- Собаку подарили на день рождения?уточнил.
Он еще не все узнал о Ней. И не собирался отпускать.
- А, да, - Ее улыбка стала еще шире. И какой-то застенчивой.На день рождения. И в честь возвращения домой.
- Из гимназии?
- Да, - собачонка тявкнула, немного заглушив голос хозяйки.
Но это не было важно. Он получил подтверждение всем своим предположениям о Ней. Опыт. Слишком долгий опыт, когда уже почти ничего не удивляет и ты действительно знаешь все о любом, даже не спрашивая. Можно было дальше идти своей дорогой. Но
- И чей Ваш дом?не меняя голоса, спросил Он, не позволяя ее силе заволноваться или поддаться ощущению неуместности такого вопроса.
Хотя Он был тем, кто имел право спрашивать. И Она бы все равно ответила, представься Он или если бы сама его узнала, чуть дольше пробыв дома.
- Тамир.
Безмятежность Ее взгляда все больше притягивала Его. Неужели действительно можно оставаться настолько открытой и искренней? Хоть и в двадцать? У него, кажется, и в десять уже не было такой открытости для этого мира. А может, он просто забыл.
- Парфюмеры, - кивнул Он, испытывая удовлетворение, хоть до этого момента еще и не сформулировал для самого себя цель.
И все же, семья из Управляющего круга, но не самая влиятельная. Имеющая прочную нишу и уверенный достаток благодаря только им присущему таланту управления ароматами. Ни разу не участвовали в интригах, не интересующиеся бунтарскими течениями. Будет несложно все уладить.
- Да, Парфюмеры, - девушка чуть нахмурилась, словно ощутила какое-то сомнение, но это быстро прошло, стоило ему чуть усилить свое влияние.
Собачонка - видимо ощутив пертурбации силы вокруг себя - зашлась громким лаем.
- Тефи! Прекрати сейчас же!Она смутилась, попыталась одернуть псину.
Животина умолкла, но опасливо косилась в его сторону и ворчала.
- И как, уже создали свой первый особый аромат?не обратив на это никакого внимания, спросил Он.
Она покачала головой, почему-то покраснев.
- Нет. Еще нет, - похоже, испытывая неловкость из-за этого, девушка передернула плечами.
- Ну, ничего. Дело наживное. И времени еще впередиокеан, - усмехнулся Он. Кивнул.Всего доброго, - Он продолжил свой путь по примерзшей дорожке, сминая ровное и чистое покрывало первого снега.
- И вам!донеслось Ему в спину сквозь лай шавки.
О, свое добро Он добывал всегда сам. Так что тут Она могла и не сомневаться. Пусть и не догадывалась об этом.
Бунтарей казнили на следующее утро. Казнь состоялась публично. И ее транслировали все эфиры. Чтобы никто не усомнился: Он не потерял ни силы, ни власти, чтобы ею управлять. В Его приемной тут же образовалась очередь из посетителей, желающих заверить Его в свой преданности и полном согласии с проводимой линией внутренней и внешней политики. Его власть не была наследуемой - Главу Совета Семей, Хранителя, избирали. И выбор падал на того, кто мог на практике доказать, что он сильнейший. А потом подтверждать это снова и снова.
И все же всех этих посетителей в его приемной встречала сестра, давно занявшая место доверенного лица. Что, впрочем, не мешало Ему время от времени проверять ее лояльность. Жизнь раз за разом учила Его, что полностью доверять нельзя даже самым близким. Сестра пока успешно проходила все проверки.
Он же вновь шел по мерзлым дорожкам пустого парка, вслед за небольшими вихрями снега, разметаемого ветром. Белое покрывало уже примяли сотни следов, проступила серость земли, марая чистоту. Век первого снега всегда недолог.
И не было для Него неожиданностью услышать звонкий лай собачонки, несущейся прочь от хозяйки. Как и Ее возмущенный окрик:
- Тефи! Ты должна была принести мне мяч! Ты! А не я! Еще и гнаться за тобой?! Я больше не выведу тебя, слышишь!? Будешь мучаться и скучать в доме! А я не обращу никакого внимания на твои грустные глаза!
Возмущение в голосе девушки ясно слышалось. И нотации разносились в кристально-морозном воздухе на огромное расстояние. Он остановился, усмехнувшись чему-то: то ли ЕЕ забавному возмущению, такому детско-серьезному; то ли ЕЕ предсказуемости и тому, что так ожидаемо обнаружил юную властительницу ароматов на этом месте.
