Ладно.
Стивен делает шаг в сторону, чтобы впустить меня. В квартире у него холод собачий, и мне приходится растирать руки, внезапно покрывшиеся гусиной кожей.
Я с первой минуты понимаю, что его квартира уютней нашей. Расположение комнат такое же, но у нас полно картонных коробок, а мебель самая пестрая. Мама назначила меня ответственной за обустройство квартиры, а это означает, что воз и ныне там. Наверное, с ее стороны это было проявлением любезности: дать мне карт-бланш, позволив решать, как будет выглядеть наше новое жилье. Но распаковывание вещейзанятие столь неувлекательное, что мы все еще живем так, словно въехали только вчера.
А в этой квартире царит порядок, хотя мебели, пожалуй, маловато. Как же это называется? Уравспомнила! Функционально. Да, здесь все функционально. Вероятно, у него в комнате обстановка поживее. В прихожей и гостиной все какое-то слишком взрослое, застегнутое на все пуговицы. Кто бы ни занимался дизайном этого жилья, явно потратил массу усилий на то, чтобы обстановка была аккуратной и даже отчасти казенной. Похоже, здесь живет кто-то из родителей Стивена, а может, их даже двое, но сейчас мы тут совершенно одни.
Могу я тебе что-нибудь предложить?
Этот вопрос заставляет меня подскочить на месте. Теперь его голос звучит спокойнее, отчетливее.
Э да, конечно.
Лимонад? спрашивает Стивен с полуулыбкой, словно шутит.
Я хочу бросить на него резкий взгляд, но только киваю.
Если он у тебя есть.
Располагайся поудобнее.
Он указывает на кушетку, наблюдая при этом за своей рукой, словно он сделал тайный, символический жест.
Я откидываюсь на жесткую обивку, царапающую кожу. В нашей квартире все еще жарко, поэтому я каждый день хожу в майке и шортах. Надеюсь, у него в комнате мебель более подходящая, потому что смотреть кино на этой кушетке было бы просто кошмаром.
Я ловлю себя на этой мысли, и внутри у меня все сжимается. Я уже представляю себе, как смотрю кино с парнем, которого даже не знаю и который явно не хотел приглашать меня к себе, но почувствовал, что вынужден это сделать. Я плотно сжимаю веки, презирая себя за то, что так отчаянно ищу хоть кого-то, с кем можно проводить время. И когда я успела стать такой жалкой?
С тобой все в порядке?
Стивен стоит передо мной, протягивая мне бокал. Лед позвякивает о край, плавая в бежевой полупрозрачной жидкости.
Да, отвечаю я, взяв бокал. Только голова болит.
Аспирин?
Нет.
Я позволяю себе сделать большой глоток лимонада. Хотя он куплен в магазине, вкус терпкийв общем, хороший и только из холодильника.
Со мной все будет в порядке. Лимонадуниверсальный эликсир.
Он садится рядом со мнойрядом, но не настолько близко, чтобы его нога задела мою или наши плечи коснулись друг друга. Я замечаю: все, что парень делает, он делает аккуратно. Садится он прямо и, в отличие от меня, не откидывается на спинку кушетки. Опасаясь, что Стивен сочтет меня потной неряхой, я выпрямляюсь, скрещивая лодыжки так, что и королева Виктория не могла бы ко мне придраться. Но так сидеть очень неудобно. Вскоре я сдаюсь и снова откидываюсь на спинку кушетки.
Каждый из нас хранит молчание. Единственный звукхлюпанье лимонада, который мы отпиваем с неровными интервалами. Я так и не могу понятьстранный ли он или действительно терпеть меня не может, но, господи, мне нужно с кем-то поговорить. Ведь я целыми днями сидела в квартире, не разбирая вещи и не пытаясь обустроить наш быт.
Ты привидение?
Он медленно поворачивается, глядя на меня так, словно всерьез обдумывает этот вопрос. Подозревая, что он пытается понять, насколько я сумасшедшая, я продолжаю говорить.
Или волшебник?
Дышать становится чуть легче. Похоже, Стивен заинтригован. Я заинтриговала своего потенциального друга. Весь мой гнев из-за того, что он тогда удрал из моей квартиры, испаряется по мере того, как я торопливо говорю, стараясь, чтобы в нем не погасла искорка интереса ко мне.
Не то чтобы мой младший брат считал меня сумасшедшей, но твое поспешное исчезновение в тот день, несомненно, укрепило его в этом мнении.
Когда я говорю «исчезновение», он вздрагивает.
