К своему ужасу, я чувствовала, что с каждым днём скатываюсь в какую-то пучину мрачности, беспричинной тревоги и усталости от всего. Из жизни уходили краски, тоска заполняла всё моё существо, и стоило больших сил притворяться при встречах с людьми, даже с Дэйсом. Возможно, друг и заметил бы моё состояние, но он был сильно занят в последнее время, а чем - не рассказывал.
Мама тоже стала тревожиться моим искусственным улыбкам, но я была здорова. Снова поднялся разговор об уходе со службы, конечно, бесполезно. Я совершенно не хотела рассматривать альтернативу.
В конце концов, в ближайший выходной отец вывез нас с Рессом за город, где шумели от ветра деревья, колосились поля, и Ресс носился во всю прыть, как бывало в Южной.
Мы разложили пледы и расставили еду из корзинки, заботливо собранной мамой. И говорили, говорили, говорили... А Ресс периодически подбегал, проверял меня и, убедившись, что всё в порядке, снова исчезал по своим интересам.
Вот тогда мне действительно удалось немного расслабиться. Папа рассказывал, что есть такой эффект - напряжение боя. Люди, пережившие длительную угрозу жизни и серьёзные потери, бывает, долго не могут вернуться к ощущению безопасности и привычной действительности.
- И как с этим справиться, пап? Как ты сам переборол? - заинтересовалась я, потому что в рассказе уж очень сильно ощущалось пережитое.
Отец смущённо усмехнулся:
- Догадалась, умница. Не знаю, подойдёт ли тебе мой способ, но я начал рисовать. Смейся сколько хочешь.
Мне было несмешно. Очень давно не хотелось даже улыбаться. Но отец смог меня всерьёз заинтриговать.
- Прямо настоящие картины? Можно посмотреть?
- Они все уничтожены, - улыбнулся отец, - но оно и к лучшему. Знаешь, никому раньше не рассказывал. Даже Ваюте, благо, это до встречи с ней было. Первая такая картина была... выпуклая.
- Это как?
- Я смешал много тёмных оттенков, но все они казались мне недостаточно чёрными, слишком плоскими. Тогда я стал рисовать поверх них кровавые отпечатки подошв и ладоней, длинные красные полосы, как от перетаскивания смертельно раненных. И снова накладывал на холст всё больше и больше черноты, а потом вспорол его боевым ножом. С последующими полотнами было уже легче. И в какой-то день я вдруг увидел, что на изображении появились светлые мазки.
Мы помолчали.
- Больше ты не рисовал?
- Потом я встретил твою маму.
- А дальше что было? - с проснувшимся любопытством спросила я.
- Я был младшим сыном, которому не светило никакого наследства, кроме аристократического имени, и знал, что военная служба - опасное для жизни занятие. Ваюта училась в академии магии, очень мало рассказывала о себе, зато великолепно изображала полное равнодушие к светским правилам и старпёрским предрассудкам, как она это называла.
- Сложно представить, - сказала я, уже немного зная свою очень правильную маму.
- Да, она была такой. Или хотела казаться, - поправился отец. - Меня отправили на транийскую границу. Она не пролила при мне ни слезинки, смеялась и травила анекдоты. Через три года я её нашёл всё в той же академии, только уже в роли преподавателя, она меня пригласила в гости. К нам вышли мальчик с няней, и Ваюта сказала: «Поздоровайся с папой, сынок».
- Вот это да! - протянула я. Рассказ отца словно бы вывел меня из затягивающего мутного сна. - А я при тебе родилась?
- Да, - подтвердил он, - при мне. Для меня это было сложное время. Умер от лихорадки мой старший брат, так и не успевший завести семью. В одночасье я оказался наследником графского титула и объектом всех отцовских надежд. Он мне долго не давал разрешения на брак, категорически не желая невестку из простонародья. Между тем беременность была тяжёлой, поэтому Ваюта с Риаваром всё время оставались в Бартоне. Я обратился в обход отца к императору, попросту воспользовался тем, что, в первую очередь, офицеры - это воины, а уж потом - чьи-то дети. Прецедентов не было, канцелярия долго отмалчивалась и тянула, однако в итоге личным приказом императора разрешение было получено. Мы должны были пожениться через три месяца после родов.
- Получается, сам император устроил вашу свадьбу? - восхитилась я.
- Как и твою, - улыбнулся отец.
- Точно, - я как-то не смотрела под таким углом, но сейчас хотелось послушать о прошлом,
- папа, а какой я была?
