Пыльными дорогами. Путница - Бунеева Ксения "Rikkele" 8 стр.


- Несправедливо это, - сложила руки на груди я. - Мы же вели их.

- А тебе, Вёльма, чародейской, значит, славы мало? - над самым ухом проговорил Ладимир. - Воинскую еще решила приобрести.

- Верно она говорит, - вдруг осмелел Осьмуша, - Забава - племянница моя, а я тут стою.

- Вот и шли бы - храбрец и лисица.

- Знаешь, что, - я развернулась и прямо в лицо ему посмотрела.

В свете луны различила перемену на его лице. Брови взметнулись, губы чуть тронула улыбка. Так бы и залепила ему, как тогда Чернаве.

- Чего? - спокойно проговорил он.

На миг растерявшись, я мотнула головой.

- Тебе бы все над другими потешаться да на больные места указывать. Раз такой сильный да храбрый шел бы в дружину, а не с чародеями посохом махать.

Сказала и отвернулась. Не видела его лица, не слышала его слов. Да и не сказал он ничего.

Через миг послышался девичий визг, потом ругань - белардская вперемешку с гачийской. Заросли пошевелились и перед нами предстал Далибор, а следом Забава и ее полюбовник.

Девку Деян вел за локоть, а второго Данко и Новак вели с заломленными руками.

- Ишь ты, охальник, - гремел Далибор. - Девицу решил соблазнить!

- Да и не успел, - расхохотались его витязи. - Думал, не найдем.

Гачиец, за которым ушла Забава, оказался впрямь красавцем. Черные как смоль волосы, косая сажень в плечах, росту богатырского. А уж если еще и слов каких ей наговорил, так не диво, что пошла за ним.

- Вяжи его, хлопцы, - скомандовал Далибор.

- Что ж, не дал ты ему дело свое сделать? - засмеялся Ладимир.

- Дал бы да служба не велит, - развел руками воевода.

Осьмуша кинулся к Забаве. Та, прикрыв лицо, навзрыд плакала и ничего не могла сказать.

- Едем обратно, - скомандовал Далибор.

- Удалась твоя затея, лисица, - кто же еще это мог сказать?

- Не все ж тебе побеждать, Ладимир.

Ночь мы провели в корчме. Княжьи люди нам одну комнату уступили.

Как только легла, мне уж не до неприязни к Ладимиру было. Пусть его - лежит по соседству.

Мягкие объятия сна мигом обволокли и убаюкали. И снились мне до утра воды темные да крики птиц невиданных - чаек. Снилось, что восхожу по настилу деревянному на лодью, на носу которой змей огнедышащий. Тучи сгустились на небе, и ветер крепчает, треплет мою косу распущенную.

А я уж и не я вроде. Одета как-то не по-нашему, на плечах плащ серым мехом подбитый. На руке перстень с камнем, словно огонь горящим.

Хлещут волны во всю, бьются о высокие борта. Брызги соленые в лицо мне так и летят. И качает лодью так, что едва я вниз, в темную пучину не падаю.

Чьи-то руки сильные на пояс мне ложатся, удерживают. Обнимает он меня крепко-крепко. И так хорошо, так легко, так радостно.

Только я оглянуться решила, лицо его увидеть, да проснулась...

Ладимир уж сапоги натягивал.

- Ясного утра, Вёльма, - чародейски улыбнулся. - Заспалась ты совсем. Далибор с витязями уже внизу.

Я села на кровати, все еще находясь во власти странного сна, и рассеянно на него посмотрела.

- Ты иди к ним, я чуть позже...

- Смотри, не задерживайся, лисица.

Наскоро умывшись, переодевшись в чистую рубаху, что в мешке дорожном припасена была, я сплела по-новой косу и спустилась в корчму.

- Ясного утра, - поздоровалась с витязями.

Те дружно кивнули и продолжили завтрак.

- Ну что, девица, в путь готова? - спросил Деян.

- Готова, - улыбнулась в ответ.

Взгляд его что-то мне не понравился. Какой-то пытливый и будто ищущий.

- Не так что-то? - решилась спросить.

- Да вот думаю о разговоре, что давеча услышал.

