С каждым ароматным куском, с каждой крошкой, оказавшейся во рту, с каждым горячим глотком чая к девушке возвращалась жизнь.
...В то же время, известная Дьорну симпатичная прислуга взобралась на стол и, подняв юбки, застонала. Погладив себя между ног, сглотнула от нетерпения. Лорд скрипнул засовом двери отцовского кабинета и развернулся к ней.
- Тебя хоть как зовут? - вопрос был казенным.
Просто, чтоб знать.
Женщина потянула кофточку с плеч:
- Леата, геррн Патрелл. О, я так хочу вас! Я так ждала...
- Заткнись. Раздвинь ноги. Ясно всё. Мокрая, как шлюха.
И в то же самое время, как напряженный член бастарда проник в алчущее его, отвратительно мокрое дупло, юная леди Патрелл отерла липкие, сладкие пальцы влажным полотенцем.
- Прошу вас подать мне бумагу, конверт и чернила, - обратилась она к пожилой прислуге - Мне надо написать в Анкрейм. Нет, нет! Не стоит беспокойств, я уже чувствую себя много лучше!
...Плоть вбивалась в плоть под аккомпанемент развратных, тихих стонов, а на плотный лист ложились быстрые фразы:
"Дорогая Нанни! Пишу к тебе вот с какой просьбой..."
В комнате стремительно темнело. Всё таки, была уже осень. На полу появилось еще несколько мертвых бабочек. Насекомые, влетевшие сюда днем, не успели покинуть помещение, и приняли смерть здесь, рассыпая золотую пыль и распластав крылья.
"Она сама виновата, - подумал Дьорн, завязав брюки и мучаясь странным, чужим для него ощущением стыда, грязи и липкости - Должна понимать, что я не Святой Воздерженец! Сама..."
Когда за Леатой закрылась дверь, лорд посмотрел в зеркало, на свое отражение.
И впервые, за всё это время, ему стало противно. От всего происходящего. От самого себя!
И от странного, появившегося вдруг из ниоткуда тонкого, навязчивого аромата свежей земли и гниющих цветов. Аромат этот бастарду был отлично известен.
Так воняли лермийские гортензии на похоронах его матери, а позже - и отца. И вот сейчас отвратительный смрад давил виски и забивал ноздри.
Мерзкий, тяжелый, сладкий запах. Запах быстрых шагов всегда приходящей в срок Черной Девы. Смерти.
Глава 7
Неожиданная, странная болезнь леди Патрелл, продлившаяся около трёх недель, если и не примирила супругов, то сподвигла их хотя бы смотреть друг на друга без настороженности и ожидания подвоха.
Уже через несколько дней Беллиора уже смогла стерпеть простое рукопожатие, а во взгляде Дьорна поубавилось стеклянной крошки, однако не стало меньше жара...
Хотя жар этот и не очень мешал, будучи изредка гасимым приторной пеной страсти намертво прикипевшей теперь к бастарду темпераментной служанки Леаты. Именно эта женщина и послужила, как ни странно, подставкой под древко, гхм... древки "белых флагов" враждующих сторон.
Иногда лорд и леди даже разговаривали. На отвлеченные темы. Без особых чувств желая друг другу "хорошего утра" и "доброй ночи", но и без зла старающиеся терпеть обоюдное присутствие.
- Нам стоит попробовать как - то жить вместе, Белла... - разводил руками Дьорн, совсем не понимая, КАК он должен сохранять спокойствие рядом с настолько неистово желанной жертвой - Давай договариваться. Иначе мы просто перегрызем друг другу глотки!
Беллиора качала головой и щурилась хитрой кошкой, не отвечая ни "да", ни "нет". Вроде бы и соглашаясь, но всё же ещё не дав однозначного ответа.
Каким - то тысячным чутьём бастард знал: жена что - то задумала! Все эти недомолвки, улыбки, полушепотки невероятно раздражали его. Однако же, не имея прямых улик вероломства половины, делал вид, что верит. И что понимает в этих "хиханьках" не больше, чем дворовый пёс в составлении букетов для празднеств в Доме Правителя.
Шли дни, осень уже совсем сошла на нет.
Всё чаще утро, начавшееся вроде бы и ясно, к полудню начинало кукситься и хныкать простуженным ребенком. К середине дня небо серело, затягиваясь плотной, мокрой простынью, рвалось и начинало сыпать снегом и плевать дождем. Ночью всё стихало, а на рассвете небесная россыпь вмерзала в землю и в оставшуюся на ней пожухлую траву.
Погода капризничала, заставляя слуг топить печи почти беспрерывно, а леди Патрелл - кутаться в теплые шали и накидки, девушка совсем не переносила холода.
