Он рассмеялся.
Не знаешь? Королева Анабета издала строгий указ поведения рыцарей. Мы должны с достоинством обходиться с теми, кого защищаем. Должны заботиться о них, следить, чтобы они соблюдали законы. Нужно нанимать воинов и даже шпионов. Знаешь, кого это не включает?
Он сделал паузу, и я вставила едкое замечание, пока могла:
Тех, кому хватает ума держаться от тебя подальше?
Солдат толкнул мою голову к курице. Я скривилась.
Жены, сказал он, склонившись так, что я ощущала запах вина в его дыхании. Мужчина может наказать, как угодно, поступить, как он желает, со своей женой. Потому я хочу жениться на тебе. Ты будешь моей охотничьей собакой, слушаться только меня. Ты будешь делать все, что я прикажу, зная, что, если ты подведешь меня, тебя будут ждать немыслимые пытки.
А если я уже замужем? процедила я.
Вокруг меня робко засмеялись.
Жаль, потому что тогда сделки не будет.
А я считала Скувреля жестоким. Я начинала верить, что он был добр со мной. И было сложно вести переговоры, когда пюре стало попадать в один из слепых глаз.
Мы договорились? прорычал сэр Экельмейер, и я старалась не кривиться от брызг его слюны, попавших мне на лицо.
Боюсь, нет, сказала я, не жалея, несмотря на его угрозы. Видишь ли, я уже замужем, и мой муж мстительный. Он отрежет себе ухо, но не отдаст меня тебе.
И я ощущала себя почти фейри, ведь не сказала лживых слов.
Глава двадцать вторая
Они заперли меня в погребе.
После самого сильного избиения в моей жизни.
Единственного избиения в моей жизни.
Второе зрение делало все происходящее или слишком быстрым, или слишком медленным, и я готовилась к удару и расслаблялась раньше, чем он попадет, или по мне били раньше, чем я успевала уклониться. От этого избиение было ужасной смесью тьмы, насмешливого смеха и агонии.
Я не знала, сколько солдат там было.
Я не знала, присоединился ли Олэн к моему избиению.
Я помнила, как Хельдра кричала, а потом ее увели. Я помнила, что переживала за нее.
Я не знала, как долго это длилось, как плохо все было.
Без повязки я не видела свое платье, ощущала только прорехи на нем. Я не видела, были ли мои костяшки в крови от ответных ударов, которые я пыталась раздавать. Я пыталась между вспышками боли вытащить ржавый меч и унестись оттуда, но кто-то наступил на мои пальцы так, что я была уверена, что они были сломаны, и я не могла вытащить меч.
Я переживала из-за горячей крови, текущей по моему лицу. И агонии в ребрах, когда я двигалась, из-за чего было невозможно дышать. И того, как челюсть свисала, и я не могла поднять ее.
Я больше переживала из-за паники во мне, лишившей меня логики и достоинства, оставив меня всхлипывающей, дрожащей и испуганной.
Я старалась не думать о боли. Я старалась не переживать о том, что некоторые раны останутся навсегда. От мыслей об этом паника и тошнота от паники приходили ко мне.
Несколько дней в темноте напомнят тебе, что светэто привилегия, сказал сэр Экельмейер, когда они избили меня до подходящего состояния для его жены и бросили на землю погреба Хельдры. Я ощущала запах картофеля и лука. Хельдра была хорошей женой.
Я слепа, если ты забыл, парировала я, стараясь звучать упрямо, а не подавленно. Если честно, я не была слепой, пока он не украл повязку. Я забыла, какой беспомощной себя так ощущала. Я забыла, какой слабой и растерянной от этого была.
Странно, но они оставили меч в моих ножнах, словно были уверены, что он был мне бесполезен, потому и не забрали. Я не была уверена, смогу ли вытащить его, тем более, держать, чтобы сражаться. Может, они были правы.
Это было часы назад.
Я часть провела без сознания, пришла в себя от звука шагов. Что-то опустили на землю рядом со мной. Шаги ушли, и я осторожно протянула руку, пальцы обожгло болью, когда я пошевелила ими.
Чай на подносе и немного хлеба. Моя клетка. Рукоять топора.
Хельдра сжалилась надо мной.
Между половицами были большие прорехи. Я слышала, как другие все обсуждали в столовой сверху, пока я лежала на земле, откашливая кровь, пытаясь подняться и заставить голову перестать кружиться. Это означало, что теперь я знала, как сильно Олэн изменился. Предатель.