- А что за разговор? - спросил Далибор.

- А помнишь, воевода, мы с тобой село Растопшу проезжали?

У меня внутри так все и сжалось как тисками.

Растопша... стало быть...

Обратившись в слух, я внимала каждому слову Деяна.

- Подошел там ко мне мужик один. Говорил, дочь у него из дома сбежала, - говорил он. - Рыжая девица таких же лет. Просил помочь найти.

- Да что им, девкам этим, медом что ль намазано? - встрял Новак. - Куда ни глянь отовсюду бегут!

- И то верно. Чего им не сидится? - поддакнул Данко. - То вчерашняя, то эта растопшинская.

- И что ж та девка? - не обратил на них внимания Далибор.

- Да чего ж? Отец с братьями ее искали-искали, да так и не нашли. Думали поехать далее, а поедут ли.

Деян обернулся на меня и добавил:

- Вот Вёльму увидел и вспомнил. Только про ту девку сказали, мол, некрасивая была, а твоя сестра, - Ладимиру, - твоя сестра красавица как есть. Как только не боишься, что уведет кто?

Ведун взглянул на меня и мотнул головой:

- Да кто ж с ней совладает? Я и то управы не нахожу. А так и впрямь красивая.

Я чуть улыбнулась, справляясь с предательской дрожью в теле. Слава тебе, Ларьян-батюшка! Уберег ты меня, не вернусь теперь в Растопшу.

Разве ж отец мой за некрасивой поедет? От слов его жестоких будто по сердцу оцарапало. Некрасивая, ненужная, нелюбимая.

И верно, что ушла. И жалеть не стоит.

Крепко привязав к седлу мешок, я только-только ногу в стремя поставила, как вдруг услышала голос знакомый.

- Вёльма! Вёльма, стой!

Оглянулась - Осьмуша бежит.

- Вёльма, Ладимир... - едва дыша после быстрого бега говорил парень: - И ты, воевода Далибор...и люди княжьи... Не прогоните меня! Возьмите с собой в Трайту!

- Решил все ж помощи искать?

- Решил, Вёльма, решил, - улыбнулся Осьмуша.

- И как тебя сестра от своей юбки отпустит? - не смолчал Ладимир.

И что ж за человек только такой? Ни мига без насмешки не живет.

Осьмуша даже поник, голову опустил.

- Румяне не до меня - она Забавой занята. Отпустила и слова не сказала. Возьмёте с собой?

И жалобно так, тоскливо на нас посмотрел.

- Дядька Далибор, - вступилась за перевертыша я. - Не прогони парня. Пусть с нами едет?

Воевода строго свел брови.

- А коль он чудить начнет?

- Оберег на мне, - Осьмуша тут же показал ему подарок Ладимира. - Не стану я чудить.

- Не станет, - подтвердила я. - Мы с Ладимиром уследим за ним. Правда, Ладимир?

Прямо в глаза ему заглянула, ища поддержки. Он миг помедлил, потом чуть улыбнулся.

- Не дадим парню глупостей наделать. Да и луна на ущербе теперь.

- Не гони его, дядька Далибор! - снова взмолилась я.

Воевода усмехнулся и махнул рукой.

- Пусть идет, - сказал. - Твоя взяла, лисица.

Сказал, вскочил в седло и двинулся вместе с витязями своими.

Осьмуша схватил меня за руку и, густо краснея, затараторил:

- Спасибо тебе, Вёльма! Век богов за тебя молить буду. Должник я твой.

- Будет, - засмеялась я, высвобождая руку. - Лошадь-то есть у тебя?

Осьмуша с радостной улыбкой замотал головой.

- Ну так ко мне садись, Мирка и двоих унесет.

Ладимир только головой покачал.

- Чего это ты? - спросила.

- Не разберу я тебя, Вёльма, - ответил. - То ли дурная ты, то ли богами одаренная. Никто против тебя выстоять не может.

Я натянула поводья, ожидая пока Осьмуша позади меня в седле устроится:

- Разве ты только.

Причмокнула губами и легонько толкнула Мирку в бок.

- Идем, ласточка, путь нам долгий впереди...

