Я проснулась от голоса Хуланны.
Вставай, Элли.
Я не сплю, сдавленно сказала я, моргая, пытаясь вспомнить, где была. Еще не стемнело. Я не спала долго.
Хуланна что-то держала, и я моргнула и поднялась на ноги, шагнула ближе к прутьям. Она сунула что-то ко мне, и я отпрянула в ужасе.
Это было ухо фейри в высохшей крови.
Что это? выдавила я. Ты же не отрезала свое
Я умолкла, узнав татуировку на ухе. Перо. Оно тянулось до кончика уха. Я уже такое видела.
Конечно, нет, сказала Хуланна, и в ее глазах было что-то странное. Мы, фейри, ценим свои уши. Онисимвол нашей силы и нашей красоты. Любой фейри с одним ухомэто позор, жуткий монстр. Слишком слабый, чтобы жить. Никто не заберет мое ухо, только если убьет меня.
И ты мои слова умерли в горле, я кашлянула, чтобы вернуть голос. Ты убила хозяина этого уха?
Ее глаза были слишком яркими.
У тебя больше нет союзников, Элли. Они бесполезны. Тебе никто не поможет. Хватит бороться. Выходи из клетки и присоединись ко мне. Вместе мы измени мир. Я могу тебя простить. Я могу вернуть тебя как свою сестру. Мы сделаем это вместе. Просто открой клетку.
Я не могу, сказала я слабым голосом, почти радуясь этому теперь. Иначе я вышла бы к ней, и она могла прибить меня к дереву. Но если я выберусь, я смогу освободить отца.
Она опустила ухо на подлокотник трона с отвращением на лице.
Хватит думать о том, что ты не можешь сделать, и начни думать о том, что будет сделано с тобой, если ты это не сделаешь, сказала она. Клянусь, Элли, я едва могу поверить, что тымоя сестра-близнец.
Я стала петь о доме и огне, о его тепле во время воющего ветра. И она повернулась с рычанием.
Хватит.
Я не собиралась ее слушаться. Я запела громче с вызовом, перешла к припеву о вое ветра и свете огня, и она застыла, очарованная. Я видела в ее глазах борьбу, она билась с музыкой. Она встряхнулась и быстро повернулась, ударила моего отца по лицу.
Я охнула, песня оборвалась. Глаза Хуланны загорелись ярче.
Споешь еще, я сделаю хуже.
Я все еще смотрела на нее, когда она вышла из комнаты.
Глава двадцать вторая
Когда я проснулась, кто-то накрыл клетку черной тканью. Мой наперсток был полон воды. Я выпила, наполнила флягу и попыталась стянуть ткань с клетки. Не вышло.
Клетка двигалась.
Ау? крикнула я.
Ответа не было, но ноги шагали по земле, и ночные птицы вопили на деревьях.
Я снова стала напевать.
Что-то встряхнуло клетку, и я упала.
Я запела еще раз, но клетка задрожала так сильно, что я врезалась в прутья. Ай! Боль вспыхнула в челюсти, и я осторожно коснулась ее. Будет синяк.
Но я сделала выводы. Петь нельзя. Вздохнув, я вытащила одеяло из сумки и укуталась в него, опустилась на шкуру мыши. Стало холоднее. Мне казалось, что меня снова разлучили с отцом. И я даже не смогла нормально с ним поговорить.
Спокойно, Элли. Не плачь. Им нравятся твои страдания. Так что не страдай.
Я говорила себе это, пока не уснула снова.
Я резко проснулась и вскочила, когда ткань сорвали с клетки.
Приди ко мне, кошмарик, проворковал голос, и дыхание вылетело из моих легких. Я опустилась на колени.
Скуврель!
Он был живым. Живым. И смотрел на меня голодными глазами, словно хотел меня съесть.
Ты бегала по Фейвальду без меня, сказал он, приподняв бровь. Когда ты внутри, разве не выглядит просторно и красиво? Не хочу нарушать это, но, когда ты ушла, остались только разбитые чашки и грязные ленты, рассыпанные по мху.
Я думала, ты умер, сердце билось так сильно, что болело. Я не думала, что буду так сильно радоваться.
Опасный блеск, близкий к обиде, появился в его глазах.
Ты жалеешь, что это не так?
Как как я тут оказалась?
Я была в библиотеке. Вокруг были полки, полные книг, огонь ревел в камине, кресла стояли перед ним, и на столе, где стояла моя клетка, была тарелка сыра и фруктов.