Уверен, что сможешь усилить военное положение? спросил Экельмейер. Уверен, что сможешь держать их тихими и податливыми? Нам нужна свобода, чтобы действовать единым фронтом без вмешательства этой деревни.
Конечно, сказал Олэн. Мэр Алебрен знает, что хорошо для деревни. Как и люди.
Ладно. Пока что я доверюсь твоему мнению. Собери старейшин утром. Я женюсь на этой девке до рассвета, и мы используем ее как гончую для вторжения в Фейвальд.
Если я хотела сбежать, нужно было вставать с земли. У меня было только время до рассвета, и кто знал, сколько осталось?
Я постаралась сесть, но ладони только дрогнули, и боль вспыхнула в боку.
Ммгх. Плохо. Ничто не должно так болеть.
Стон сорвался с моих губ, я попыталась подавить его.
Что это было? испуганно спросил Олэн надо мной.
Девка. Ночь в твоем погребе вытряхнет из нее любовь к фейри. Ты хорошо сделал, сказав о подозрениях о влиянии фейри на ее разум, Олэн Чантер. Без тебя мы не нашли бы такой ценный ресурс.
Олэн мог гореть в масле. Он заслужил все плохое, что его ждало.
Я прошу только, когда мы вторгнемся в земли за кругом, поискать моего мальчика, сказал Олэн, голос был тяжелым. Моего Петира.
Я выдохнула. Было сложно ненавидеть мужчину за любовь к его сыну, из-за которого он готов был сделать все. Даже сейчас, когда «все» включало мое избиение и продажу как невесту рыцарю, который хотел использовать меня как собаку. Его слова, не мои.
Ну же, Элли. Встань!
Если бы меня спросили на прошлой неделе, помогла бы я вторгнуться в Фейвальд, я бы сделала все для этого. Я бы пошла к Экельмейеру и предложила свои услуги.
Но это было на прошлой неделе. До того, как я увидела, что некоторые люди тоже были запутанными. Пока я не поняла, что они хотели обрушить ненависть на других людей, как фейри. До того, как я поняла, что моя деревня и мой народ были не такими, как я думала. Может, они заслуживали фейри, а фейри заслуживали их. Кроме невинных детей. Моя мама уведет их вовремя? Она просила еще ночь. Я дала ей это.
Если я собиралась сделать тут что-нибудь ценное, нужно было остановить войну, потому что я не была уверена, что она увела их, и не хотела ошибиться.
Для этого мне нужен был союзник.
А союзник остался только один.
Я сунула ладони под себя, подавляя крик, пальцы, казалось, были направлены не в те стороны. Все силы ушли, чтобы оттолкнуться. Дыхание застряло в легких, агония в груди усилилась. Я встала на ноги, пошатнулась, подавляя тошноту и головокружение. Моя левая ладонь еще могла держать вещи, похоже, два пальца и большой еще работали.
Я нащупала рукоять меча той ладонью и неловко потащила его из ножен, по дюйму за раз. Он упал на пол с глухим стуком.
Проклятье.
Придется склониться, чтобы поднять его.
Ребра громко возмущались.
Слезы катились из моих глаз, я обмякла, почти упав на землю, ладонь проехала по грязи и ударилась обо что-то твердое. Я сжала топор, с трудом убрала рукоять за пояс. Потом клетка. Я не могла ее привязать. Пальцы не слушались. Я зацепила петлю за большой палец. Я нащупала рукоять меча, с трудом подняла левой ладонью и встала.
Один взмах, Элли. Один взмах и надежда, что это сработает.
Я рассекла мечом воздух с силой младенца.
Я думала, что видела брешь, но не была уверена. Я должна была поднять топор. Он защитит меня от фейри. Но от мысли, что его нужно вытаскивать из-за пояса, хотелось плакать от усталости. Я не могла. Не было сил.
Я шагнула вперед, протянула пострадавшую правую руку. Что-то задело ее. Я неловко сжала это сломанными пальцами, надавила на то, что считала брешью в воздухе.
Я шагнула в яркий мир.
КНИГА ВТОРАЯ
Спите, мышки, в своей норке,
Спите, помните о прошлом,
Пой, мышонок, проси ужин,
Пой, и тебя угостят вином.
Беги, мышонок, спасайся бегством,
Беги от боли и страданий.
Старайся, мышонок, изо всех сил,
Прячься от запретов и наказаний.