Глава третья

Не верьте, люди добрые, песням, что гусляры на ярмарках поют. Не слушайте их слов ложных - врут с три короба.

Жила я в Растопше, слушала сказания их и думала, что Трайта - город чудес и люди там всё чародеи да волшебники, а стены...стены белым сияют день и ночь, а во рвах, что укрепляют их, рыбы живут диковинные. Вранье все это - вот что скажу. Не выходит девица-луна, чтоб на Трайту нашу полюбоваться, из-за туч. Она на все и всех одинаково смотрит, боком своим серебряным, поворачиваясь.

С чего ж я так вдруг на гусляров и людские болтливые языки осерчала? Да с того, что к концу второй недели похода нашего с вершины пологого холма трайтовские стены увидела. Выехали мы со стоянки своей на рассвете, а как солнышко к зениту подошло, последний холм миновали. Пред нами равнина расстилалась зеленая да гладкая. Серебристые ленты рек ее трижды пересекали. Одна даже поперек города лечь посмела - Марвой ее прозвали. За что - не ведаю - но как окажусь в Доме Предсказаний, точно спрошу.

- К вечеру доберемся, - с просиявшим лицом проговорил Далибор, заслоняя лицо ладонью.

- А если не успеем?

- Успеем, лисица. Домой ведь едем.

Я последовала его примеру и так же прикрыла глаза от прямых палящих лучей. Тюрбан, сооруженный из куска синей ткани, опять украшал мою голову. Помню, увидела я картинку с кочевниками в таких же и запомнила. После стащила у матери кусок ткани, что для платья сестре берегла, да решила такой же сделать. А что ж тут такого? У сестры этих нарядов вон сколько! А мне бы все равно пожалели.

Теперь мне легко удавалось скрываться от солнца, а синий цвет так шел к моей рыжей косе. Даже Ладимир, отбросив насмешки, признал это. Уж не знаю, как мне не покраснеть удалось.

Посмотрела я на Трайту. Большой город. Темный. Стены не сияют совсем - из темно-серого камня. Ров вокруг еще одной лентой блестит, подъемные мосты - чудеса рук зодчих - опущены, а по ним пестрым потоком люди тянутся.

- Считай прибыли, Вёльма, - кивнул в сторону Трайты Ладимир. - Небось с непривычки дух перехватило?

- Вот еще, - фыркнула я. - Разве ж тут диво какое есть? Стоит город, стены ночи черней. От чего духу-то перехваченным быть?

- Ты подожди, пока приедем, - усмехнулся Деян. - Там-то уж чудеса начнутся. Я сам в Трайту мальчишкой попал - ох, сколько всего тогда увидел. А ты, парень, чего побледнел?

Осьмуше, которому в пути все же нашли лошадь, в лицо бросилась краска после такого вопроса. Он перевел на меня тревожные глаза и негромко проговорил:

- Боязно мне, Вёльма.

- Чего это?

- Боюсь, как бы чего не случилось.

Я тепло улыбнулась.

- Не один ты такой, Осьмуша. Не бойся. Сама в белый свет еду.

«Тебе-то хоть вернуться куда есть, а мне...» - вслух не сказала.

- Ну, будет языками чесать, - натянул поводья Далибор. - А то и к зиме не успеем. Едем, хлопцы.

Мы с Ладимиром переглянулись и дружно двинулись вслед за княжьими людьми.

Птаха небесная небось уже заждалась, пока солнце закатится и она из гнезда выберется. Зернышки-звезды по одной стали высыпать на темнеющее небо, когда мы к воротам подъехали.

Тут уж мне без шуток страшно стало. Издали-то на город смотреть - что? Пятно темных стен да неровная линия крыш - горизонт. А вот поблизости...

Ох, не думала, что так велика она, Трайта наша. Ров сажени три будет, а стена - все шесть. Или мне с перепугу кажется?

Несмотря на вечерний час, люд густо толпился возле ворот и, пусть не такой большой как днем, но все ж широкой вереницей тянулся по опущенному мосту.