Лорду Патреллу непогода была до одного места. Дождь и снег не волновали его, а вот самочувствие жены...
"Остудится! - мрачно размышлял наследник - Заболеет вновь. Может, и надолго сляжет... Что же, мне теперь вечно с этой Леатой валандаться, мать её! Поганая баба... караулит. Вязнет, как замазка. Тьфу, провалиться ей!"
Грязная, отвратительная связь тяготила его! Однако же, отлично понимая, что хиленькая супруга вряд ли скоро подпустит его к себе, Дьорн не торопился обрывать вериги адюльтера. Да даже, если Белла и подпустит, то не выдержав аппетитов и звериного напора супруга, вновь начнет слабеть и загибаться... А этого было ну вот совсем не нужно. Поэтому и не отстранял пока горничную, которая в последнее время охамела, попытавшись даже и истерику закатить, по всей видимости решив, что имеет на любовника какие - то там права.
- Иди в задницу, Леата. - просто и примитивно ответил на эти стенания лорд - Я тебе не муж, знаешь ли. Я тебе никто. Еще раз услышу... проваливай из дома, и ищи себе другое место. И другого пихаря, если повезет.
Горничная попыталась протестовать. Получив ответом на протест порцию площадной брани и несколько тяжелых охлестов плетью по спине, замолчала. Упав на колени и заливаясь слезами, несчастная женщина долго просила извинений и всё таки вымолила их особым, приятным для большинства мужчин, образом.
- Я просто очень люблю вас, геррн Патрелл! - с чувством выдохнула она после всего, отирая полотенцем влажный рот - Не стоит так сердиться, я вас...
- Иди, соси Темным Жнецам, - отповедовал Дьорн - И благодари меня за доброту. Пшла вон.
Если бы это была Бабочка!
Да он бы... он бы показал девчонке, что зря она так боится. Ничего страшного нет в этих играх, одни сплошные приятности!
Иногда, растянувшись в кресле и прикрыв глаза, наследник грезил о ней...
О ней, розовой и нежной. О коже, бархатистой и теплой. Об округлом, чуть выпуклом животе с ямкой пупка и крошечной родинкой сбоку. О молочной впадинке между ножек, к которой так хочется прижаться губами, ласкать пальцами и языком, вызывая стоны и сладкие конвульсии маленького тела. О ванильной, тугой карамельке между гладко выбритых губок, налитой нектаром, грозящим брызнуть на язык и остаться там фруктовыми каплями. О двух кругленьких грудках, которые он сдавил бы изо всех сил ладонями! Впился бы пальцами, входя нудящей, горячей плотью внутрь девочки, заставил бы её кричать и плакать от боли, сумасшествия и наслаждения!
О её глазах. О пышных волосах, в которых бы путались его пальцы...
И чтоб Бабочка, глядела ему в лицо, изгибая улыбкой пухлые губы, рвано выдыхала:
- Я просто очень люблю вас... геррн лорд!
Тьфу, пропасть! И тут, даже в грезы влепилась горничная!
Да и что толку с тех грез... Как с осеннего солнца. Светит, а тепла нет и не будет никогда. Такой же и с Беллиоры толк. Вроде и есть, вроде и близко, а... далеко.
Но однако, не так уж и далеко.
Чувствовала леди Патрелл себя прекрасно, на днях был целитель и подтвердил это. Даже и добавил, что на некоторую "нервность" не стоит и внимания обращать, просто принимать снадобье и всё.
Леди Патрелл была признана здоровой, хоть и слабой.
- Это пройдет с возрастом, геррн лорд. Молодость прекрасна, нервна и скоротечна, Слава Богам!
На этой оптимистичной ноте целитель и сиделка отбыли восвояси, полностью удовлетворенные и результатом своей работы, и размером её оплаты.
...Тот вечер выдался на редкость приятным.
День выдался ясным, теплым и, скатившись на убыль, к ночи не рассыпался ледяным, оскольчатым дождем и мелкой снеговой крупкой, а замер ласковыми пятнами на подмерзшей траве и стенах особняка.
Внутри сразу стало тихо и уютно. Потрескивал камин, утробно бормотали громадные часы и преговаривались в кухне слуги, наводя порядок после приготовления и окончания ужина.
Сонность бытия не нарушалась ничем. Даже и заразы Леаты не было в особняке - еще накануне вечером скандалистка отбыла домой, ей пришло известие о внезапной, опасной болезни свекрови.
Дьорн плеснул в чашу остатки крепкой браги из пузатой, коричневой бутылки. Быстро выпив, прижал ко рту ладонь. Потом, поставив опустевшую посуду на стол, вышел из кабинета и поднялся наверх, в спальню.