Но мы найдем тебя, мышонок, в любой норке,
Сорвем твою плоть, разобьем кости,
Мы найдем семью, найдем друзей,
Прольем их кровь, сердца порвем.
Песни фейри
Глава двадцать третья
Я смогла замедлить падение и вернула равновесие. Комната передо мной опасно покачнулась. Узлы корней были на стенах, одинокое окно открывалось там, где корни встречались. Еще больше узлов окружали дверь. Я моргнула, подавляя тошноту. Все расплылось перед глазами, но мне нужно было понять, где я была. Мне нужно было найти безопасное место, пока я не рухнула.
Большой гобелен со сценой охоты был на одной стенехотя было непонятно, кто на кого охотился. Дракон будто сжигал одного из фейри, тот выпускал стрелу в орка, который сжимал зубами хвост дракона. Вокруг них единорог и лиловый лис пригнулись, словно ждали своей роли в резне.
Темный шторы покачивались по сторонам от открытого окна, а бледная штора, белая и почти прозрачная, трепетала от ветра передо мной.
Свет проникал в открытое окно, был белым, но не ярким, как от желтого солнца, и даже не персиковым от воздуха с дымом.
Я видела такой свет только в Фейвальде. Значит, меч сработал.
Я была тут.
Разбитая.
Без полезных волшебных предметов.
Но тут.
Я резко вдохнула, и в тот миг белая штора поднялась от порыва ветра так высоко, что я заметила то, что было за ней.
Мои глаза, казалось, выпадут из головы.
На другой стороне был водопад, стекал из бреши в потолке по изогнутым корням в маленький каменный пруд. Пузырьки наполняли пруд, пар поднимался клубами.
В пруде по пояс сидел Скуврель, его глаза были огромными, как у совы. Он сжимал в руках бьющуюся рыбу, словно он только что поймал ее голыми руками.
Кошмарик! охнул он, бросил рыбу в воду, и штора опустилась, и я потеряла его из виду.
Все раны ударили по мне как молот.
Я рухнула на пол.
Вода плеснула вдали, и кто-то очень мокрый тянулся к чему-то, ноги шлепали по камню. Штора подвинулась, и Скуврель упал на колени рядом со мной, яркое знамя окутывало его пояс, напоминало флаг. Вряд ли в Фейвальде было что-то практичное, типа полотенца.
Или практичного, как урод. Потому что Скуврель не был уродом, и на его красоты было почти больно смотреть. Я забыла об этом.
Что смертные с тобой сделали, Кошмарик? я не понимала, была в его голосе тревога или гнев.
Я застонала, его ладони нежно скользили по моим ранам.
Что за ужасы смертные мужчины сотворили с тобой, мой Кошмарик? Мы оторвем их пальцы и повесим на цепочку на нашей двери. Мы пришьем их уши на подошву и будем ходить по ним, пока от них не останется и шепота. Мы растолчем их кости в порошок и смешаем с нашим вином.
Он поднял меня и понес, шепча эти угрозы, прижимая меня к мокрой груди. Наверное, я ужасно испачкала его кровью, сажей и грязью. Он не возражал.
Звезды плясали перед глазами. Я не знала, куда он меня нес. Мне было все равно.
Впервые за недели я ощущала себя в безопасности.
Каким бы он ни был, Скуврель обещал быть мне другом, союзником, мужем. Я была почти уверена, что он не убьет меня.
Заключи сделку, Кошмарик, проворковал он. И я исцелю твои раны.
Он уложил меня на кровать с подушками. Мои веки приподнялись, я увидела белизну вокруг себя, и они закрылись. Мне было жарко. Все болело.
Я охнула, дыхание застряло с болью в груди.
Я не могу помочь без сделки, прошептал он с мольбой.
Тьма мешала видеть. Я боролась с ней, хватала ртом воздух, боль вспыхивала в разбитой челюсти.
Дай все, что можешь отдать, Кошмарик, и я исцелю твои раны.
Ты, выдавила я.
Да? он будто затаил дыхание, ждал мои слова. Но что мне дать?
Можешь забрать мою косу, прошептала я.
Хорошо. Я исцелю тебя взамен на власть над твоей рыжей косой во всем ее спутанном великолепии.
Он склонился надо мной, мои веки приоткрылись, увидели, как его глаза закрылись, он благоговейно поцеловал мою косу. Что-то нежное коснулось моего лба, мои глаза закрылись, и боль в голове пропала.
Я так устала.