Скуврель проследил за моим взглядом, повернул голову, и стало видно бинт в крови.
Это было твое ухо! поразилась я, накрыв ладонью рот.
Я никогда не любил эти уши, сказал Скуврель нарочито спокойно, поднял клетку, чтобы я могла оглядеться. Я пыталась смотреть на библиотеку, хотя сама была не больше книги высотой. Стеллажи тянулись так высоко, что стремянка прислонялась к ближайшему. Книги пропадали во тьме над нами. Они решили, что я не хищник, а добыча. Я давно хотел это изменить.
Мой смех был с ноткой истерики.
И ты отрезал от себя кусок? Да?
Он долго разглядывал меня, и я поняла, что не могла смотреть на книги. Меня поймали его блестящие глаза, то, как его полные губы прижимались, пока он разглядывал меня. Пока он будто заглядывал в мою душу. Когда он заговорил, его слова были мрачнее, чем я привыкла:
Я заплатил, чтобы вернуть тебя, но цена справедливая. Выгода и в том, что теперь мне слышно только половину твоих возмущений.
Ты отдал ухо за меня? я должна была поражаться его жертве? Или ощущать благодарность? Я не знала, что чувствовать. Зачем он сделал это? Цена за меня на аукционе не стоила его уха!
Не льсти себе, кошмарик. Ухосамый бесполезный орган.
Хуланна сказала, что фейри дорожат своими ушами.
Он неловко кашлянул, подтверждая ее слова. Его глаза были мрачными, несмотря на спокойное поведение. Я привыкла к дразнящему Скуврелю и вредному Скуврелю. Я не привыкла к холодному Скуврелю.
И ты была занята. Это у тебя там шкура крысы? он прошел по библиотеке, словно что-то искал. Если бы я знал, как тебе нравится жизнь с крысами, может, не стал бы торговаться за твое возвращение.
Что это? спросила я, указывая на картину, перед которой он остановился. Она была на пергаменте, прицепленном к доске. Но заметных красок не было. Кто-то нарисовал нечто, похожее на облака вокруг луны, темно-бордовой краской.
Я застыла.
Я нарисовал это для тебя, кошмарик. Мы оставим это тут. В клетку не влезет. Но я подумал, что ты оценишь. Ты же кровавая штучка.
Это нарисовано кровью? я не смогла убрать ужас из голоса.
Я не собирался отдавать ухо, не использовав его перед этим.
Мой рот раскрылся, и я не смогла его закрыть. Он повернулся к клетке, темные глаза сверкали на идеальном лице. Хищники всегда были красивее добычи. До этого я не задумывалась, почему.
Было легко забыть, что Скуврель не был человеком. До таких моментов. Моя ладонь замерла у повязки, я почти хотела поднять ее и увидеть снова его спутанное тело, напомнить себе, что он не был смертным, как я. Он не мучился от эмоций людей. Я посмотрела на свои ноги, почти боялась смотреть ему в глаза.
Ты нарисовал картину своей кровь для меня?
Он не говорил, пока я не посмотрела в его опасные глаза.
Да, кошмарик. Ты не давала мне покоя днем и ночью, а теперь я буду преследовать тебя.
Это ужасно, мягко сказала я.
Ты забыла, что мыне смертные, кошмарик? прошептал он. Когда я нашел того из Двора Сумерек, который захотел иметь со мной дело, он принял в плату только унижение.
Я сглотнула.
Я благодарна за то, что ты вернул меня.
Мысоюзники, он пожал плечами, но его плечи опустились, когда он отошел от картины. Он расстроился, что мне не понравилось его искусство? Он нарисовал это своей кровью!
Я покачала головой. Я не понимала фейри.
Я не ценю искусство, сказала я, пытаясь его успокоить. Я выросла в деревне далеко от двора королевы. Уверена, опытному глазу картина показалась бы чудесной.
Но ты ценишь жертву, надеюсь, рявкнул он.
Я задела его чувства? Такое было возможно?
Я облизнула губы и попыталась сделать тон как можно нежнее:
Я очень благодарна за твою огромную жертву. Спасибо.
Он склонил голову, словно обдумывал это.
Я ничего не отдаю без обмена.
Что ты хочешь взамен? спросила я, стараясь не смеяться от его возмущения. Могу предложить хорошую шкуру крысы.
Его глаза заблестели эмоцией, похожей на что-то между гневом и обидой.
Я думал о поцелуе, прошипел он.
Ты любишь торговаться за такое, я подавляла страх и удивление. Почему это? Почему сейчас?