Вблизи стен ютился еще один город - неопрятные дома и хлипенькие хибарки бедняков. Огороженные легким забором, усадьбы, казались совсем жалкими. Кое-где виднелись подобия огородов, обозначенных ярко-зеленой ботвой.

Все мои радужные мечты о волшебном городе окончательно разбились, будто старый глиняный кувшин, когда я полной грудью вдохнула местный воздух. Зловонье нечистот, всегда сопровождающих человеческое жилье, сразу же ударило в нос. Здесь мой страх прошел и осталось удивление - неужто чудный город так воняет?

Копыта Мирки процокали по деревянному настилу моста. Лошадь с непривычки заволновалась. Не каждый ведь день надо рвом ходила. Чего доброго мост возьмет и провалится, а внизу глубина неизвестно какая. Ох, обереги, Ларьян-батюшка. Тут не то, что кобыле, мне страшно стало.

Осьмуша был ни жив ни мертв. Побледнел, глаза долу опустил. От гомона, доносящего из раскрытых ворот города, ему по-настоящему страшно стало. А вот Ладимиру хоть бы хны. Сидит себе в седле, по сторона бойко смотрит. Сказано - был человек в Трайте уж. Не боится вовсе.

На въезде нас стражники - те же княжьи люди остановили. С Далибором вежливо поздоровались, спросили, как поездка удалась, пару слов о нас, спутниках, а потом и пропустили.

Задрав голову, я смотрела на изогнутую арку толстой крепостной стены, что надо мной возвышалась. Ох и глыбища же! Такая если свалится то пиши пропало. Вот теперь-то у меня дух и захватывает при виде такой махины.

Трайта встретила меня шумом, тучей запахов, криками и общей неразберихой. Огни костров и факелов освещали город и нещадно чадили. Прикрыв на миг глаза, я вдохнула здешний ядовитый воздух, а после, снова увидев все вокруг, будто окончательно поняла - мой путь в чудо-город завершен. А что далее - не ведаю.

Чтоб там ни было, а Трайта все ж дивный город. Говорят про него разное, а в главном, не врут. Из камня выстроен целиком. Разве что у бедняков дома из дерева. Да только бедные все за стенами городскими ютятся.

Нашу Беларду издавна деревянной зовут. За то, что нет здесь, как в просвещенной Ельнии, замков богатых, крепостей каменных и городов неприступных. Только Трайта да Стропье, что у берегов моря стоит, по-западному построены.

Предание говорит, что как пришел Рагнар к власти, созвав всех белардов, так и решил город стольный строить. Созвал зодчих, а они ему все дерево да луб предлагали. Разогнар всех Рагнар, велел становить на воду лодью свою и послал надежного человека обратно в северный край. Приказал ему привезти оттуда лучшего строителя.

Прошло много лун, прежде, чем лодья вернулась. Рагнар уж забеспокоился - морской залив первым льдом подернулся, а с неба белые птахины перья полетели. Однако, успели до зимы и сошел на берег человек с именем чудным Гуди. Беларды как его увидели, сразу потешаться стали, мол, маленький он, щуплый, брови и ресницы белее снега, волосы что птахины перья, а глаза будто льдинки замерзшие. Знахари и вещуны тогда за обереги свои похватались, вспомнили, будто такие люди особым даром богов отмечены и знак особый на себе носят. Жрецы кинулись молиться да жертвы приносить, чтоб оберегли Беларду от беды боги великие. Рагнар только посмеялся над ними. Сказал, мол, чего ж вы одного белого человека испугались, а против целой орды кочевников подниматься - так не думали?

А Гуди все нипочем было. Как только выгрузили его сундук с какими-то свитками да диковинными приборами, так он уж ни на что внимания не обращал. Все сидел под коптящими лучинами, да рисовал что-то. Беларды, что служили ему, только дивились и посмеивались. Белком за глаза прозвали.

Иногда выходил он погулять, на людей чужестранных посмотреть. Язык наш быстро освоил. Любил Гуди белардов о жизни их расспрашивать, смотреть, как быт ведут, что делают, песни слушал, иные записывал. А после опять в свою комнату, заваленную пыльными свитками, возвращался. Целый год так сидел, а после пошел к Рагнару и все показал. Правитель внимательно выслушал его, подвел к окну и говорит: «Вот тебе место, а вот тебе мое дозволение. Коли выстроишь здесь город, с ног до головы золотом осыплю». Гуди засмеялся и сказал, что ему много не нужно - лишь бы голодать не пришлось да оплата труду равнялась.

