Фергюссон прислонился к подоконнику напротив генеральской двериага, в наушниках, стучит по бедру словно бы в такт, но мне кажется, что, скорее, от нервов.
Почему-то сразу вспоминается, что именно он, когда я топал к кораблю с Сином на плечах, озвучивал команды по системе общей связи. Малек передавал сигналы жестами, как Син и учил наснеофициально, конечно, делать в сомнительных ситуациях. Видеокамеру на шлеме можно прикрыть, заслонить будто бы случайно А вот разговоры по общей связи гарантированно записываются, и потом не отвертишься. Может, у Фергюссона не было визуального контакта со следующим звеном или что Или он просто растерялся. Малек всегда был хитрее, конечно. Как и говорил Фергюссон, он был словно заговорённый, но, помимо везения, он также был гораздо более сообразительный.
Неожиданно перед мысленным взором встаёт картина: Малек и Фергюссон бегут к кораблю, и тутграната. Зная Фергюссонаон точно застыл как баран: соображалка работает не особо быстро, а сержанта, чтобы отдать команду, рядом не было. А вот у Малека реакция всегда была хорошая. Потому он и успел бухнуться на эту гранату.
Конечно, я не знаю, так ли оно было на самом деле, но версия кажется правдоподобной. Даже странно, насколько я уже привык к местной психологии. В моей прежней жизни более сообразительный парень толкнул бы второго на гранату вместо того, чтобы спасать ему жизнь. Это ведь естественноспасти себя. А здесь всё не так. Хотя везение заканчивается так же внезапно: ещё вчера ты был «заговорённый», а сегодня от тебя остались лишь ошмётки.
Вскоре появляется мрачный сержант Юхас, оглядывает нас исподлобья и раздражённо тычет рядового в плечомол, совсем охренел, скакать в наушниках под генеральской дверью?! Поникший Фергюссон выключает музыку.
Ровно в семь утра дверь приёмной распахивается, и сосредоточенный помощник генерала Сикорски указывает нам на дверь кабинета.
Переглянувшись, мы обречённо топаем на казнь. Я, конечно, первый, как же хорошо быть офицером.
Как только мы заходим и Фергюссон закрывает дверь кабинета, генерал грохочет без всякого разгона:
Что за пиздопляску вы устроили вместо показательной операции?!
Он вскакивает из-за массивного стола и подлетает к нашей торопливо строящейся шеренге: рядовой ближе всех к двери, дальше сержант и, наконец, я. Прям по росту. И поскольку я самый высокийесли скосить глаза, то мне всех видно.
Не выполнили задачу! Потеряли четверых! Четверых, сука! да, когда Главный орёт прямо в лицо, недолго и оглохнуть. И чтоб совсем заебать меня до смертине подчинились приказу командира! Все пойдёте к хуям под трибунал! Ты, рядовой! Давай, начинай!
Фергюссон выпаливает бодрой скороговоркой:
Операцией командовал капитан-майор Блэйк. Мы подчинялись всем его приказам, а далее действовали в соответствии с алгоритмом спасения раненого.
Генерал Сикорски останавливается перед ним: лоб опущен, глаза налиты кровьюну чисто бык, готовый броситься.
Система капитан-майора подала сигнал о прекращении жизнедеятельности. Командование перешло к следующему по званию. А ты ослушался его прямого приказа!
Фергюссона откровенно потряхивает, но голос звучит по-прежнему уверенно:
Лейтенант Смит оказывал капитану помощь. Мы обеспечивали прикрытие в соответствии с инструкцией.
Его взгляд на мгновение прыгает вправо, в сторону сержантанаверняка именно тот отдал рядовым приказ прикрывать нас с Сином. Однако Фергюссон не говорит об этом. Насколько всё-таки нынешнее подразделение лучше того гнилья, что было перед этим.
Главный, ясное дело, тоже понимает, откуда тут ноги растут, поэтому разворачивается к Юхасу, на скулах которого ярко выделяются пятна румянца.
А ты, блядский урод, что скажешь в своё оправдание?! Наставил оружие на своих, ёбаное ты чмо! Мне даже удивительно, что только на пилота, а не на командирана месте бы пристрелили, да и правильно!
Хренасе. Значит, это сержант задержал взлёт корабля. Так вот почему он просил передать Сину всё это. Я тогда и не сообразил, а это было прощание. Ну да, ситуация для негопиздец.
Юхас не отвечает, и генерал тычет его кулаком в грудьвидно, что ему хочется сделать это гораздо сильнее.
