Величие, не пори чушь Йозак осёкся на полуслове. Странный, чужой мальчишка, по нелепой прихоти божества названный мао, смотрел на него с грустной, взрослой полуусмешкой.
Я смогу, И столько внутренней силы было в этом ответе, что Йозак поверил. Сразу и безоговорочно, как когда-то поверил богато одетому конному пришельцу, за спиной у которого сидел ясноглазый улыбчивый паренёк.
Удачи, ваше величество.
Юрский благодарно кивнул и тяжело потрусил обратно.
Глава 10
Момент истины
Валуны уцелели. Метрах в трёх перед ними змеился глубокий разлом, однако сам кромлех ни на йоту не поменял своей формы. Юрский выбрал местечко поудобнее и уселся лицом к вулкану. Скрестил ноги, выпрямился и постарался отрешиться от происходящего. Посмотреть со стороны на низкие мрачные тучи, на кровавые отблески у вершины проснувшейся горы, на свой собственный нутряной ужас, первобытный инстинкт, во всё горло вопящий «Беги!».
Моя-не моя память, доводилось ли нам укрощать подземный огонь? Юрский сквозь ресницы наблюдал за тёмным конусом по ту сторону равнины, и в какой-то момент осознание собственной индивидуальности покинуло его. Больше не существовало отдельного Александра Юрского, отдельного вулкана или отдельного острова Бандарбия. Все они сталинет, всегда былиодним: порождением общей основы всех вещей иллюзорного мира.
Подземный огонь ярился под хрупкой гранитной скорлупой в желании выжечь небеса дотла, однако ласковая прохлада воды постепенно смиряла его гнев. «Ш-ш-ш, Так мать успокаивает дитя. Всё хорошо. Спи, отдыхай, ни о чём не тревожься». Вулкан шумно дышал, но огненные вихри в его чреве постепенно стихали. Наконец, на поверхности магмового озера под островом осталась одна лишь лёгкая рябь, какая бывает, если тихонько подуть на чай в чашке.
Юрский вернулся. Собственное тело ощущалось, как налитый свинцом, неудобный скафандр. Каждые вдох и выдох требовали всех сил, без остатка, отчего сама мысль пошевелить хотя бы мизинцем казалась кощунственной. Однако с небес неспешно уходила тьма, а вулкан снова надел личину обычной добропорядочной горы. Дело сделано, теперь можно отдыхать, врастая спиной в древний камень. Отдыхать
Сбоку почудилось какое-то движение. Юрский безучастно наблюдал, как в поле зрения медленно появляется могучая фигура верхом на вороном коне. Как спешивается и тяжело идёт к «защитному кругу». Как останавливается в шаге от полумёртвого укротителя магмы.
Ты не прост, мао, задумчиво уронил Адальберт. Ты чужак, однако сумел сделать то, что не под силу ни одному чистокровному мазоку. Ты опасен.
Хищный отблеск стали. «Кажется, меня сейчас будут убивать. Какая досада». Взмах клинканеторопливый, образцово-показательный. «Позёр». И внезапный, как дуновение чистого холодного ветра среди затхлого болотного воздуха, крик:
Ю-ура!!!
«Конрарт! Юрский вздрогнул, выскальзывая из липких объятий безразличной сонной неподвижности. Нашёл меня, он нашёл меня!»
Какая удача! волком оскалился фон Гранс. Убить мао на глазах его Защитника! Определённо, мне сегодня везёт.
Адальберт, нет! Как ни быстра была огненно-рыжая Вспышка, она всё равно не успевала. Ты не можешь убить Джулию! У Юрыдуша Джулии!
Стальное жало даже на миг не замедлило свой неотвратимый бег. Но вместо того, чтобы рассечь мягкую человеческую плоть, оно всего лишь распороло рубашку на груди жертвы.
Это правда? севшим голосом спросил Адальберт у мерцающей в прорехе драгоценной синей капли.
Откуда мне знать! Злость оказалась превосходным допингомцепляясь за камень, Юрский кое-как поднялся на ноги. Но от всей своей души надеюсь, что нет!
На скулах фон Гранса вздулись бугры желваков. Юрский ещё успел заметить летящий ему в висок пудовый кулак, а потом были только короткая белая вспышка в глазах и темнота.
