пути богов неведомы, - только и ответила.
- Моя вера говорит, что люди подчиняются судьбе, а судьбы воле норн.
- Я не знаю веры северян.
- В Беларде мало кто знает, - отвечал Сигурд. - Как и мы о твоих богах.
Он едва заметно кивнул, давая понять, что разговор окончен.
Я поклонилась, как того требовал обычай, и ушла.
Когда обернулась, ощутив будто обожгло, увидела непонимающий взгляд Ладимира. Колдун был по другую сторону. Ярл Сигурд, посланец скельдианского конунга, мирно беседовал с другими северянами. Ему уж не до меня.
Слегка улыбнувшись Ладимиру, я тут же сняла скельдианский медальон. Сигурд оказался прав - мы слишком не любим то, что есть.
Глава пятая
Глава пятая
Сколько зерен - звезд на небе, столько и людей под небом, говорят старые люди. Да только ни одного зерна в эту ночь не досталось птахе. Все тучами затянуло. Девица-луна и та схоронилась, лишь изредка, под порывом холодного ветра, показываясь людям.
Видать много воинов на поле бранном полегло в ушедшем дне. Боги сжалились и не стали открывать людям скорбящим опустевшее небо, будто дырками покрытое, пустое, без света любимых, тех, что нынче в объятиях ушедшей.
Кутаясь в теплую шаль я не спешила закрывать окно - отчего-то все глядела и глядела на небо. А оно не отвечало ни единым всполохом одинокой звезды.
Время уж перевалило далеко за полночь.
Не спалось мне. После пира княжеского, в честь посланником ельнийских, не спалось.
Сны о морях холодных, бездонных, драккарах могучих и ветрах северных, отступили, не тревожили. Спокойно бы уснуть - да только не могу. Грустно отчего-то, сердце тоской защемило и нет, нет мне покоя.
Медальон возьму скельдианский, погляжу на него и снова прячу. Будто теплом серебро греет, так и зовет снова игрушку колдовскую примерить.
Погляжу и прячу обратно - не хочу Ладимира тревожить.
Он смурной стал, все чаще задерживается у Ростиха - своего наставника.
А сегодня...
Птица ночная из-под самой крыши вспорхнула, мягким крылом рассекая воздух ночной прозрачный. Ох...за сердце я невольно схватилась.
А сегодня и вовсе не пришел мой любимый. Уж колокол на городской башне второй час пробил, а нету его.
- Вёльма....
Я обернулась.
Дверь почти не скрипела, а может я того не слышала.
- Чего не спишь, шальная? - спросил Осьмуша, почесывая затылок и широко зевая.
- А ты чего? Никак волчьи сны мешают?
Он махнул рукой.
- Прошли уж волчьи сны. Две луны как не трогают.
- А босиком чего стоишь? Пол ведь студеный! - я пыталась найти еще повод прогнать его.
- Пустое...Ко мне ведь болезни не липнут, - опять отмахнулся перевертыш. - Так чего не спишь?
Я поглядела на небо.
Снова.
- Как думаешь, звезд и людей поровну?
Осьмуша бесшумно подошел - я только тепло его и ощутила. Руку мне на плечо положил.
- Об этом тоскуешь? Умер кто?
Я головой помотала.
- Я твою тоску во сне учуял, - продолжил Осьмуша. - Она по-особому пахнет, уж научился различать.
Пожав плечами, я взглянула на перевертыша. Глаза того в ночи уж человеческими впредь не будут - все волчий огонь забрал.
- Тяжко мне отчего-то, - проговорила. - Будто камень на плечах лежит, сбросить не могу. Предчувствую что-то, а что...знать бы.
- Не печалься. Пойди к Лесьяру, может, он ответит.
Я тихо улыбнулась.
Осьмуша на небо поглядел.
- Зоран говорил, детям ушедшей звезды черные положены.
- Почем ему знать, - резко ответила я. - Самому-то небось уже и место в ее холодном подземелье готово.
Осьмуша отпрянул.
- Зря ты так, Вёльма. Она мать наша, хоть и не признаем. Она нам силу дала.
- А разве ж мы просили? Не будь силы, все по-иному б могло быть...
- Боги мудрее, не спорь с ними.
Откуда только столько ума у него взялось? Еще недавно ведь боялся слово сказать, а теперь - гляди-ка, разговорился!
Прав он, коль рассудить. Чем я без силы буду? Так, тенью одной, простой девкой, забредшей от дома. Да и он...
- Тоскливо мне, Осьмуша, оттого и говорю. Да ты спать иди, я уж сама.