Что молчишь, гад, хуем подавился?! Соври, блядь, что-нибудь! Мне одному за вас сочинять?!
Сержант сжимает зубы на пару секунд, но наконец выдаёт:
Капитан-майор Блэйк был жив, и мы должны были дождаться его эвакуации. Не знаю, как там в четвёртом батальоне, но мы своих не бросаем.
Главный рычит на него снизу вверх:
И с какого хера ты это взял?! Даже в записи слышно, что его система подала сигнал о смерти, а у вас«жив»!
Её могло повредить. Визуальный осмотр надёжнее, Юхас словно выплёвывает эти рубленые фразы.
Генерал выдаёт с сарказмом:
Ну да, конечно. А потом она вдруг заработала! Вот только почему сигнал «раненый» прошёл по общей связи раньше этого момента?! Сикорски набирает полную грудь воздуха: Кто подал сигнал?!
Я, конечно, не в курсе, что конкретно слышно на записи, но, скорее всего, генерал знает ответ на этот вопрос, смысла скрывать нет.
Ноздри Юхаса вздрагивают, и он цедит:
Рядовой Фергюссон.
А рядовой Фергюссон у нас что, медик?! Главный разворачивается и почти утыкается носом в лицо рядового. Или ты вообще блядская гадалка и умеешь определять статус раненого заочно, сидя на борту корабля?!
Рядовой громко сглатываетлюбой бы на его месте дал слабинуи повторяет неуверенно:
Лейтенант Смит оказывал капитану помощь.
Тебя заело, хуйло ты салабонское?! Что ты мог видеть за сотню метров?!
Посверлив взглядом рядового ещё пару секунд и, видимо, рассудив, что большего от него не добьёшься, генерал отступает на пару шагов и оглядывает нашу шеренгу.
Давайте я суммирую для особо одарённых. Юхас вёл себя как чмо, забывшее о присяге, потому что Фергюссон подалничем не подтверждённый! сигнал на основании всего лишь того, что Смит чего-то там «оказывал», взгляд Главного недвусмысленно останавливается на мне.
А я держусь спокойно. Во-первых, воплями меня не напугаешь. Во-вторых, главное, что Син жив, а меня пусть хоть казнят. Будь я здесь один, даже не стал бы оправдываться.
Однако судьба Юхаса и Фергюссона тоже зависит от моих слов, а потому придётся выкручиваться.
Не отрывая прищуренного взгляда от моего лица, генерал подлетает и берёт громкость даже выше прежнегонаверное, чтобы хотя бы этим компенсировать разницу в росте.
Что, Смит, думаешь, тебе закон не писан?! Думаешь, ты тут самый, блядь, особенный и все будут тебя в жопу целовать?! Так я тебе скажунихуя подобного! Каким таким хером ты можешь объяснить, почему сломал руки бойцу твоего отряда?!
Это был аффект.
У Главного даже дыхание перехватывает от возмущения:
«Аффект», блядь?! Где ты слов-то таких пидорских набрался, а? По-человечески сказать нельзя?!
Я спокойно тараторю:
Непроизвольная реакция на применение силы и попытку воспрепятствовать моим действиям. По-человечески: он неожиданно меня схватил и тянул из укрытия.
Ну, формально оправдание так себе Конечно, все наши уже выучили, что в бою меня трогать нельзя: даже если бы я хотел реагировать спокойнее, мышечная память не позволяет. Если меня вот так неожиданно дёрнутьминимум в ответ получишь вывих, это если я ещё успею сознательно притормозить. Однако связисты, конечно, были не в курсе моих особенностей. Лейтенант действительно хотел помочь, и он не виноват, что его цели всего лишь не совпадали с моими.
Поэтому Главныйвполне резонноне принимает такие аргументы во внимание, продолжая вопить:
Блядская ты мутантская скотина, да тебя за такие «аффекты» надо из армии гнать пинками под жопу! Не подчинился приказу об отступлении! Поставил под угрозу жизни всего отряда! Хули ты молчишь?! Давай, расскажи, по каким пиздоблядским соображениям ты побежал не к кораблю, как тебе было приказано, а к бойцу, система которого подала сообщение о смерти?!
И тут я выдаю:
Я чувствовал сознание капитан-майора Блэйка.
Сикорски замирает, а затем говорит обычным тономсловно его выключили:
Чего?..
Многие мутанты способны общаться телепатически. Поэтому я знал, что он жив.
Конечно, это неправда, но ведь сейчас наша задачане говорить правду, а по возможности избежать трибунала. Для этого все оправдания хороши. Особенно такие, которые нельзя проверить.