- Доброго вечера, Белла.
Жена подняла взгляд, отрываясь от книги, лежащей у нее на коленях.
- И вам, геррн Патрелл.
- Дьорн, - видят Боги, он старался быть мягче и учтивее - Называй меня по имени.
Беллиора отложила книгу, поднялась с высокого стула и почему - то обхватила себя за плечи руками. Видно было, что леди Патрелл знобит, хотя спальня была жарко натоплена.
- Вы желаете что - нибудь... геррн лорд? - спросила, начисто проигнорировав просьбу мужа и глядя ему прямо в глаза.
Она же хочет его? Хочет! Этот озноб - не болезнь и не холод. Дьорн не мальчик, чтоб не понимать этого.
Хочет! И лжет, убеждая в обратном и его, и себя. Постоянно лжет. Движениями. Жестами. Взглядами. Словами. Великосветская зазнайка врет, как любая портовая шлюха.
- Желаю, - бастард сделал шаг и ломая слабое сопротивление, крепко прижал жену к себе, склонившись и обдав ее лицо жаром желания и алкоголя - Тебя, Белла. Прямо сейчас.
- Нет... Нет!
Свободной рукой сжал ее кисть. Плотно прижал маленькую ладонь к низу своего живота, прямо к тяжело гудящей плоти.
- Ты моя жена, Бабочка, - прошептал, сдерживая движения рвущихся рук, волос, слов - И ты будешь мне принадлежать, твоё слово здесь последнее... Чувствуешь, как я тебя хочу?
Короткий, будто предсмертный, прохладномятный выдох опалил близкие губы бастарда:
- Ну так я же... не отказываюсь, геррн... Я помню. Долг...
Не в силах больше держаться, Дьорн накрыл поцелуем рот жены, одновременно отрывая от пола легкое, пахнущее свежестью и внезапно одеревеневшее от страха, тело...
Глава 8
А Беллиоре было и впрямь страшно!
Но страшно совсем не от ожидания нежеланной близости. Близость с ненавистным неизбежна, таковы обстоятельства. Воля Богов. Решение Провидения и звёзд!
Так уж вышло. Он - муж, он имеет все права. Она, Белла - его жена. Его вещь. Её дело молчать и подчиняться.
Пока... пока! Письмо в Анкрейм давно отправлено. Что же Нанни так медлит? Решила бросить сестру на произвол судьбы? Или из зависти не хочет исполнить простую просьбу?
Руки мужа скользнули под нежную ткань сорочки, губы коснулись шеи, а молодая леди вдруг вспомнила, что выпалила Нанела, когда узнала о решении, которое принял отец:
- Почему всё ей, па? Почему всё всегда Белле? Геррн лорд может ведь подождать два года? Оплатить наши долги и подождать? Я согласна! Я хочу стать леди Патрелл! Я! Их наделы... они намного больше, чем Анкрейм. И я хочу, чтоб всё это стало моим...
Глупышка Нанни, конечно, не знала ни об условиях завещания Вильярда, ни о правовых тонкостях, поэтому и блажила тогда, заливаясь слезами.
Не знала она также, что придется пережить в первую ночь с грубым, невоздержанным зверем. А после терпеть последующие ночи, такие же противные и холодные, как лягушечья кожа или собачий нос.
Не знала ничего, поэтому и обижена была на старшую сестру? Поэтому и молчала до сих пор, не желая выполнить пустячкового поручения? Странно! Беллиора, хоть и витиевато, но всё же довольно понятно изложила в письме свои задумки. Или Нанела такая дура, что ничего не поняла?!
"Ты мне только помоги, Нанни! - мысленно вскрикнула Белла, отвлекшись на минуту от происходящего - Тогда... Неужели же я тебя обделю..."
- Белла, - громкий шепот мужа заставил девушку вернуться в полутьму спальни - Белла, обними меня.
Терпение и подготовка...
- Да, геррн Патрелл, - она вложила в слова, сколько смогла мягкой сладкой ваты, щедро полив ее сиропом сверху - Да!
Нежно обвив руками шею мужа, подобрала ноги, стараясь не трястись, помня о том, как его это раздражает!
Леди Патрелл очень боялась, да.
Но не того, что уже воспринималось, как данность, становясь неизбежным.
И не боли, боль осталась в прошлом. Тело, молодое и сильное, уже почти забыло о ней.
Страшило другое.
Когда лорд, подняв её на руки, понес в постель, Беллиора почувствовала, что тело её горит. Горит! Полыхает, как в лихорадке...
Горит от прикосновения тяжелых рук, от внезапного, острого нежелания быть отпущенной из этих рук... Горит от аромата пахнущих вином губ. Горит от быстрых, но глубоких поцелуев.