Сегодня Он знал о ней все, что только возможно: единственная в этом поколении прямая наследница семьи Парфюмеров. Действительно только вернувшаяся из гимназии и едва-едва отпраздновавшая свое двадцатилетие. Мечтательная и впечатлительная молодая особа, пока официально не представленная Семьям из-за своего юного возраста. Еще проходящая обучение семейному мастерству управления ароматами. И подающая большие надежды на этом поприще.
Она была довольно высока, как для современной моды на миниатюрных девушек, пошла в отца. И все же при этом взяла от матери тонкую кость, а также стремительность мыслей и поступков. Гибкая и хлесткая.
Зачем она Ему понадобилась? Точного ответа не было. Да и не могло быть. Желание? Прихоть? Блажь? Попытка вспомнить, каково это - быть настолько молодым и неискушенным? Всего понемногу? Если дело касалось Егопричина не имела значения, по большому счету. Он утолит эту блажь и вернётся к привычному укладу. Так или иначе, это не продлится долго.
Она все-таки сумела подозвать к себе собачонку и, теперь уже тише, что-то ей привычно рассказывала. Активно жестикулируя руками и тем самым мячом. Странный способ дрессировки.
Он понаблюдал за этим еще пару минут. Медленно двинулся вперед, тихо приближаясь, не позволяя собаке выдать свое появление. Но шавка все равно заворчала. Он не обратил на это внимания. А Она просто не успела, когда Он мягко перехватил ее руку с мячом, заведенную за голову. И твердо сжал запястье, при этом второй рукой обхватил ее талию. Ощутил дрожь, пробежавшую у нее по телу. Поймал взгляд, когда она резко обернулась. Высокая, и правда. Почти доставала Ему до щеки, а Его боги ростом не обделили. Упругая и гибкая. Это ощущалось и через слои теплой одежды. Полная бурлящей силы.
- Так не дрессируют, - тихо проговорил Он почти Ей в самое ухо.Покажи ей, кто главный. Что у тебясила и власть. Тыхозяин. И в твоем праве поощрять ее или наказывать. Пока что - это собака дрессирует тебя.
- А как надо? - Она неуверенно улыбнулась, узнав Его, похоже, теперь действительно зная, с кем Ее вчера свел первый снег.
Смотрела казни? Вряд ли. Все, что он узнал, говорило - подобные зрелища не в Ее вкусе.
Он взглянул на собаку, которая бегала вокруг них с громким лаем.
- Тихо! Сидеть, - не повышая голоса, велел Он.
Собака замерла и послушно плюхнулась на снег, признав Его силу и авторитет. Как Он и думал, родные подарили Ей выдрессированное животное. Просто оно почувствовало открытость, доброту и искренность новой хозяйки. И не преминуло этим воспользоваться.
Но кроме этого, Он ощутил и новую волну дрожи, пронзившей Ее тело. Снова перевел глаза, внимательно вглядываясь в расширенные зрачки. Вслушался в прерывистые вздохи.
- Страшно?так же ровно уточнил Он у Нее сразу обо всем.
- Нет, - она качнула головой, отметая Его подозрения. И улыбнулась, вновь щедро делясь своей силой. Такой же искрящейся-сладкой по ощущениям, как Она сама.Тревожно. Но по-хорошему.
Ее слова заставили Его улыбнуться.
- Это правильно, - одобрил Он.
И, отклонившись чуть назад, завёл Ее руку дальше, после чего заставил резко бросить мяч:
- Принеси!велел Он отрывисто, властным тоном.
Собака сорвалась с места и резво понеслась за мячом.
- Запомнила?Он вновь опустил взгляд на Нее.
Он пах ветивером. И северным мхом. И бергамотом, а также еще какой-то морозной горечью, которую Она никак не могла узнать. Мешало обилие иных незнакомых и новых эмоций.
Но это все не было парфюмом. Уж Она-то в этом разбиралась. Так пахла его кожа. Весь этот мужчина. Она еще вчера ощутила этот аромат. И тут же в ней вспыхнул интерес, а следом и азарт: каким надо создать парфюм, чтобы не заглушить, а подчеркнуть всю мощь, твердость, бескомпромиссность и индивидуальность этого мужчины? Черты Его характера, Его личности, так отчетливо читались в Его походке, движениях и мимике, скупых словах, что это оглушало. И сегодня это ощущение не уменьшилось, скорее, нарастало с каждой секундой.
