А вот и гроссбух валяется рядом.
Свет фонариков замер. Парни с автоматами молчат. Мы с девицей молчим. А Син, не выпуская ногу из зубов, приподнимает стол и снимает его с себя. Просто удивительно, как он вообще впихнулся в такое маленькое пространство.
Перехватывает ногу девушки двумя руками и осторожно вынимает из тела зубыдевица шипит и даже всхлипывает.
Поднимается с пола.
Под потолком вспыхивают лампы, и я морщусь от яркого света. За спинами бойцов раздаётся шум.
Расступились! в приёмную проталкивается Главный. Доложить обстановку!
Будто сам не видит: деваха растянута в воздухе между нами, я держу под грудью, Синза босые ноги, на пол капает кровь. Ужас в её сознании. Судя по всему, она смотрит на Сина, который, кратко доложив, отвлёкся и теперь со вкусом облизывается. Даже каплю с подбородка подобрал пальцем и отправил в рот.
Кто такая? генерал, видимо, решил пользоваться обстановкой и колоть сразу. На кого работаешь?
Однако девушка молчит, и я чувствую её дрожь.
На кого работаешь, стерва?! орёт Главный в своём эффектном стиле и сдёргивает с девахи капюшон.
Под ним оказывается копна лохматых рыжих волос, которые тут же топорщатся в стороны и лезут мне в нос. Пара мгновений, и девица всхлипывает, а затем и вовсе начинает реветь, не выпуская изо рта карандаши. Насколько я чувствую, вполне искренне, от страха. У меня внутри что-то сжимаетсядо странного знакомо, и я бессознательно обнимаю щуплое тело крепче.
Может, перевязать? указываю взглядом на лужицу крови на полу.
Несколько секунд молчат все, кроме подвывающей девахи.
И потом всё приходит в движение: генерал кивает крайнему бойцу, тот подскакивает к нам, на ходу вытаскивая пакет первой помощи, остальные покидают помещение, а мы с Сином опускаем девушку на пол. Я по-прежнему держу её, на всякий случай, а он поднимается, подходит к окну и закрывает.
Главный топчется возле нас, но молчит.
Да уж, ну Син и постарался: под разрезанной штаниной видно, что дырки в ноге глубокие, хотя крови не так много, крупные сосуды не задел.
Я отпускаю руки девушки, держу только под грудью, и она вытаскивает карандаши изо рта. Теперь, когда я лучше вижу её лицо, становится понятно, почему она такая низкорослая, хоть и мутантка.
Сколько тебе лет?
Триона снова всхлипывает, тринадцать
Поднимаю глаза на генерала, по-прежнему стоящего над нами, и онвзгляд растерянныйизображает пантомиму вроде «Откуда я мог знать?».
Девушку трясёт, но она то и дело смотрит на тетрадь, валяющуюся рядом. Подумав, я тянусь к гроссбуху, пролистываюпустойи отдаю девахе. Схватив, прижимает его к груди вместе с карандашами.
Ну что, в лазарет? Син делает шаг к нам.
Девица сразу вздрагивает и сжимается в комок, и яопять! непроизвольно стискиваю её крепче.
Лучше я отнесу. Ничего тёплого нет?
Мы все переглядываемся, и Главный быстро расстёгивает китель. Ишь, пробрало его раскаяние. Сикорски в принципе мужик нормальный, даже добрый. Орёт, конечно, много, но за свою часть всегда горой стоит, в любой ситуации прикроет, за каждую мелочь переживает. И тутпонятно, что он не ожидал орать на ребёнка, у него самого две дочки.
Завернув девчонку в китель, вместе с тетрадью и карандашами, поднимаю на руки. Мелкая, лёгкая. Такое странное ощущение. Не помню, чтобы я кого-либо носил на руках, так что с непривычки вцепился в деваху, страшась уронить. Кажется, что она очень хрупкая, будто это не она только что залезла сюда по стене здания.
Син мне рассказывал, что раньше медики дислоцировались в отдельном большом здании, но с тех пор как неподалёку построили больницуименно с расчётом обслуживать и военных, местный штат сократили, а оставшихся раскидали по территории части. Сейчас наш дежурный занимает пару комнат на первом этаже соседнего корпуса. Одна комнатапроцедурная, втораяхранилище медикаментов и заодно ординаторская, обычно дежурный медик обитает именно там, поближе к кофеварке.
И вот наша процессия: два бойца для охраны, я с девчонкой, Синзаруливает в тёмную процедурную, кто-то включает свет, я укладываю девушку на одну из двух коек, а из задней комнаты вдруг выскакивает Катов белом халате, совсем не сонная, а короткие тёмные волосы растрёпаны. В голову неожиданно приходит мысль: выглядят так, словно кто-то, не задумываясь, ерошил их пальцами.