Почему ты не остался? спрашиваю я. Я знаю, что Лори без рубашкизрелище устрашающее, но, уверяю, он неопасен.
Стивен не отвечает; он только наблюдает за мной.
Я нервно тереблю пальцы.
Если Лори считает меня сумасшедшей, я по думаламожет, мне просто смириться с этим? Это же старое здание, верно? Возможно, ты просто гостеприимный дух этих мест, приветствующий новых жильцов.
Он смеется, а его глаза оживляются.
Я тоже усмехаюсь.
Я вообще-то приняла тебя за мираж.
Мираж?
В тот день было по-настоящему жарко, а поговаривают, что перед тем, как умереть от жажды в пустыне, люди видят миражи.
Он кивает.
А я и вправду умирала от жажды, и тут появился ты.
Я мираж, говорит он после паузы. Потом, нахмурившись, глядит на меня и спрашивает: А кто ты?
А я девушка из соседней квартиры, отвечаю я. Точнеедевушка из квартиры по соседству с соседней квартирой.
Элизабет, которую зовут Джо. Девушка из квартиры по соседству с соседней квартирой.
Стивен снова смеется. Мне нравится, когда он смеется. Кажется, он как-то теплеет, когда это происходит, словно парень привык к тому, чтобы оставаться таким же застегнутым на пуговицы, как и его квартира, а смех немного раскрепощает его, и он становится более непринужденным. Кроме того, мне нравится, что он запомнил: я люблю, когда меня называют Джо. Эта тема сравнительно недавняя, поскольку для моих «друзей» в Миннесоте я всегда была Лиз, моя мать называет меня Элизабет, а Лори постоянно изобретает разные варианты моего имени.
А этот пареньтвой брат? спрашивает Стивен.
Теперь уже я застыла. Для этого нет видимых причин, но это рефлекс, который у меня выработался. Как только у нас дома слышалась фраза «твой брат», это приводило к скандалу, а один раз даже и к драке. Выяснилось, что я неплохо владею апперкотом. На выпускном Дженнифер Норрис все еще была в бинтах после экстренной ринопластики. Конечно, сама я на выпускном не была, но слухи до меня дошли.
Я дышу, с трудом преодолевая стеснение в груди.
Да, Лори мой брат, на восемнадцать месяцев младше.
А сколько тебе лет?
Шестнадцать.
Мне тоже. Парень вдыхает и выдыхает, уставившись на свои пальцы, обхватившие бокал лимонада. Но ты не привела его с собой.
Он в летней школе, объясняю я. Так что большую часть времени я совсем одна.
Я волнуюсь из-за того, что слишком откровенна. Или беспечна. Не следует говорить незнакомцам, что ты один дома. Неужели мне так отчаянно нужен друг? Э Да, так и есть.
Он выпрямляется немного больше, глядя прямо на меня. Глаза его, от интригующего голубого оттенка которых не оторвать взгляда, смотрят на меня более пристально и уже не пытаются ускользнуть.
А твои родители?
Моя мамаадминистратор в больнице, отвечаю я. Видимо, ее предшественник был просто ужасен, потому что она тратит все рабочее время, стараясь убедить своих подчиненных, что она не дьявол во плоти. Она мало бывает дома.
Стивен кивает.
А твоя?
Сначала он просто не отвечает, а потом говорит:
Ее здесь нет.
Круто, быстро говорю я, потому что не знаю, что подразумевается под «ее здесь нет», но не хочу выпытывать. Кто их знает, этих родителей В любом случае я не собираюсь дружить с его мамой или папой.
Я прикусываю губу, желая скрепить нас узами дружбы, прежде чем мы перейдем к какому-нибудь болезненному разговору на серьезные темы. Я ищу компаньона; мне не нужно копаться в прошлом. Я хочу, чтобы прошлое умерло и лежало закопанным в Миннесоте.
В общем, я пришла сюда, потому что у меня есть просьба, импровизирую я.
Я пришла сюда, чтобы устроить Стивену выволочку, но теперь я снова хочу обрести друга. Он мой лучшийи единственныйкандидат.
Что за просьба?
Ты ведь неплохо знаешь окрестности?
Да.
Отлично. Ровно на это я и рассчитывала.
Мне нужна твоя помощь, говорю я.
Стивен смотрит на меня, и в глазах его сквозит подозрение.
Клянусь, что тебе не придется таскать коробки.
Раздается звонок в дверь. Я напрягаюсь.
Просто бросьте их там! кричит он.
Кто это? шепотом спрашиваю я, словно за дверью поджидают грабители.