И его силаплотный кокон, холодный, серебристо-туманный. Этот кокон обхватил Ее вместе с Его руками и словно втянул в себя. Поглотил. Не оставил шанса ни думать, ни ощущать ничего, кроме Него. Она не слышала ни слова из его советов по дрессировке: никак не могла справиться со всем этим.
Впрочем, наверное, это не было удивительно, учитывая то, кем Он являлся. Более слабый человек не сумел бы ни заполучить, ни удерживать это положение настолько долго. Хотя он был настолько же сногсшибателен и вчера, когда Она понятия не имела, чьей прогулке они с Тефи помешали. А сегодня утром, во время общего с родными завтрака, случайно увидела Его лицо в эфире.
Она не осталась за столом, чтобы следить за казнью. Да и не рассказывала никому о вчерашней встрече: слишком противоречивы были Ее эмоции, а сам инцидент вроде бы казался не стоящим обсуждения. Слишком мимолетно и безлично. Но и без этого ей хватило пищи для размышлений после этого эфира. И некоторой доли смущения, что не узнала, так просто разговаривала с Ним.
Да и сама эта казнь Нет, Она знала, что наказание за изменусмерть. И тут не имелось сомнения, что эти люди хотели предать их народ, систему, Его как Хранителя. Просто Ее коробило от того, как это все приводилось в исполнение. Да и вообще, пугало подобное. Родные всегда оберегали Ее и она почти не сталкивалась с полной реальностью жизни. Да и не стремилась. Ей и так все нравилось.
А еще, какое-то время заботили мысли: как Он перенес такое предательство от давних друзей? Наверняка тяжело. Она не представляла, что можно подобную новость перенести иначе. И в какой-то момент Ей стало очень больно за незнакомого Ей, один раз встреченного на пути человека. И волна простого сочувствия накрыла так, что слезы навернулись на глаза.
Но, разумеется, Она и представить не могла, что увидит Его еще раз. И уже сегодня. И что Он так близко подойдет. И будет учить ЕЕ, как совладать с несносной собакой.
Она только-только вернулась из гимназии и не особо привыкла к вниманию противоположного пола. Такому вниманию. Ее и Семьям должны были представить через год, не ранее. Так что она совершенно не обладала практическими навыками поведения в подобной ситуации. И даже общие правила субординации вылетели у нее из головы. Все забил ветивер и бергамот.
Однако, казалось, Его это не беспокоит. Как и полное отсутствие между ними расстояния. Не волновала Его и Ее немногословность. Так и не дождавшись ответа на свой последний вопрос, Он лишь усмехнулся одним уголком губ и наклонился еще чуть ниже. Поцеловал центр ее ладони, продолжая при этом удерживать Ее взгляд. Твердо, властно. Свободно, с полным правом. Чем вызвал еще больший ступор в ее мыслях и полный раздрай в эмоциях.
Он забрал Ее себе через две недели.
Никогда Он ещё не поступал подобным образом. Никогда не шел настолько тонким льдом, подвергая собственные принципы и положение опасности. Не было обсуждения с семьей, не заключалось соглашения. Боги ли, сила ли распорядились так, что вся Ее родня уехала на похороны дальней тетки, оставив наследницу дома на попечении гувернанток и Тефи. Оберегая от горя.
А Он не мог, не хотел ждать. Да и, непонятно почему, вдруг не пожелал сообщать еще кому бы то ни было о своем интересе. И Она сказала близким, что её пригласила к себе в гости подруга. Семья не противилась и Ему оставалось лишь усилить в их сознаниях эту мысль и уверенность.
Он уже признавал, что не стоит никому знать о Ней и о том, насколько Он стал бредить Ею. Словно опоенный. Обезумевший.
И даже несмотря на то, что предпринял максимальные меры безопасности, Он не был окончательно уверен, что это разумно. О том, что он сделал, не знала даже сестра. Казалось бы, и другим не узнать в таком случае.
***
Она проснулась резко, словно из глубины на поверхность вынырнула. И почти так же, как с глубины, испытывая странную нехватку воздуха, жадно вдохнула. Сжалась, ощущая бессознательный страх, подтянула колени к груди. Моргнула, пытаясь прийти в себя и осмотреться, понять: что она и где? И с облегчением откинулась на подушку, вдыхая самый любимый в мире аромат. Бергамот и ветивер.
Все в порядке, она дома, в их спальне. Боги! Что же ей такое приснилось, что сердце до сих пор колотится в горле?