Он посмотрел на меня с подозрением.
Это нет?
Как я могу сказать нет, когда ты отдал ценную часть себя ради меня?
Мне нужно было вернуть его расположение. Мне нужно было, чтобы он выпустил меня. Мне нужно было найти сестру и забрать золотое семя. Если поцелуй сделал бы это, конечно, я его дам. И я не хотела задевать его чувства, иначе он будет держать меня тут вечно. Как тогда я освобожу тех детей и отца?
Он опустил клетку на стол, глаза пылали от эмоции, которую я не могла понять. Он дышал быстрее?
Я думал о тебе постоянно с тех пор, как ты покинула меня, кошмарик. Хотел бы я избавиться от мыслей о тебе.
Что ответить на такое? Я тоже думала о нем. Я переживала, что он был мертв, и я не смогу выбраться из клетки.
Ты хочешь выйти из клетки? спросил он, его глаза пылали.
Да, выдохнула я. Больше всего. Ты можешь меня выпустить. Можешь.
Согласись, что не попытаешься сбежать, когда я тебя выпущу. Что не навредишь мне и не убьешь меня, сказал он. Он быстро дышал. Он же не был взволнован? Может, ему нравилась идея, что я попробую навредить ему.
Согласна, сказала я, и он открыл дверцу.
Глава двадцать третья
Я выскочила из клетки. Я не ожидала, что по мне ударит так много эмоций сразу. Я вдохнула, дрожа от ощущения чистой свободы. Я покинула клетку. Маленькая часть меня не верила, что это произойдет снова.
Я едва вдохнула, когда его руки обвили меня, поймали, и я пошатнулась от удивления из-за того, что снова обрела полный размер. Было удивительно приятно быть в объятиях того, кто заботился обо мне, хоть и в своем странном стиле. Он прижал меня к себе, склонился и забрал у меня поцелуй. Его поцелуй ощущался печально и отчаянно, с надеждой и желанием. Он был нежным, не заставлял, а ждал моего ответа. И его губы оставались на моих дольше необходимого, словно он наслаждался поцелуем.
Это меня запутало.
Даже так он закончил слишком быстро. Я ощутила укол почти физической боли, когда он отошел.
Я не хочу возвращаться в клетку.
Его глаза посмотрели на меня, и что-то, похожее на тепло, расцвело в них.
Тогда договорись со мной, чтобы остаться на время, сказал он с долей улыбки. Он шагнул ближе, вдохнул мой запах, будто цветок.
Тебе, похоже, понравился поцелуй, неловко сказала я. Почему ему так нравилось целовать меня? Так не было ни с кем. Даже Олэн поцеловал меня, только потому что его мать сказала ему так сделать. Они брали магию и из позитивных эмоций?
Да, его улыбка стала шире.
Мои щеки пылали. Даже моя шея будто горела. Я была в этом плоха. Дайте мне что-то убить, и я помогу. Дайте мне кого-то поцеловать, и я запутаюсь. О, звезды и небеса! Запутаюсь. Я представила спутанное тело, желудок перевернулся. Я подавила волну тошноты.
А если я попрошу час вне клетки за еще один поцелуй, сказала я, пот выступил на спине. Мне нужна еда. Мне нужно хоть час ощущать себя смертной. И мне нужно поговорить с тобой.
Никакого побега. Никакой жестокости ко мне. Не пытайся покинуть эту комнату, предупредил он, но пылкий взгляд показал мне, что он тоже хотел этой сделки.
Хорошо, сказала я, и его улыбка вызвала во мне трепет.
Давай поедим, он указал на еду на подносе, как щедрый хозяин.
Я осторожно села на край креслая была в ужасном состояниисхватила ближайший кусок сыра, но не донесла его до рта.
Мне нужна соль, сказала я.
Он искренне рассмеялся.
Это миф. Тебе не нужна соль, чтобы есть нашу еду. Это не привяжет тебя к этому миру. Мы тебя привяжем, а не наша еда.
Я проигнорировала угрозу, закрыла глаза, пока с наслаждением ела сыр. Я была очень голодна. Когда я открыла глаза, он смотрел на меня как кот, глаза были огромными, радужки расширились.
Вкусно? бодро спросил он.
Я так голодна, я схватила горсть орехов и сухофруктов с полноса и засыпала все в рот.
Не спеши, охотница. Я обещал, что не дам тебе голодать. Я подготовил этот поднос для тебя, чтобы выполнить обещание.