Горит от прикосновений. И даже от вида натянувшейся на плечах бастарда ткани рубашки, обрисовавшей грубые контуры мышц крепкого, сильного тела. Мужского тела, раскаленного желанием, упрямством и алкоголем. От взгляда синих глаз, от темных волос, слегка прикрывших лицо...
- Не надо, - бестолково прошептала она, оказавшись уже в постели и неуклюже подняв руки, помогая Дьорну раздеть себя - Я... мне страшно...
Освободив желанное тело от помехи, скомкал сорочку и отбросил в угол. После этого одной рукой прижав жену к простыням, другой рванул с себя рубаху, обнажаясь по пояс.
- Никакого маграха тебе не страшно, Бабочка! - выплюнул слова в уже нагревающийся воздух спальни - Хорош придуриваться, Белла. Не выводи меня из себя.
Внезапно Беллиора... хихикнула. Это было нервное, конечно! Отчего - то смешной показалась то ли сама фраза, то ли позабавил тон, которым она была произнесена.
- Посмейся, посмейся, - прошептал Дьорн, убирая руку и тут же, встав на колени, сдавил ими бока жены - Давай, похохочи... Не закрывай грудки. Так... Сожми их руками.
Девушка дернулась, пытаясь высвободиться и, борясь изо всех сил со странными, безобразными желаниями тела, принялась фырчать.
- Пустите меня! Я не буду этого делать, геррн! Хватит... Прекратите! Я не хочу.
- Хочешь, - спокойно произнес Дьорн, развязывая пояс - И будешь. И грудки свои поласкаешь, и меня тоже. Не скрипи, как несмазанный сапог. И прекрати дрыгаться! Иначе хлыстом ударю. Ну - ка!
Не обращая внимания на шипение, смешки, плевки и недовольство, бастард слегка повернул жену набок и шлепнул по бедру ладонью.
- Ладно! - выкрикнула Белла, безуспешно пытаясь одновременно вывернуться и сдуть со лба упавшие на него белые пряди волос - Как хотите! Вот и зачем вам это...
Лорд медленно кивнул:
- Потому что это здорово заводит. Ласкай себя и смотри сюда, Беллиора.
Растянув вязки брюк, он обнажился полностью. Отшвырнув их прочь, приказал жене не отводить взгляда от восставшей плоти ни на минуту. С нескрываемым удовольствием следил теперь, как девчонка, краснея и тяжело дыша сжимает нежные полушария грудей пальчиками с аккуратными ноготками. Теребит сосочки, подчиняясь хамским приказам. Выдыхает. Потом вдыхает снова. Сводит вместе стройные ножки! Явно, вся уже мокрая... И так сладко, сладко пахнет...
- Смотри на него, - приказав себе сдерживаться, сжал в руке окаменевший член - Видишь, встает? Это из за тебя, Бабочка. Твоя вина. С самого Анкрейма, с той самой гребаной конюшни я мечтал насадить тебя на него! По самую глотку, баронесса. По самую твою лживую глотку... Иди сюда.
Заметив, что жена покраснела ещё больше, чуть не расхохотался! Это и выглядело смешным. Будто две женщины боролись в леди Патрелл: одна - благовоспитанная и чопорная, обляпанная запретами, как бродячая собака грязью. И другая: только ещё рождающаяся, любопытная, развратная и жадная до всего того, что первая считает неприличным.
Та, первая - краснела, фырчала и отворачивалась. Вторая же, отвесив первой хорошую оплеуху, тяжело дышала и стонала. Сводила колени, маясь сладкой истомой и, широко раскрыв глаза, беззастенчиво пялилась теперь на восставшую мужскую суть, чуть сдерживаясь, чтоб не крикнуть, чего она на самом деле хочет.
- Разведи коленки, - приказал он, отпуская её - Ложись также, как и тогда, в конюшне. И проси меня теми же словами.
Беллиора застонала, подчиняясь.
Разведя ноги, уперлась затылком в подушку и отвернулась, прикрыв глаза рукой.
- Какая ты здесь, - рука мужа принялась осторожно ласкать набухшие складки плоти - Мягенькая, бархатная, нежная...
Девушка вскрикнула, зажав рот ладонью, когда поняла, что он делает...
Совсем невыносимо было чувствовать ТАМ его губы! И горячий, проворный язык, быстро проходящийся по трепещущим складочкам, задевающий разные точки, тут же отзывающиеся на эту странную ласку болезненной пульсацией во всём теле.
Дьорн, приподняв ноги жены, забросил их на плечи и, не отрываясь от ноющего, нежного ее места, дразнил его языком и пальцами, угрожая забраться как можно глубже.