«Ты ранен?»
«Неа. Взрывом оглушило немного, но нормально».
Мысли как тяжеленные булыжники.
«Ты должен меня выпить».
«Иди нахер. Здесь пока ещё я командир. И ты сам знаешь, что я этого не сделаю».
Несмотря на боль и лихорадку, у меня остались силы на злость. Вот ведь тупой вояка!
«Ты не командир, а идиот».
«От идиота слышу. Можешь хоть сдохнуть, но твои требования я выполнять не собираюсь».
«Очень смешно».
Повезло ему, что я ранен, а то как дал бы в глазможет, это прояснило бы его соображение. Но я даже пошевелиться не могу. Душно. Жарко. И я проваливаюсь в забытьё.
Эрик! шёпот в щёку, так близко.
«Мм?..». Тело снова реагирует непроизвольно: зрачки двигаются в его сторону, хотя слабость не позволяет открыть глаза. Хочется только спать и спать, чтобы не чувствовать эту выматывающую боль.
Нужно поесть, давай.
«Отвали».
К онемевшим губам прижимается тёплая кожа, сочащаяся потрясающе вкусной кровью, и я не могу удержаться. Презираю собственную слабость, но всё равно пью. Губы плохо слушаются, кровь протекает, ползёт вниз по коже, щекотно забирается в уши. Чёрт, и ведь не пошевелиться
Боль отступает, голова приятно кружится, словно от алкоголя, а хорошо знакомый запах Сина окутывает уютным покрываломи кажется, что всё будет хорошо.
Мы тут торчим неведомо где, у меня болит всё тело, и где искать связь, судя по всему, неясно, но прямо сейчасвсё чики-оки. И не из такого выпутывались. Зато Син в порядке.
Через некоторое время капитан отодвигается, судя по звукам, устраивается поудобнее и начинает рассуждать. О том, что всё не так уж плохо. О том, что мне очень повезло с регенерацией, а емус помощником. И ещё о том, что я не имею морального права умереть, потому что приближается время годового отчёта, и без меня он падёт смертью храбрых под бумажными завалами.
А я вдруг ловлю себя на том, что улыбаюсь, слушая его разглагольствования. Не знаю, как у Сина получается любое событие выставлять или удачей, или пустякомда, неприятным, но вполне преодолимым. Любые травмыерунда, ведь я мутант, у меня обязательно вырастут новые органы, лучше прежних. А я легко соглашаюсь. Я вообще во всём ему верю, хочу верить. Рядом с капитаном жизнь кажется проще и легче: словно бы вокруг сплошной позитив, а удача всегда на стороне хороших парней, к которым, как ни странно, отношусь и я.
Затем он уходит, через некоторое время возвращается, кормит меня, и всё заново. Может, его безумный план и сработаетя чувствую себя заметно лучше, а накатывающая временами дрёма больше похожа на здоровый сон, чем на забытьё. Возможно, у нас действительно есть шанс, и поэтому я уже не протестую против еды. Нужно набраться сил. Я не могу его подвести.
Кровь Сина привычно наполняет головокружением, теплом и покоемна какое-то время боль уходит. Самое сложноедержать себя в руках и тщательно следить, чтобы еда не превратилась в какую-то непристойность: не оставлять засосов, тем более не лизать кожу, и уж точно нельзя даже думать о том, чтобы ненароком, будто случайно, скользнуть губами выше, к подбородкуот одной этой мысли сердце замирает так, словно внезапно повисло в вакууме. Нет, нельзя! Думаем о чём угодно другом
Лучше даже и глаза не открывать в этот момент. Типа я вообще ни при чём, случайно тут лежу, почти сплю. Чёрт, жаль, что в такой ситуациикогда лицо Сина настолько близкоу меня кожа онемела и мало что чувствует. Его дыхание, и эта покалывающая щетина Нет-нет-нет Хочется аж помотать головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей. Настолько близко, всего в нескольких сантиметрах надо мной, и ему достаточно лишь повернуть голову, чтобы Рррр, прекращай!
Он ложится рядом, слева, и осторожно придвигается спиной к моему боку. Вот теперь даже хорошо, что я не могу пошевелиться, иначе точно полез бы обниматься. Конечно, я понимаю, что капитан и до меня вытаскивал своих подчинённых с поля боя, ведь для него главноедолг, но очень хочется верить, что есть что-то ещё. И здесь, в полной темноте, настолько близко, кажется, что он мог бы согласиться. Когда не видишь друг друга, это очень расширяет границы дозволенного.
Ну а что? Здесь холодно. Вон в экстремальных условиях люди греются друг о друга, даже советуют догола раздеваться при этомтут уже не до смущения. А мы одеты, вообще ничего неприличного. Он сам лёг рядомвидимо, считает это приемлемым.