Официально медичку зовут Катерина, но ей чем-то не нравится это имя. В полётах обычно именно она сопровождает нас в качестве бортового медика, чем моё общение с ней и ограничивается, а вот Син сразу переходит на дружеский тон:
Като! Ты чего тут делаешь среди ночи?
Да вот, задержаласьне глядя на нас, медичка торопливо приглаживает волосы и подскакивает к девушке на каталке. Вблизи губы Като кажутся одновременно припухшими и обветренными. Боги, где вы её взяли? Милая, как тебя зовут?
Опасливо оглядев всех нас, замерших в ожидании, девчонка бормочет:
Розамунда.
О, какое красивое имя! женщина расплывается в улыбке. Как ты себя чувствуешь? Есть хочешь? У меня есть ореховое печенье.
Като бросается в заднюю комнату. Почему-то закрыв за собой дверь. Но это кажется странным ровно до того момента, как я улавливаю характерный тихий звуквряд ли медичке нужно открывать окно для того, чтобы взять это своё печенье. Значит, я был прав насчёт растрёпанных волос. Ладно, это не моё дело, так что когда она возвращается с жёлтой упаковкой, которую кладёт на койку Розамунды, я строю физиономию совершенно безразличную.
Держи. А что это тут у нас? Давай я аккуратно посмотрю
Тем временем Син как ни в чём не бывало гнёт свою линию:
Так всё-таки, почему ты не дома?
Медичка продолжает ворковать над ногой девахи, игнорируя вопрос, а я мысленно шикаю на Синадевчонка тоже сразу зыркает на меня.
Зато Син смотрит недоумевающе, однако расспросы прекращает. Он, конечно, умный, но иногда не улавливает очевидные вещивот и тут в своём репертуаре. Даже я заметил, что в столовке Като всегда сидит за одним столом с сержантом Юхасом, хотя при этом они не разговаривают и делают вид, что случайно оказались рядом. Интересно, почему они скрывают? Вроде уж не то что мы с Сином
Теперь, в более спокойной обстановке, можно внимательнее рассмотреть наш «улов». Я специально старался не гадать, кто это окажется, предположения опасны, они успокаивают и этим притупляют восприятие, но этой девчонке, пожалуй, всё же удивился. Какая-то она с виду простая, слишком обычная и вовсе не похожа на такую, которая промышляет лазаньем по стенам военной части.
Волосы рыжие, но не особо яркие. Мелко вьются. Нос и щёки в веснушках. Глазане «искрящиеся изумрудно-зелёные», как пишут в романах, а самые обычные, серые. Разве так бывает?
Стоит одному из бойцов поправить автомат, как девчонка сильно вздрагиваетя тут же делаю шаг к нейи, выпутав руку из кителя, хватает упаковку печенья. Но на этом и останавливается, только сжимает её в пальцах.
Да что это нашло на меня? Незнакомая деваха, особых симпатий у меня к ней быть не должно, но так и хочется закрыть её ото всех потенциально опасных людей. То есть вообще ото всех. И что-то такое мерзкое шевелится внутрибудто склизкие щупальца страха, стыда, вины. Воспоминание о прошлом, о совсем других ситуациях, но они настолько похожи, что прежние чувства оживают со всей яркостью. Как будто я по-прежнему тамв том далёком прошлом, когда не мог защитить ни себя, ни кого-либо другого.
Зыркнув по сторонамнепосредственной угрозы нет, решаю всё же остаться рядом с её койкой. На всякий случай.
Тем временем Като уже сноровисто зашивает ногу. Девчонка иногда морщится, однако не отвлекается от своего занятия: бросая короткие взгляды то на одного, то на другого из присутствующих в комнате, осторожно подтягивает упаковку печенья выше, к своему животу.
Её рука выглядит непривычно: на пальцах нет ногтей, только ровная кожа.
«Можешь показать ладонь?»
Розамунда косится настороженно, но затем всё же вытаскивает вторую руку из рукава кителя и растопыривает пальцы. На подушечках нет папиллярных линий, они ровные и явственно выступают над поверхностью. Слегка отливают влажным. Полагаю, вполне похожи на источник отпечатков, которые мы нашли на стекле.
«Такие маленькие руки. Удивительно, как ты забираешься так высоко».
Она пожимает плечами и снова принимается бродить взглядом между жёлтой упаковкой в своих руках и сосредоточенным лицом Като, которая склонилась над раной. Не делая попыток открыть и поесть. Просто держит печенье и опасливо смотрит на медичку: словно ждёт, когда та передумает и потребует его обратно. Или, может, кто другой заберёт. Такой знакомый взгляд. Я видел его раньше. Да блядь, я видел его тысячи рази от этого тошно.
