Спать! Приказы командиров не обсуждаются!
Он повалил меня на перину и принялся стягивать с себя штаны и верхнюю рубаху одной рукой. Голова застряла. Я, смеясь, помогала ему выбраться.
Я такой нелепый?
Ты самый лучший!
Микаш улёгся рядом, прижался к моей спине и обнял за плечи. Тёплое дыхание и мерный стук сердца убаюкали очень быстро. Я улыбалась даже во сне.
Глава 14. Приём во дворце Сумеречников
Проснулась я поздно. Повернулась к Микашу. Он лежал с открытыми глазами, а падающие из окна солнечные блики блуждали по его безмятежному лицу, лаская тёплыми поцелуями.
Почему не разбудил? голос противно хрипел со сна.
Не хотелось, чтобы ты снова сбежала.
Бежать-то некуда. Мы вдвоём против целого мира. Но это лучше, чем одной.
Я прижалась губами к его шее, поддевая носом кожу, Микаш довольно заурчал, поглаживая мою спину.
В дверь постучали.
К демонам их! отмахнулся Микаш, когда я отстранилась.
Это что-то важное. Открой!
Он фыркнул, встал и принялся натягивать штаны. Стук продолжался. Я спряталась под одеялом, чтобы не задавали неудобных вопросов. Микаш открыл.
Чего тебе, Варден, не спится в такую рань?
Уже полдень, мастер, заметил звонкий юношеский голос. Микаш громко зевнул. Вам послание из Совета.
Зашелестели бумаги. Послышалось вежливое прощание и суетливые шаги. Дверь со скрипом затворилась.
Что там? спросила я, выглянув из-под одеяла.
Микаш повёл плечами, взял со стола ножик, сломал сургучную печать на письме и развернул его. Глаза пробежали по строкам, между бровей залегла тревожная морщинка.
Приглашают на приём во Дворец в честь нашей победы. Через неделю. Надо придумать вежливый отказ, он сел за стол и взялся за перо.
Нет, это важно! я подскочила с кровати, подошла к нему и обняла сзади. Мой отец тоже терпеть не мог пышные пиры, но орден вынуждал их устраивать хотя бы изредка. Это важная традиция. Если ты её не почтишь, то впадёшь в немилость.
Микаш замотал головой:
Я только в походе могу притворяться, а во дворце все поймут, что я подделка. Ни есть, ни танцевать, ни говорить не умею.
Ты подделка гораздо меньшая, чем они все вместе взятые, я заставила его повернуться ко мне лицом. Говоришь ты лучше многих, а есть и танцевать я научу. У Йордена получалось гораздо хуже, он просто вёл себя нагло и самоуверенно. Постарайся ради меня!
Микаш пристально вглядывался в мои глаза, словно искал там ответы. Протянул руки и провёл по моим щекам большими пальцами, улыбаясь таинственно-печально.
Как пожелаешь. Ты ведь желаешь?
Да! я бросилась надевать платье, пока он не передумал. Надо бежать к портному. А позавтракаем потом, да? Вместе мы всё одолеем!
Микаш взирал на мою суету отстранённо. Лишь после долгой паузы выдавил:
Да-да, и тоже оделся.
Лавки портного и сапожника на главной площади совмещались в пристроенных друг к другу домах с общей стеной. Можно было пошить костюм и тут же подобрать к нему туфли. Цену за большой заказ уступали куда охотнее.
В продолговатом помещении с высокими окнами на стенах повсюду висели рулоны тканей, образцы лежали на длинных столах, в середине комнаты стояли приземистые лавки для снятия мерок. В глиняных лампах на свечном огне подогревалось сандаловое масло, источая нежнейший аромат.
Портной показывал мне эскизы костюмов на бумаге. В моду входили несуразно широкие штаны до середины бедра, туго набитые ватой, как два шара, с оборками внизу. Их носили с разноцветными чулками и коротким, очень узким камзолом, самые популярные цветаголубой, золотой и малиновый.
Микаш развалился в кресле и разглядывал потолок. Ему, быть может, и пошло с его-то высокой стройной фигурой и длинными прямыми ногами, но он бы явно не понял такой экстравагантности. Чего доброго откажется, а то и вовсе обидится.
Нам бы что-нибудь более строгое и скромное. Он только-только назначение получил. Сорить деньгами не по чину, объяснила я портному.