- Не могу. Тоска твоя не дает. Привкус ее горький на языке.
- Странное дело, - пожала плечами я. - Отчего ты чуешь ее так?
- Зоран сказывал, сестра ты моя хоть и не по крови. Сама ушедшая завещала нам друг друга слышать лучше людей.
Я усмехнулась.
- Иди спать, Осьмуша. Днем поговорим. А тоска...я ее заговором и одолень-травой отгоню.
- Смотри, Вёльма, - шутливо погрозил пальцем перевертыш. - Пока в доме одном, не укроешься...
И ушел.
Ветер из тучи густой клок вырвал и на месте его звезды показались. Немного их - видать правду говорят.
Только лишь луна боком коснулась разрыва - укрыл ее ветер.
- Светлые боги, - зашептала я, - смилуйтесь над нами, дайте прощение, пощади слуг своих грешных. Пусть не прольется кровь на земле нашей...
Шептала и знала, что не услышат меня они. В эту ночь и саму покинули. Грешна я, прогневала.
- Ладьяра, светлая дочь, сбереги Ладимира и верни его мне. Ларьян-батюшка, сохрани братьев моих, что на войну ушли. Славша-странник, сестрам и матери помоги. Ларий, Арьяру сил дай...
Всех вспомнила, за всех помолилась. Только ее, ее одной имя не назвала. Той, чья сила во мне и отчего я на этом месте стою.
Не стану ей поклоняться, не хочу!
Закрыла окно и спать легла. И упал на меня сон, тягучий как те тучи на небе, тяжкий и беспросветный. И не было мне покоя, и во сне не пришел.
Утром пробудилась я позже обычного. Голова трещала, горло пересохло, во всем теле слабость - будто захворала.
Так нет же - здоровая.
Собралась, вложив одолень и травы вместе со знаком огненным двойным в кошель поясной - пусть от дурного оберегают.
Хельга уже внизу со стола убирала.
- Припозднилась ты нынче, Вёльма, - проговорила северянка, меня завидев. - Не захворала ли? Дурно выглядишь.
- Не знаю, Хельга. Вроде здорова, а отчего-то худо мне.
- Дам я тебе отвару своего, из скельдианских северных трав, легче будет. Обожди немного.
Только она выйти хотела, как я остановила за локоть:
- Скажи только, Ладимир не пришел?
Северянка поджала губы и в глазах ее невольно злорадное что-то почудилось:
- Не было колдуна твоего. От прошлой зари не было.
И ушла.
А у меня как сердце упало.
Где ж он, светлые боги? Не случилось ли чего?
- А, вот и огонь пожаловал, - хрипло молвил Лесьяр, чуть приподняв глаза от книги. - Нечасто, ох, нечасто вижу я тебя, а зря...Песнь ведь писать надобно, а об ком и не знаю.
- Разве ж обо мне можно что путное написать? - невесело усмехнулась в ответ.
Лесьяр закряхтел и поднялся со своего места. Сделал несколько шагов ко мне. Одетый во все белое, седой, с темными от волшбы глазами.
- Не знаешь, так и молчи, не тебе решать...
Его пальцы цепко схватились за мой локоть, и я невольно вздрогнула и отпрянула.
- Печаль на твоем сердце верная, - проговорил старик, глядя будто сквозь меня. - Не ошибается оно, правду говорит. Слушай его почаще.
Сказал и отошел обратно.
- Так зачем пожаловала? - снова взялся за перо.
- Мне с Ростихом поговорить нужно, - нерешительно произнесла в ответ.
Лесьяр хмыкнул в бороду.
- На Ростиха нынче спрос большой. Все чего-то с ним поговорить хотят.
- Так пустишь?
- А чего не пустить? Иди!
Махнул рукой и на стене, прямо поверх каменной вековой кладки, проступила дверь.
- Мир тебе, Лесьяр, - проговорила я и вошла.
Ростих сидел на своем месте, как и прежде. В руке его перо и писал он каку-то грамоту.
Я медленно прошла ближе. Вещие птицы, что на стенах застыли, зорко следили за каждым шагом, будто посмеивались и в глазах их искорки сверкали.
- Надобно будет сказать Лесьяру, чтоб не открывал дверей кому ни попадя, - проговорил он, поглядев на меня. - Зачем пришла?
- Если дозволишь, вопрос задам.
- Позволю, - кратко ответил Ростих.
В каждом слове слышалось его пренебрежение. Казалось, только и ждет, пока я скажу и уйду.
- Где Ладимир? - решительно спросила.
Чародей медленно поднял лицо и поглядел на меня.