Она смотрит с удивлением, но руку пожимает. Ну, то есть как «пожимает» вкладывает в мою ладонь свою тонкокостную лапку.
Только это секрет, хорошо? Для избранных мутантов. А такЭрик Смит.
Улыбается. И, неожиданно сделав сонную физиономию, зевает. Я непроизвольно зеваю в ответ, и мы вдвоём смеёмся. А ведь и правда, уже совсем поздно.
Давай я тебе откину кресло. Ты же здесь будешь спать? Так, вроде всё. Обогреватель пока выключу, потом снова включуне пугайся, если я тут буду лазать в потёмках.
Розамунда укладывается на сиденье, а я выбираюсь из кабины. Уф, холодина пробирает!
Прислушиваюсь к окрестным звукам. Тихо. Прохожусь взглядом по спящим у костра Като и Гимли, подбрасываю топлива, но, погревшись у огня пару минут, всё же направляюсь к высоким камням и сажусь рядом, под их прикрытием. Нет уж, может, пейзаж и красивый, но я не готов ради него торчать на открытом пространстве. Ещё и звёзды этиот холода кажутся россыпью ледышек на небе, так и ждёшь, что вот-вот за шиворот посыплются. Я предпочту переждать остаток ночи в укрытии.
глава 17. Эльф, мутант и цыплёнок
К утру наша поездка из рабочей командировки превратилась в выездное собрание анонимных алкоголиков. Като и Гимли хмуро поглядывали друг на друга красными глазами, потом медичка вытащила из своих запасов какие-то ампулы, которые они и разделили на двоих. Розамунда вообще не хотела просыпаться, так что я перенёс её из кабины в кузов, где она тут же снова свернулась калачиком в углу скамейки. Сам я втихаря несколько раз кусал себя за руку повыше запястья: и чтобы проснуться, и чтобы взбодриться кровью.
На всякий случай я всё-таки предложил повести, но рядовой, к моему облегчению, ответил, что минут через десять будет в кондиции. Тут я, конечно, напрягсякакими ещё волшебными средствами он планирует обрести бодрость за столь короткое время? однако Гимли не стал ничего принимать, а направился к большому валуну, в тени которого уселся в позу лотоса, закрыл глаза и принялся шевелить губами.
Като посмотрела на это зрелище, хмыкнула: «Везёт» и продолжила, морщась, растирать виски.
Через некоторое время рядовой вернулся к машине и полез на водительское место. Снова такой серьёзный, от вчерашнего гуляки не осталось и следа. Не знаю, насколько этот метод ему помог, тем не менее, мы погрузились и выехали.
Минут двадцать я ещё боролся со сном, но, рассудив, что Гимли выглядит сосредоточенным и в кювет не съезжает, позволил себе расслабиться, прислонился головой к боковому окну и тут же вырубился.
Рядовой разбудил меня на въезде в пригород Данбурга. Кафе. Нужно позавтракать.
Розамунда, очевидно, тоже спала всё это время: волосы топорщатся рыжим одуванчиком, лицо мятое, через щёку идёт ярко-красная полосаотлежала на чём-то. Я непроизвольно тоже щёку потёр.
От мысли, что вот уже и Данбург, приедем совсем скоро, настроение стало ещё более пакостное, и в кафе я скупил Розамунде всё, на что она только посмотрела: и большую порцию мороженого на сейчас, и жевательные конфеты с запасом на будущее, и чипсы, и три бутылки газировки Ясно, что командировочных не хватило, но я не стал об этом говорить, оплатил из своих. Зато при виде счастливой физиономии Розамунды чувство вины немного отпустило.
После завтрака наши дамы снова переоделись в летнее, Като попросила её отпустить, а девушку мы пересадили в кабину, между мной и Гимли, без наручников и взяв обещание не пытаться сбежать. Не то чтобы я до конца верил её обещанияммало ли, что ей придёт в голову, каждый борется за себя, но всё же какой смысл бежать в незнакомом городе, окружённом пустыней?
***
Однако Розамунда ведёт себя спокойно. Наконец-то пристроив в ногах шуршащий пакет, набитый бутылками и перекусом, она тут же поворачивается налево, к Гимли за рулём, и принимается его разглядывать. Прям демонстративно так изучать. Когда рядовой отвечает ей утомлённо-вопрошающим взглядом, выдаёт:
Где ваша борода?
Я пялюсь на них в недоуменииуже встречались раньше? а Гимли тяжело вздыхает.
Да я и ростом выше положенного.
Именно! Розамунда хмурит брови и кивает осуждающе, ну прям взрослая. Как это так?!