Тот понимающе кивнул и показал более дешёвую одежду. Мне понравился строгий костюм прямого кроя из тёмно-коричневого сукна со светлыми застёжками и тонкой вышивкой на воротнике и манжетах. Микаш кивнул и терпеливо ждал, пока портной снимал мерки и подбирал, какой оттенок подойдёт к смуглому и выдубленному на ветру лицу.
Тебе тоже нужен наряд на приём, подал голос Микаш. Я не пойду без тебя.
Нехороший блеск в его глазах говорил, что он настроен решительно. Сложил руки на груди и отвернулся. Спорить бесполезно.
Ладно, но с условием. Ты будешь со мной танцевать.
Он улыбнулся и кивнул.
Ещё час мы подбирали одежду для меня. К сожалению, на платье из тонкого муслина, похожее на то, в котором я встречала парад Победителей, денег не хватило.
Другая ткань к вашему утончённому личику и воздушной фигуре будет кощунством! посетовал портной.
Я вздрогнула и прижала палец к губам, скосив глаза на Микаша. Он безучастно ждал в кресле. Хорошо, что ничего не слышал, иначе бы снова распереживался из-за пустяка. Мы сошлись на менее дорогой льняной ткани.
Сделаю из этой жалкой тряпки самое лучшее платье, какое только смогу! с жаром заверил портной.
Похоже, я его очаровала. Удивительно!
Когда мы вышли из лавки, Микаш вручил мне свой увесистый кошель.
Зачем? нахмурилась я.
Он пожал плечами:
Я не умею их тратить.
Почему я чувствую себя его сварливой жёнушкой, когда мы даже обручальными браслетами не обменивались?
Подкрепились в знакомой забегаловке: на улице прямо с круглой печи подавали горячие блинчики с мясом, капустой, грибами или сладкие с вареньем.
Вернувшись домой, я разметила мелом на полу стрелки. Показывала сложные па, скрестные шаги, повороты и реверансы, усложняя всё то, чем учила раньше у шамана Хорхора и на свадьбе туатов. Микаш сносил всё стоически. В его голове явно бродили шальные мыслишки, но узнать ничего не получалось.
Музыки нет, но ты слушай ритм своего сердца и двигайся в такт, советовала я. Его объятия стали слишком крепкими и властными, разум предавал меня, делая коленки тряпичными. Не так близко. Для высшего общества вся близость за закрытыми дверями спальни, а на людях нужно держаться на расстоянии вытянутой руки.
Микаш отстранился и улыбнулся так, что на щеках прорезались шаловливые ямочки, но глаза остались пугающе печальным.
Танцевать получалось всё лучше, как только Микаш перестал зажиматься и волноваться, не смотрел всё время под ноги, путаясь в них и запинаясь, а уверенно вёл и кружил меня. Столько страсти в нём чувствовалось, что нельзя было не подчиниться, даже когда танец превращался в его импровизацию, а то и вовсе заканчивался в постели.
С едой выходило хуже. Мы приносили ужин из корчмы домой. Микаш часами чах над ним, путался в приборах, забывал, как их держать. Еда скользила по тарелке, убегала от вилки, высыпалась через край, мясо не хотело пилиться. Микаш не бил посуду, просто становился всё мрачнее и молчаливей. Особенно плохо выходило, когда он садился за стол голодный и торопился.
В очередной раз потерпев поражение в сражении с бараньими рёбрышками, Микаш сложил приборы возле тарелки, поставил локти на стол и закрыл лицо ладонями.
Хочешь бросить? спросила я, положив руку ему на плечо. Если откажется, то я не буду настаивать. Не стоит оно таких мучений.
Нет, он поднял голову, его голос звучал глухо и отчуждённо. Ты права, я должен туда пойти и пересилить свой страх.
Тогда, может, наешься до приёма?
Так будет лучше, безучастно ответил он.
Раз ты такой молодец, давай поскорее ляжем спать. Завтра рано утром для тебя будет сюрприз, я поцеловала его в макушку и забрала злосчастные приборы, чтобы он смог нормально поесть.
Утром мы отправились в купальню. От дома Микаша до длинного, облицованного лазурной мозаикой, здания с маленькими круглыми окошками, было рукой подать. Я договорилась со служащими заранее. Для нас приготовили большую кабинку, закрытую со всех сторон досчатыми перегородками. Внутри её заполнил густой пар, поднимавшийся от круглого деревянного чана. Люцио свёл меня с артелью целителей, которые делали лучшие снадобья в городе. Я вылила в воду купленный у них расслабляющий настой. Пахнуло терпким можжевельником, горькой полынью и сладкой липой.