Като уже почти закончила с раной, бойцы из службы безопасности следят за происходящим, а нам, в общем-то, здесь больше делать нечего. Однако когда Син кивает в сторону выхода, девчонка вскидывает глаза на меня.
«Вы уйдёте?» раздаётся в голове.
«А что?»
«Я думала, вы останетесь».
Я всегда узнаю скрытую просьбу. Ну, хотя бы потому, что сам с большим трудом прошу о чём-либо, даже Сина.
«Ты хочешь, чтобы мы остались?». На самом деле мне тоже не хочется оставлять её здесь однуопять же, что за глупость, ведь она вовсе не «одна», и никто не причинит ей вреда То есть не должен. Я знаю, что не должен, но почему-то это не успокаивает.
Другой вопрос, что подобная инициатива с моей стороны будет выглядеть странно, а вот если девушка сама попроситвполне себе предлог.
Она так знакомо мнётся, не решаясь сказать. Снова с опаской оглядывает всех прочих в комнате. Всё же говорит тихое: «Только вы. Если можно».
Господин капитан-майор, можно с вами поговорить? указываю Сину глазами на дверь и мысленно добавляю для Розамунды: «Я скоро вернусь».
В отличие от площадки перед нашим шестым корпусом, которую по ночам освещают лишь прожекторы КПП в отдалении, здесь у выхода горит свет. Я на пару секунд замираю, разглядывая фонарь: уже осень, и мошек, бьющихся в матовое стекло, больше нет. Жаль. После долгой жизни в космосе мне нравится наблюдать, как вокруг всё живёт, мельтешит, постоянно меняется. Зимой слишком мертво.
Мы с Сином отходим дальше, в темноту под деревом. Прислушавшись к ощущениямсознания девчонки не слышно, на всякий случай всё же говорю вслух, шёпотом:
Я останусь с ней. Прикажешь?
Как хочешь. Завтра тебя ждать? Мне нужно будет распоряжение о стрельбах.
Можно взять стандартное, оно на рабочем столе слева.
Син задумчиво смотрит в сторону окон лазарета:
Что думаешь о ситуации?
И я, прежде чем успеваю нормально всё обдумать, уже выпаливаю раздражённое:
Я думаю, что ты напугал ребёнка до смерти.
Вообще-то не такой уж она и ребёнок. И нехрен лазать воровать у военных. Хорошо ещё, что мы её поймали, а если бы стрелки снялибухнулась бы с шестого этажа.
Всё равно, необязательно было устраивать спектакль. Схватили и ладно, а ты начал облизываться, будто собираешься её пополам перегрызть!
Чё ты взъелся на меня?! Ну облизнулся разоксам знаешь, что вкусно. Гарантирую, ты бы тоже так сделал!
Нет, не сделал! Я выбираю из своей весовой категории!
Син сжимает меня за плечи и заглядывает в лицо:
Что тебя цепануло так, а?
Да простоя отвожу глаза. Нельзя так с детьми!
Но он, конечно, правя реагирую слишком болезненно. И даже знаю почему. Я видел слишком много подростков в клетках, бывали среди них и мутанты. Так странно: я хорошо помню, как приводили новичков, но не помню, как сам там оказался. Вот я был в приюте, а потомуже несколько побед за спиной, уверенность в себе. Но между этими двумя точкамиобрывки, неразборчивые словно сон.
Впрочем, я и приют не то чтобы в подробностях помню, лишь отдельные моменты. Остальное расплывается и ускользает. Больше всего раздражает, что не могу точно вспомнить своё свидетельство о рождении, только знаю, что там было написано: «Эйруин» и ещё дата рождения. Насчёт октября я почти уверен, а вот числокажется, что третье, но
Если честно, я ведь даже не помню, как оказался в кабинете директора. Где нашёл это свидетельство. Как оно выглядело. Вообще ничего.
Может, я всё это выдумал. Или видел похожий эпизод в фильме, а теперь считаю его событием из собственной жизни. Я читал, что так бывает, люди помнят такое прошлое, какое хотят.
Может, меня на самом деле зовут Эрик. Просто мне бы хотелось представить, что я совсем другой человек. Не тот, у которого было это имя, да и вся эта жизнь.
Имя «Эйруин» я мог вычитать в книгеага, как Син и говорил, в фэнтези про бородатых волшебников. Я кучу всего читал, уже и не помню. Например, откуда я знаю его значение? Этого явно в документах не могло быть, так откуда вообще я взял эту «Белоснежку»?