Доставка продуктов, отвечает хозяин.
Тебе привозят продукты домой? Я вскакиваю и иду к входной двери. Я должна это увидеть.
Я распахиваю дверь и вижу, что у моих ног лежат три пакета с продуктами. Курьер уже почти дошел до лифта, но обернулся, услышав, что дверь открылась.
Он смотрит на меня и хмурится.
Ха, я думал, ты парень.
Я закатываю глаза и беру пакеты.
Кухня здесь? уточняю я, двигаясь в том на правлении, где находится кухня в нашей квартире. Поскольку Стивен встает и следует за мной, я делаю вывод, что мое предположение верно.
Он смотрит, как я достаю продукты из пакетов. Берет те, которые нужно заморозить, и убирает в холодильник.
Знаешь, если в дальнейшем ты хочешь, чтобы тебя не обвиняли в грубости, для начала попробуй хотя бы открывать людям дверь, говорю я, протягивая ему картонку с яйцами.
Я попробую это запомнить, отвечает он.
Вот что я тебе предлагаю. Я здесь новенькая, и раз ты бросил меня с моими пакетами, а я помогла тебя с твоими, ты мне теперь должен.
Кажется, Стивен собирается мне возразить, но ничего не говорит.
Я вздыхаюмне хочется вызывать симпатию, а получается, что я слишком требовательна.
Извини, у меня это плохо получается.
Что? спрашивает он.
О чем-нибудь просить.
Это почему?
Мое горло сжимается. Я не хочу говорить о том, почему. И думать тоже не хочу.
Мне не хватает навыков общения.
Я это заметил.
Смеясь, я подаю Стивену пакет с морковкой и случайно касаюсь пальцами его руки. Как только я дотрагиваюсь до него, мы оба замираем. Я не знаю точно, что случилось, но такое ощущение, что из комнаты вытянули весь воздух, и мы просто смотрим друг на друга. Кажется, мы оба не дышим.
Я отворачиваюсь, засовывая руку в другой пакет с продуктами. Что это, черт подери, было?
А что за просьба?
Голос Стивена звучит спокойно. Я не могу смотреть на него, поэтому смотрю на коробку замороженного сухого завтрака «Мини-Уитс» у меня в руках.
Я совсем его не понимаю.
Ты о чем?
Он забирает у меня коробку, но я по-прежнему на него не смотрю. Я разглядываю разделочный стол.
Манхэттен, говорю я, стесняясь своего пунцового лица, бьющегося сердца и неумения ориентироваться. Я знаю, что он расчерчен, как таблица, но я все время теряюсь, и, честно говоря, это меня немного пугает. Как-то не хочется потеряться в Нью-Йорке.
Я поворачиваюсь к нему лицом. Когда я встречаюсь с ним взглядом, оказывается, что ничего не изменилось. Комната снова такая, как раньше. Я могу дышать. Возможно, я просто вообразила себе то мгновение.
Мне нужен гид, наконец говорю я.
Он уставился на меня.
Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
Научи меня ориентироваться в Манхэттене. Я теперь здесь живу. Мне нужно освоиться.
По-моему, я вижу, как у него учащается пульспо вене его горла.
Я
Мы можем начать с малого. Просто прогуляться в округе.
Он отворачивается.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал мягче.
Обещаю: если я окажусь невыносимым человеком, больше я тебя не буду беспокоить. Даже для того, чтобы сказать тебе, какой ты грубый.
Ты можешь подтвердить это письменно?
Мои улыбающиеся губы дрожатя понимаю, что он скажет «да».
А что если так и есть? спрашивает он.
Я сворачиваю пустой пакет из-под продуктов.
Извини?
Что если я действительно привидение? Парень облокачивается на столешницу, наблюдая за мной. Ты все еще не прочь со мной прогуляться?
Вопрос хозяина ставит меня в тупик. Это шутка? Его слова звучат так, словно должны быть шуткой, но в тоне его нет ничего игривого или веселого.
Если ты решишь, что терпеть меня не можешь, я обещаю оставить тебя в покое, говорю я. Давай договоримся так: если я решу, что ты привидение, ты обещаешь меня не преследовать. Согласен?
Он закрывает глаза, а мои увлажняются, из-за чего я вижу его словно в дымке. Я тру веки; когда я смотрю на него, обнаруживаю, что он уставился на меня, и я вздрагиваю под его пристальным взглядом.
Ладно.