Раздевайся! я подмигнула Микашу.
Он покорно снял жилетку и рубаху, перекинул их через перегородку, завозился с завязками на штанах. В мокрой дымке накаченное тело выглядело ещё более соблазнительным, манило прикоснуться, почувствовать под пальцами бороздки шрамов и твёрдые мускулы. Я глотнула ртом мокрый воздух, смягчая пересохшее горло. Микаш плавно опустился в чан, стараясь не выплеснуть воду и не обрызгать меня. Я тоже сняла верхнюю одежду и осталась в одной камизе. Микаш задумчиво наблюдал, как я доставала из корзины туески с мазями и фиалы с маслами. Он встрепенулся, только когда я закрыла ему глаза чёрной повязкой.
Что ты задумала? он протянул ко мне мокрые руки.
Я их поймала и приложила к щекам.
Ты же умеешь читать по аурам в темноте.
Без твоих мыслей для меня белый день кромешней ночи.
Как отчаянно он это сказал!
Разве не интересней, когда девушка загадочна и полна неожиданностей?
Это как кататься с ледяных горок. Никогда не знаешь, когда наскочишь на бугор, перевернёшься и разобьёшь голову.
Мне твоя голова целая нужна, я со смехом поцеловала его, щекоча языком его верхнее нёбо. Когда оторвалась, он дышал тяжело и уже не сопротивлялся. Тебе понравитсяобещаю!
Он откинулся на стенку чана. Я устроилась сзади него и принялась разминать его забившиеся мышцы на спине, под лопатками, на плечах и на шее. Шандор рассказывал, что больше всего напряжение скапливается именно там. Чувствовались жёсткие уплотнения. Вначале легко и поверхностноразогреть, пар открывает поры. Пальцы уже сводило от натуги, дышать стало тяжело, но я не сдавалась. Твёрдые комочки смягчались и сглаживались. Микаш терпел молча, хотя порой я ощущала волну неприятных эмоций, когда задевала болезненные места. Мышцы будто натягивались струной и расслаблялись, так я понимала, что делаю всё правильно.
Тебе нравится? спросила я, добравшись уже до его затылка и почти закончив. Должно стать легче, тело более подвижное, а голова светлая и ощущения такие будто летишь.
Так чувствовала себя я после работы Шандора. Сравниться с ним вряд ли выйдет. Лишь бы не навредить.
М-м-м, хорошо, он еле шевелил языком. Но не нужно мне прислуживать.
Я откупорила фиал с терпким эфирным маслом розмарина и сладким лаванды, смешала их на ладони и втёрла в распаренную спину Микаша.
Меня всю жизнь учили прислуживать мужу, и неважно, что он меня не полюбит или окажется мерзавцем. Потому я сбежала. Хотела принять мужскую долю, но не смогла. Не мужчина я. Думала, что и не женщина, но ты во мне это разбудил. Так почему теперь не принимаешь мою заботу, ведь мне так хочется тебе её отдать!
Микаш всхлипнул и снова расслабился. Я смазала рубцы на плечах мазью, чтобы смягчить.
Я недостоин, едва слышно выдохнул Микаш.
Я обошла чан, упёрла руки в бока и заглянула Микашу в лицо. Почему судьба наградила меня таким упрямцем? Почему так тянет в груди от одного взгляда на него? Я перегнулась через бортик и впилась в жёсткие губы. Не ожидала, что Микаш потащит меня к себе и сорвёт промокшую камизу. Будет целовать и поглаживать, разбрызгивая воду из чана по плиточному полу, пока я не перестану соображать, что происходит.
Перед приёмом я навестила Торми. Наша комната принадлежала ей одной, так как Джурия уехала искать родственников, а я жила у Микаша.
Никак им не надышишься? усмехнулась Торми.
Можешь сделать что-нибудь с моими волосами? попросила я, улыбаясь.
Денег на парикмахера не осталось, а Торми умела выглядеть если не роскошно, то хотя бы пристойно при совсем скудных средствах, и с удовольствием соглашалась помочь. Она приподняла мои волосы и заколола их шпильками в высокую причёску, украсив её живыми незабудками. Вышло миленько и к платью подходило.
Торми потянулась за мукой, которой заменяли дорогую пудру.
Не стоит. Твои волосы и так выглядят припудренными, а если какой шутник обольёт водойне опозоришься.
Мы вместе рассмеялись.