Возвращаться в реальный мир оказалось на редкость отвратительно. В живот больно врезалась лука седла, правая половина черепа раскалывалась, как от жестокой мигрени, а из-за равномерного покачивания лошади то и дело хотелось блевать. Однако все физические неудобства с лихвой перевешивал один-единственный факт: «У Юры душа Джулии». В отличие от Адальберта, Юрский поверил Конрарту сразу и безоговорочно. Потому что это было бы логично: какая ещё у того может существовать причина настолько по-особенному относиться к ничем не примечательному пацану, да к тому же трусу?
«Вот так вот, приятель. Особые заслуги, чужая душа, а сам по себе ты на фиг никому, кроме мамы, не впился. Сколько раз тебе ещё надо наступить на эти грабли, чтобы усвоить всё окончательно?»
Глаза обожгло солёной влагой, но Юрский зналэто от телесной боли. В конце концов, ничего нового в словах внутреннего голоса для него не было.
Узкая каменистая тропа забирала всё круче и кручевверх, на гору, но вороной, похоже, был привычен к такому маршруту. Очередной поворот вывел всадника к распахнутому зеву пещеры, над которым козырьком нависал гранитный уступ. Не спускаясь с седла, Адальберт твёрдой рукой направил коня внутрь, и только оказавшись под высокими сводами спешился. Грубо сгрузил с лошади её живую поклажу, после чего повёл животное в стойло, совершенно не беспокоясь о предоставленной пленнику свободе. Впрочем, тот даже не помышлял о побеге. Каменный пол приятно холодил пылающий висок и был восхитительно неподвиженнепередаваемое удовольствие после бесконечной тряски. Юрский расслабленно наблюдал из-под ресниц, как его потенциальный убийца рассёдлывает коня и задаёт тому корм.
Когда с насущными делами было покончено, Адальберт фон Гранс подошёл к своему пленнику и, скрестив руки на груди, замер над ним тёмной громадой. Пауза затягивалась, однако молчание Юрского совершенно не напрягало. Тем не менее мысли в его голове забегали быстрее, и последние кусочки мозаики встали на свои места.
Вы были её женихом?
Был, фон Гранс задумчиво изучал распростёртого на полу пленника. Совсем не боишься?
Нет.
Почему?
Сил не осталось.
Адальберт хмыкнул.
Ты не похож на неё.
Вот и замечательно.
Но Веллер не стал бы лгать о таком. И камень
Просто украшение.
Он живёт на тебе. Проклятье! фон Гранс сгрёб пленника за воротник и легко, как котёнка, поднял вверх. Сколько тебе лет?
Юрский тряпкой болтался в его руках, однако страха всё равно не чувствовал.
Девятнадцать, он не видел смысла в словесных играх. Адальберт скрипнул зубами и процедил:Чертовски на него похоже.
На кого?
На Истинного. Эта сволочь запросто могла просчитать, что я никогда не смогу причинить Джулии вред.
Вы до сих пор так любите её?
Не твоё дело! рыкнул фон Гранс, разжимая кулак, и Юрский кулем свалился обратно на пол. Какой ад, с состраданием подумал он, какой же страшный ад добровольно носит и до конца дней будет нести в себе этот сильный, упрямый человек.
Мне так жаль
Удивительно, но фон Гранс не стал в грубой форме рассказывать, что Юрский может сделать со своей жалостью. Вместо этого он молча отошёл к сложенным в углу пещеры седельным сумкам. Недолго покопался в них и достал круглый флакон из тёмно-зелёного стекла. Посмотрел сквозь него на просвет, удовлетворённо хмыкнул. Капли звонко застучали по днищу походной кружки, в которую затем щедро плеснули воды. Закончив с приготовлениями, Адальберт вернулся к пленнику и протянул ему жестянку:Пей.
Юрский зашевелился раздавленным червяком, пытаясь приподняться на локте. Фон Гранс терпеливо ждал. Наконец, его пленник принял некое подобие полусидячего положения и взял кружку с водой. Рука мелко подрагивала, однако у Юрского как-то получилось не расплескать лекарство. В том, что это именно лекарство, он не сомневалсятравить своих оппонентов однозначно было не в традиции Адальберта фон Гранса.
Микстура оказалась отрезвляюще горькой.
Полежи немного, скоро подействует.
А что это?
Фамильное зелье фон Грансов. Говорят, всего десять капель способны вернуть умирающего практически с того света.
И сколько вы мне налили?
Восемь.
Всё настолько плохо? грустно усмехнулся Юрский.
Адальберт не стал отвечать.