Мои родители познакомились на конференции толкинутых, влюбились, поженились, вдвоём взяли новую фамилию. Как знак новой жизни, тон у рядового скучающий, будто он повторяет всё это в тысячный раз. Заметив мой недоумевающий взгляд, добавляет: Кольца?.. Толкин?..
Качаю головой. Так, по ходу я снова не в курсе каких-то общеизвестных моментов.
Гимли невесело усмехается:
Хоть кто-то не знает.
А почему не эльфийскую? Розамунда напирает, будто допрос ведёт.
Без понятия. Но вообще, какой из меня эльф?
Нудевушка прищуривается и оценивающе разглядывает его лицо. Тёмный?
Ага, конечно, Гимли кивает снисходительно.
А что? Про них всякие есть истории. Дроу красивые.
Рядовой косится на неё как будто с опаской:
Не надо про меня «всякие» истории.
Розамунда улыбается довольно и тянет:
А-а-а, знаете, значит?
На этот раз Гимли не отрывает взгляда от дороги впереди:
Я не настолько красивый.
К моему сознанию прикасаютсясовсем легонько, и тут же, не дожидаясь разрешения, Розамунда с искренним интересом бормочет: «А что, у него нет какого-нибудь там начальника?».
Я против воли улыбаюсь, кошусь на сосредоточенного Гимли. «Думаешь, в армии все по парочкам? Вообще-то это не приветствуется».
«Ну и зря. Было бы очень мило».
Сдерживать ухмылку становится труднее. «Я его не знаю, так что не в курсе».
Розамунда тут же поворачивается к рядовому и невинно вопрошает:
А у вас девушка есть?
Хочешь на свидание позвать?
Тон Гимли нейтральный, но девчонка заметно смущается и выпаливает уже обиженно:
Больно надо!
В кабине повисает тишина.
Вскоре Розамунда принимается рыться в своём пакете с сокровищами, достаёт оранжевую упаковку и начинает хрустетьсудя по звуку, орешками.
Предлагает мне. Это и в самом деле оказывается арахис, с сырным вкусом. Нужно запомнить на будущее, что она любит всё сырное.
А Гимли не предложила. Вообще больше на него не смотрит. Поди вот разбери, чего она обиделась.
Парковка приюта расположена неочевидно, в глубине узких переулков, так что нам приходится покрутиться, чтобы её найти, и всё это время в кабине стоит такой хруст, словно Розамунда вознамерилась сломать себе зубы.
Наконец-то заруливаем на маленькую квадратную парковку, окружённую высотками. Солнце стоит прямо над головой, так что тени нет. Даже думать не хочу, в какую печку превратится наш фургон к тому моменту, когда нужно будет ехать обратно.
Пока Гимли устанавливает сигнализацию, мы с девчонкой топчемся на краю парковки. Чувствую её взгляд, но сам изучаю верхние окна зданий. Интересно, кто там внутри, прячется за стёклами? Как оттуда, сверху, выглядит этот квадрат асфальта, фургон и мы? Точнее, я-то знаю. Как удобная мишень. И вроде понятно, что там наверху нет никакого стрелка, максимум обычные жильцы, но Всё равно некомфортно.
Закончив, рядовой подходит, и мы выдвигаемся. Узкая улочка идёт сначала между высоток, затем справа начинается металлическая ограда приюта, за нейлохматые пальмы, пышные кусты, между зеленью мелькают аккуратные невысокие здания.
Видок у нашей компании ещё тот: по бокаммы с Гимли, два конвоира в чёрном, а в серединехуденькая и взъерошенная девчонка в жёлтом сарафане. Лично я чувствую себя то ли придурком, то ли садистом, а в целомполным дерьмом. Редкие прохожие откровенно пялятся, некоторые даже останавливаются и провожают нас осуждающими взглядами. Надеюсь, никто не вздумает устроить разборки, потому что сейчас я совершенно не в настроении для этого.
Калитка. Мы с Гимли предъявляем видеокамере удостоверения, и калитка распахивается, пропуская нас на территорию, в этот момент моё сердце падает куда-то в желудок. Честно говоря, я надеялся на чудо: что нас просто не пустят внутрь, скажут, что это ошибка, что нас тут не ждут. Однако нет, вот мы уже топаем по широкой светло-брусчатой дорожке.
Нужен главный корпус. Можно мы сделаем вид, что не нашли его, и просто уйдём отсюда?
Но заблудиться невозможно, дорожка ведёт прямо, через аккуратную лужайку к зданию с белыми стенами и зелёным скатом крыши. Всего лишь три этажа, но выглядит оно солидно, а длинный ряд колонн и башенка наверху окончательно убеждают, что это и есть главный корпус.