Вопросительно скривив физиономию, Главный продолжает вполне спокойно:
Так вы с ним это?
Сержант слева от меня издаёт неопределённый звукто ли кашлянул, то ли поперхнулся, но когда мы с Главным синхронно поворачиваем головы к нему, лицо Юхаса непроницаемо. Подождав, генерал возвращается ко мне:
Так что? Вы там Типа мысли слышите? Ну, так говорят.
Так точно.
И почему я не в курсе?! У меня тут бойцы, не нуждающиеся в технике для связи между собой, и никто ничего не знает?!
Думаю, генерал Смит знает. Но её проект, кажется, продвигается не очень хорошо.
Сикорски прищуривается.
Я поговорю с ней. А выон отступает на шаг, окидывает взглядом нашу компанию и снова переходит на свой фирменный рёв: Чтоб сидели ниже воды, тише травы и молчали в ебучую тряпочку, ясно?! Кто откроет рот, попиздрячит под трибунал! Юхасуволен! Вы двоеникаких премий, никаких боевых операций и тем более никаких увольнений на полгода, будете сортиры драить вместо свиданок! Поняли меня?!
Наша линия дружно вытягивается в струнку и рявкает:
Так точно, господин генерал!
Сикорски ещё некоторое время подозрительно вглядывается в наши лица и наконец бросает:
Свободны.
Он отходит к своему столу, ворча под нос: «Вот за что мне это всё, а?.. Мозгов нет у этих мудаков суходроченных, а мнесвою жопу подставляй»
Я направляюсь к выходу вместе со всеми, но за спиной Главный повышает голос:
Лейтенант, останьтесь. И дверь закройте.
Юхас, слегка улыбнувшись мне на прощанье, сам закрывает дверь с той стороны. Да, повезло нам: значит, столичные решили замять дело, иначе сейчас мы бы уже действительно были в парадном зале на трибунале. Всё же они не такие чмошники, как мне показалось изначально.
Генерал, набычившись, смотрит то на меня, то на закрытую дверь. Наконец выдаёт:
В отчёте написано, что это было случайное столкновение. Вы тоже так считаете?
Тоже мне, нашёл специалиста. Подумав, всё же отвечаю:
Да. Хотя надёжнее спросить капитан-майора Блэйка.
Мне казалось, вы с ним в нормальных отношениях. Даже, можно сказать, дружеских.
Какой-то внезапный переход. Это утверждение или вопрос? На всякий случай изображаю лицом вроде как согласие.
Учитывая его нынешнее состояние ион на мгновение сжимает губы, ситуацию в целом, насколько лично вы уверены, что это была не засада?
Главный смотрит испытующе, а ячто я? Сейчас я уже ни в чём не уверен, всё происходило очень быстро, а потом ещё этот пиздец, когда Син чуть не умер Поэтому в итоге я мямлю только:
Лучше посмотреть записи
Сикорски раздражённо отмахивается, словно ожидал не такого ответа. А какого? Откуда я должен знать?
Отходит к своему столу и, перекладывая бумаги, бросает:
Вы будете сопровождать госпожу ОБрайен в Данбург, генерал оборачивается, в ответ на моё недоумение цедит сквозь зубы: Розамунду.
Обычно я не возражаю Главному и не задаю вопросовособенно если учесть, что сейчас между нами не стоит капитан-майор Блэйк, переходное звено, но тут речь не обо мне, а о другом человеке, поэтому я обязан прояснить ситуацию.
Я думал, Данбургэто временно, до выяснения её личности. Разве она оттуда?
Нет, веско отвечает генерал. Но мы пока что потянем время и подержим её под присмотром, так что официальномы не в курсе её личности. Это ясно?
Я киваю, и во взгляде Главного мелькает удивление. А, чёрт, это ж надо было сказать «Так точно», я иногда забываю эти их фразочки.
Но ладно, выдержав паузу, Сикорски продолжает:
Я скажу прямо. Мне не нравится, когда меня держат за идиота. Лазает тут какая-то деваха, которая якобы перепутала нас с канцелярским магазином, и сразучетыре трупа. Я не верю в такие совпадения.
Генерал снова принимается перекладывать что-то на своём столе. Хорошо, что он не мутантменя и так будто давит его эмоциями, даже учитывая, что я не чувствую их напрямую. Наконец, говорит:
Она вам вроде доверяет. Потребовала, чтобы везли её вы.
Вообразив подобное зрелище, я с недоумением переспрашиваю:
Потребовала?..