* * *
Пока пленник ждал действия чудесного снадобья, его похититель развёл в крохотном очаге посреди пещеры бездымный огонь и поставил закипать котелок с водой. На расстеленную рядом тряпицу легли краюха ржаного хлеба, полкруга твёрдого домашнего сыра и остатки каких-то копчёностей.
Ешь, повелительно указал на разложенное угощение фон Гранс.
А как же вы? нахмурился Юрский.
Я не голоден.
Оставить половину?
Ешь, кому сказано!
Юрский вздохнул и перебрался поближе к очагу, с удивлением отметив, что мышцы уже неплохо его слушаются. Зелье фон Грансов полностью оправдало свою репутацию.
Адальберт стоял у входа в пещеру, поглядывая то наружу, где на остров быстро опускались короткие южные сумерки, то на трапезничающего мальчишку. Чужак, как есть чужак. Опасный и глупый. Совсем не такой, как она. Или Вспомнилось, с каким бесстрашием невысокий тонкокостный паренёк закрывал собой испуганных детей. И камень, её камень, так тепло мерцает в оставленной мечом прорехе на рубашке. Правда или ложь?
Как тебя зовут? Адальберт не успел удержать спонтанный вопрос.
Юрский, мальчишка поднял на него прямой, спокойный взгляд. Но если сложно, то можно просто Юра.
Ю-ура, Странное имя, непривычное сочетание звуков. Что же ты делаешь, проклятый наследник рода фон Гранс? Зачем лечишь и кормишь своего врага?
Господин фон Гранс, парень закончил с едой, скажите, почему вы собирались меня убить?
Потому что тымао. Пешка Истинного Короля, Адальберт отметил про себя слово «собирались» вместо «хотели». Осмотрительный пацан.
То есть ничего личного: ваш враг не я, а он?
Да.
Я понимаю, что это наглость с моей стороны, но всё же: а почему?
Потому что ради своих целей он не гнушается никакими средствами и ничьими жизнями, Адальберт швырнул мальчишке подбитый мехом плащ и коротко махнул рукой в сторону накрытой попоной кучи лапника. А теперь ложись и спи.
На этот раз пленник не стал артачиться и, кажется, уснул раньше, чем его голова коснулась войлока подстилки. Тогда Адальберт заварил себе брикет армейского сухпайка, съел получившуюся питательную, но отвратную по вкусу бурду и уселся, скрестив ноги, у противоположной спальному месту стены. Положил рядом обнажённый меч и привычно скользнул в чуткий солдатский полусон.
Вот он снова в белокаменном замке фон Винкоттов, шагает по его светлым коридорам и открытым галереям. Адальберт сосредотачивается, и видение обретает звук: торжественные фортепианные аккорды из Кремовой гостиной и, диссонансом, звон стали из фехтовального класса. Фон Грансу не нужно ни туда, ни тудаон идёт в зимнюю оранжерею, широкие окна которой сейчас открыты нараспашку. Здесь много диковинных растений: вассалы дома Винкоттов хорошо знают, что лучший подарок сюзеренуэто какая-нибудь необычная рассада. Однако Адальберт стремительно проходит через всю оранжерею, не обращая внимания на цветущую благоуханную красоту, и у самой последней грядки находит её. Сюзанну-Джулию фон Винкотт, отчего-то одетую не в привычное белое платье, а в мундир врача. У Адальберта сжимается сердцекак, уже? а Джулия оборачивается на шум шагов, улыбается пришельцу своей особенной ласковой улыбкой, и видение сменяется другим. Фон Гранс вдруг оказывается на заседании королевского Совета, где регент Штоффель громогласно вещает: «поэтому полукровки должны доказать свою верность нашей стране! Кровью смыть позор своего рождения!». Адальберт морщитсяза единственным исключением полукровки ему глубоко безразличныи усилием воли переключает картинку. Теперь он в саду замка Клятвы-на-кровиищет невесту, чтобы убедить её уехать с ним в более безопасные земли фон Грансов. И, конечно же, находит, вот только Джулия не одна. Адальберт с глухой яростью смотрит, как она, привстав на цыпочки, одевает на шею солдату в тяжёлой броне фамильный кулон фон Винкоттов. Фон Гранс до сих пор не мог внятно ответить себе на вопрос, почему не вмешался тогда. Потому ли, что солдат не позволил себе и намёка на ответное движение в сторону Джулии? Или потому, что знал: бывший учитель фехтования фон Винкоттов уходит на верную смерть в битве, которую позже справедливо назовут «Арнольдской мясорубкой»? И в которой, в итоге, из Руттенбергской дивизии уцелеют всего двоето есть ровно на одного больше, чем хотелось бы Адальберту. Видение снова меркнет, однако до того, как возникнет следующее, фон Гранс заставляет себя проснуться. Он не хочет снова видеть богато украшенный гроб и нежное, печальное лицо лежащей в нём девушки. Тем более, что внутренний хронометр уверенно говорит о рассвете и начале нового, пустого и бессмысленного, дня.