Тем не менее, от приюта остались хоть какие-то воспоминания. А от тех первых лет, когда меня продали, лишь кусочки. Ощущение бетонного пола, на котором я лежал. Алюминиевая миска с кашей, помятая и поцарапанная, картинка тут же возникает перед глазами. Уверен, я и через пятьдесят лет буду видеть её так же чётко, будто это было даже не то что вчера, а пару часов назад. И сразу же из глубин памяти расползается чернота: страх, одиночество, отчаяниетакие яркие, как будто я снова там.
Отвлекает неожиданноедля того времени и тех эмоцийощущение: кто-то обнимает меня, крепко сжимая, гладит по спине. Но поддаваться я не тороплюсь. Ощущение даже раздражает, принуждая вынырнуть из воспоминаний, а они хоть и болезненные, но Не знаю, они мои. Там, в глубине, настолько больно, что даже приятно. Привычно. Всё предсказуемо. В отличие от этой новой жизни, где нужно переучиваться, стараться соответствовать, пытаться угадать, как правильно.
К уху прижимаются тёплые губы, щекочут дыханием: «Ру?..»
Приходится приложить усилия, чтобы вернуться в реальность. Закопать воспоминания обратно. Глубже. Прошлое нельзя трогать, иначе оно меня разорвёт и сломает окончательно. Хотя, если честно, иногда этого хочется. Чтобы всё стало просто.
Ладно, Син ждёт меня. Сейчас я здесь, рядом с пятым корпусом, вокруг октябрьская ночь, и у нас есть дела. Прошлое ушло.
Син ещё раз проводит пальцами по моей спине, вдоль позвоночника, прикасается к сознаниювопросительно. Шепчу: «Всё нормально». Он кивает.
«Сиди с девчонкой сколько нужно, с работой я разберусь. И с Главным поговорю, он будет только рад свалить на нас ответственность за мутантку. Но, Руон отстраняется и заглядывает мне в глаза, не давай ей манипулировать тобой. Да, мы хорошие парни, мы не мучаем детей, но также мы не разрешаем всем желающим лазать в окна, будто это какой-то аттракцион. Ты её не знаешь, она может оказаться кем угодно за этим милым личиком. Мы со всем разберёмся, но сейчасне поддавайся эмоциям».
В окне лазарета верхний свет меняется на приглушённый, скорее всего, от настольной лампы.
«Я постараюсь».
«Спокойной ночи», он легко прикладывается к моим губам, не целуя, и сразу отодвигается.
«И тебе».
Хорошо, что Син так и поддерживает эту традицию с пожеланием спокойной ночи, сам бы я не решился его попросить, но всякий раз эти слова отзываются теплом в груди. Как будто теперь у меня есть семья, и мы можем говорить друг другу такие интимные вещи.
***
В лазарете командир строит официальное выражение лица и приказывает мне остаться охранять девушку, а вскоре после его ухода двое бойцов из эс-вэ-беза прислушиваются к сообщению в наушникахсудя по непроизвольным взглядам на меня, это там Главный устанавливает субординацию.
Девчонку мы пристегнули за здоровую ногу, но больше решили не привязывать. Будем дежурить по очереди. Немного смешно: трое мужиков на такую пигалицу, которая выглядывает из кителя будто нахохлившийся воробей.
Один из парней укладывается на свободную койку, яна полу, тут хоть и холодно, зато можно вытянуться в полный рост. Като сказала, что тоже останется с нами, и ушла спать на своё официальное место в задней комнате.
Прикасаюсь к сознанию Розамунды: «Спокойной ночи».
Пауза, но потом девчонка всё же отвечает: «Угу. Спасибо».
глава 9. Утренний кофе
Открыв глаза, в первое мгновение не могу сообразить, где я. Небольшая комната, освещённая лишь тусклой настольной лампой. Зябко, жёстко, перед носомметаллические ножки с колёсиками. Пол. Я на полу лазарета. Дежурство.
Ярко-зелёные цифры на экране часов. Минута до звонка будильника. Всё-таки приятно контролировать своё тело настолько хорошо.
Кошусь наверх, на бойца эс-вэ-беза, который на стуле у стены запахнулся в куртку, обняв свой автомат так, словно это что-то тёплое и приятное. Парень легко кивает в ответ. Поводит плечами, разминая спину. Удивительно: с виду лет не так уж много, но он такой собранный, деловой. Я за последнее время привык, что молодёжьэто шумное и безответственное стадо баранов, которое без строгого командования тут же разбредётся кто куда и ещё непременно вляпается в драку. Но по этому парню сразу чувствуется, что из спецподразделения.