-Ты была с пухлыми щёчками, лёгонькой, игрушечной, смотрела на меня голубыми серьёзными глазами. Когда я взял тебя, новорождённую, на руки, мне показалось, что солнце взошло в моей жизни. Я пробыл с вами три недели. Потом получил очередное поручение, я рассчитывал вернуться как раз ко дню свадьбы. Так и сложилось. Вот только вас уже нигде не было. Ни Ваюты, ни Риавара, ни тебя.
- Как так? - поразилась я коварству судьбы. - И ты ничего не мог сделать?
- Мог, конечно. Мне передали Ваютино письмо. Она писала, что уезжает навсегда к родным, что мы не пара и она не даст мне совершить ошибку. Якобы не хочет меня видеть, просит, чтобы не искал.
Нянечка, которую Ваюта нанимала для Риавара, только испуганно заламывала руки и причитала. Я кинулся в академию. Ваютины документы исчезли, как будто она там никогда не училась и не работала. Ректор отказался со мной разговаривать.
Расспросив студентов, я узнал, что Ваюту часто видели в обществе преподавательницы по ясновидению. Только вот какое совпадение - она тоже уехала. Конечно, в итоге я её нашёл. Узнал, что моя любимая девушка родом из Рамезии, приехала по обмену между академиями да так здесь и осталась из-за одного дурака. Меня.
Перепалка с этой прорицательницей знатная у нас вышла, она долго ещё меня обвиняла в том, что лишилась подруги, но в итоге она же и помогла мне найти Ваюту снова.
Если бы я знал, что это произойдёт лишь через двенадцать лет! А тогда я кинулся к рамезийской границе, задействовал все служебные и дружеские связи. Было известно, что женщина с мальчиком и младенцем пересекли границу. Я выбил разрешение на проезд в соседнее государство, тогда ещё ничто не предвещало войны. Вот только у своих родителей Ваюта так и не появилась.
- Ты видел маминых родителей? Какие они? - заинтересовалась я.
- Твоя мама была старшей дочерью отца от первой жены. Когда мы с ним встретились, он уже был нездоров, сильно измучен жизнью. Вышел со мной поговорить за ворота сельского домика. Качал головой, не верил, что его дочь преподаёт в академии. В доме бедлам, мачеха Ваюты встретила меня криком: «Ютку что ль ищет? Вона пусть любую берёт», - и любопытствующие лица Ваютиных сводных сестёр в окнах. Я понял, что она сюда никогда не вернётся, единственное, попросил её отца дать мне знать, если будут хоть какие-то известия.
Семейная история захватила меня, я переживала так, как будто это я не могу никак получить дурацкое разрешение на брак - пережиток старины. Теперь я лучше понимала мамино высказывание о «старпёрских стереотипах», кстати, наверняка мне бы тоже запретили выйти замуж за Хельрига, а может быть, и нет, ведь получается, что я...
- Я незаконнорождённая?
- Да. Признанная, введённая в семью, но бастард. И Риавар тоже, - сказал отец, - мне очень жаль, прости.
- Предрассудки! - фыркнула я. - Месяц назад я была бы счастлива просто вспомнить маму, а ты извиняешься за то, что, возможно, всё сложилось гораздо лучше для меня.
- Человеку часто становится со временем мало того, что он имеет, - философски сказал отец.
- Мне мало, - подтвердила я, - именно поэтому я учусь. Мне хочется быть кем-то большим, чем только той, кем я уже являюсь с рождения.
- Вся в маму, - довольно сказал отец, нагнулся и поцеловал меня в лоб, - благословляю тебя, доченька, будь счастлива.
Я внезапно заплакала, отец тут же встревожился, прискакал Ресс, стал лезть под руки и пытаться дотянуться, чтобы облизнуть мне щёки. В общем, слёзоразлив пришлось срочно прекращать. Домой я возвращалась уже совсем в другом состоянии. Пожирающая тоска исчезла, где-то в глубине обосновалось спокойствие.
Может быть, платье брусничного цвета мне даже понравится. Посмотрим.
Глава 26
Дэйс
Не спалось. Уж где только ему ни доводилось ночевать, однако лаборатория лера Бороса, как оказалось, была самым неудобным ночлегом. Собственно, и эта спальная комната по большому счёту тоже была испытательной. Кушетки были снабжены магическими оковами, в головах был расположен неожиданный здесь водопроводный узел. Окна не было, как и выхода в туалет. Единственная дверь была укреплена железными листами.