Во всяком случае, нужно что-то сказать. Намекнуть. Чёрт, я и не знаю, как люди это делают. Но, может, если начать разговор
«Что ты делаешь?»
«Собираюсь спать».
«Мм»
«Вообще-то моя куртка у тебя, так что мне холодно. Да и тебе не помешает дополнительный источник тепла».
«Ммя невольно улыбаюсь. Не помешает».
Источник тепла в лице Сина, который прижимается ко мне так близко? Да я готов хоть всю жизнь провести здесь, даже с болью и ломотой с головы до ног, ощущая его сознание и вдыхая его запах. Конечно, сейчас это букет из пота, гари и крови, ну и пусть.
С другой стороны, а вдруг так и получится? В смысле, мы чёрт знает где, одни, и вдруг не удастся найти связь Что, если это наша последняя возможность поговорить? Так что я решаюсь. Благословенная темнота.
«Син?..»
Он настороженно замирает, и я тоже напрягаюсь. Это слишком, да? Конечно, слишком! Он ведь не представлялся мне по имени, к тому же это даже не полная форма, а сокращение, которое я подслушал в его мыслях. Может, в жизни он никому не позволяет так себя называть. Бля, зачем только я это сказал! Одно деловести приятельские разговоры, раз уж мы волей случая оказались заперты здесь, и совсем другоеперейти черту допустимого, как, судя по всему, сделал я.
Извиниться? Но как объяснить, откуда я знаю его имя? Придётся сказать, что подслушивал? Тогда он спросит, что ещё я видел в его голове. Чёрт
Пока я пытаюсь собрать неповоротливые мысли в кучу и придумать оправдание, капитан всё-таки отвечает: «Кхм. Да?»
Буквально всем телом чувствую, что он расслабляется, и меня тоже отпускает тревога. Может, ничего страшного. Просто непривычно. Ну, обращаться к нему на «ты» тоже неловкодо сих пор, но мы ведь к этому привыкли. Может, и обращаться друг к другу по имени сможем. Тогда я мог бы назвать ему моё настоящее имя. При условии, что мы выживем.
«Спасибо, что не бросил меня там».
«Конечно. В смысле, не за что».
«Я этого не заслужил».
«Что за херня? Всё нормально. Сейчас поспишь, потом быстренько доберёмся до связи, и всё будет чики-оки. Хорошо?»
«Угуя снова улыбаюсь и, не удержавшись, добавляю: Сейчас хорошо».
В моём представлении это очень явный намёк. Сказать, что мне хорошо, когда мы вдвоём, настолько близко и собираемся спать рядомоткровеннее некуда. Хоть двигать глазами и больно, но на этот раз я вполне сознательно кошусь влево, в его сторону. Ответит или нет?
Ощущение от сознания Сина вполне спокойное: «А завтра будет ещё лучше. Спи».
Ну, раз такое делоя ведь могу и продолжить линию интима.
«Спокойной ночи».
У нас в приюте так перед сном говорили некоторые ребята, которые ещё помнили жизнь с родителями. Мне всегда казалось, что эти словасловно специальный условный знак: семьи, дружбы, любви Одним словом, близости.
«Эм. Да. И тебе спокойной ночи».
глава 14
И тот день действительно оказался нашей последней возможностью поговорить, хотя и не по тем причинам, о которых я думал.
Утром я пришёл в себя уже снаружи, в окружении серо-коричневых скал. Шевелиться было больно, но терпимо. В первый момент как увидел Синаулыбается, вообще замечательно, даже удивился, насколько он, оказывается, чумазый. Но это хорошо. Пусть будет с ног до головы в грязи, кровище и козлиной шерсти, зато живой.
Однако дальше я попытался сесть и понял, что ноги не слушаются. Решил, что позвоночник повреждёнтакое бывало уже не раз, и задумался, как помягче сообщить Сину, что ему придётся оставить меня здесь. Конечно, я могу восстановиться, но на это нужно время, а сейчас у нас его нет.
Вот, говорю, кажется, у меня что-то с ногами
А он в ответ так спокойно: «Я знаю» и ещё держит меня за плечи, чтоб не двигался. Тут мне стало подозрительно от его поведенияя вообще-то не слабоумный, чтоб со мной так обращаться, и я влез ему в голову.
От увиденного я ахуел, по-другому не скажешь. Куснул его за руку, чтоб отпустил, и, перекатившись на бокот боли аж звёзды из глаз, увидел, что нижнюю часть тела мне заменяет грязная драная куртка с нашивкой «Ч. Григоров». А ног и близко нет. Совсем.