По бокам дорожки через равные промежутки стоят кусты, выстриженные в виде львов, как суровые охранники, под взглядами которых я обречённо бреду к зданию. Сердце колотится, в горле пересохло, ладони холодные и липкие. Розамунда рядом откровенно трясётся, мнёт в пальцах шуршащий пакет. Очень хочется взять её за руку, но я, конечно, этого не сделаю.
Когда поднимаемся по ступеням крыльца, я всё-таки не выдерживаю, врываюсь в сознание Розамунды, торопливо повторяю, что сделаю всё возможное. Спрашиваю, помнит ли она номер, осознаю, что называл ей лишь телефон Главного, ведь у нас в кабинете только внутренняя связь, из города не дозвониться, а свой номер я не дал, потому что тогда ещё не особо ей доверял, а теперь, в этой суматохе, она уже не запомнит, и блокнота, чтобы записать, неткакого хрена я подумал об этом всём только сейчас?!
Розамунда в ответ бормочет цифры, из-за сумбура в голове я даже не сразу понимаю, что это номер генерала Сикорски. Запинается на серединеменя окатывает её паникой, но в итоге называет всё правильно.
Внутри главного корпуса прохладно, сумрачно и пахнет дезинфекцией. Наверное, недавно мыли пол. Останавливаемся в фойе, озираясь, но к нам тут же подходит пожилая женщина: полная, с мохнатыми заострёнными ушами. Здоровается, улыбается Розамунде, предлагает проводить до кабинета директрисы. Удивляется, когда я выпаливаю: «У вас есть блокнот?», но всё-таки приносит разноцветную пачку листиков для записи. Не обращая внимания на неё и на Гимлиплевать мне, кто что подумает, записываю свой номер телефона и отдаю Розамунде, которая судорожно сжимает розовый листок в ладони.
Звони в любое время.
Глядя мне в глаза, девчонка мелко кивает. По контрасту с бледной кожей синяки под глазами кажутся ещё темнее.
Ну что, пойдёмте? голос ушастой дамы.
Я не отвечаю. Скажи спасибо, тётка, что я умею держать себя в руках, а то как дал бы тебе в зубы, по всему полу собирала бы. Да, я знаю, что это не мой приют, это не одна из моих воспиталок, и, может, конкретно эта ушастаянеплохой человек, но эти соображения ничуть не уменьшают моё желание убить кого-нибудь.
***
В кабинет директрисы Гимли не пошёл, остался под дверью. Впрочем, сдаётся мне, что меня и в коридоре было слышно. Перед тем как Розамунду увели, она ещё напоследок глянула на меня мокрыми глазами, а сама этот несчастный пакет чуть не обнимаетну, меня и сорвало. Нарычал и на директрису, и на её секретаря, наговорил какого-то сумбура, а под конец заявил, что если я услышу, что госпожу ОБрайен кто хоть пальцем тронул, хоть посмотрел в её сторону, или пакет этот у неё забрали, или чтоу них всех будут проблемы. И сказал ещё так угрожающе, как Син обычно говорит: «ПРОБЛЕМЫ». Ну, то есть не мог же я незнакомой женщине старше меня выдать что-нибудь типа: «Я вам рога-то пообломаю! Если узнаю, что вы тут конфеты у детей отнимаете, всех урою!», это вам не армия. Тем не менее, директриса вроде и так впечатлилась: всё кивала своими рогами и повторяла, что у них ничего подобного нет. Ага, «нет». Как же. Но в приюте для мутантов, может, девчонке будет получше, чем у людей. А дальше я обязательно что-нибудь придумаю.
За ограду еле вышел. Внутри всё тянет, самому от себя противно. Теперь, получается, и я вототвёл человека в приют и оставил там. И никакие разумные аргументы не помогают.
Напомнил Гимли, что встречаемся в четыре на Центральной площади, дождался, пока он отойдёт, и всё-таки обернулся на белое здание, виднеющееся среди зелени. Порыскал глазами по окнам. Мысленно поискал сознание Розамунды. Такая мешанина, что ничего не разобрать, слишком много мутантов вокруг.
Ладно, нужно идти, не буду же я весь день тут стоять.
Можно посмотреть город. Син с Бертой как-то раз устраивали мне экскурсию: памятники, фонтаны, налево часовня, направо музей, но из-за обилия впечатлений я тогда не особо что запомнил. Так, культурный винегрет какой-то.
Впрочем, сейчас сосредоточиться ещё труднее. Побродил по улицам. Много зелени, деревья и цветы, после пустыни удивительно видеть такое разнообразие красок. Зашёл в кафе со странным названием «Крамбулет», заказал чашку чая. Хотел было спросить официанта, что значит название, но не стал.