Дома я долго возилась с Микашем: расправляла его впервые надетый костюм и заплетала волосы. С отцом в Ильзаре я напрактиковалась достаточно. Нужно было стянуть всё это колючее безобразие в тугой жгут и свернуть его в пук на затылке. Церемониальная причёска Сумеречников, охотничья гельерка. Раньше считалось, что она усиливает связь с материнской стихией, но потом целители выяснили, что причёска на дар никак не влияет в отличие от мышечного напряжения, особенно в области шеи и головы. Гельерка осталась как символ принадлежности к ордену. Всем, кроме посвящённых рыцарей, запрещалась её носить.
Микаш как всегда молча терпел мои издевательства: расчёска с трудом продиралась сквозь волосы, непослушные пряди приходилось натягивать и скреплять шпильками, чтобы не разлетелись, пока я не закончила.
Живой? спросила я.
Всё прекрасно! заверил он и сжал мою ладонь.
Я заглянула ему в лицо. За окном раздался шум, и Микаш повернул голову. Яркие лучи летнего солнца осветили его резкий породистый профиль, похожий на те, что чеканили на золотых монетах. Шум стих, и Микаш снова внимательно посмотрел на меня. В его взгляде сквозила мощь горделивая величавость. Из всей молодёжи, которую я знала, он больше всего походил на высокородного статью, мастерством и характером. Чем дороже становилась его одежда и чище лицо, тем отчётливей проступали эти черты. Быть может, когда-нибудь только я уже вряд ли буду ему нужна.
Ты опять плачешь!
Извини, я смахнула слезинку ладонью прежде, чем это успел сделать он, и отвернулась. Остался последний штрих.
Я взяла с тумбы шкатулку с жемчугом и вручила ему.
Надень, это почётная обязанность подарившего мужчины.
Микаш обошёл меня со спины и обернул ожерелье вокруг шеи. Кожу щекотало, пока он возился с застёжкой, влажные губы прикоснулась к мочке уха.
Ты такая красивая! Слишком для меня бормотал он между поцелуями.
Не сейчас, мы опоздаем, я повернулась и поцеловала его в угол челюсти. Потерпи, потом получишь сладкого столько, сколько хочешь.
Я взглянула в зеркало, в последний раз проверяя, всё ли в порядке. Портной превзошёл себя. Сделать платье таким воздушным, с высокой талией под грудь и длинной, спускающейся каскадами воланов юбкой. Складки выглядели удивительно мягкими, обтекающими фигуру, учитывая, из какой грубой ткани пришлось шить. Тонкая вышивка из вязи голубых цветков обрамляла квадратный вырез, придавая образу чарующую хрупкость. Я взяла Микаша за руку и притянула к себе, чтобы посмотреть на нас вместе. Конечно, это не сверкающие роскошью костюмы высокородных, но для едва получившего звание безземельного рыцаря главное скромность и аккуратность. А этого у нас в достатке.
Солнце уже пряталось за горизонт, не оставив даже багряного шлейфа заката. Пряно пахла летняя ночь, пела стрекотом цикад. Большой Дворец возвышался помпезной белой громадиной, похожей на торт с зелёными и позолоченными завитушками и кремовыми розочками. Вычурный треугольный фронтон по бокам поддерживали складчатые конусы декоративных круглых башен. Зазывно горели большие окна, внизу огороженные балюстрадами, мелькали силуэты людей. Толпа к парадному входу тянулась почти от триумфальной арки, нарядно одетые гости и просто зеваки чинно переминались с ноги на ногу на центральной аллее, огороженной живыми изгородями.
На тебя все смотрят, шепнула я, когда мы уже подходили к широкой мраморной лестнице Дворца.
Я нелепо выгляжу? вяло удивился Микаш.
Наоборот, усмехнулась я. Молодой Сумеречник, герой военной компании, любимец маршала и просто красавец. Все женщины в тебя влюблены, а мужчины завидуют. Смотри, какие томные взгляды бросают на тебя те дамы.
Микаш скривился:
Пускай отвернутся!
Я прыснула в кулак.
Наверху, у окружённого колоннадой входа дежурил почётный караул в парадной форме. Нас удостоили лишь мимолётным взглядом и распахнули резные двустворчатые двери. Впереди по узким ковровым дорожкам вышагивали пары, но были и одиночки, и большие шумные компании. На задрапированных бежевым бархатом стенах горели свечи в серебряных канделябрах. Благоухали расставленные в больших напольных вазонах живые розы. С красочных фресок на полотке за посетителями наблюдали знаменитые воины и учёные мужи, из купольных переходов выглядывали шаловливые духи и мелкие божества.