Вот так ночью всё было нормальноони ведь даже болели! а теперь хренак, при свете дня их нет.
Конечно, я высказал командиру всё, что думаю. И про его зрениеослеп, что ли, у меня же НОГ НЕТ, СУКА! И про умственные способностисовсем идиот, тратить кровь ВОТ НА ЭТО! Самое смешное, что отсутствие моих ног его и спасло, иначе я бы вскочил и так его отпиздил, что убил бы.
В общем, я безо всякой надежды предложил Сину выпить меня сейчаси тащить не придётся. В первый раз он мои слова проигнорировал. Обвязал меня ремнями, подёргал крепленияи подвесил на спину как рюкзак. У меня аж дар речи пропал. Нет, ну это просто невозможно! Он, значит, молодец, а я должен висеть будто вещь какая-то и созерцать унылый пейзаж: сплошные каменюки, трещины в земле и задымлённое небо с мутным кружком солнца.
Во второй раз снова сделал вид, что не слышит.
Затем наконец-то соизволил ответить: пригрозил дать в зубы, если не заткнусь. Мол, он так-то раненых не бьёт, но лично для меня сделает исключение. Тут я на него наорал в надежде, что он взбесится достаточно, чтобы положить меняага, огрызок меняна ближайший камушек и съебать. Но какое там, это ж Син. Ему если что вступило в его упёртую башку, так хоть бетонные плиты об неё бейне поможет.
Точнее, он и правда спустил меня на землю, но не успел я обрадоваться, как он распорол свою руку и ткнул мне в рот. Знает, скотина, что от крови если и хочешь отказаться, не сможешь. А как спорить с человеком, если ты даже оттолкнуть его не способен? Только лежишь и причмокиваешь его вкусной рукой.
Для пущего эффекта Син ещё принялся мне волосы со лба убиратьбудто гладит, а потом говорит серьёзно так: «Я тебя не брошу. Так что заткнись, пожалуйста, а то от твоего пиздежа уже голова болит».
Тут мне стало стыдно, и я в самом деле заткнулся, а потом и вовсе заснул от равномерной качки.
Проснулся на полицейском корабле, который нас подобрал. Тамошние медики накачали меня под завязку, и последующие недели я почти всё время был в отрубе.
***
Окончательно пришёл в себя уже в больнице, которая неподалёку от нашей части. Валялся там долго. Повезло: ноги, действительно, восстановились, хотя в отдельные дни я орал от боли и жалел, что не сдох во время взрыва.
А потом узнал, что капитан взял на место помощника сразу двоих. Одного я бы ещё понял, ведь не может руководитель два месяца сидеть без сотрудника. Ещё можно было бы поверить, что это временно, до моего возвращения. Но двое? Значит, работу я потерял.
В один из дней, как назло, в палате сломался монитор, и я остался без фильмов, наедине со своими мыслями. То надеялся, что я ошибаюсь и, когда выйду из больницы, всё станет по-прежнему. То боялся, что капитана насторожили мои слова там, в пещере, он начал разбираться и выяснил, что в части ходят слухи о наших с ним якобы отношениях. Неудивительно, что он решил от меня избавиться. Чёрт, зачем только я начал откровенничать? Нёс там какую-то чушь. Сам всё испортил. Особенно стыдно было вспоминать про «Спокойной ночи». Вот же идиот ляпнуть такое командиру! Хорошо хоть не полез обниматься
Стоп! А вдруг полез?! У меня был жар, да ещё эта пьянящая кровь Наверняка бредил Что, если он увидел что-то в моём сознании? Самое паршивое, что я-то не знаю, что там могло быть Да нет, конечно, знаю эротические фантазии одна хуже другой.
Если он увидел что-то из этого, теперь не захочет даже разговаривать. И будет прав, конечно: он мне жизнь спас, возился с документами, устроил на работу, а я в ответ фантазировал про него всякую хуйню. Блядь, страшно даже подумать, что он там увидел и как воспринял. Только представить: вот так помогаешь человеку, разговариваешь с ним, считаешь адекватным, а потом он тебе предъявляеткрасочную порнушку с тобой в главной роли. Мерзко. Отвращение к себе душит так, что тяжело дышать. Может, я просто не способен быть благодарным.
Нет, он прав. Конечно, прав. Нужно было даже раньше меня уволить, раз уж я не могу вести себя нормально. Наворотил Про капитана ходят идиотские слухи, сам он детально налюбовался, в какие позы я бы хотел его поставить и где облизать, и это ещё не считая ошибок в документации, которые я наверняка где-то допустил. Чёрт, как же стыдно Вот какого хрена он не бросил меня тамподох бы уже тихо-мирно и всё. А теперь
Может, не возвращаться в часть? Сбегу как последний трус. Да и плевать, никому нет до меня дела, чтобы осуждать.