Да и чай допивать не стал. Какой может быть чай, когда беспокойство поперёк горла стоит?
Выскочил из этого «Крамбулета» и направился к горам, нависающим над городом. Авось найду нужный дом.
глава 18. Идеальный дом
Ради себя я бы никогда не стал бегать в поисках решений, кого-либо напрягать и прочее, с какой стати кто-то должен мне помогать? Но для Розамундысовсем другое дело. Если я не помогу девчонке, то кто? Правильно, никто. Вот поэтому я и топаю к дому родителей Сина. Нужно с кем-то посоветоваться, а у меня не так много знакомых.
Хотя вряд ли они придумают решение. Я уже сам в голове прокрутил и так, и эдак. Где взять доказательства, что Розамунде и правда причинили вред? Всё только в её воспоминаниях, этого не хватит, чтобы обвинить сотрудников приюта.
Ну ладно, по крайней мере, я попрошу их в случае необходимости сходить в приют и проверить, как она там. Ненавижу просить о чём-либо, но тут деваться некуда: если что-то произойдёт, то мне добираться далеко, это отнимет слишком много времени.
На первый взгляд родители Сина кажутся нормальными, доброжелательными, но я не особенно доверяю всем этим маскам. Понятно, что они из вежливости будут улыбаться, это ещё ни о чём не говорит. Ситуация осложняется тем, что я-то должен произвести на них хорошее впечатление, а как угадать, что понравится незнакомым людям? Конечно, стараюсь вести себя воспитанно, скребу по закоулкам памяти правила этикета, всегда предлагаю помощь и всё такое, вот только моих познаний явно недостаточно для этого культурного семейства: за обедом каждый раз миллион приборов на стол выкладываютвилки такие, ложки эдакие, ножи разные, а я и не знаю, зачем оно всё. Хотя Син тоже игнорирует эти изыски. Но ведь ему-то простят, а мненепозволительно. Син, конечно, говорит, что я им нравлюсь, но, с другой стороны, разве он бы сказал честно? Например, что они потом наедине ему высказывают: мол, таскаешь в наш дом какое-то необразованное уёбище, которое в ложках не разбирается.
Или вот как сейчаспрямо не пошлют, они же вежливые, но потом Сину скажут: что это твой мужик ходит к нам с какими-то просьбами, требует чего-то, где ты выкопал такое наглое чмо? Но тут, ради Розамунды, я всё же рискну.
Решимости моей хватает даже на то, чтобы подняться по лестнице к оранжево-бежевому дому и нажать звонок на калитке, но когда из дверей показывается Гунтер, отец Сина, я теряюсь. Я-то рассчитывал поговорить с Брунхильдоймне казалось, она, в отличие от своего витающего в эмпиреях науки мужа, уделяет больше внимания практическим вопросам, к тому же тут такое эмоциональное дело, лучше бы с женщиной
Но отступать некуда, так что я здороваюсь и прохожу внутрь.
Дом с порога окутывает запахом каких-то пряностей, кажется, корицы. Хотя, может, и нет, просто это единственная приправа, название которой я помню. Обстановка с прошлого раза совсем не изменилась: картины по стенам, и всё такое изысканное, но в то же время уютное. Интересно, за счёт чего получается такой эффект? Я раньше подобного жилья не видел, всё больше обычное, простое: где барахло по углам, и мебель стоит как-то неловко, словно не на своём месте. А здесь всё как с картинки, ещё и чисто до неприличия, хотя вряд ли так совпало, что они именно перед моим приходом устроили большую уборку. Наверное, у них всегда опрятно. Не лень же людям.
Господин Блэйк выдаёт мягкие белые тапочки с помпонами и проводит на кухню. Здесь пряный запах чувствуется сильнее, а температура выше, чем в прихожей. Приглашающе взмахивает рукой в направлении круглого стола. Заглядывает в духовку, достаёт противень с печеньем, придирчиво оглядывает и, кивнув сам себе, перекладывает выпечку на большое блюдо. Ставит на середину стола.
Чай, кофе? Или, может, нормальной еды? Есть суп, рыба, пирожки с мясом
Спасибо, я завтракал. Чёрный чай, если можно.
Понятно, что горячего я не хочу, особенно по такой жаре, но нужно хоть чем-то занять руки.
Со льдом?
Замираю в напряжённом недоумении. Чай со льдом? Хочу ли я такую странную фигню? Если отказаться, это будет очень невежливо?
Я сделаю кувшин на всех. Если не понравится, есть лимонад.