Трудился Гуди считай десять лет. Город, что выстроил, Трайтой назван был. Рагнар въехал в главные ворота на белой лошади, осмотрел все и остался доволен. Призвал к себе Гуди и велел своим подручным его золотом осыпать. Зодчий нежданно отказался. Взял себе лишь небольшой мешочек с монетами и говорит: «Не вели казнить, конунг, да только не нужно мне богатство. Позволь лишь затею свою давнюю начать на твоей земле. Если на то будет твоя воля, на берегу северном выстрою я город с пристанью для лодей быстрых и драккаров. Давно уж снится он мне, давно покоя не дает». Рагнар было нахмурился, потом рукой махнул и рассмеялся - «строй, дозволяю».

Гуди поклонился и к морю на север поехал. Работал он много лет, себя не жалел, а потом слег - заболел грудной болезнью. Сам Рагнар просил его поберечься, отказаться от работы. Гуди только отвечал: «Город почти выстроен, конунг, дозволь закончить. Не допустят боги, чтоб я на полпути умер». Как сказал, так и случилось. Через год Стропье стало вторым каменным городом Беларды, а Гуди, его создатель, умер спустя луну.

Эту сказку мне нищий слепой старик рассказал. Пришел он к нашему дому и еды попросил. Я его позвала, хоть мать и ругалась за такое, накормила, напоила, а старик, чтоб хоть отблагодарить, сказание мне новое открыл. Влетело мне тогда за такую выходку от родителей. «Что ж ты, дурная девка, кого попало в дом пускаешь, пока мы не видим?». А я все стерпела. Тогда еще знала, что мир больше Растопши нашей.

Стемнело уж совсем, когда мы с отрядом Далибора попрощались. Пожелал нам дядька удачи и намекнул, что коли увидимся еще раз, не забудет.

Витязи тронулись вперед по широкой улице, а трое - я, Ладимир и Осьмуша - остались на месте.

- Куда теперь? - спросила у колдуна.

Он на переулок узкий указал.

- В той стороне дом моего дядьки, Велимира. Переночуем у него, а после в Дом Предсказаний пойдем.

- А меня он пустит? - засомневался Осьмуша.

- Пустит, чего ж нет? Велимир - настоящий чародей. Он и пострашнее тебя нечисть видывал.

Хотела я ему сказать, что не правильно это - человека нечистью честить. Не виноват же Осьмуша, что такая доля ему выпала, не сам же под клыки к перевертышу лез. Хотела и промолчала. Ладимира ведь только затронь - еще и по мне пройдется. Спорить с ним сейчас совсем мочи нет. Устала я после долгой дороги, глаза уж слипаются. Лишний раз и заговаривать не хочу.

Уверенно глядя по сторонам, Ладимир ехал впереди нас. Не впервой ему в Трайте бывать - все знает, ничего не боится. А как глаз горит! Будто вырвался он из душной клетки на волю.

Люди, встречавшиеся нам, расступались, пропуская всадников в тесном переулке. Я только подивилась - чего ж это им в такой час на улице надобно? У нас в Растопше как чуть стемнеет, так все по дворам и сидят, носа лишний раз не кажут. А здесь будто и жизнь, и время по-другому текут.

Дома вокруг были не то, чтоб богатые, да и не бедняцкие совсем. Двойные все как один. Будто одну избу на другую поставили. Никогда такого не видела - разве что в корчмах. Возле одного такого дома Ладимир и остановился. Без стука открыл ворота и махнул нам, мол, входите.

Мы с Осьмушей переглянулись и последовали за колдуном, проходя под каменной аркой. Как будто ее прям из стены и вырезали! Взяли так нижнюю часть и отсекли - чудно!

Не по себе как-то стало, что к чужому человеку так входим будто воры какие.