Глава пятая
Я не знаю, как мне это сделать. Должен быть какой-то способ избежать этого. Я мог бы сделать вид, что смертельно заболел. Мог бы притвориться, что моя мать вот-вот придет. Мог бы пойти на кухню и устроить маленький пожар.
Но, с другой стороны, я этого хочу. Мне нравится, как мы разговариваем. Нравится беседовать.
Я по-прежнему хочу знать, почему проклятие играет со мной.
Но пока что и я буду играть.
Как насчет того, чтобы пойти в парк? спрашиваю я.
Ничто в реальной жизни не готовило меня к этому. К такой встрече лицом к лицу. Да, у меня была мать, и хотя я был для нее невидимым, я мог все время с ней говорить. Но разговор с девушкой? Такого у меня еще не бывало.
Вместо этого у меня были книги. И телепередачи. И фильмы. И подслушанные разговоры. Из-за этого ритмы и схемы, принимаемые другими людьми как данность, не чужие и для меня. Этот обмен словами, искусство общения, когда ты чем-то делишься, а что-то скрываешь, доверяешь и убеждаешь, нечто, чем и я сейчас пытаюсь заняться. Я ведь так долго практиковался у себя в голове, даже не замечая, что практикуюсь. Теперь я извлекаю из памяти слова и способы их употребления.
Гостья понятия не имеет, насколько поразителен для меня этот разговор. Она и представить себе не может, каково этобыть посторонним для внешнего мира и вдруг оказаться допущенным внутрь.
Я хочу и дальше говорить «привет». Потому что все это очень похоже на приветствие.
В лифте мы болтаем о лифте. У моей новой знакомой уже была возможность проехаться вместе с Вонючим Парнем с шестого этажа, но чудесным образом ей еще предстояло встретиться с Ирмой из квартиры 2E, которая любит выгуливать своих кошек трижды в день. На поводках.
В вестибюле я стараюсь хранить молчание, чтобы консьерж не подумал, что что-то не в порядке. Он открывает дверь перед Элизабет, и я быстро проскакиваю на улицу.
Девушка замечает, что не все гладко.
По-моему, ты наступил мне на пятки, замечает она, когда мы оказываемся на улице. А что, у вас с консьержем какая-то вражда? Ты боялся, что он тебя запрет?
Они все приходят по мою душу, говорю я ей. Каждый консьерж в Нью-Йорке.
Почему?
«Почему?» Вопрос довольно естественный, следующий логический ход в нашем разговоре. Но я запнулся, потому что у меня нет следующей реплики.
Гм потому что однажды я обругал маму консьержа?
Слова неловко повисают в воздухе. Теперь мне еще более неловко, что щеки горят, потому что я знаю: их могут увидеть.
Элизабет воспринимает это спокойно.
И сколько ты здесь живешь? спрашивает она.
К счастью, на этот вопрос ответить нетрудно.
Всю свою жизнь, отвечаю я. В одной и той же квартире. В одном и том же здании. В одном и том же городе.
Неужели?
Сколько я себя помню и даже до того, как я стал себя помнить. В сущности, с того самого дня, когда я появился на свет. А ты откуда?
Из Миннесоты.
Мне нравится, как она это произносит: «Мин-на-соо-та».
Должно быть, для тебя это большая перемена, говорю я, делая взмах рукой в сторону спешащих такси, бесконечной линии зданий, толпы людей, окружившей нас.
Да.
Почему ты уехала? спрашиваю я.
Она отворачивается.
Долгая история.
Я уверен, что у долгой истории есть короткая версия, но мне кажется, что спрашивать о ней неправильно.
Тогда Элизабет задает вопрос мне:
А где ты учился?
Я понимаю, что на нее начинают поглядывать, когда она обращается ко мне. Потому что ее собеседника больше никто не видит. И даже в городе, где общим местом стало то, что люди говорят по крошечным мобильным телефонам или бормочут, ведя диалоги с самими собой, все-таки странно видеть человека, переговаривающегося с воздухом.
Я ускоряю шаг.
В «Келлогге», говорю я, выбирая первое попавшееся название школы. Элизабет из Миннесотыоткуда ей знать названия всех здешних частных школ. Это в другом конце Манхэттена. Совсем маленькая школа. А ты?
А я собираюсь в Стайвесант осенью.
О, Стай. Это круто.
Стай?
Да. Все ее так называют.
Буду знать.
Теперь мы в парке. Народу здесь больше, соответственно, на Элизабет обращено больше взглядов. Правда, едва ли она их замечает. А может, она решила, что жители Нью-Йорка так себя ведут: грубят и пялятся. Но едва ли это заблуждение продлится долго.