Мне нужно, попыталась сказать я, но пришлось дождаться, пока я все проглочу. Мне нужно поговорить с тобой о моей свободе от клетки.
Почему бы тебе не доесть, он указал на ширму в другой части комнаты, и не помыться? Я принес чистую одежду и маленькую ванну за той ширмой. Может, тебе даже понравится. Твоя одежда выглядит поношенной.
Это он еще мягко описал мои испорченные вещи.
Я тут не для одежды и купания, сказала я. При их Дворе есть дети. Смертные дети.
Он просто смотрел на меня задумчиво. Ничего не говорил. Не удивился. Не пугался.
Ты знал, еда выпала из моей руки. Почему я ощущала, что меня предали? Он был фейри. Он был жестоким. Запутанным. Я знала это. Так почему думала, что он будет переживать?
Смертных детей часто воруют, сказал он спокойно. Мы не можем уже зачать своих.
Мой рот открылся. Я резко закрыла его. Я целовала его. Такого бессердечного.
Тебе все равно. Они воруют детей, а тебе все равно.
Он выглядел растерянно и нервно, словно боялся моей реакции и не знал, какой она будет.
Я ощутила жар на щеках, а потом поняла, что плакала. Почему я видела в нем друга? Потому что он дал мне еду и нарисовал кровью картину? Потому что ему нравился обмен на поцелуи?
Я не должна была забывать, что он не был человеком. Он не был моим другом.
Тымонстр, я встала. Мне нужно было уйти от него. Мое обещание держало меня в комнате, но мне не нужно было сидеть напротив него как подруге.
Я пятилась, пока плечи не ударились об стеллаж за мной. Моя челюсть дрожала. Слезы текли, жаркие и быстрые, все расплывалось перед глазами.
Ладони Скувреля были подняты, словно он пытался успокоить меня.
Я говорил тебе, что мымонстры.
Ты не дашь мне спасти их? они были просто детьми. Просто напуганными детьми, и некому было позаботиться о них.
Нет, он говорил тихо. Словно не переживал из-за того, что бил ножом в спину.
Ты не отпустишь меня и спасти моего отца? мой голос был сдавленным от слез. Мне было все равно.
Ни за что.
Тогда зачем покупал меня обратно? Почему не оставил меня с сестрой?
Он сглотнул, глаза стали мрачными, и он сказал:
ЯВалет Дворов. Я сею проблемы. Это я делаю.
Я тебя ненавижу, мои ладони дрожали. Мой нож был в руке, несмотря на мое обещание. Я в два шага пересекла комнату и подошла к нему, прижала нож к его горлу в следующий миг. Я игнорировала его окровавленное ухо. Его жертва была не для меня. Он затеял свою игру.
Ему было плевать на испуганных детей. Ему было плевать на моего страдающего отца. Потому что они были смертными, как я. Он не считал, что мы заслуживали сострадания или уважения.
Я покажу ему иное.
Чего ты от меня хочешь, Эластру Ливото Хантер? он звучал утомленно.
Я хочу, чтобы ты уважал меня! я кричала. Я не могла остановиться. Я была как собака, сорвавшаяся с поводка.
Я уважаю нож, который ты прижала к моему горлу, его глаза пылали.
Мало уважаешь, горячая слеза покатилась по лицу.
Я уважаю жестокость в твоих глазах.
Я хочу куда больше, я дрожала так сильно, что кончик ножа трясся.
Я уважаю жизнь в твоем бьющемся сердце, которое требует моих страданий.
Это подойдет.
Я убрала нож, пока не нарушила обещание. Я и не могла его нарушить.
Я просто должна спасти отца и тех детей. И все.
Он кашлянул, его пальцы коснулись места, где был мой нож.
Я уважаю это.
Но ты не поможешь мне? спросила я. Я уже рыдала и не могла остановить это.
Нет.
Зря я давала тебе поцелуи. И угрозы, сказала я, убирая нож в ножны. У тебя нет сердца, чтобы его разбить. У тебя нет души, чтобы ее ранить.
Я могла плюнуть в него. Но зачем тратить силы?
Я подняла повязку, чтобы напомнить себе, кем он был.
Прошу, не он поднял руку, умоляя, но я видела только спутанные нервы и бурю внутри.
Я прошла за ширму, сняла грязную одежду и опустилась в горячую воду, оттирала себя с яростью, которую не могла больше нигде выместить, мои слезы текли без остановки.
Когда я выбралась из деревянной кадки, моя кожа была красной, и комната была тихой, лишь порой вода плескалась об стенку кадки.