Походя я заметила, что на столбе ворот, где факел висел, знак особый начертан. Вырезан по дереву и красной краской залит. Неграмотная, я хоть прочесть его не сумела да сразу поняла - руна это чародейская. Такие для охраны жилища своего используют.

- Ладимир, постучался бы, - негромко сказала вслед колдуну.

Он обернулся, и я увидела улыбку.

- Без нужды.

Небольшой дворик оказался чистым и ухоженным, ярко освещенным парой костров. Прямо я увидела крыльцо, справа ворота вроде как для конюшни подходящие, а слева большие окна, прикрытые ставнями. И все в одном доме, подумать только! Разве так делают люди? Насмотришься же в этой Трайте!

Ладимир смело шагнул на крыльцо и стукнул в дверь. Мы с Осьмушей ждали в стороне, не смея подойти. Кто их знает, чародеев этих.

Не прошло и пяти минут, как дверь открылась. На пороге стоял высокий мужчина в длинной темной рубахе, подпоясанной ремешком.

- Тихий вечер, дядька Велимир.

Чародей едва заметно улыбнулся и обнял племянника:

- Скоро ты. Раньше осени и не ждал.

Дом чародея не чета родительскому. У нас-то как во всей Растопше, сени да две комнаты с горницей. А здесь и заплутать по незнанию можно. Коридор длинный да дверей много, лестницы с двух сторон наверх уходят. А крутые какие! Кажется, станешь на них, и голова враз закружится. У меня б точно закружилась.

Вот чего не пойму, так это зачем люди дома в несколько этажей строят. Разве ж можно человека от земли-матушки отрывать? Сила природная в ней сокрыта, нам передается, когда ступаем. Оттого и здоровье прибавляется, и жить легче. А так - коли оторвешься от нее, так и себя потерять недолго - нельзя человеку законы богов нарушать, не положено.

Велимир велел нам с дороги умыться да переодеться, а после привел в небольшую комнату, усадил за стол, а сам на хозяйском месте устроился. За его спиной ярко пылал очаг - слышала, камином его в Ельнии прозывают. Ох, чудеса! Это ж ведь надо колдовское(разве ж в чародейском доме другое заведется?) пламя в плен посадить, в тесный каменный короб. Хоть выход к небу для дыма оставили и то хорошо.

- Нравится тебе здесь, Вёльма?- спросил Велимир.

- Нравится, - выдохнула я.

- Вёльма у нас из глухой деревни, с юга. Первый раз в Трайте, вот и удивляется.

- Ничего, привыкнет, - миролюбиво ответил Велимир. - И я сюда так же пришел.

Осьмуша неловко поерзал рядом со мной - так перепугался, что ни на шаг не отходил.

- Не бойся, перевертыш, странников тут нет.

Парень вовсе побледнел и громко сглотнул. Ладимир только усмехнулся, глядя на нас, а я его словом недобрым про себя одарила.

- Ладно, будет, - будто понял его Велимир.- Давайте лучше о делах поговорим.

- Расскажи сначала, для чего вызвал, - кивнул Ладимир.

- А ты будто не рад? Или, посох получать раздумал?

- Не раздумал.

- Вот и ладно. Хельга!

Спустя минуту дверь отворилась и в комнату вошла женщина средних лет. Простое льняное платье, покрытые синим платком волосы и строгое спокойное лицо. Она не спросила ни слова - только чуть приподняла голову, словно ожидая ответа.

- Прошу тебя, Хельга, накорми моих гостей и устрой получше на ночь.

Женщина кивнула и быстро вышла.

- Северянка, - перехватив мой взгляд, проговорил Велимир. - Уже пять лет мне служит. Слова лишнего от нее не дождешься, зато не спорит и в срок все выполняет.

- Ясно, - только и проговорила я.

Чародей чуть улыбнулся и посмотрел на племянника.

- А вызвал я тебя вот зачем. Слыхал же про гарнарское войско? Хан князю грамоту прислал с требованием дани.

- А разве Беларда должна гарнарцам платить? - вырвался у меня вопрос.

- Верно говоришь, Вёльма. Не должна. Мы ведь за свой долг тридцать лет назад рассчитались. Хану не деньги нужны, ему земли нашу подавай, а дань - только повод развязать войну.