Что-то нежное задело мою челюсть, потом пальцы. Я пыталась открыть глаза. Он целовал мои пальцы? У меня не было сил думать об этом.
Вместо этого я потеряла сознание, боль стала слабее.
Было темно, тепло и безопасно.
Я проснулась ненадолго, ощутила тяжесть на животе. Я открыла глаза, увидела спутанные темные волосы и острое ухо на мне. Он, похоже, тоже уснул.
Я погрузилась в беспамятство.
Когда я проснулась, я была на кровати из белых перьев. Белые перья были длиной с меня, а то и длиннее. Они были розовыми в свете из окна.
Явись ко мне, Кошмарик. Просыпайся и будь со мной вечно, сказал Скуврель, сидя на стуле у окна. Он склонился, слабо улыбаясь, мой меч лежал на его коленях.
Это мой меч, сказала сдавленно я. Я не помню, чтобы отдавала его.
Ты многое не помнишь, он хитро улыбнулся.
Я ощутила, как мое лицо вспыхнуло. Он убрал раны поцелуями, или мне показалось?
Я села, попыталась осмотреть себя незаметно. Раны пропали. Пальцы легко сгибались. Мои глаза расширились, несмотря на мой контроль. Было чудесно уметь исцелить кого-то поцелуем! Я не представляла, какую силу это требовало. И Скуврель сделал это.
Моя коса была на месте. Я подняла ее с вопросом в глазах.
Это мое, гордо сказал Скуврель. И мне нравится она там, где она есть. Не обрезай ее коротко. Это не тебе решать.
Хорошо, что мне нравились длинные волосы.
Я думала о тебе, вдруг нервно сказала я.
Я надеялся на это. Было бы больно, если бы меня забыла жена.
Я облизнула губы.
Я о том, что я пыталась решить, что делать с тем, как ты женился на мне против моей воли. Я пыталась решить, что это означает для нас. И должна ли я наказывать тебя за то, что ты скрывал это от меня.
Скрывал? он был искренне удивлен, явно играл. Я думал, это было очевидно. Как меня можно винить в том, что твой слабый смертный разум не заметил такого? И разве мы не обсудили это?
Ты должен был спросить! возмутилась я. А если бы я убила тебя от того, как разозлилась из-за брака против моей воли? И мы не обсудили это лично.
А тебя волнует ссора с мужем лично? Признаюсь, есть очарование в том, чтобы смотреть, как твои щеки пылают, как рассвет, его глаза пылали от этих слов, я едва подавила дрожь.
А если бы я так и не узнала, что я замужем? продолжила я. Я могла выйти за кого-то другого! Так тебе и надо было бы!
Ты бы так не сделала, Кошмарик. Твоя величайшая радостьвыводить меня из себя, преследовать меня во снах. Зачем же бросать идеальную жертву и искать другого?
Я пыталась поправить порванное платье, не зная, как ответить на такие заявления. Кто-то связал юбку так, что было сложно двигаться.
Они порвали твое платье, глаза Скувреля пылали, хотя лицо было спокойным. Это не лучший наряддовольно простой, не подчеркивает тебя, нет ни зверя, ни птицы на нем, но оскорбительно, что другой мужчина решил, что может порвать одежду моей жены, особенно так непристойно. Я старался сохранить твою честь, пока ты не проснешься и не справишься сама.
Спасибо? я не знала, как справиться. Он сохранял мою честь? Он поцелуями убрал мои раны? Что происходило? Куда делся опасный Скуврель?
Ты смотришь с подозрением. Ты должна понимать, что такой долг будет отплачен. Я выкупил тебя до этого своим ухом. Я был бы рад предложить руку за твою месть.
Вряд ли это будет необходимо, напряженно сказала я. Лучше успокоить его, пока я не оказалась замужем за искалеченным фейри. Ванны хватит.
Он махнул на открытую дверь, и я поспешила туда, борясь с узкой юбкой. Водопад все еще был полон пузырьков, пар поднимался от него.
Почему он горячий? спросила я.
Две реки питают его. Одна горячая от природы. Другаяхолодная. Температура зависит от течения, его глаза хитро блестели. Как мы с тобой, милая Кошмарик. Одна горячая, другой холодный, но что сильнее? Что победит? Каждый миг все меняется.
Я кашлянула.
Я пришла сюда с вещами. Клетка. Рукоять топора.
Он рассмеялся.
Боишься, что я запру тебя как птицу? Я уже в это играл.