Сикорски тут же снова повышает голос, будто только ждал повода:
Да, потребовала! Она тут такие коржи отмачивала, а если учесть, что она бедная-несчастная притесняемая мутантка, то мы и слова ей сказать не можем! Скачем вокруг, а толку ноль. Мне из штаба мозги полируют, чтоб скорее предоставил отчёт, уже ржут там, что мы с девчонкой справиться не можем. А что я должен с ней делать, если она нихера не говорит?! Ни как проникла на территорию, ничего. При этом они же мне кричат: чтоб ни малейшего скандала! Я уже не знаю, кого к ней приставить, на каждого своего бойца смотрю как на педофила, и мне это нихуя не нравится! он переводит дыхание. Короче. Выезд в три часа.
Слушаюсь.
Генерал кивает. Однако не отпускает меня. Рассматривает изучающе, словно обдумывает что-то.
Смит, а её мысли вы тоже слышите?
Прикинув варианты, решаю ответить честно.
Мы можем разговаривать телепатически.
Он ещё некоторое время смотрит на меня в упор, наконец изрекает безапелляционно:
Вы должны выяснить, что она здесь делала. Я уже отменил все назначенные операции, но я хочу быть уверен, что это не повторится.
Вы имеете в виду?..
Да. Узнайте. Ответственность я беру на себя.
Подумав, говорю как можно осторожнее:
Я не пробовал делать это без согласия человека. К тому же всё это работает не так, как показывают в кино. Воспоминаний слишком много. Если не знать, что искать, то найти нереально. Нужен конкретный образ: лицо, дом, запах
Ищите ваш кабинет. Эти тетрадки, ёб их об колено, меня уже трясёт, когда я про них слышу. Это вы можете сделать?
А, ну да, всё просто.
Я неуверенно киваю и молчу, обдумывая ситуацию, а генерал прищуривается и переходит на ещё более раздражённый тон:
Смит, подумайте вот о чём. В следующий раз трупов может быть больше. И Блэйк. И вы. Готовы поставить жизни людей на то, что эта девочка здесь просто так случайно гуляла по стене? Я понимаю, в вашем возрасте ещё романтика, идеалы И здесь вы не так долго, ещё многого не видели Но поверьте моему опыту: верить нельзя никому. Вот просто так и запомнитеникому! Вряд ли вы слышали про операцию в Моранди в шестьдесят третьем, её нет в учебниках. Мы тогда на этих идеалах проебались по полной. Лично я проебался. Потому что дети со взрывчаткойне то, что ожидаешь увидеть, когда тебя недавно назначили командиром, и у тебя высокие цели, всякие там мечты спасать мир Никто не хочет думать о настолько хуёвых вариантах. Но намприходится, такая уж у нас работа. Так что я вам скажу: проверить госпожу ОБрайенэто ещё вполне нормально. Я не прошу вас причинять ей боль и тому подобное. Просто аккуратно расспросите еёраз она вам доверяет. Я не знаю, отвлеките чем-нибудь, остановитесь по дороге в кафе, купите мороженое. Или там что-нибудь Чего она захочет. И осторожно посмотрите её мысли или как там вы это делаете.
Я попробую.
Главный веско произносит:
Не надо «пробовать», сделайте. Мне нужен результат.
Ну да, его любимая фраза.
Слушаюсь.
Кивнув, он ещё раз смеряет меня изучающим взглядом, затем понижает голос:
Лейтенант, я так думаю, раз капитан-майор Блэйк вам доверяет, значит, имеет на то основания. Однако напоминаю, что всё, услышанное в этом кабинете, остаётся в его стенах. Не стоит меня разочаровывать, это понятно?
Так точно.
Он кивает и направляется к двери, открывает, делает шаг в приёмную. Смотрит на меня с ожиданием, и я выхожу за ним. Тут уже генерал говорит повседневным тоном, даже доброжелательным:
Давайте, Смит. Будьте на парковке к трём. И возьмите смену белья на случай, если придётся задержаться.
Всякий раз меня удивляет эта лицемерная по моим понятиям манера: за закрытыми дверями Сикорски может орать, не разбирая выражений, но перед свидетелямиразговаривает уважительно, особенно с офицерами.
Он указывает своему помощнику на кофеваркутот вскакивает из-за стола, а я выдаю все положенные армейские ритуалы и наконец-то оказываюсь за дверью.
«Смену белья», ага. Ох уж эта армияогромный муравейник, все в курсе чужих трусов. Личное пространство? Нет, не слышали. Хотя ладно, это я придираюсь, конечно. Не до такой уж степени. Просто что-то я устал, достала эта жизнь на виду.