- Страшное дело - война... - негромко проговорил Осьмуша.

Ему ли не знать? Зарецкое княжество уж сколько лет междуусобицы раздирали на части.

- Страшное, - кивнул Велимир. - Для того князь Мстислав и приказал чародеев собирать. Гарнарцы поклоняются своим духам, а их шаманы совершают кровавые обряды, чтоб силу воинам придать. Чтобы победить их, одного людского оружия мало будет. Глава нашего совета, Ростих Многоликий, велел со всей Беларды созывать тех, кто дар имеет. Армия наша сильна, а чародеев настоящих немного.

- И что, теперь всем подряд посохи давать будете? - в голосе Ладимира мне послышалось какое-то пренебрежение, будто обида.

- Не твоя то забота, Ладимир, - спокойно и вместе с тем твердо ответил его дядька. - А норов свой лучше припрятать до поры до времени. Ростих предсказал, будто войны не миновать, оттого и торопит сильно. По Беларде уже второй месяц гонцы его идут - ищут способных людей. Многие сами к нам пришли. Только вот, - Велимир на миг опустил глаза. - Испытание не каждый смог пройти.

- Испытание? - невольно переспросила я.

- Испытание, Вёльма. Дар еще доказать нужно. Ростих абы кого ни в Совет, ни в ученики не пускает, каждого испытывает. Впрочем, тебе, заклинательнице, проще будет.

- Почему же?

- У тебя свои наставники будут. Ростих с детьми ушедшей редко дела ведет.

- А мне как быть? - осмелился спросить Осьмуша.

- С тобой я сам разберусь, - улыбнулся Велимир. - Мало ли перевертышей видел!

Тем временем тихая и проворная Хельга быстро расставляла на столе блюда. Казалось, она даже не слышит того, о чем говорит Велимир. А, если и слышала, то виду не казала. У чародея служить - еще и не тому научишься.

- Спасибо, - тихо сказала я, когда передо мной появилась деревянная тарелка с чем-то вкусно пахнущим.

Хельга подняла на меня светло-голубые холодные глаза и чуть заметно кивнула. Закончив свою работу, она исчезла так же тихо и стремительно, как появилась.

Велимир взял со стола диковинный узкогорлый кувшин с птицами, искусно вырезанными на металлической поверхности. Подвинул свой кубок и налил туда вина - известного мне лишь по названию напитка.

- Ельнийское? - подмигнул ему Ладимир.

- Ельнийское. Из Тарса, с самых южных окраин. Купцы заезжие привезли в дар.

- Так уж и в дар?

Велимир отпил из кубка и поднял глаза к потолку:

- Не совсем.

Ладимир взял кувшин и наполнил свой кубок:

- Хочешь, диковинного напитка отведать, лисица? Небось в Растопше такого не пробовала.

Я не ответила - только молча подвинула к нему свой кубок.

- А ты, перевертыш?

- Не надо ему, - мрачно отрезала я, скосив глаза на Осьмушу. - Мал еще. А запьянеет? Что ж его, волоком в Дом Предсказаний тащить?

Парень сразу же покраснел и надулся. Даже отодвинулся от меня.

- Не слушай ее, Осьмуша, - засмеялся Ладимир.

- Ну вот сам потом рассол ему и подноси, - фыркнула я.

Велимир наблюдал за нами и посмеивался:

- Не даешь им спуску, а, Вёльма?

- Так разве им волю дать можно? - не смутилась в ответ. Нисколько чародей меня не пугал.

- Вот правильно. Хоть ты их в узде и удержишь! Меня-то, видно, не послушают, - снова засмеялся. - Вижу, лисицей тебя мой племянничек кличет?

Я гордо выпрямилась и метнула в сторону Ладимира резкий взгляд.

- Кличет. Потешается надо мной.

- А ты, стало быть, не лисица? - прищурился молодой ведун.

Я только развела руками:

- А разве ж похожа? Может, хвост или морду острую у меня увидел? С самого Подлесья прозвище это ношу!

- Разве ж станут добрые люди врать? - бесхитростно спросил Ладимир.