Мальчишка спал долгоАдальберт успел сводить лошадь на водопой и сварить кашу из найденной на дне седельной сумки горсти пшена в холщовом мешочке.
Доброе утро, Пленник сел на постели как раз тогда, когда фон Гранс снял котелок с огня. Он собирался ответить что-нибудь неласково-высокомерное, но тут снаружи послышались глухой топот копыт и позвякивание сбруи.
Надо же, шимаронцы! нехорошо осклабился Адальберт, выглядывая из пещеры. Решили проверить, не похоронило ли меня вчера под скалой.
Обернулся к мальчишкетот уже стоял на ногах, напряжённый, как сжатая пружина. Отлично.
Значит так, Ю-ура, он и сам не верил, что собирается своими же руками разрушить годами лелеемые планы, у этой пещеры два выхода, и начало второго как раз за твоей спиной.
Парень обернулся.
За большим выступом слева, любезно подсказал Адальберт. Ход там довольно узкий и неприятный, а из-за извержения его в принципе могло перекрыть, но всё же: если тебе повезёт, то ты выберешься на поверхность примерно в миле отсюда. Потом иди внизтропка как раз ведёт мимо обрыва над секретной бухтой мазоку. Как спуститься дальшеразберёшься сам.
А
В бухте стоит корабль с твоими спасателями, и мне думается, что туда же повёл детвору Уцелевший из Руттенберга.
Нет, я про другое, мальчишка отрицательно мотнул головой. А как же вы?
Я? делано удивился фон Гранс. Янаёмник его величества Белала. И потом, ты всерьёз полагаешь, будто эти неумехи способны причинить мне вред?
Спасибо, Вот ведь искренний дуралей, он вообще слышал о том, что проход могло завалить?
Шевелись! прикрикнул Адальберт, однако его бывший пленник ещё не всё сказал.
Господин фон Гранс, я знаю, как это звучит, но если вы когда-нибудь снова окажетесь в Шин-Макоку, то я буду рад вас видеть в замке Клятвы-на-крови.
И прежде, чем Адальберт успел рявкнуть в ответ, мальчишка споро ретировался в глубину пещеры. Фон Гранс смотрел ему вслед три долгих удара сердца, а после повернулся к «парадному» входу, автоматически натягивая на лицо маску скучающего равнодушия. Пришла пора встречать «соратничков».
Лаз в скале действительно оказался неприятным. Юрский не раз мысленно поздравил себя с тем, что у него нет клаустрофобии и что земные студенты не отличаются могучим телосложением. Ну и что местные горы слагают необычные породы, в которых то и дело попадаются тускло фосфоресцирующие вкрапления. Однако когда вдалеке замерцал неверный отблеск дневного света, спелеолог поневоле рванул вперёд с таким энтузиазмом, что, кажется, окончательно дорвал многострадальные штаны и куртку.
Юрский кое-как выцарапался из узкой, незаметной с первого взгляда щели в теле горы и замер, жадно дыша упоительно вкусным воздухом свободы. Господи, какое же всё-таки счастьебыть живым, стоять под этим невероятно высоким синим небом, щуриться от этого яркого тёплого солнца! И как жаль, что надо идти дальшеведь приключение ещё не закончилось. Юрский в последний раз с удовольствием окинул взглядом далёкий горизонт и беспечно зашагал по тропинке вниз. «Чувство постороннего» молчало, как рыба, поэтому, свернув за величественный каменный выступ, он совершенно не ожидал встретить поднимающегося навстречу путника.
Это было, как удар берцем под дых, когда тебя практически парализует и остаётся только беспомощно глотать воздух широко открытым ртом.
Конрарт ни капельки не изменился, ни в одной мельчайшей чёрточке, которые безнадёжный идиот Юрский помнил фотографической памятью. Но смотреть на него вживую было так восхитительно больно, так мучительно сладко, что останавливалось сердце.