Элис не могла вспомнить. Только обрывки нечетких картин, остатки эмоций. Неуловимый шлейф ароматов. Перемешанных, вязких. Это все сбивало с толку. Но бергамот успокаивал, усмирял пульс. Однако ей хотелось большего.
Упираясь локтями в подушку, она приподнялась, осматривая комнату, погруженную в ночные тени: тяжелые шторы не до конца закрывали окна, позволяя различить обстановку. Но в данный момент Элис не интересовали детали. В комнате она находилась однавот то, что имело значение. А ей хотелось к Кристофу. Наверняка, он снова работает, и не имеет значения, что ночь давно перевалила за середину. Он просто не замечает времени.
Да, безусловно, она понимала, что у него имелось такое количество обязанностей, на нем лежит такое бремя ответственности за их народ, что времени просто не могло хватать. А он действительно должен был всем этим заниматься. Для того и избирался Хранитель. И чести этой (или проклятия власти) удостаивался самый сильный, уравновешенный, умеющий сохранить баланс среди подданных. Элис восхищалась Кристофом. Гордилась, хоть ее заслуг в том, каков онне было вообще. И не смущала ее необходимость прятаться и таиться. Не обижало то, что он скрывал ото всех их отношения и Элис почти не имела возможности покидать этот дом, по крайней мере, открыто. Понимала всю важность и тяжесть его положения. Своей роли в этом.
Однако, испытывая трепет перед Хранителем, она не могла не стремиться всеми своими силами, всей своей душой, облегчить хоть сколько-нибудь тяжкое бремя мужчины, которого любила. И не беспокоила ее собственная неопытность, против его всеобъемлющего знания и контроля над любой ситуацией. Элис просто его любила. И каждый раз использовала малейшую возможность, чтобы заставить Кристофа хоть немного расслабиться.
Потому и сейчас она поднялась с кровати. Замерла на мгновение, с непониманием прислушиваясь к себе: почему-то болели мышцы и каждое движение отдавало волной приглушенных, но не очень приятных ощущений в теле. Совершенно не поняв, что с ней, Элис списала это на неудобное положение в недавнем сне. И, привыкнув к полутьме комнаты, направилась в сторону яркой полоски света из-под двери, ведущей в кабинет Кристофа.
Он поднял голову, стоило ей оказаться на пороге. А она словно споткнулась. Врезалась в невидимую стену. И на какое-то очень долгое мгновение замерла, не в силах ни пошевелиться, ни что-то сказать. У нее отчего-то набежали слезы на глаза и дыхание стало в горле. И слова все пропали. Душу, разум, сердце - охватило непонятное чувство. Захотелось подбежать к Кристофу и обнять его. Так крепко, так сильно, насколько хватит силы рук. И в груди стало больно. Будто сердце не выдерживало силы, обилия чувств и эмоций, захлестнувших ее в этот момент.
- Элис?! Что случилось, хрустальная? - Кристоф резко поднялся из-за стола, видимо, увидев все, что с ней творится.
Возможно, это отразилось и в ауре. Слишком сильный всплеск. Неконтролируемый. Совершенно необъяснимый для нее самой. Однако рассказать ему все это она не могла - слова не появлялись. Только тоска и это ощущение боли внутри усиливались. И Элис поддалась: рванула с места, забыв о тянущих и ноющих мышцах; махнув рукой на здравое сомнение, что совершенно нет повода для таких эмоций. Кристоф часто подшучивал над ее импульсивностью, называя это пороком молодости и неопытности. Так что нет повода сдерживаться, он не удивится.
Они столкнулись. Кристоф успел сделать ей два шага на встречу, когда Элис налетела на него. Силы сплелись, потянулись друг к другу так же, как она сама хотела вокруг него оплестись. А Элис обхватила любимого, прижалась губами к его шее, ощущая пульсирование крови Кристофа, считая удары сердца.
- Элис? Ты зачем так носишься? Что случилось? - точно с той мягкой иронией из-за ее поспешности, которую Элис и ждала, спросил Кристоф. - Плохой сон увидела?
Обнял ее так сильно. Сильнее, чем она его.
- Не знаю. Не помню сон. Сумбур, - прошептала она, не в силах оторваться от кожи Кристофа. Полной грудью вдохнула его родной аромат. - Ужасно без тебя, почему ты не идешь спать? Невозможно так пренебрегать своим здоровьем, любимый, - глотая слезы, которые старалась спрятать, забралась ладонями под его рубашку.
Странно, ведь нет никакой причины так реагировать, а ее просто на части изнутри рвет.