А может, так действовало неожиданное соседство. Наранбаатар, которого устроили на второй лежанке, уже давно посапывал.
Это была уже вторая ночь. В первую Дэйс спал с булавкой, воткнутой в подушку, и уснул так быстро и крепко, что с утра еле разлепил глаза. Впрочем, весь день он чувствовал себя бодро и отвечал на занятиях успешно. Лер Борос тщательно записал полученный результат, ничем не выказывая своих ожиданий, только отметил, что и Наранбаатар не просыпался. Значит, у артефактора были свои методы слежения за подопытными.
Вечером лер Борос и ещё один маг-артефактор устроили аварху тотальный допрос по поводу снохождения. Когда проявилось, какими были первые признаки, что предпринято, какие легенды и убеждения связаны с этими явлениями у авархов.
Дэйса не прогоняли, а он и рад был послушать.
Разговорившийся Наран с удивлением вспоминал, как много, оказывается, в его жизни изменилось с этим наваждением. Причём не только в плохую сторону. Например, увлечение чтением. Занятия химией. Авархи в принципе не любят плавать, но он вычитал о пользе разностороннего развития тела и научился держаться на воде, а потом и освоил несколько стилей. Конечно, чтобы избавиться от лунатизма, иначе бы и не озаботился. Тогда попытка переплыть Билаюр стала бы для него фатальной. Поразительно, сколько всего в его жизни было бы не то и не так!
Спать Наран отправился ошарашенным и ещё долго вертелся, периодически бросая соседу:
- Я бы уже женат был, а то и дважды.
- Неплохо. Не скучал бы.
- Да какое там, и без жён мои ночи были заняты.
- Можно и днём, знаешь ли, - серьёзно сказал Дэйс, - некоторые и утром, и вечером могут. Аварх лениво отозвался:
- Это с проститутками так можно. У нас строгие порядки в семьях. Вековой уклад. Созвездие Орлисса на небо, а муж - шасть к жене под одеяло. День выделен для совершенствования тела и духа. Мои братья, кроме как сражаться, больше ничего не умеют делать. И я бы таким был!
- Вот горе-то, - насмешливо поддел полиец.
- Знаешь, сколько похожих! И все сидят, не зная, чем заняться. Жёны работают, коз доят, овец стригут, одежду шьют, еду готовят, детей воспитывают. Мужчина защищает. От кого, спрашивается? Всё развлечение - поесть да саблями постучать. Ещё на коне прокатиться, если он есть. А овец пасти, дома строить или торговать - на это бедняки есть. У меня братишка младший в детстве из дерева вырезал хорошо. Зверят всяких, чудищ. Как только саблю в руки взял, что куда делось! Стыдно ему стало заниматься чем-то полезным. И все так. Ничего удивительного, что при малом намёке поживиться тут же собрались нападать на крепость. Бездельники!
- А сам?
- У меня всегда находились занятия, - Наран закинул руки за голову и мечтательно смотрел в потолок, - в богатстве много достоинств, если умело его использовать.
Ещё говорили. Об истории и современности. Богатстве и бедности. Смерти. Жизни.
В ответ на очередной вопрос Наран засопел, а Дэйс всё никак не мог расслабиться. Почему-то с уверенностью ждал ночного снохождения аварха. В какой-то момент эта убеждённость вдруг стала такой сильной, что ему пришлось сесть и надеть носки, чтобы хоть что-то сделать, избавляясь от выматывающего ожидания.
Он только потянулся за гимнастёркой, как аварх встал с кушетки. Дэйс постарался опередить соседа и торопливо распахнул перед ним дверь, внимательно вглядываясь.
Да, всё, как и в прошлый раз. Пустое лицо, плавные, неспешные движения. Аварх прошёл в дверь, словно прошествовал в храм, торжественно и безмятежно.
Вот и комната с артефактами. Лер Борос, конечно же, не спал. Увидев подопечных, кивнул Дэйсу, подтверждая, что всё идёт, как задумано. В этот раз никто не мешал руке аварха, тянущейся к заветной булавке.
Неизвестно, как Наран догадался, что именно надо делать. Ведь в бодрствующем состоянии он видел эти артефакты, но булавку ничем не выделил. Более того, Борос специально уводил Дэйса, оставляя аварха одного в комнате, чтобы у того была возможность украсть украшение. И вернулись они слишком быстро для того, чтобы ритуал, если б он был, успел завершиться. Вот только эксперимент тогда не удался.