С другой стороны, может, всё-таки обошлось? Я ведь не знаю точно. Ну взял сотрудников, ну и что? Сейчас годовой отчёт нужно составлять, дело муторное, капитан сам жаловался, что помощники обычно тупят, вот и взял двоих.
Ага, а я, даже школу не закончив, такой типа умный, что вернусь из больницы и двоих смогу заменить. Нет, понятно, что это конец. Но, может, причина в том, что он обнаружил какие-то грубые ошибки в документах? Это тоже стыдно, но не так, как фантазии про минет от командира прямо на рабочем месте. Фу блядь. Когда вот так об этом думаешьне втихаря под покровом ночи, а представляя, что он это видел, во всех подробностях, просто отвратительно.
Но ведь тогда, на следующий день после пещеры, он вроде вроде вёл себя обычно? Разговаривал. К тому же он ведь уходил, приходил, а мог бы оставить меня там и всё.
Нет, это тоже ничего не доказывает. Син слишком порядочный, чтобы вот так бросить человекалюбого. К тому же, если подумать, он мало что говорил. И мои слова игнорировал. То есть да, в подобных условиях не до разговоров, и я тогда не придал этому значения, но сейчассердце сжимается от страха и уверенности, что это было очевидным признаком.
Но он тогда ещё гладил меня по лицу А это точно было? Может, глюки или приснилось так реалистично, под наркозом. Как ни стыдно признавать, но мне бы хотелось подобногонаверное, потому и привиделось. Хотя слишком странный образ, чтобы я сам его придумал. Да нет, на самом деле такого не могло быть, всего лишь показалось, и неважно, по каким причинам.
Мысли окончательно путаются, и непонятно, во что верить.
Кошусь на капельницу. Много кнопок, и подписи везде, конечно, аббревиатурамидля хитрых пациентов типа меня, но я с первого раза запомнил, какая последовательность подействовала успокаивающе. Вещи, от которых зависит выживание, я улавливаю на автомате.
Поглядывая на дверь, подтягиваю капельницу к себе. Механические кнопки, виртуальные, снова механические Главное, не отвлекаться на меняющиеся надписивидимо, латынь, сконцентрироваться лишь на последовательности действий. Наконец появляются цифрынаверное, дозировка. Эм Ну, пусть будет средняя.
Отпихиваю аппарат от койкино недалекои жду. Даже интересно, правильно ли я повторил последовательность или мне сейчас вколет какое-нибудь мочегонное?
Вскоре мысли становятся тяжёлыми, путаютсяи обрываются.
***
После выписки из больницы я решил дойти до части пешком.
Ноги ощущаются как обычно, но быстро устают. Такая странная ассоциация: будто мышцы ещё не разношены, прямо как ботинки, и поэтому двигаются с трудом, жёсткие и чуть ли не скрипят.
Рабочий день, людей в коридорах мало.
Я зашёл к себе в комнату, переоделся в чистую и выглаженную униформу и направился к кабинету капитана Блэйка. Нужно выяснить всё сразу.
Двоим в приёмной деловито говорю: «По личному делу» и топаю прямиком к двери кабинета. Хочешь честности захвати человека врасплох.
Капитан, как обычно, склонился над толстой пачкой бумаги и ожесточённо что-то исправляет. Наверняка ненавистный годовой отчёт.
Наконец, он поднимает голову и замечает меня. Вскакивает из-за стола, подняв небольшой вихрь бумаг, а моё сознание наполняют его эмоции, спутанные в клубок. Нервозность, лихорадочное возбуждение Возможно, немного радости? Или я вижу то, что хочу видеть?
Кхм. Лейтенант? Рад видеть вас в добром здравии. Садитесь. Кофе? Помощник, принесите две чашки кофе!
Из приёмной доносится:
Кто из нас?
Я торопливо говорю:
Я не пью кофе.
В сердце колет игла обиды за всё это время он даже не обратил внимания, что я всегда пью чёрный чай. Определённо, я додумал то, чего не было.
Капитан выскакивает в приёмную, злобно рычит: «Две чашки зелёного чая НЕМЕДЛЕННО, иначе оба пойдёте красить забор!», хлопает дверью и бухается обратно в своё кресло.
А я присаживаюсь на стул напротив. Так, моего взгляда избегает, барабанит пальцами по столу Никогда не видел, чтобы Син так нервничал. Значит, точно понял, как я к нему отношусь, и теперь не знает, что делать в столь неловкой ситуации. Опасается, что я начну признаваться ему в любви прямо на глазах у новых сотрудников?