- Да...

- Будет-будет, - махнул рукой Велимир.

Даже Осьмуша едва не рассмеялся, глядя на нас. А, может, вино ельнийское, что он пил, в голову ударило?

- Вижу, не сладить с тобой, Вёльма, - Велимир. - Сразу видно, - он переглянулся с Ладимиром, - лисица огненная!

Все трое моих спутников разом рассмеялись, а я только густо покраснела и пожелала им скорейшей встречи со всей нечистью, которую только знаю.

- Ну, посмеялись и будет, - решительно поднялся с места Ладимир. - Идите спать. Завтра с восьмым ударом колокола к Дом Предсказаний пойдем.

До комнаты, где я спать должна, меня провожала Хельга. Молчаливая и строгая северянка без слов открыла передо мной дверь и впустила первой.

Я вошла, быстро осмотрелась и поблагодарила женщину.

Хельга снова промолчала и от свечи зажгла маленькую лучину на столе. Посмотрев на ее рукав, освещенный огнем, я заметила странные знаки, вышитые красными нитками.

- Если что-то будет нужно, зови, - ровно проговорила Хельга и собралась уходить.

- Погоди, - остановила я.

Северянка вопросительно выгнула брови.

- Что за знаки чудные на твоей одежде?

Хельга будто вздрогнула от нежданного вопроса. В глазах мелькнул какой-то испуг и тут же погас, не желая показываться чужому взору.

- Это руны северного народа, - кратко ответила она. - Они берегут меня от злых сил.

- Можно посмотреть? - осторожно спросила я.

Северянка молча протянула руку.

Коснувшись ткани свободного рукава, я расправила его на ладони и, склонившись, стала внимательно разглядывать необычные знаки. Хельга терпеливо ждала.

- Это знаки твоих богов?

- Да.

- И они хранят тебя на чужой земле?

Хельга убрала руку и поправила рукав.

- Боги хранят везде, если твердо веришь в них, - в каждом слове женщины слышался иноземный выговор. - Тихой ночи.

Сказав это, она ушла.

Я опустилась на кровать, подивившись ее необычной мягкости.

Хельга с севера. Она родилась в далеких, засыпанных снегом, землях, на берегу студеных синих вод, прозываемых морем. Она покинула свой край и прошла полмира, чтобы остаться в Беларде. Возможно, Хельга видела множество чудес и слышала сотни иноземных песен.

Вскочила я ни свет ни заря. Усталость, что в дороге накопилась, и та не сумела от меня сны тревожные отогнать.

То ли Хельга-северянка меня словами своим растревожила, то ли мысли дурные в голову закрались, то ли волновалась я слишком. Да только снова снились мне воды моря соленого, крики чаек над волнами и драккар с огромным парусом. На полотне его белом герб какой-то был. Какой - не припомню уж. И я у самого носа стою и гляжу вдаль, в бескрайнюю синюю гладь, что встречается с небом у края света, куда путь лежит...

Проснулась я, отерла лоб рукой, отводя прилипшие волосы в сторону. Ох, обереги меня Вела-вещунья! Разве ж можно один и тот же сон дважды видеть?

Быстренько встала, прошлась по прохладному полу, шлепая босыми пятками, умылась из кувшина. За окном, выходящим на тесный дворик, еще было темно. Утро только-только началось и не успело коснуться Трайты.

В углу, на скамье, лежало аккуратно сложенное льняное платье. Вчера Велимир приказал Хельге найти что-нибудь для меня и объяснил, будто не пристало девке в штанах мужских в Дом Предсказаний идти. Ему-то, чародею Совета, наверное, видней.

Уж и не припомню, когда в последний раз платье надевала. Отец с матерью не шибко на меня тратились, как в перестарки затесалась. Мол, все равно никто замуж не возьмет - зачем же попусту монеты переводить? Вот и носила я то, что от отца и старших братьев осталось. Другого и не надо было - по лесам бегать да по хозяйству хлопотать. Если и бывали у нас гости, так им сестер моих, красавиц, все показывали, а меня за печью и на дворе прятали - чтоб не опозорила.

Назад Дальше