А сейчас стало ясно, что ритуал всё же имеется. Сначала быстрый укол в палец. Глубоко ткнул, выступила кровь. Её сразу же Наран размазал по светлому навершию булавки.
Затем аварх произнёс несколько слов на своём языке. Дэйс не запомнил точные выражения, но смысл понял. Наран благодарил за долгое опекунство, однако ссылался на то, что теперь забота Девы-Луны нужнее другим детям, потому что он вырос и готов отвечать за свою самостоятельность. Как бывший подопечный, он просит прощения и расстаётся с богиней-покровительницей.
Последним движением Наран задвинул чёрный круг, символизируя затмение Луны, спокойно положил булавку на место и двинулся к спальне.
Лер Борос схватил артефакт и тут же попытался снова раздвинуть круги. Вот только напрасно. Металлические пластинки будто спаялись.
Они поспешили в спальню, попав как раз вовремя, чтобы увидеть, что аварх лёг поверх одеяла и свернулся калачиком.
- Ложитесь-ка и вы спать, - негромко сказал лер Борос, накрывая уснувшего запасным одеялом, - и я тоже пойду. Скорее всего, на этом лунатизм парня и закончится. Впрочем, заранее нельзя быть уверенным. Мы покараулим ещё несколько дней. Утром напишете отчёт.
Дэйс послушно улёгся на кушетку, вдруг показавшуюся очень уютной. Уже засыпая, подумал, что завтра на светлом круге булавки магу не удастся обнаружить следов крови. Откуда-то он это знал.
Глава 27. Бал
Варьяна
Конечно, мне не доводилось раньше бывать в императорском дворце. Большой зал поражал и восхищал своим великолепием. Огромное помещение с закруглёнными стенами. Высоченный потолок, ярусами балконы, люстры в десятки огней. Всё пышно, оживлённо и звучно.
В центре второго яруса сидела императорская семья: Колейн I с женой, наследник, принцесса. Младшего принца не было видно. Тётушка Брисса прошептала, что, скорее всего, он в зале, и предупредила, что молоденьким девушкам ни в коем случае нельзя с ним связываться.
Я очень смутно помнила портрет, висевший в Императорской галерее пансиона, да и написан он был в традиционном стиле, так что просто кивнула. Завтра нам обещали зачёт по транийскому языку, и я мечтала успеть повторить перед сном неправильные глаголы. Тётушка остановилась как раз в центре толпы:
- Дорогая, ты ведь не боишься побыть одной? Я увидела хорошего знакомого, - она всматривалась в конец зала.
Вот ещё одно отличие аристократического круга: здесь не было друзей или, наоборот, врагов. Были «хорошие знакомые». Под этой скромной вывеской могли скрываться деловые партнёры, например, но признаваться в этом было не принято. Или это были мерзавцы, о которых за дверями рассказывали ужасающие вещи, но это ничего не значило, ведь в лицо они по-прежнему были хорошими знакомыми.
- Не переживайте, герцогиня, нет необходимости меня опекать, - улыбнулась я.
Она довольно кивнула и скрылась за спинами гостей. Количество приглашённых удивляло. Как все эти люди поместятся, когда начнутся танцы?
Пока что оркестр играл нечто плавное и неназойливое, все занимались разговорами. Тётушка успела представить меня нескольким «хорошим знакомым» двумя поколениями старше, но, конечно, ни к кому из них подойти поговорить я не могла, да и не хотела.
Я оглянулась в поисках банкеток или диванчиков, но мебель для сидения была плотно оккупирована пожилыми лери, даже пространство около стен заслонялось людьми. Впрочем, недалеко, под балконом, виднелось свободное местечко, где можно было переждать суету, не чувствуя себя цаплей средь болота.
Я уже сделала несколько шагов, но заметила, что рядом с присмотренным местечком на диванчиках расположилась оживлённая молодёжная компания, которую все старались обходить стороной, раскланиваясь издалека. Вот и разгадка! Центром группы был молодой человек с рыжеватой шевелюрой, чертами лица напоминавший императрицу, а вот на свой портрет совсем непохожий.
Девушки, сидящие рядом с принцем, щебетали, смеялись и ахали, пытаясь удержать его внимание. Это удавалось не очень хорошо. Его младшее Высочество Эджемон акКолейн скучающе смотрел поверх толпы, отвечая ленивыми репликами, явно предпочитал обращаться к друзьям, расположившимся на соседних диванчиках.